Преступление ли покупать себе друзей? Наверное, когда тебе одиннадцать лет и ты тратишь на это собственные сбережения, то нет. Но, если ты не получил на это разрешение у взрослых, тогда да — преступление! Я тогда всего этого не знала, просто до одури хотелось кого-нибудь маленького, пушистого, только моего. И втихаря, не сказав никому, забрав все деньги какие у меня на тот момент были, а если точнее все четырнадцать рублей — я купила хомяков.
Тогда в девяностом приобрести какую-либо живность можно было либо из рук в руки, либо на «Птичьем рынке». Весна, еще не полностью растаял снег... Пройдя ряды совсем запрещенных для меня животных, а именно — ряды со щенками всех пород и мастей, затем ряды с птицами — голубями и волнистыми попугайчиками, а также с живым кормом и экзотическими насекомыми типа мадагаскарских шипящих тараканов и жуков-палочников, я очутилась в ряду с грызунами. Их было немного. Пара продавцов с хомячками и одинокий мальчик-пионер, дрожащий от горя расставания с лучшим другом. Друг этот был тут же, у него за пазухой — взрослая капюшонная крыса черно-белая самка. Она тоже нервничала, видимо понимая, что ее продают. Сновала из за пазухи на воротник куртки пионера и обратно, как челнок. Я очень хотела купить себе эту крысу! Но вдруг укусит? На переноску для нее у меня денег не хватило бы, а покупать и уносить ее в за пазухе куртке было боязно! Поэтому предоставив пионеру самому решать свои проблемы, я подошла к одному из продавцов хомячками. Хомячки были мелкие, в пластиковом контейнере аж в четыре слоя, копошились, наступая друг на друга, сновали то вверх, то юркали вниз, так что невозможно было уследить за каким-то одним. Вроде бы джунгарики. Мне про них говорили, что они мелкие, живут всего год, вредные и больно кусаются. А еще их в руках удержать трудно, они слишком подвижные, а если уронить такого да вообще любого хомячка и он ударится носом, то может и не выжить после этого... Рассудив, что мне не надо, чтобы меня кусали я уставилась на контейнер, в которой были хомячки покрупнее и всех мастей. Выбрала себе одного — среднего, не самого маленького, черного, с белым галстучком на грудке. Как всегда бывает, особенно, если покупатель — ребенок, продавец начинает канючить, что мол одного хомячка покупать не следует, ему будет скучно, грустно, бла-бла-бла... Поймал мне еще одного мелкого альбиноса с красными глазами и проворно сунул в деревянный садок-переноску с решеткой. Быстро схватив у меня из рук двенадцать рублей за всю покупку, стал искать новую «жертву». Садок с хомяками перекочевал за пазуху куртки. Дело было сделано — обратного пути не было.
Первым делом решено было показать приобретенных хомяков бабушке, что само по себе уже было ошибкой. Первый удар был сильным! Боявшаяся всех представителей лягушек и жаб, включая всех представителей грызунов, за исключением зайцев и белок, бабушка устроила истерику прямо на работе. Вернее это она была у себя на работе, а мы с хомяками заехали к ней — в гости, познакомиться. Я думала, что больше всех будет ругаться мама, но мама практически ничего не сказала, не до того ей было. Как раз родился мой брат и она была полностью поглощена им, какое ей дело до моих хомяков!?
