Мира спасение - Часть 3

    Александра Сороковиков


    МИРА СПАСЕНИЯ: ЧАСТЬ  III:


    «Предисловие».

    Жизнь семьи за пятнадцать послевоенных лет постепенно наладилась. Уже стало забываться время, когда приходилось думать о жилье; в доме, по  адресу: ул. Манчажская – 4, на втором этаже была собственная квартира. Из окон ее открывался прекрасный поэтический вид на реку Уфу, величаво несущую свои тихие воды, и как если бы тысячами зеркал сверкающую на солнце в погожие дни. В заказах от монастырей и храмов также не было недостатка. На Урале, Михаил Самуилович уже давно считался мастером иконописания, поэтому его охотно приглашали для совершения реставрационных работ и для исполнения заказов по написанию икон. Жизнь наладилась, и теперь стал забываться предназначенный для рынка промысел, когда, благодаря продаже крашеных игрушек и одеял расписанных по трафарету, удавалось содержать семью.
    Но… время уже наступило другое. В начале 60-х весь мир праздновал свою величайшую победу: совершился первый полет человека в космос. Именно в эти годы, власти СССР, обеспокоенные подъемом духовного самосознания народа, начали второй крестовый поход против религии. Глава государства даже договорился до того, что пообещал к 80-му году показать по телевидению последнего попа.
Полет в космос являлся крупной победой человеческого духа, и уже сама логика победы требовала решительных шагов. Выход в околоземное пространство, как бы обязывал духовных последователей Нимрода (не случайно, что Вавилон являлся первым социалистическим государством), совершить расправу над своими извечными врагами, служителями Бога Истинного. Девизом к этой расправе, по иронии судьбы, явились слова первого космонавта Ю. А. Гагарина, о том, что Бога он в космосе не увидел. Ирония состояла в том, что воспитанный в православных традициях, Юрий Алексеевич, в отличие от  вопрошавших знал, что – «Бог не в рукотворных храмах живет, а в сердцах человеческих», и что Царствие Небесное и безжизненный холодный космос, это совсем не одно и то же.
    В тот день, в августе 1961 года, Михаил Самуилович, вместе с сыном Михаилом, шел через весь город, в кладбищенскую церковь, с отреставрированной иконой Георгия-Победоносца. Иконы на реставрацию он всегда носил к себе домой, а потом, по окончании работ, водрузив образ «яко древа на рамена», возвращал обратно в храм. То же было и сейчас. Как всегда, шли по  ближнему пути, по той самой Интернациональной улице, где 26 сентября 1942 г. был убит отец Златы Сергеевны, протоиерей Сергий Яхлаков. Дом этот, так и стоял с тех пор, заколоченный, с дырявой крышей, чертополохом во дворе; ни одна порядочная семья в нем не могла жить подолгу, все стремились отыскать другое жилище.
    Тот августовский день был как никогда жарким, и Михаил Самуилович, после часа ходьбы с тяжелой ношей «на раменах», выбился из сил. Отдохнуть решили на пригорке, откуда открывался вид на городское кладбище, с деревянной церковью прп. Иннокентия Комельского в глубине. Внизу располагалась ветка железной дороги, на полотне которой, в сентябре 1942 г. было найдено тело настоятеля этой церкви. Стоял неподвижный полуденный зной, ни ветерка, как перед бурей. Вдруг, отца и сына обдало, словно порывом ветра; мимо них стремительно прошла высокая Женщина вся в черном и с большим крестом на груди. Ее шествие было скорым, но в тоже время, спокойным и величавым. Она двигалась, будто не касаясь земли.
- Кто это?! - с изумлением подумал иконописец, - цыганка, может, какая? - Но, волна изшедшей от Гостьи благодатной прохлады, показывала: это, необычная Женщина.
    Отец и сын смотрели ей вслед. А Незнакомка, этим временем, быстро следовала в сторону кладбища, а затем, к храму, находящемуся в его глубине.
Еще минуту-другую они пребывали в тишине и неподвижности, но вдруг разом поднялись и, забыв про усталость, устремились по дощатому тротуару, вниз к железнодорожному полотну. Двигаясь едва не бегом, они никак не могли догнать необычную Гостью. Самое же странное состояло в том, что никто из находящихся у кладбищенских ворот, не видел никакой Женщины в необычном наряде. Не веря себе, отец и сын пытались продолжить поиски, но лишь через некоторое время явилось понимание, Кого они удостоились видеть.
    По возвращении домой они рассказали Злате Сергеевне об этом необычном посещении. Злата внимательно выслушала рассказ мужа и сказала, что тоже видела на рынке странную Гостью, которая ни от кого не пряталась, но тем не менее, никто кроме Златы не замечал этой высокой Игумении с большим крестом на груди.
Вызов в соответствующие инстанции последовал на следующий день.


    Глава 1: «Исход»

    От уполномоченного по делам религии Михаил Самуилович вернулся в подавленном состоянии духа. Ему было предложено покинуть Красноуфимск в течении одной недели. Иконописцу без обиняков высказали то, о чем до времени помалкивали: религиозный фанатизм, воспитание детей в духе суеверий и заблуждений, ко всему, присовокупили факт религиозной пропаганды, что строго запрещалось советскими законами. На вопрос иконописца: «Где же эта пропаганда?» - ему припомнили вчерашний случай перенесения иконы Георгия-Победоносца из мастерской в кладбищенскую церковь.
    Делать было нечего, пришлось за бесценок продавать квартиру, упаковывать вещи и собираться к переезду на другое место.
    Ехать было совершенно некуда. Благо, что в Молдавии, вблизи Тирасполя, проживали давние знакомые. Решили временно переехать туда, а дальше, положиться на волю Божью. В деревне Гниляны сняли для жительства глиняную хату, внешне очень похожую на загон для скота. По всей очевидности, хату, действительно, использовали не по назначению, потому что в стенах ее расплодилось множество насекомых, которые страшно досаждали по ночам. Ко всему, помещение не отапливалось, и в ночное время, для того, чтобы поддержать в комнате плюсовую температуру приходилось включать электрическую плитку. Промучавшись так в Гнилянах целую зиму, решили снова вернуться в Красноуфимск.
    Для приобретения собственного дома средств уже не было, ко всему, значительную часть вещей и мебели пришлось также продать за безценок. Для жилья, в Красноуфимске сняли часть дома, состоящую из комнаты и кухни. Давно забытая нужда снова постучалась в двери. Ко всему, пришла новая беда.
    В начале 60-х годов, по решению советского правительства, было начато укрупнение колхозов, с переименованием их в госхозы. В большинстве случаев это укрупнение не оправдало себя. Происходил сознательный слом уже устоявшейся колхозной системы, которая, не являясь идеальной, не только себя оправдывала, но и была во многих отношениях прибыльной. Разрушение же колхозной системы было выгодно тем, кто хотел приравнять крестьян к наемным работникам, получавших строго установленную плату, а значит, и незаинтересованных в процветании своего села, хозяйства, незаинтересованных в благополучии малой родины. Сказано в Евангелии: «а наемник – бежит». Вот, и побежал крестьянин из деревни в город.
Одновременно с упразднением колхозной кооперации, упразднялось и всякого рода иное предпринимательство. Это касалась не только частных предпринимателей: разного рода мастерских, цехов, артелей, но огульно упразднялись патенты всех кустарей, а также «частников» пытавшихся жить делами рук своих.
    Патент у Михаила Самуиловича был отнят. Решение горисполкома было крайне жестким. Оно обязывало устроиться на работу в пятидневный срок. С Божьей помощью иконописец устроился на фабрику, дома же продолжал расписывать по трафарету ковры. Работа знакомая, таких ковров, в свое время, сделал сотни из старых одеял; после войны, настоящий ковер купить было невозможно, поэтому, применявшаяся с конца XVIII века техника – роспись ткани с помощью трафарета, пригодилась вполне.
    Материальная сторона жизни, при возвращении в Красноуфимск, постепенно наладилась, но начались другие испытания – открытые преследования за веру. Детей в школе изводили насмешками. Кличка – «богомолы», прочно приклеилась за каждым из них, хотя «богомолы» устойчиво получали отличные оценки, как за учебу, так и по поведению. По человеческим меркам, третировать их было не за что – брань шла на духовном уровне. Старшая дочь отца Михаила, Татьяна, рассказывала, что одноклассники, еще перед первым отъездом говорили ей: «Если останешься богомолкой, то к нам в школу больше не возвращайся!»
    Причиной тому был один случай. Татьяна училась тогда в пятом классе. Однажды, учительница вызвала ее к доске, после чего во всеуслышание объявила, что их одноклассница ходит в церковь и верит в какого-то Бога. Когда всеобщий смех затих, то учительница строго спросила: «Считаешь ли ты, что Бог есть?!»
Растерявшаяся девочка не знала что ответить, но вопрос был повторен с той же ригористичностью.
    Сорок пар смеющихся глаз в упор смотрели на нее и, Татьяна начала искать приемлемую форму ответа.
    - Я, сейчас, не вижу Бога, но… может быть, он где-то далеко.
    - Так, есть Бог, или нет?!
    - Я… я, не знаю.
    - А, как же ты веруешь и, не знаешь?!
    Удушающий комок подкатил к горлу Татьяны. Она подбежала к своей парте и, схватив сумку, выбежала из класса.
    С горьким плачем Татьяна бежала по улице, и пришла в себя где-то на пустыре. Вдруг, почти зримо она почувствовала чье-то присутствие. Душой она поняла, что это отец Сергий, ее дедушка. И, даже лицо его видела почти явственно. Печально он смотрел на внучку, его взгляд словно говорил: «Как же ты могла?»
Татьяна понуро склонила голову и, тихо произнесла: «Прости меня, дедушка, прости».
    После этого, она дала себе клятву, никогда больше не идти на сделки с совестью.
    Первым побуждением одноклассников, по возвращении верующей ученицы, было стремление узнать: продолжает ли Татьяна верить в Бога?..
    Два или три дня они потратили на дружеские увещевания. Вскоре посыпались угрозы и оскорбления, но, Татьяна хранила веру в себе и уже не пыталась ни перед кем оправдываться. Видя безуспешность своих усилий, недоброжелатели отступились от девушки, но еще целых два года ей пришлось провести за глухой стеной неприязни.
    Меры, принимаемые по отношению к братьям, были еще жестче. Сергий и Михаил рассказывали, что после занятий надо было бегом бежать домой, при этом, какими-нибудь  дворами, что не всегда удавалось; одноклассники, нередко ожидали их где-нибудь по дороге, чтобы навешать «богомолам» тумаков.
    Зимой, за несколько месяцев до отъезда, начались другие искушения. Ученики той же школы стали периодически приходить групппами к дому, где жила семья иконописца. Молодые люди, совсем в духе комсомольцев 20-х годов выкрикивали кощунственные лозунги, стучали в окна, посылали проклятия. Если отец семейства выходил на улицу, они с хохотом разбегались. Среди них был и сын одного высокого начальника. Прекратить эти безчинства не представлялось никакой возможности, но Бог Сам прекратил их. Причем, властно, и как бы одним взмахом меча.
    Зимы на Урале в то время стояли суровые. Сорокоградусные морозы в январе были отнюдь не редкостью. В один из таких январских вечеров, вся семья стояла на коленях, в чтении акафиста Иисусу Сладчайшему. Дома было холодно, потому что накануне закончились дрова. Чтение акафиста уже подходило к концу, как вдруг раздался страшный удар в окно и, секунду спустя, вместе с разбитыми стеклами, в комнату влетело тяжелое полено. Вместе с хлынувшей в дом стужей, в комнату ворвался дикий хохот. Старший сын, Сергей, в чем был, выбежал на улицу. В удаляющихся фигурах он узнал заводилу из своего класса, а также сына высокого начальника.
    Сын начальника получил укус энцефалитного клеща весной того же года. После смерти сына, мать этого руководителя сама пришла домой к Злате Сергеевне, и со слезами попросила у нее прощения. Здесь она открыла истинную причину бесчинств, которую совершали дети против верующей семьи: все это делалось по ее инициативе, и по инициативе ее мужа.
    Аналогичный случай произошел в Красноуфимске с учительницей истории. По всему Советскому Союзу, учителя, даже веруя в душе, всячески изворачивались, чтобы угодить атеистически настроенным властям. На уроке истории, Мария Васильевна, добрая по природе женщина, рассказывая об эпохе раннего христианства, вдруг заявила, что христиане лгут. Аргументом утверждения служил якобы доказанный наукой факт, об отсутствии гвоздей в эпоху Христа. Поэтому, если не было гвоздей, то и не было Распятия. Услышав явную ложь, Михаил заявил с места: «Как же не было гвоздей, если много раньше люди научились ковать наконечники стрел и копий? Кроме того, с древних времен были мечи, шлемы и кольчуги?»
    На возражение ученика, учительница безапелляционно заявила: «Раз наука утверждает, что гвоздей не было, то науке надо верить».
    Об этом случае можно было бы забыть, ибо таких эпизодов с нападками со стороны педагогов на христианство было немало, но история эта имела продолжение. В одну из Родительских Суббот, Михаил вместе со своим отцом пошел в храм. Отрока почему-то всегда тянуло находиться рядом с Распятием, на котором Спаситель истекал кровью от четырех гвоздиных ран. В эту субботу Михаил также стоял на своем месте, и глядя на Распятие, он недоумевал, вспоминая слова учительницы истории.
    Ко всему, если говорить с эстетических позиций, сам Крест был написан мастерски. Чего стоила одна только чеканка. Народу в тот раз, по причине Родительской Субботы, было много, поэтому, среди множества людей Михаил оставался незамеченным.
    Вдруг, перед Распятием появилась Мария Васильевна, вся в слезах, и в черном платке. Не замечая своего ученика, она зажгла дрожащей рукой свечу и поставила ее на панихидный стол. Когда же Мария Васильевна направилась к выходу, то увидев Михаила, пришла в замешательство. Через некоторое время, овладев собой, она вымученно произнесла: «Миша, не говори никому, где ты меня увидел. У меня умер сын». Михаил обещал никому об этом не говорить. Да, и не было нужды в каких-либо словах, ибо, через смерть сына Господь показал строптивой атеистке, что духовная реальность сильнее любой безбожной идеологии.
    Злата Сергеевна всегда молилась о покаянии своих гонителей, ибо еще в детстве видела, как наказывает Господь окаянных грешников. В 1931 году, накануне переезда семьи отца Сергия в Воткинск, она стала свидетельницей одного знаменательного случая.
    Это событие происходило в Вологде 1931 года. На центральной площади Вологодского кремля стоял храм с высокой колокольней XVI века. Площадь была выложена гранитной брусчаткой, наподобие Красной площади в Москве. Должно сказать, что, и колокольня и кремль, и сама площадь, были созданы по указу Царя Иоанна Грозного. А потому, на всех этих строениях лежала печать монументальности, как бы в подражание Москве. Соответственно, и многопудовые колокола на колокольне, соответствовали кремлевской архитектуре.
    В тот памятный день на колокольне с утра кипела работа. Когда народ собрался на площади, то Большой колокол уже сняли с подвески и поставили на специальную платформу, расположенной на выдвигавшейся за пределы колокольни рельсах. Народ на площади находился самый разный. Одни пришло сами, чтобы поглазеть на такое невиданное событие, другие были согнаны насильно. Участок площади перед самой колокольней ограждали шеренги красноармейцев с примкнутыми к винтовкам штыками.
Находившиеся рядом с красноармейцами зеваки задавали вопросы, о причинах столь необычного события. Ответы они получали односложные, наподобие: «Строим новый мир!» - а также: «Чтобы построить новое, надо разрушить старое». Разрушить, как о том поется в «Интернационале» – «До основания, а затем…»
    Народ сдержанно волновался. Солдаты стояли по стойке смирно. И лишь один человек вальяжно прогуливался по территории, на которую должен был упасть колокол. Это был чекист по фамилии Зайчик. Молодой, щеголеватый, в новой черной кожанке и в таких же новых сверкающих сапогах сотрудник насмешливо поглядывал на толпу. Гладко выбритый и с иголочки одетый, он зримо воплощал образ истинного хозяина жизни. Портрет довершал отливающий вороненой сталью наган. Чекист по фамилии Зайчик ходил перед шеренгами солдат и время от времени его насмешливый взгляд обращался к верхней площадке колокольни.
Наконец, когда в проеме колокольни показался главный колокол, Зайчик переменился лицом, и теперь уже строго прокричал: «Слушай мою команду! После моего выстрела сбрасывать Большой колокол!»
    После грозного окрика чекиста, колокол еще несколько продвинулся по рельсам, и когда раздался выстрел, на мгновение замер, а затем полетел вниз.
    Многопудовая махина со звенящим грохотом рухнула на гранитную брусчатку, и… о, ужас! От колокола отлетел осколок величиной с буханку хлеба и полетел в сторону Зайчика. Толпа ахнула, и на мгновение замолкла. А, в следующий миг, осколок вонзился в голову самонадеянного чекиста и снесла ему верхнюю часть черепа.
    Зайчик медленно рухнул навзничь, и в это время над площадью раздался истошный женский крик: «Говорила ему – не тронь храм! Говорила ему! Я пятьдесят лет ходила в него молиться!» Это кричала мать Зайчика, но было уже поздно. Чекист лежал на гранитной брусчатке в луже собственной крови.
    Злата Сергеевна была свидетельницей этого события. Случай с молодым чекистом глубоко запечатлелся в ее душе, хотя ей было тогда всего семь лет.
    Следуя заповеди своего родителя, она возносила ко Господу молитвы о прощении своих врагов, и часто, по ее молитвам совершались явные чудеса. Гонители становились покровителями, а кощунники приходили к искреннему покаянию. Такие случаи происходили не только в Красноуфимске, но и на Кубани, на Украине, в Молдавии, и Кабардино-Балкарии, где семья прожила пять лет. Один случай запомнился особо.
    Когда семья переехала в Кабардино-Балкарию, то в их временное пристанище стал периодически наведываться Владимир Михайлович, классный руководитель старшего сына Михаила. Преподаватель был красивый молодой, брызжущий здоровьем, шутки и анекдоты не сходили с его языка. Во время последнего визита, Владимир Михайлович находился в особом ударе, потому что все шутки и байки, как нарочно, были направлены против христианского учения. Педагог сыпал ими направо и налево, несмотря на то, что слушавшие его не проявляли никаких эмоций.
    Неожиданно, Злата Сергеевна скорбно произнесла: «Владимир Михайлович, посмотри на себя. Ты же похож на Пушкина». Классный руководитель осекся на мгновение, ибо он действительно имел вьющиеся волосы и носил бакенбарды. Помолчав некоторое время, педагог виновато взглянул на Злату Сергеевну, и глухо произнес: «Простите меня. Вы правы. Я действительно  не такой, каким себя изображаю. Мне приходится притворяться».
    После этого, Владимир Михайлович рассказал историю, которая случилась с ним во время службы в армии. Служил он в десантных войсках, и однажды, когда во время учений их сбросили с парашютом, Владимир обнаружил, что его парашют не раскрылся. Молодой солдат в ужасе закричал: «Николай Чудотворец – помоги!» Прошло еще одно мгновение, и вдруг раздался мощный хлопок. Над головой солдата раскрылся спасительный купол.
    Рассказав эту историю, классный руководитель вновь попросил прощения и покинул дом Златы Сергеевны. Больше он в дом гонимой семьи не приходил.