В общем стали мы как-то жить. В девяностом еще не было зоомагазинов и такие принадлежности, как клетки или аквариумы тоже приобретались на рынках, причем делались на заказ. Поскольку я в деле хомякосодержания не была еще профи, то клетки или аквариума у меня не было. Мои подопечные переехали жить в обыкновенную пятилитровую стеклянную банку. Вместо подстилки я рвала им мелко бумагу, которую они дорывали и стелили на свой лад. Питались они всем тем, чем и питаются хомяки: сушеные семечки, крупы, сухарики, овощи, яблоки, иногда сыр. Пить они у меня не пили, вместо питья давала свежие огурцы побольше, как сказал тот же хитрый продавец. С приходом апреля-мая в их рацион еще добавились одуванчики. Поначалу было все хорошо. Но вскоре мои хомяки начали делить банку, причем делали они это как правило ночью. Белый кусал черного, тот громко визжал, они дрались, расходились, вновь дрались... и такая возня могла длиться до утра. Пришлось рассадить их в разные банки. Только потом я поняла, что белый альбинос был самкой, назвала я её Белянкой. Как все самки хомяков она выросла быстрее и требовала к себе внимания. А черный самец — Черныш пока еще взрослеть и не думал, ему итак было хорошо. Их ночные визги и драки были ничем иным, как требованием внимания Белянки от Черныша, к своей привлекательной женской персоне. Он не понимал чего ей собственно надо. И она со злости принималась его кусать. Ну, тупой попался парень, недалёкий, ну, что поделать? Женщина бы обиделась и ушла, а тут хомячиха да еще в банке. Так что, тем что их рассадила я, видимо, в какой-то мере спасла ему жизнь — загрызли бы насмерть!
Но помимо того, что Белянка была дама с гонором, она была еще пугливая и из-за своего альбинизма — близорукая. Поскольку из банки хомяка можно достать только сунув в нее сверху руку, то увидев эту руку, не разобравшись еще кто и где, она подпрыгивала с места и впивалась зубами в палец. Да больно как! Так что не только Черныш не мог сладить с девушкой, я тоже плохо находила с ней общий язык, вернее иногда находила. Посетовав в школе на перемене про эту свою проблему, я нашла сочувствие в лице одной из одноклассниц. У нее как-раз на то время не было никого из живности и она предложила мне забрать у меня хомячиху. В тот же вечер Белянка переселилась к ней, а мы с Чернышом зажили припеваючи.
Благодаря тому что был садок, у меня была возможность брать хомяка с собой везде и всюду. Так он ходил со мной на кружки в школе, как-то даже заглянули на урок физкультуры. Благодаря хомяку моя популярность среди одноклассников выросла раза в два, если не больше. Всем хотелось на него взглянуть и потрогать хоть одним пальцем! Он ходил со мной в овощной, в книжный и просто на прогулки... Когда мы совсем притерлись характерами, а он почти вырос из своего садка, я просто пихала его за пазуху и шла гулять. В куртке, которую мы оба с ним очень любили как раз была дырочка в подкладке. Черныш прекрасно знал, где она и первым же делом нырял за подкладку, и бродил там сколько ему вздумается. Я ощущала, как хомяк наматывает круги вокруг меня. Набегавшись он залезал в рукав и устраивался там спать. Если я гуляла недолго, и он не успевал выспаться, то придя домой мне приходилось вытряхивать его оттуда, хотя он отчаянно сопротивлялся. Также я пускала его побегать по травке, но тщательно смотрела, чтобы не потерять его из виду. Один или два раза такое случалось — за домом в городе и на даче, но он чудом нашелся оба раза, а потом уже я смотрела в оба! Поэтому вариант прогулки «в куртке» был для нас более приемлем и безопасен.
Тогда же входили в моду всякие шлейки для мелких животных: крыс, декоративных кроликов, хорьков, хонориков. Мы с подружками читали про это в каких-то журналах. Сами пытались сообразить такие шлейки с поводками, но это было как игра, так что мой хомяк так и не стал «собачкой на поводке». Но в качестве утепления для прогулок вне куртки я связала ему белую шерстяную муфту. Вообще-то я не люблю вязать и толком не умею. Но для любимого хомяка! Путаясь в спицах, исколов ими непослушные пальцы, нервничая, я все равно вязала. Вязала упорно и долго. Когда муфта была готова, оказалось, что хомяк из нее вырос. Переделывать я ее не стала, весна полностью вступила в свои права, было тепло и муфта уже не была нужна. Но я ее сохранила, как единственный артефакт связанный мною собственноручно. Больше я не вязала.