    Вскоре власти поняли, что, ни запугивания, ни клевета, не могут поколебать веру гонимой семьи. Поэтому, они решили призвать на помощь советские законы. Однажды, Злату Сергеевну вызвали на заседание в комиссию по делам несовершеннолетних в гор. Свердловск. Причиной вызова послужил факт безвозмездного дарения Михаилом Самуиловичем иконы Божией Матери, которую он написал для церкви. Поскольку, для властей необходима была какая-то зацепка, то они и воспользовались ею. В соответствии с законом, людей, занимающихся религиозной пропагандой, можно было лишить родительских прав.
    Председатель комиссии по делам несовершеннолетних, на вопрос Златы Сергеевны: «По какому поводу их вызвали?» - презрительно ответил: «Мы вас вызвали, потому что ваш муж рисует каких-то там Богородиц!»
    Другие участники заседания добавили, что за это дело, они лишат их сегодня родительских прав. В кабинете воцарилась мертвая тишина. Прошла минута, но вдруг, какой-то внутренний свет озарил Злату Сергеевну, она с улыбкой посмотрела на председателя комиссии, и произнесла спокойно, с достоинством: «Перед вами, товарищ председатель, могила отрыта и гроб открыт, и как если-бы вы не знаете, что Богородица у нас одна!»
    От такой дерзости, по кабинету мгновенно разнеслись возмущенные возгласы, но председатель, отреагировал на это заявление совсем не как лицо «власть имеющее». Пытаясь что то ответить, он, тем не менее, не мог вымолвить ни слова. От натуги и внутреннего смятения, начальник весь покрылся красными пятнами и, придя через некоторое время в себя, сбивчиво произнес: «На сегодня заседание отменяется, что-то я плохо себя чувствую!»
    Вопрос о лишении родительских прав Михаила Самуиловича и Златы Сергеевны Осипенко, комиссией больше не поднимался.
Аналогичный случай произошел в Краснодарском крае, в станице Новотиторовская, куда они приехали, после недолгого пребывания в Молдавии. Незадолго до этого, на Кубань приезжал генеральный секретарь Н.С. Хрущев, который на краевом пленуме поставил задачу по искоренению религиозных суеверий из жизни советских граждан. Распоряжение генсека надо было выполнять, поэтому из крайкома были спущены циркуляры по всем ступеням партийного аппарата.
    Поскольку «распространителями» суеверий в станице Новотиторовская была недавно приехавшая туда семья, то на очередное заседание комиссии по делам несовершеннолетних вызвали Злату Сергеевну. Возглавлял эту комиссию председатель станичного колхоза, по фамилии Колбаса. Подчиненные, даже между собой называли начальника по имени-отчеству, поэтому, в кругу сослуживцев изъян с фамилией председателя никак не чувствовался.
    На том памятном заседании, перед Златой Сергеевной были пунктуально зачитаны все письма, жалобы, а также текст постановления комиссии. Согласно протоколу, последнее слово предоставлялось обвиняемой.
    - Что вы, гражданка Осипенко, можете сказать в свое оправдание? - не требующим возражения тоном, произнес председательствующий.
    Как и в прошлый раз, в кабинете воцарилась мертвая тишина. Для чиновников, этот вопрос был решен с самого начала, им надо было только исполнить протокол. Но, на удивление всем, внешний вид Златы Сергеевны совсем не соответствовал роли обвиняемой. Она с достоинством вышла из-за стола, насмешливо оглядела скучающие лица чиновников и затем, обернувшись к председателю комиссии, произнесла с тем радостным удивлением и одновременно укоризной, на которые была способна только она: «Товарищ Колбаса, побойтесь Бога!»
    Эффект произошел все ожидания. Шквал смеха ураганом прокатился по кабинету. И, чиновники, которых, наверное, ни один клоун не мог развеселить, теперь, в буквальном смысле валялись под столами. Кто-то из сотрудников, не в силах справиться с собой, выскочил в коридор, но, даже толстая дубовая дверь, не могла заглушить доносящегося оттуда истерического хохота.  Колбаса сидел красный, как рак, бессильно таращась, то на хохочущих сотрудников, то на взирающую на него с укоризной Злату Сергеевну. Вопрос о лишении родительских прав отпал сам собой, но… видимо какая-то перемена произошла в душе этого, крещеного в детстве человека. Через некоторое время, председатель Новотиторовского колхоза распорядился выдать для гонимой семьи несколько детских пальто и пар обуви. Потом, последовало распоряжение на безплатные обеды в столовой местного детдома, для детей семьи Осипенко. В следующем году председателя колхоза перевели на должность директора школы. Понижение в должности председатель воспринял с христианским смирением.
    Злата Сергеевна ни на кого не держала зла, но молилась за гонителей словами Евангелия: «Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят». В Красноуфимске, где, после второго возвращения семья прожила два года, на них с особой силой ополчилась сила невидимая. В соседнем доме жили колдуны, которые, став по доброй воле рабами врага рода человеческого, уже ничем другим, кроме как напускать порчу на рабов Христовых, заниматься не могли. Впрочем, все усилия колдунов пропадали втуне, ибо не случайно сказано Псалмопевцем Давидом: «Хранит Господь вся кости их, ни едина от них сокрушится…» - а, также: «Избавит Господь души раб Своих, и не прегрешат вси уповающии на Него» (Пс. 33; 21,23).
    Особенно сильно невидимый враг стал досаждать семье, когда пришла пора во второй раз покинуть Красноуфимск.
    - Даже то малое духовное делание, - как вспоминал впоследствии отец Михаил, - которое мы совершали в те годы, дьяволу было не по нраву. Он гнал нас из родного города любыми способами.
    Однажды произошел такой случай. В один из летних вечеров, после завершения всех дел, отец Михаил и Злата о чем-то разговаривали. Вдруг им обоим захотелось посмотреть в окно. Взглянули… и, оцепенели от ужаса. Прямо на них, из поднебесья, на трех черных огнедышащих конях летел сам князь тьмы, вельзевул. Подлетев к окну, кони стали яростно бить копытами и высекать огонь. С нечеловеческой злобой дьявол смотрел на служителей Христовых, но ничего сделать не мог. Первой начала креститься Злата Сергеевна, затем Михаил Самуилович, и… видение исчезло «яко не бывшее».
    В следующий раз, враг принял образ человека. Михаил Самуилович работал тогда на фабрике, куда был принят по договору. Работой этой он очень дорожил, она обеспечивала достаток семье. Однажды, под вечер, директор производства срочно вызвал Михаила Самуиловича к себе. Странность состояла в том, что не так давно начальник уехал отдыхать на море и, столь поспешное возвращение ничем нельзя было объяснить. Михаил Самуилович собрался и со смутным чувством тревоги пошел на фабрику.
    За все время сотрудничества, Михаил Самуилович не слышал в свой адрес никаких нареканий. Директор, также, неплохо относился к надомному работнику; ибо заказы он выполнял в срок и качественно. Тревожные мысли роились в голове отца семейства: «Что могло послужить причиной столь срочного вызова?». Михаил Самуилович открыл дверь и, застыл от неожиданности. В кабинете сидело некое воплощение злобы. Сверлящим взглядом начальник пробуравил работника и, без всяких объяснений рявкнул с порога: «Гражданин Осипенко, получите расчет, мы с вами договор расторгаем!» После чего выложил на стол какую-то бумагу и ткнул пальцем в место для росписи.
    Михаил Самуилович молча расписался и, забрав документ, пошел в кассу, получать расчет. Домой он вернулся уже безработным. На другой день раздался звонок из конторы. Начальник производственного отдела ругался, почему заказ не выполнен в срок. Отец Михаил напомнил им, что заказ готов, но вчера из отпуска вернулся начальник предприятия, который его уволил. Работники конторы поначалу обрушились на него с бранью, но когда услышали подробный рассказ об увольнении художника, пришли в крайнее недоумение. Тем более, что расчетный лист и приказ на увольнение, действительно находились в кадровом отделе. Суть дела состояла в том, что директор по прежнему отдыхал на черноморском побережье, и в городе его никто, кроме Михаила Самуиловича и работников кадрового отдела не видел.
Устроиться на прежнюю работу главе семейства было уже невозможно, поэтому, пришлось оставить Красноуфимск  и переехать на новое место жительство, в Краснодарский край в станицу Новотиторовку.


    Глава 2: «Странствия»

    Но во всяком событии, каким бы ни было оно прискорбным на первый взгляд, надо усматривать волю Божью. Ибо Он, более чем кто-либо, заботится о судьбах «избранных своих». Переезд на Кубань был не только промыслительным для семьи, но, более того – необходимым. Именно там они узнали о великом подвижнике благочестия ХХ века, Кукше Одесском. Старец Кукша был известен далеко за пределами Одессы, где являлся насельником Успенского мужского монастыря. Его духовные чада жили во всех концах Советского Союза. В том числе, жили они в Краснодарском крае. С одной из его духовных дочерей Злата Сергеевна и познакомилась в Новотиторовке.
    Узнав о старце, Злата Сергеевна решила, во что бы то ни стало поехать к отцу Кукше. В этом тоже был промысел; старец, через цепь событий, как бы позвал ее к себе. Старшая дочь, Татьяна, которая сопровождала маму в поездках к преподобному, говорила, что он называл Злату Сергеевну: «ты мое дитятко, ты мое голубятко». По прошествии многих лет, она вспоминала, что старец вел с мамой духовные беседы – «на равных», в прямом смысле, по слову Спасителя: «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедаю вам» (Ин. 15; 14).
    Татьяну, которая заканчивала тогда среднюю школу, малопонятные разговоры взрослых вводили в состояние скуки и, видя это, старец отпускал ее погулять по монастырской усадьбе. Девушка, неизменно видела прохаживающегося около кельи высокого дородного монаха, который в летнее время позволял себе невозбранно отдыхать в гамаке, на виду у всех. Татьяна думала поначалу, что это келейник старца, но мама объяснила ей, что разговаривать с этим монахом не нужно, так как он приставлен к батюшке от КГБ. Впрочем, этот «келейник» был настолько ленив, что ни с какими расспросами к Татьяне не приставал, и видимо действовал по принципу: «солдат спит – служба идет».
    Потом, к старцу стал ездить и Михаил Самуилович. Отец Кукша с любовью принял его в духовные чада, порицая иной раз мягко за горячность в религиозных вопросах. Михаил Самуилович уже нажил за это время множество врагов среди высокого начальства: причиной тому был ригоризм и безкомпромиссность в вопросах веры. Если кто-то в его присутствии начинал хулить Бога, то независимо от ранга и положения, мог услышать сказанную в лицо гневную отповедь. Подлецов он ненавидел всей душой, как среди верующих, так и атеистов. Разумеется, подобное прямодушие было многим не по нраву.
    Уже тогда, в середине шестидесятых, Михаил Самуилович стал задумываться о дальнейшей судьбе, и о возможности принятия им священства. Старец Кукша не отговаривал его, но при этом неизменно повторял: «Служить не будет – горячий больно». Так, оно, впоследствии и вышло.
    В Новотиторовке прожили около года. Как если бы злой рок гнал семью с места на место. Хотя, все объяснялось гораздо более прозаично. Из соответствующих органов, на каждое новое место жительства, вослед им приходило письмо. В этих письмах, о прибывших «религиозных фанатиках», городским властям и служащим на приходах священникам давались определенные указания.   
    По всей очевидности, такое же письмо прислали и настоятелю Новотиторовского прихода. Поведение отца В. с самого начала было странным, что наводило на мысль о его связях со спецслужбами. Например, вызывало подозрение, что все разговоры на духовные темы, он сводил к тому, что начинал ругать власти, в особенности коммунистов, которые всех зажали. Семье же ничего не оставалось, как терпеть странности настоятеля, потому что с его помощью, нашелся сносный домишко рядом с церковью, а сам Михаил Самуилович был принят в эту церковь псаломщиком. Нередко, настоятель заходил к переселенцам на чай, на духовную беседу, становясь постепенно другом семьи.
    До времени, Злата Сергеевна ничего не говорила мужу о своих предчувствиях, и о странностях в поведении настоятеля, давая возможность Богу самому проявить ситуацию. И, такая возможность вскоре представилась.
    В связи с деловыми поездками, отец В. часто отлучался из станицы, а если возвращение приходились на позднее время, то на отдых шел почему то в дом иконописцев. Отказывать священнослужителю, который принимал деятельное участие в устроении гонимой семьи, было нельзя.
    Однажды Злата Сергеевна подслушала довольно странный разговор, который вел батюшка с ее дочерью. Священник стал выспрашивать шестилетнюю Варвару, будет ли она терпеть мучения, когда начнутся гонения за веру.
    - А, что, если начнут сильно мучить?.. А, если пальчики ломать будут?.. Или, головку отрубят? - Видя же, что девочка не понимает его речей, он перевел разговор в иное русло.
    - Представь себе, Варя, - стал ласково говорить отец В., - тебе, вместо мучений дают все, что ты захочешь. Например, золотое платьице. Ты хочешь, золотое платьице?
    В конце концов, Варе наскучило это вымороченное сюсюканье. Она внимательно посмотрела на священника и, громко сказав: «Нет, не хочу я никакого золотого платьица!» - убежала из комнаты.
    Тактично дождавшись развязки, Злата Сергеевна вошла в комнату. Заметив хозяйку, настоятель храма мгновенно переменил тему и, с видом величайшего радушия стал расхваливать ее детей.
    - Хороших вы детей воспитываете, Злата Сергеевна! Очень хороших! Можно только позавидовать!
    Несмотря на этот случай, отец В. продолжал оставаться другом семьи иконописцев, хотя и вел себя более осторожно. Но, в отличие от домашних, Злата Сергеевна держала себя начеку и, как оказалось, не напрасно.
    Как-то, настоятель вошел в дом к иконописцам, как показалось, в состоянии некоторого возбуждения. Оглядевшись по сторонам, он сделал хозяйке знак и, убедившись, что они одни, достал из под рясы несколько пачек свечей. Глаза его нездорово заблестели и, он произнес свистящим шепотом: «Знаете, я решил вам помочь. Продайте эти свечи. Поторгуйте, где-нибудь на базаре, а… выручку разделим».
    Эти последние два слова: «выручку разделим», - с головой выдали волка в овечьей шкуре и, Злата Сергеевна, понимающе улыбнувшись, произнесла с присущими только ей спокойствием и достоинством: «Нет, мне этого не нужно. У вас есть другие люди. Пусть они и торгуют».
    Получив столь серьезный отпор, отец В. вдруг стушевался и пробормотав что то невразумительное, покинул дом. После этого случая, он начал уже напрямую мстить гонимой семье.
    Возможность отомстить вскоре предоставилась. Как-то отец В. обратился к старшей дочери Златы, Татьяне, чтобы она помогла ему довезти на санках мешок картошки. Татьяна пела в храме на клиросе, у нее был хороший голос и, было несколько странно, почему именно клирошанка должна помогать священнику везти картошку на санях. Но, девушка не придала этому значения. Неподалеку от своего дома, священник вдруг остановился и со злобой произнес: «Я приказываю тебе, в моем храме больше не петь!»
    - Почему, я буду петь, - недоуменно произнесла девушка.
    Отец В. минуту провел в молчании, а потом ответил еще с большей злобой: «Ну, тогда тебе будет очень плохо!»
    Никто не предполагал, что угроза эта будет выполнена в буквальном смысле.
Как это нередко бывает в зимнее время, Татьяна, простудившись, заболела ангиной. Настоятель, увидев, что певчая отсутствует на богослужении, пришел домой к иконописцам, как это делал всегда по воскресным дням. После нескольких, сказанных при входе, дежурных фраз, отец В. направился к постели болящей.
    - Что, Таня, такая невеселая? - участливым тоном вопросил священник.
    - Болеет ангиной, - ответила за нее мать.
    - Ангиной? - настоятель даже как бы повеселел, - ну, мы сейчас ее полечим. - И, быстро приблизившись к Татьяне, как клешней, взял ее за горло.
    Татьяна почувствовала острую боль в горле и, услышала хруст ломаемых хрящей. Дыхание ее мгновенно перехватило, она даже не смогла закричать, после чего, на минуту потеряла сознание. Военные специалисты, позднее высказывали мнение об этом случае, что подобным методикам обучают либо спецназовцев, либо диверсантов, либо работников КГБ.
    - Теперь, ей наверняка полегчает, - произнес священник в лицо ошеломленной матери, после чего надел шапку и, бросив на ходу, что его ждет машина, спешно удалился.
    Злата Сергеевна бросилась к потерявшей сознание дочери, но, когда та пришла в себя, Татьяна ничего не смогла объяснить – спазм сдавил горло. Больную сразу же повезли к врачу. Врач же поставил неутешительный диагноз: необходима операция, причем срочная и, в краевом центре, иначе голосовые связки порвутся и, голос будет потерян навсегда. В этой ситуации мог помочь только Бог.
    Вечером отец и мать стали на молитву. Периодически Татьяна просыпалась ночью и, ускользающим сознанием видела, что родители, не переставая бьют поклоны перед иконами. Проснулась утром, она почувствовала себя полностью здоровой. В больном горле не осталось даже малейших признаков болезни.
Через неделю отец В. вернулся. Злата Сергеевна встретила его по дороге в церковь. Заметив жену иконописца, священник, вместо приветствия, с какой-то особой приподнятостью вопросил: «Ну, как Татьяна?»
    Человеческая логика подсказывала, что отец В. должен был поинтересоваться ее здоровьем и, по крайней мере, хотя бы внешне выразить соболезнование, но вместо этого, он задал следующий вопрос: «Что, не поет больше?»
    - Отчего же, поет, - смиренно ответила Злата Сергеевна.
    Настоятель застыл как вкопанный и, на его лице отразилось недоумение.
    - Она здорова, и голос у нее в порядке, - пояснила Злата, - а, вы, товарищ капитан, наверное, теперь майора получили?
    Злата Сергеевна и отец Михаил не стали никуда писать об этом случае, но, как всегда, положили все упование на волю Божию. Вскоре, в Краснодаре, по поводу отца В. начался шум, и его перевели, то ли на другой приход, то ли вообще, в другую епархию.
    После случившегося, пребывание в Новотиторовке стало невозможным, поэтому решили переехать в Новороссийск, где в храме Успения Богородицы для Михаила Самуиловича нашлась работа по специальности. Найти жилье в самом Новороссийске было сложно, а когда все-таки нашли квартиру, то милиция, уже через несколько дней приказала выселиться. Пришлось покориться и переехать в поселок Гайдук, а оттуда, на станцию Тоннельная, в ближний пригород Новороссийска.
    В поселке Тоннельный, один благочестивый человек, без всяких просьб по отношении к нему, решил помочь бедствующей семье. Федор Куманин, впоследствии он принял монашеский постриг, пустил семью к себе домой, а затем занял денег для приобретения жилья. На эти деньги удалось найти довольно скромный домишко в городе Крымске. Но, и там семья долго не задержалась. Однажды, в дом пришли представители из горисполкома. С искренним сочувствием они высказались по поводу стесненных жизненных условий, после чего, торжественно объявили Злате Сергеевне, что им будет выделена большая уютная квартира. Когда же Злата Сергеевна поблагодарила представителей власти за заботу, они, уже уходя, как бы дружески посоветовали ей не показывать своих религиозных убеждений, например – закрыть занавеской расположенные в «красном углу» иконы. Злата Сергеевна ответила, что этого она не сделает никогда. Маска доброжелательности мгновенно слетела с лиц делегатов. Теперь, их слова звучали уже в ином ключе: «Мы не позволим творить в нашем городе религиозное мракобесие, а потому, вы должны покинуть наш город в недельный срок».