Еще у Черныша открылся удивительный артистический и музыкальный талант. Как и когда именно я поняла, что мой хомяк гениален уже не помню. Мы много репетировали. Он умел «играть» на игрушечном пианино. Я щедро посыпала семечками клавиши и сажала на них хомяка, он деловито-неторопливо прохаживался, наступая на ту или иную клавишу лапкой, собирая семечки в защечные мешки. Дойдя до края, разворачивался и шел собирать в другую сторону, пока не собирал все семечки до единой. В результате получался такой своеобразный «музыкальный концерт», где хомяк выступал в роли маэстро. Я даже сделала ему красный переливающийся галстук-бабочку из блестящей ткани, который крепился на резинку. И перед началом концерта надевала на хомяка. Выглядело очень стильно — черный хомяк в красном галстуке-бабочке... У нас был еще один номер «пробег из лабиринта под куполом», исполнялся он на высоте. Лабиринтом служили плотные листки ватмана скатанные в трубку. Хомяк запускался в один из них и пока бежал к концу одной трубки, подносилась другая, потом они менялись местами... Все это проделывалось «на высоте», над кроватью, в конце номера трубка ватмана с хомяком опускалась на небольшую безопасную высоту, хомяк прыгал на мягкое покрывало и зрители аплодировали. Иногда мы с Чернышом собирали до десятка зрителей разом, усаживая их на стулья в два ряда. А еще он любил делать со мной уроки. Сначала он бегал по тетрадкам и учебникам, кусал карандаши и ручки, пытался вырвать их из моих рук. А набегавшись, распластавшись на какой-нибудь ненужной тетради, засыпал под светом настольной лампы.
Когда не было времени выгуливать хомяка на улице на травке, я выпускала его побегать по комнате. Закрыв дверь, чтобы не выбежал в коридор, выпускала Черныша на пол, а сама забиралась с ногами на кровать, чтобы не мешаться. Сначала он тщательно обнюхивал все, потом принимался носиться бешеной колбасой, смешно топая по линолеуму. Потом деловито исследовал все углы. Такие прогулки длились обычно полчаса, минут сорок. Набегавшись вдоволь Черныш бежал под кровать, там цеплялся за что-то коготками, может быть за свисающее с той стороны кровати покрывало, упершись спиной в стену он подтягивался на лапках и, как альпинист забирался ко мне на кровать. Делал несколько кругов вокруг меня, а затем залезал ко мне на руки, давая понять, что всё — он нагулялся.
Как-то я заболела и не могла в течение недели ухаживать за хомяком, а поскольку кроме меня к нему никто не подходил, было решено отдать его на этот срок знакомым. Взрослые, когда им что-то не по нраву способны на неправильные и жестокие поступки, даже не понимая, что так не поступают, что это не по-человечески. Вот и в этом случае, вздохнув неделю свободно без хомяка, пока я болела, за меня приняли решение, что хомяк назад не вернется. А прокатив мне такую басню, отдать моего Черныша какому-нибудь ребенку, у кого родители не против такого соседства...
Теперь-то я твердо знаю, что нельзя заводить никакое животное, если хоть один из членов твоей семьи против — никакой нормальной жизни этому животному не светит, если хоть кто-то его не любит. Это закон, против него идти не следует. Но тогда, кто бы мне это объяснил?
Утром того дня, когда я ждала хомяка обратно — мне сообщили, что он убежал на прогулке на улице. Ну, не углядели, делов то! Маленький хомячок, юркий, быстрый, трудно ли потерять?
Не знаю что мне подсказало, что все это ложь, но я не поверила. Может были недостаточно убедительны, может чем-то выдали себя или просто я из чувства протеста не собиралась мириться с такой правдой. Но я требовала вернуть мне моего друга, как никого и никогда прежде, да и теперь наверное уже так не смогу. Я грозила всем, чем только могла — от голодовки и ухода из дома до угрозы покончить с собой. Может они и не поверили мне, как и я им, но выдержать такой напор протеста и ту бурю истерики наверное было трудно. Первая сдалась мама, которая сама в том заговоре не участвовала, просто узнала как-то или просто лучше знала бабушку... Но к обеду я получила своего хомяка назад. Отстояла. Мне его отдали, вернули, но в тот же день навсегда потеряли мое безоговорочное доверие. С того дня я поняла, что даже близким людям полностью верить нельзя.