    Глава семьи, во время этого визита отсутствовал, ибо с утра до вечера был занят на реставрационных работах в храме Успения Богородицы. Каждый день, рано утром, Михаил Самуилович уезжал в Новороссийск, при этом, брал с собой кого-нибудь из детей. Если день был неурочный, брал старших, чтобы приучать их к живописному мастерству. Младшие ездили с ним в будние дни.
    В тот памятный день Варвара поехала вместе с отцом. Весь иконостас Успенского храма был тогда в лесах и, Михаил Самуилович, оставив дочь на попечение церковных бабушек, забравшись наверх, приступил к работе. Впрочем, работать ему пришлось недолго, потому что Варвара вскоре подбежала к лесам и сказала, что Матерь Божия зовет ее домой. Михаил Самуилович вдруг сразу поверил в истинность явления, тревога овладела его душей и, он с дочерью поспешил на вокзал, на электричку.
    Дело же произошло таким образом. Варя играла в то время во дворе и, периодически забегала в храм, где отец работал над иконостасом. Однажды она взглянула на храмовую сень и, вдруг увидела, что фреска Покрова Пресвятой Богородицы ожила и, Матерь Божия, явственно, дважды произнесла: «Варя – домой!»
    Домой прибыли вовремя. Старший сын Сергей лежал без памяти, в бреду. Вызвали скорую помощь. Они установили страшный диагноз – менингит. Вскоре прибыла и Злата Сергеевна, которая в тот день с утра ушла на рынок. Вдвоем они встали на молитву и, уже не смыкали глаз до самого утра. Сергий иногда просыпался ночью и, сквозь горячечный бред видел, как родители неустанно кладут земные поклоны. К утру, он был совершенно здоров.
    Подобный же случай чудесного исцеления произошел с ним, во время проживания в Кабардино-Балкарии, в конце шестидесятых годов. Во время игры в футбол, он неосторожно наступил на доску с гвоздем и проколол большой палец. К вечеру нога распухла, поднялась температура, помощи ждать было неоткуда. Родители, в тот раз отсутствовали и, за детьми поручили присматривать старшим – Татьяне и Сергею. На беду, именно со старшим братом случилось это несчастье. По всему было видно, на ноге началась гангрена. Младшие зарыдали в один голос. Татьяна, Наталья и Михаил встали на молитву. Молились со слезами, как могли…
    Поздно вечером в калитку постучалась женщина средних лет, в простом, как бы монашеском платье. Она поглядела на детей лучистыми глазами и участливо произнесла: «Я слышала, у вас беда?.. Может быть, я чем-то могу помочь?»
    Дети с радостью впустили гостью в дом, которая сразу же начала оказывать врачебную помощь. Незнакомка попросила принести таз с водой и, обработав больную стопу, обвязала ее обыкновенным капустным листом. Обмотав затем ногу чистым платком, она наказала Сергею не вставать до утра. После совершенной процедуры, гостья утешила детей ласковыми словами и, сказав, что ее ждут в другом месте, засобиралась уходить. Дети просили гостью остаться переночевать, но она вновь сказала, что ее очень ждут, после чего удалилась. Кто была сия  незнакомка?.. Свидетели этого события, до сих пор не могут дать ответ.
    В Кабардино-Балкарии и Северной Осетии прожили почти пять лет. Хотя, на одном месте тоже не удавалось остановиться. Переезжали из одного в города в другой: Майский, Прохладный, Ессентуки, Нальчик, Нарткала, Баксан. Больше всего прожили в Баксане. Господь дал передышку. Нередко, всей семьей ездили в Минеральные Воды, на могилку преподобного Феодосия Кавказского. Там, в поселке Красный Узел познакомились с духовными чадами старца и, даже с его келейницей, матушкой Иулией.
    В Ессентуках промысел Божий свел иконописцев с духовной матерью регента хора Троице-Сергиевой Лавры о. Матфея (Мормыля). Благодаря ее рекомендации, отец Матфей взял в свой хор дочь Златы Сергеевны Татьяну. Позднее, когда семья покинула пределы Загорска, регент главного хоры России не хотел отпускать Татьяну, из-за ее сильного красивого голоса.
    Господь так премудро вел гонимую семью, что едва ли не в каждом месте сводил их  с подвижниками благочестия, либо с теми, кто являлся их духовными чадами, либо водил по святым местам, где каждый камень был напоен Божьей благодатью. Таким особым местом была Абхазия, где окончил свой земной путь святитель Иоанн Златоуст. Камни Абхазии помнят седую древность, они были ее живыми свидетелями. По церковному преданию, здесь, в местечке Команы, претерпел страдания за Христа мученик Василиск. Мучители обули его в медные сапоги с железными гвоздями, пробивавшими стопы насквозь, и таким образом, повели на казнь. Вся дорога, на много поприщь была окроплена кровью мученика. Дети отца Михаила и Златы Сергеевны не раз ходили на источник мученика Василиска, где находили камни с кровавыми крапинами. По преданию, на этих камнях запечатлелась кровь свидетеля Христова, во время его шествия в Команы.
    В то время, в Абхазии, в монастыре Симона Кананита, подвизались отцы Иоанн, Антоний, и Вячеслав. Там же подвизалась и легендарная схимонахиня Зосима, которой тогда было 27 лет. О схимонахине Зосиме, иеромонах Меркурий написал в своей книге «В горах Кавказа». Книгу эту печатали тогда в «самиздате», а распространение ее приравнивалось к антисоветской пропаганде. Схимонахиня Зосима, несмотря на молодость лет, несла очень трудный подвиг поста и молитвы. В день, она вкушала немного хлеба и одну кружку воды. Ко всему, мать Зосима трудилась на послушаниях в монастырском саду и огороде. Татьяне тоже захотелось подражать схимонахине, поэтому, однажды она объявила работавшей на кухне экономке гречанке, что как мать Зосима, будет вкушать кусочек хлеба, кружку воды и… может быть, один помидор еще съест.
    Экономка без промедлений доложила игумену о порыве молодой трудницы. Вскоре явился игумен, который поставил перед Татьяной огромную чашку помидор и заставил «за послушание» съесть все, без остатка.   
    Долгий, растянувшийся на четырнадцать лет период странствий, не был лишен и светлых мгновений, а иначе, как перенести нескончаемые лишения. На это не хватило бы никаких человеческих сил. Как вспоминала Татьяна, краткий период пребывания в Абхазии, был одним из самых светлых.
    Но, подаваемые Господом светлые минуты проходили, и  снова начиналась жизнь полная лишений, в скитаниях, в безпросветной нужде, жизнь без надежды на лучшее будущее. Грустные появлялись от этого мысли. Хотелось, как кошмарный сон разорвать череду хождений по мукам, которые, казалось, не кончатся никогда. Хотелось простой человеческой жизни. Происходило нечто странное, не укладывавшееся в сознании. Окружающий мир жил не ведая Бога, хулил Его, надсмехался над религиозными предрассудками, над верующими людьми и, при этом благоденствовал, преуспевал и… даже жил счастливо. И, наоборот, верующие во Христа, терпели поношения, гонения, притеснения и… жили в скудости и лишениях. Старшие дети, повзрослев, пытались прорвать этот порочный круг, ибо, не лишенные талантов, при благоприятных обстоятельствах могли добиться многого. Иногда, лучик надежды появлялся посреди плотной завесы туч и молох судьбы на время прекращал свое действие. Но, всякий раз, когда казалось, что все бедствия позади, тучи смыкались еще плотнее. Все усилия, направленные на преодоление безысходности, заканчивались крахом. Успех тут же предопределял падение.
    Как вспоминала Татьяна, первый такой удар пришлось пережить на краевом конкурсе молодых дарований, проходившем ежегодно в городе Краснодаре. Случилось чудо, и Татьяна вошла в число победителей. Воображение живо рисовало ей перспективу поступления в консерваторию, а затем, по ее окончании, артистический успех и преподавательскую деятельность в престижных ВУЗах страны. Но, при вручении наград оказалось, что лауреатку вычеркнули даже из списков дебютантов. Члены комиссии недоумевали, как страдающую предрассудками школьницу могли допустить на этот конкурс.
    Возможно, таким образом, Сам Господь отучал избранных своих, от стремления к ценностям «века сего», ибо не напрасно сказано: «не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога! Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу» (Иак. 4; 4). Через эти взлеты и падения, видимо, и происходило научение от Господа. Через безропотное терпение скорбей Он проверял «избранных своих» на верность Ему.
    Один из таких уроков, о котором Апостол сказал: «Не любите мира, ни того, что в мире» (1-е Ин. 2; 15), тоже хорошо запомнился. В Северной Осетии, когда жили в гор. Прохладный и в пос. Майский, Татьяна вела кружок живописи в художественной школе. Все преподаватели школы воспринимали ее, по меньшей мере, как странную. Молчаливая, малообщительная, плохо одетая сотрудница, вызывала у них внутреннее отторжение.
    - А-а, богомолка, - высказывались они презрительно за спиной, - верно, у нее с головой не в порядке.
    Хотя педагоги и держали себя в рамках, но Татьяне трудно было переносить эту обстановку; сама атмосфера неприязни  и отчуждения, действовала давяще. Девушка нередко сравнивала наряды сотрудниц со своим убогим одеянием, что порой повергало ее в уныние. Кому хочется быть «белой  вороной» в цветущем возрасте. Через месяц-другой судьба, как если бы улыбнулась ей.
    Молодой преподавательницей почему-то заинтересовался главный редактор местной газеты со своей супругой, занимавшей должность начальника паспортного стола. Им было уже давно за сорок лет, но при этом они не имели детей. Пожилая пара, как потом оказалось, по указанию пастора баптистской секты, в которой состояли оба супруга, решила взять девушку на воспитание. Не без печали родители отпустили дочь к чужим людям. Но, им хотелось, чтобы Татьяна получила образование, поступила в училище им. Сурикова, либо в консерваторию. Они, такой возможности дать ей не могли.
    В течение двух-трех месяцев девушка жила как в сказке. Как по взмаху волшебной палочки переменилась вся ее жизнь. Ушли в прошлое – нужда, скудное питание, бедная одежда. Переменилась и она сама. Татьяна перестала себя чувствовать «белой вороной». Теперь улыбка не сходила с ее лица. Девушка стала общительной и веселой, что неизбежно переменило к ней и отношение сослуживцев. Татьяна наконец-то стала полноценным членом коллектива. Но, эта «райская идиллия» рухнула в один момент.
    Попечители Татьяны не препятствовали ей ходить в церковь на богослужения, но при этом вели увещевательные беседы о том, что «Бог не в камне и не в бревнах, а в храмах живых». По прошествии времени они сказали ей, что ходят на собрания к баптистам, но Татьяна оставалась твердой в исповедании Православной веры. Душой девушка чувствовала, что назревает гроза, но откуда она исходит, еще не могла понять. Все случилось после того, когда она встретилась с мамой на городском рынке.
    Как то после занятий в художественной школе, девушка направилась с подругами на городской рынок. Весело беседуя, они шли вдоль рыночных рядов. Подруги приобретали то, что им было необходимо. Был яркий солнечный день. Рыночные лотки ломились от изобилия фруктов и овощей. Мир как бы говорил, что именно в этом, в земном изобилии, и есть главный смысл существования. И, что теперь, Татьяна обрела этот свой главный смысл. Но, вдруг, как бы кем-то окликнутая,  она обернулась и, увидела стоящую поодаль Злату Сергеевну. Мама стояла с авоськой в руке, в поношенном выцветшем плаще, и в стоптанных латаных туфлях.
    Комок застрял в горле дочери. Татьяна хотела кинуться к маме, с радостью обнять ее. Но… она перевела взгляд на подруг. И, насколько отличались их одежды, от выцветшего поношенного маминого плаща. Насколько отличались ее новенькие туфельки, от стоптаных ботинок мамы. Татьяна мысленно сравнила одежды своих подруг, свои одежды, с тем, во что была одета мама. Надо было срочно делать выбор, и… Татьяна стала к маме спиной. Как ни в чем ни бывало, она продолжала беседовать с подружками, лишь только искоса вглядывая на Злату Сергеевну. Боковым зрением она увидела, что мама сделала движение навстречу к дочери, но, в этот момент Татьяна решительно отвернулась от нее.
    Подруги направились на выход из рынка. Татьяна устремилась вслед за ними. И только лишь вслед ей донеслось слабое, недоуменное: «Таня?!»
    Вскоре, после этого случая, события понеслись вскачь. Попечители вдруг стали открыто высказывать неприязнь и попрекать Татьяну куском хлеба. Отношение сослуживцев также переменилось. Между ними и молодой сотрудницей вновь выросла невидимая стена. Закончились все эти искушения вызовом в районный отдел культуры и образования.
    В кабинете начальника райотдела сидел некий серьезный, незнакомый Татьяне мужчина. Как потом оказалось, благодетели, желая избавиться от воспитанницы, просто доложили о ней в КГБ. Сотрудник органов предложил девушке сесть и сразу же приступил к делу.
    - Мы знаем, что вы верующие и, родители у вас верующие, - без обиняков произнес он, - мы были у вас дома… к нам вышел дед, босой и, с бородой.
    - Босой, это потому что, ему нечего обуть, - тут же парировала Татьяна, - а с бородой… так ведь, Маркс и Энгельс тоже были бородатые, - и, она показала на портреты Маркса и Энгельса, висящие на стене, - и, папа мой на Маркса похож, быть может, он ему подражает.
    Сотрудник органов молча выслушал ответ девушки и, теперь уже твердо сказал: «Мы не можем терпеть, чтобы в советской школе велась религиозная пропаганда. Хотя, мы согласны вас оставить при условии, что вы сейчас же письменно отречетесь от своих верующих родителей».
    Минуту Татьяна сидела как оглушенная взрывом, а затем, медленно раздельно произнесла: «Я, этого никогда не сделаю».
    Вдруг вспомнился со всей ясностью тот урок в Красноуфимске, когда учительница перед всем классом требовала от ученицы отречения от Бога. Вспомнились тогдашнее ее малодушие, горечь предательства и слезы раскаяния. Когда заливаясь слезами на пустыре, она почти явственно увидела лик дедушки, увидела его наполненные болью глаза. Но более всего вспомнился недавний случай на рынке, когда она сделала вид, что не узнала маму и, ее слыбый, полный недоумения возглас: «Таня!»
    - Вы, хорошо подумали, - с холодной угрозой переспросил сотрудник.
    - Да, хорошо… это мое последнее слово!
    - Тогда, вы можете считать себя уволенной, - работник органов вдруг потерял всякий интерес к молодой преподавательнице и, добавив скороговоркой, - вы доведете занятия до конца, поставите ученикам оценки и уволитесь, - жестом указал ей на дверь.
    В доме попечителей, Татьяну, уже как если бы ждали. Все ее новые, подаренные благодетелями вещи, лежали сложенные в отдельную стопку. Увидев свою воспитанницу, они потребовали снять и те вещи, которые были непосредственно на ней. Татьяна подчинилась и, получила взамен ту же юбку и кофту, в которых пришла сюда несколько месяцев назад. Затем, нашла на помойке свой старый плащ, который, прощаясь с прежней жизнью, недавно выбросила, отстирала его и, поехала в нем назад, к отцу и матери.
    Уже вечером следующего дня Татьяна робко постучалась в родительский дом. Со слезами радости Злата Сергеевна вышла навстречу дочери и, в этой встрече воистину сбывалось евангельское: «Брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк. 15; 32).
    Снова потекла однообразная наполненная лишениями жизнь, но странным образом, тихая радость поселилась в сердце Татьяны и, теперь она за все благодарила Бога.
В целом же, период жизни в Осетии и Кабардино-Балкарии, воспринимался для семьи, как скорбный и как благодатный, одновременно. Феодосий Кавказский явственно взял семью под свое покровительство. Во всем, порой даже в мелочах, чувствовалась его небесная поддержка. Отсюда не случайно, что для семьи иконописцев он стал самым почитаемым святым.   
    К примеру, когда с сыном Михаилом случилась беда, которому взрывом оторвало руку, то незамедлительная помощь пришла от матушки Иулии, духовной дочери старца. Это случилось в 1969 году, в Баксане. Михаил тогда закончил с отличием среднюю школу и мечтал поступить в МГУ. Но, классный руководитель, написал Михаилу такую характеристику, что с ней можно было поступить разве что в ПТУ. Тогда к нему, полному растерянности, подошел один важный высокого роста человек. Дежурно посочувствовав беде молодого человека, он пообещал помочь с поступлением в Чкаловское (г. Оренбург) им. Климента Ворошилова авиационное училище. В этом училище учился первый советский космонавт Юрий Алексеевич Гагарин. Но, при этом, высокий человек поставил условие – публично, через газеты, отречься от своих верующих родителей. Михаил в школе занимался борьбой, поэтому, через минуту этот человек уже валялся на полу, с вывихнутой кистью руки.
    Безуспешной оказалась попытка Михаила поступления в артиллерийское военное училище. Красный диплом не оказал на военного комиссара никакого воздействия. Узнав, что проситель не состоит в комсомоле, он просто выгнал его из военкомата. Обладателю красного диплома пришлось устроиться лаборантом в местную среднюю школу. Работа была простая. Надо было раз в день промывать склянки в химкабинете, поддерживать там порядок. Так же было в тот памятный день 13 сентября 1969 года. Михаил стал мыть с ёршиком пустую колбу, но, вдруг раздался страшный силы взрыв. Очнулся Михаил уже в госпитале, на операционном столе. Было ли это местью со стороны высокого важного чиновника, можно только предполагать, но, в результате взрыва Михаил остался без руки.
    В республиканской больнице Кабардино-Балкарии, к сожалению, не оказалось хирургов высокой квалификации, поэтому, было принято решение ампутировать поврежденную кисть. Также, было повреждено и все лицо. Из него, пинцетом вытаскивали осколки стекла, но самые мелкие из них вытащить не удавалось. Матушка Иулия приготовила тогда сделанную по рецепту святого старца восковую мазь и, благодаря этой мази, вышли наружу все мелкие осколки, а также бесследно затянулись раны на лице.
    Как, впоследствии сказали специалисты, а отец Наум это подтвердил, поврежденную взрывом руку можно было спасти, хотя, два или три пальца пришлось бы ампутировать. Но, и в этом деле был свой Промысел Божий. Военным Михаил не стал. Рухнула его заветная мечта. Разные черные мысли приходили в голову: «Теперь, он калека на всю жизнь. Кому он нужен такой и, чем будет заниматься?» На эти горькие вопросы Михаилу ответил… Сам Господь.
    Однажды во сне он увидел Господа, сходящего с небес в неизреченной славе. Приблизившись к юноше, Христос милостиво посмотрел на него и произнес одну короткую фразу: «Ты хотел послужить людям, а теперь ты будешь служить Мне».
- Как служить?.. Быть монахом, священником? - задавал Михаил себе вопросы, но, когда впоследствии начал писать иконы, то вопросы отпали сами-собой.
    После кончины отца Кукши Одесского (+ 24 дек.1964 г.) Михаил Самуилович и Злата Сергеевна стали окормляться у старцев Троице-Сергиевой Лавры. Отец Наум, узнав о несчастье, настоятельно посоветовал уехать из Баксана и, вообще, с Северного Кавказа. Он уже тогда говорил, что в Кавказских республиках назревают серьезные     события.
    Переезду способствовал еще один случай. Михаил Самуилович был свидетелем зверского преступления, которое совершилось на городском рынке. В тот день он торговал делами рук своих: разными раскрашенными зверушками и раскрашенными по трафарету коврами. На рынок всегда приходил участковый милиционер, который довольно строго относился к тем, кто не имел разрешения на торговлю, либо, по его мнению, продавал некачественный товар. Из-за этого у него всегда возникали  конфликты с кавказцами, привозившими товары откуда-нибудь издалека. Милиционер этот был очень принципиальный, взяток не брал, а в случае непослушания, грозил тюрьмой и штрафом.