Летом мы переехали на дачу. У соседей по даче в то лето тоже были хомяки, только ангорские — большие и очень пушистые. Белая самка и рыжий самец — единственный ее отпрыск из последнего помёта. Мы с хомяками часто гуляли вместе. С самкой соседских хомяков мой Черныш общался с большим интересом. А к ее взрослому сыну мы его не подпускали, так как только завидев друг друга они принимались драться. Такие прогулки — это здорово! Лето, ласковое солнце, большая полянка заросшая травой и одуванчиками, каникулы, хомяки...
А еще у Черныша появилась самодельная клетка, переделанная из старой клетки для попугаев, изнутри ее отделали оргстеклом, чтобы хомяк не перегрыз легко поддающиеся его зубам алюминиевые прутья. Клетка хомяку нравилась.
Черныш очень скоро научился открывать замок клетки — просовывал свои лапки-ручки и поворачивал задвижку, а потом открыв дверцу, спускался на стол и бегал вокруг клетки все нюхая. Это было смешно, но в итоге это привело к побегу и нашему уже окончательному расставанию...
Я всегда следила, чтобы дверца клетки была надежно прижата книгой или еще чем-то тяжелым, чтобы даже открыв задвижку хомяк не смог отворить дверку...
Черныш пытался бороться с такими препятствиями, если мог дотянуться, то принимался грызть края и обложку книги. У меня даже долгое время хранилась одна такая из испорченных им книг — «Звёздные короли», Эдмонд Гамильтон.
Но в то утро или ночь ему это удалось. Когда я пришла к нему — дверка была открыта, а его в клетке не было. Удрать на даче, когда тепло и все настежь не составляет труда. А искать маленького черного хомячка на участке в шесть соток все равно что иголку в стоге сена... Тем более неизвестно было сколько прошло времени с его побега. Даже если он не стал сразу жертвой крыс или кошки или собаки, даже если смог приспособиться прожить какое-то время, то от зимы не спрячешься...
Эту потерю пережить казалось будет невозможно. Но дети и не с таким справляются...
В августе выяснилось, что ангорская хомячиха стала какая-то сонная, постоянно ест, кусается когда ее берешь в руки и таскает бумагу в гнездо... Когда мы с соседскими девочками гуляли вместе наши хомяки общались между собой, но под строгим присмотром. Но, как это бывает — любовь приходит внезапно. Видимо где-то мы недоглядели. А в сентябре, когда все разъехались и дачи опустели, мне сообщили, что мой Черныш стал папой. Я очень хотела себе его сыночка или дочку, но увы. Да и кто бы позволил?
А заводить другого хомяка мне больше никогда не хотелось. Мой Черныш был для меня один во всем мире. Никто бы не смог сравниться с ним, никто бы не был как он, каким бы не был необыкновенным.
P.S.: ... потом, спустя много лет, появилась Гунька — джунгарская хомячиха, но ее никто не заводил, она появилась сама.
____________________________________
Сирийский хомяк — порода появилась в Сирии в девятнадцатом веке, в XX веке дошла до Европы. Этого грызуна называют не только сирийским, но и золотистым или медвежонком-Тедди. Он больше и крупнее, чем джунгарик и карликовый хомяк. Длина животного не больше ладони взрослого человека. Эта разновидность самая крупная среди хомячков.
В XX веке во Франции в результате мутации появился черный хомяк. По всему телу его шерстка имеет угольно-черный цвет. Иногда на лапках и подбородке появляются белые пятна. Стандарт для сирийского хомячка тело длиной 13,5 см. Чёрный сирийский хомячок выглядит очень элегантно. Мех приятный, мягкий и густой.
Ангорский хомяк — это тот же сирийский хомяк, только более лохматый и длинношерстный. Свое название зверек получил из-за схожести шерстки на «шубки» ангорских кошек. Во всем остальном хомяк с длинной шерстью является чистокровным «сирийцем».
Источник информации:
http://homjakam.ru/vidy/sirijskij-homyak
http://homjakam.ru/vidy/chyornyj-homyak
http://homjakam.ru/vidy/angorskij-homyak