    Тот день также начался с конфликта и, видимо, у кабардинцев уже все заранее было договорено. Как по команде они закрыли ворота рынка, оборвали одновременно с этим телефонные провода и, начали зверски избивать милиционера. Даже приехавший вскоре наряд милиции, далеко не сразу смог прорваться к воротам. Когда это удалось наконец сделать, милиционер был уже мертв.
    После Кабардино-Балкарии, решили снова переехать в Молдавию, так как там жили знакомые Златы Сергеевны. Впрочем, остановка в Молдавии была недолгой, старцы Кирилл и Наум благословили переехать поближе к Лавре, в городок Струнино, находившийся неподалеку от Загорска (Сергиева Посада).

    По молитвам старцев, в Струнино удалось приобрести свой домик. Как то, будучи в Москве, Злата Сергеевна решила поехать в гости к брату отца Сергия, Борису Зосимовичу, который занимал видную должность в министерстве РСФСР.
Брат вышел в коридор и, Злата Сергеевна сразу его узнала. Он был разительно похож на отца; такие же большие синие глаза, высокий лоб, благородное худощавое лицо, но… единственно, взгляд. Взгляд был чужим.
    Сухо осведомившись, кто они, и с какой целью прибыли, он односложно объяснил, что брат у него был, но… умер. При этом, на слове – умер, он сделал особый акцент. Затем, торопливо объяснив, что в данный момент он не может принять своих родственников, вдруг осекся и, виновато произнес, что в случае нужды может оказать им помощь. Затем, взглянул на Татьяну и, уже утвердительно добавил: «Вот, ей я могу оказать всяческую поддержку. Она может приехать в любое время и, может рассчитывать на мою помощь». После чего, попрощался с семьей и вернулся в квартиру.
    Тогда был еще жив отец Бориса, Зосима Константинович, но к нему они уже не поехали. Когда гуляли по Тверской улице, то Злата Сергеевна показала дом, в котором жили до революции ее именитые родственники. Впрочем, Татьяне так и не пришлось обращаться за помощью к высокопоставленному родственнику, потому что Борис Зосимович вскоре скончался. Через год или два умер и Зосима Константинович, его отец. Он пережил всех своих детей. Бог даровал ему долгую жизнь, ожидая покаяния. Дождался ли?..
    Впрочем, и без поддержки именитых родственников жизнь семьи удалось наладить. Михаил Самуилович писал иконы, работал вместе с сыновьями над реставрацией храмов, дочь Татьяна пела в хоре Троице-Сергиевой Лавры. Младшие дети учились в школе. Казалось, чего было еще желать.
    Именно, здесь, в находящемся на границе Московской и Владимирской областей поселке, семья познакомилась с Клавдией Устюжаниной, которая, по благословению Лаврских старцев, переехала сюда из Барнаула. В феврале 1964 года Клавдия умерла во время операции, а воскресла только на третий день. Было жестокое время гонений на Церковь и, Клавдию несколько раз пытались упрятать за решетку. В последний раз пригрозили, что если она не перестанет рассказывать о своем воскрешении из мертвых, то с ней сделают так, что она не воскреснет никогда. После этой недвусмысленной угрозы, Клавдия забрала сына Андрея и покинула Барнаул.
    В начале 70-х годов Андрей уже заканчивал школу и, по благословению старцев готовился к поступлению в семинарию. Опасаясь за судьбу сына, Клавдия далеко не со всеми делилась своим потусторонним опытом. Не раз, вместе с детьми, Злата Сергеевна бывала в гостях у Клавдии, которой тоже рассказала о случае воскрешения. Воскресшей была ее дочь, причем, по молитвам самой Златы.
    Галина, младшая из дочерей, родилась в 1963 году, всего за несколько месяцев до Барнаульского чуда (февраль 1964 г.). Вынашивать ребенка приходилось при постоянных переездах, в нужде, испытывая гонения от властей. Возможно, из-за нескончаемых стрессов, ребенок родился мертвым.
    Крохотное тельце отнесли в находящийся при роддоме морг, а Злата, безутешно заливаясь слезами, стала просить Бога о воскрешении младенца. Уже на другой день пришло утешение, от которого родилась надежда. Теперь Злата дерзновенно обращалась к Его милосердию, говоря: «Боже милостивый, воскреси чадо мое хотя бы на день, для того, чтобы окрестить его, а затем, снова можешь забрать, если есть на то Твоя святая воля!»
    Молитва матери была услышана. Утром третьего дня в роддоме появился молодой белокурый доктор, в белой шапочке с красным крестом. Когда он вошел в палату к Злате Сергеевне, то она сразу почувствовала к нему доверие. В ответ на его ласковый взгляд, она произнесла с мольбой: «Доктор, моя дочь умерла».
    - Где ваша дочь? - певуче спросил он, - я хотел бы посмотреть на нее.
    - Она, в морге, - со слезами ответила Злата и указала на приоткрытую дверь палаты, за которой уже столпился медперсонал.
    Выйдя в коридор, доктор строго приказал коллегам заниматься своими делами, сам же направился через черный ход, на выход из больницы.
Через несколько минут, в морге раздался детский крик. Мертвый ребенок подал признаки жизни. Врачи и сестры забегали по больнице и, в суматохе никто не заметил, куда исчез незнакомый молодой врач.
    Когда Злату Сергеевну выписали из роддома, то на иконе великомученика Пантелеимона она узнала того молодого незнакомого врача. С тех пор, целитель Пантелеимон стал для семьи особо почитаемым святым.
    С Клавдией Устюжаниной однажды произошел такой случай. Как-то богомольцы возвращались на электричке с праздничного богослужение в Троице-Сергиевой Лавры. Один из них узнал Клавдию и, ожидая интересной беседы, вместе с находящимися в вагоне верующими, направился к Клавдии.
    На вопросы богомольцев Клавдия отвечала крайне неохотно, ибо не исключалось присутствие провокаторов. В конце концов сказала, что она была сильна больна и в этом причина ее видений. Слушатели стали разочарованно расходиться, но тут со скамейки поднялась Злата и приблизившись к Устюжаниной, с негодованием произнесла: «Как вы можете отрекаться от этого чуда Божьего?! Разве, не во свидетельство Всеобщего Воскресения оно было дано вам?! Разве не сказал Господь через Апостолов: «Ходя же проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное; больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте».
    Евангелие Злата Сергеевна могла цитировать с любого места и, эта цитата прозвучала как удар грома, как хлесткая пощечина. Весь вагон мгновенно затих и, в этой тишине, Клавдия, сглатывая слезы, тихо произнесла: «Простите меня. Вы же знаете, что я ради сына».
    В Лавре, о прихожанке, с поступью Русской княгини, знали не только старцы. Добрые отношения сложились с архимандритом Афанасием, который в начале 70-х был здесь настоятелем Троицкого собора. Однажды, дочь Златы Сергеевны Татьяна рассказала ему историю о кипарисовом кресте, который был завещан по наследству ее дедом, убиенным протоиереем Сергием. Крест сей был сделан учениками преподобных Зосимы и Савватия Соловецких и, подарен отцу Сергию старцем-затворником, во время одного из паломничеств его на Соловки.
    История эта очень заинтересовала архимандрита Афанасия и, он, желая получить в подарок Соловецкий крест, подарил Злате Сергеевне воздухи с усыпальницы преподобного Сергия. Злата Сергеевна с благодарностью приняла сей безценный подарок, но завещанный ей крест, отдать никому не могла. Отец Афанасий, впоследствии, долго обижался и, даже спустя годы, при встрече, говорил с улыбкой: «Здравствуйте, Злата Сергеевна, а крест то, помнится, так с вами и остался».
    Когда Злата Сергеевна отошла ко Господу, похоронили ее, покрытую воздухами преподобного Сергия, с кипарисовым Соловецким крестом в руках.
    Более двух лет семья прожила в уделе Сергия Радонежского и, казалось, именно здесь окончатся их многолетние странствия. Однажды, Злате Сергеевне приснился сон. Она увидела во сне Божью Матерь, которая повелела ехать ей в городок Уланов, чтобы спасти находящуюся там церковь.
    Злата Сергеевна со всей серьезностью отнеслась к сонному видению, а потому стала расспрашивать у знакомых, где находится город с таким названием. К сожалению, никто не мог дать ответа, и лишь одна прихожанка Лавры вспомнила, что в Сибири есть такой поселок. Семья стала готовиться к переезду, но в сердце Златы Сергеевны жило беспокойство. И, лишь когда пришла пора покупать билеты, каким-то чудом удалось узнать, что на Украине, в Винницкой области, есть городок с таким названием. Старцы Наум и Кирилл с радостью благословили их на переезд, даже дали денег в дорогу и на приобретение красок, которые решили отправить почтой.
    В местечке Уланов тогда было два храма: Свято-Михайловский – действующий, и Вознесения Господня, который власти собирались сносить. Когда Злата Сергеевна и отец Михаил осмотрели храм, то обнаружили на стене фреску свт. Феодосия Черниговского, а в алтаре, часть облачения святого. Как оказалось позднее, в этом храме был придел в честь свт. Феодосия Черниговского, освящение которого состоялось вскоре после канонизации святителя в сентябре 1896 года. Когда Злата Сергеевна стала выяснять причину устроения этого придела в самый год канонизации, то узнала, что династия священников Углицких, к которой принадлежал святой Феодосий, многие века прожила в Уланове. К слову говоря, именно, в Свято-Михайловском храме служили все священники с этой княжеской фамилией. О времени их приезда в Малороссию не осталось никаких известий. Скорее всего, это мог быть конец XVI либо начало XVII века.
    По выяснении всех этих судьбоносных подробностей стало доподлинно ясным, кто направил семью иконописцев в затерявшийся среди просторов Украины городишко. Направил их покровитель рода священников Углицких, к которому принадлежала и Злата Сергеевна, святитель Феодосий Черниговский. На семейном совете было решено – восстановить храм во что бы то ни стало, даже если придется умереть.

    Храм Вознесения Господня, расположенный на высоком берегу реки Сниводь, в годы хрущевских гонений храм был закрыт. Его использовали под разные хозяйственные нужды, а в начале 70-х годов решили взорвать.
    Внутренний осмотр храма наводил на печальные размышления. Штукатурка, во многих местах осыпалась. Фрески, из-за этого, почти не сохранились. Единственно, в северной части, осталось изо-бражение Иоанна Воина в виде шляхтича, икона Богдана Хмельницкого, да фреска свт. Феодосия Черниговского, в алтаре. Отягчающим обстоятельством здесь было то, что в годы Великой Отечественной войны, стены, в результате артобстрелов, получили серьезные повреждения. Поэтому, образовавшиеся от попадания снарядов дыры приходилось заделывать чем придется а, затем, за неимением раствора, замазывать навозом и глиной.
    Храм этот был закрыт с начала тридцатых годов, а помещение его стали использовать под тракторною мастерскую. Для этой цели в стене был сделан пролом. Когда же в Уланов пришли гитлеровцы, то пролом ими был заделан, а сам храм стал использоваться в качестве костела. Когда, в 60-е годы церковь вновь закрыли, то местные жители стали использовать ее в качестве склада для погребальных венков. Свидетельством тому являлись сотни бумажных венков, которые висели на стенах, в несколько ярусов.
    Уже в день прибытия в Уланов стало понятно, что для росписи церкви фресками необходимо произвести целый комплекс восстановительных работ. Во-первых, необходимо было грубо заделанные проломы заложить кирпичом и заштукатурить. Затем, надо было побелить храм, и лишь после этого приступить к росписи стен. Пришлось заняться строительными работами. Ко всему, в подвале храма, старшие сыновья обнаружили человеческие кости и черепа. Откуда они там появились, оставалось неизвестным. Можно было предполагать, что в крипте находилась усыпальница, разоренная большевиками, либо это были останки людей расстрелянных гитлеровцами. Впрочем, ответ на эту загадку был дан несколько позднее.
    Поначалу, жили и работали в храме, но для того, чтобы прописаться, купили похожий на сарай домик, в котором семейство едва умещалось. Сам процесс прописки тоже требовал времени и нервов, но Злата Сергеевна решила и эту проблему. Куда бы ни приезжала семья,  власти, как правило, не желали прописывать религиозных фанатиков, но Бог все устраивал. В этой связи уместно привести случай, связанный с пропиской в Уланово.
    По советским законам, для того чтобы прописаться в новом месте, надо было иметь штампы о прописке и выписке с предыдущего места жительства. В Уланове, семью упорно не желали прописывать. Время шло, работы по восстановлению храма близились к концу и, по всему, надо было готовиться к отъезду. Но, кто пропишет их на новом месте, без соответствующих отметок в паспортах? Оставалось только одно, упросить власть предержащих, прописать семью задним числом. Легко было сказать, но как исполнить намерение, если председатель горисполкома под любыми предлогами возвращал документы а, на все прошения отвечал отказом. Встретив такое стойкое противодействие, Злата Сергеевна сугубо помолилась и с упованием на помощь Божью, направилась в горисполком.
    Дождавшись в приемной своей очереди, Злата Сергеевна смело вошла в кабинет и молча положила на стол начальника заявление на прописку. Председатель исполкома, по фамилии Головорада, недовольно поглядел на посетительницу и хмуро произнес: «Зря вы сюда ходите, никакого Бога нет и, я вас не пропишу».
    Злата Сергеевна кротко улыбнулась и ответила с тем радостным озарением, на которое способна была лишь она одна: «Напрасно вы так, товарищ Головорада, есть Бог».
    Градоначальник побагровел от такой дерзости и глухо прорычал: «Нет никакого Бога».
    - Напрасно вы так, есть Бог, - и, Злата Сергеевна увещевающе посмотрела на председателя исполкома.
    - Нет Бога! - Головорада распрямился и дико завращал глазами.
    - Есть Бог, товарищ начальник, - вновь, с радостным озарением произнесла Злата Сергеевна.
    На минуту, в кабинете воцарилась мертвая тишина. Головорада стал красным как рак. Он, по прежнему, дико вращал глазами. Злоба буквально распирала его. Предисполкома, с сопеньем вобрал полную грудь воздуха, угрожающе помотал головой и, грохнув кулаком по столу, вдруг крикнул во всю мощь легких: «Есть Бог!!!»
Казалось, что от этого крика, не только зазвенели стекла, но и стены заходили ходуном.
    - Вот, видите, товарищ Головорада, - как ни в чем ни бывало, улыбаясь произнесла Злата Сергеевна, - ваши уста умнее вашей головы.
    Лишь тут градоначальник понял, что опростоволосился и, злобно сверкнув глазами в сторону Златы Сергеевны, глухо произнес: «Где ваше заявление?» После чего, черкнув в верхнем углу свою подпись, кривясь, добавил: «Идите, прописывайтесь!»
    Когда Злата Сергеевна выходила из кабинета, то ожидающие в приемной бабушки зашушукались между собой: «Вот, эта женщина говорила нашему начальнику, что Бога нет. А, он, видите какой молодец. Как рявкнет на нее: «Есть, Бог!.. Да, вот такой человек  наш Головорада, не то, что эта женщина».
    С тех, верующие бабушки, при входе в кабинет председателя исполкома, истово крестились и, кланялись ему в пояс. Когда же покидали кабинет, то, также с поклоном, неизменно говорили: «Храни вас, Бог». Головорада поначалу кривился от такого поведения старушек, но потом смирился и привык.
    Жизнь в похожем на сарай строении, напоминала библейское описание Казней египетских. Сначала неимоверно мучили насекомые, которых было неимоверное множество под штукатуркой, потом началось нашествие крыс. Казалось, что грызуны шли со всей округи, как будто кто намеренно направлял их, для изгнания прибывшей ради спасения храма семьи. Особенно опасались за младших детей, Николая и Александра. Крысы были величиной с кошку, и могли накинуться на спящих младенцев. Очень часто Злату Сергеевну видели ночью читающую при свече Псалтирь. Нашествие грызунов, тоже вскоре прекратилось.
    Тем не менее, работы по восстановлению храма шли своим чередом, но начали проявлять беспокойство представители местной власти. Поначалу, работники исполкома с вежливым вниманием узнавали о цели прибытия реставраторов в их захолустный городок. Но, когда получили твердый ответ, что храм будет восстановлен, разразилась гроза. От районных властей прибыла полномочная делегация. В храм делегатов не пустили. Для ведения переговоров, Злата Сергеевна вышла к ним навстречу.
    Твердый отпор ошеломил представителей власти. Они начали грозить всевозможными карами, обещая, что выгонят детей из школы, вызовут наряд милиции, вызовут саперов, которые заминируют церковь и взорвут ее вместе с самочинными реставраторами.
    На их угрозы, Злата Сергеевна спокойно ответила: «Что ж, взрывайте. Мы только этого и ждем. Сразу все пойдем к Богу, на небеса».
Следующую ночь, Михаил Самуилович и Злата Сергеевна провели в молитве. Ни комиссия, ни милиция, ни военные, в церковь Вознесения более не приходили.
Едва выдержали атаку властей, как последовало новое искушение. Откуда то приехала бригада реставраторов. Они обследовали храм и, поехали в епархию, заключать договор. Снова пришлось становиться на молитву. Епархия отказалась заключать с ними договор, потому что реставраторы запросили слишком большую цену.
    У Златы Сергеевны был дар сердечной сокровенной молитвы, который, как бы по наследству перешел к ней от отца. Ее слово слышал Бог. Слышал не только от того, что она умела молиться, но, и более потому, что она принадлежала к числу тех, о ком сказано: «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» ( Лк. 11; 28).
В том же Уланове, когда храм Вознесения был готов к освящению, одна из добровольных помощниц этого городка по каким то делам задержалась в церкви. День уже подходил к концу и, женщина зашла в подсобное помещение, чтобы переодеться. Когда она хотела покинуть его, то… вдруг услышала слово. Голос Златы Сергеевны гулко звучал в пустых церковных стенах. Но, не это изумило прихожанку. Она услышала не молитву, она услышала разговор с Богом. Пять часов, не дыша, провела женщина в своем убежище, до тех пор, пока Злата Сергеевна не закончила чтение Псалтири. И, лишь затем, убедившись, что ее никто не видит, украдкой покинула церковь.
    Только перед отъездом семьи, женщина поведала об этом случае старшим дочерям, сопроводив его словами: «За свою жизнь, я много слышала молитв, сама молюсь постоянно, но… как говорят с Богом, слышала впервые».
    Для того, чтобы расписать стены, пришлось построить леса до самого купола. Работа спорилась. Сыновья, Сергий и Михаил, а также дочери, Татьяна, Наталья и Варвара, помогали отцу. Однажды произошел такой случай, когда молитва матери спасла сына, если не от гибели, то от серьезных увечий. Для росписи фресок в алтаре, Сергий забрался под самый купол. Леса, хотя и были прочно сколочены, но доски на переходах были закреплены не везде. По окончании росписи на одном участке стены, Сергий стал переходить по настилу на новое место, и… даже не успев сообразить в чем дело, очнулся на алтарном Престоле. Когда пришел в себя, то увидел столпившихся вокруг Престола отца и братьев.
    - Ты цел?.. Ты ничего не повредил?.. - стали они спрашивать наперебой. Ибо, падение произошло с пятиметровой высоты.
    - Да, цел, как-будто, - ответил он, удивляясь не меньше, чем остальные.
    Свидетелям этого происшествия осталось лишь покачать головами и отойти. Злата Сергеевна, восприняла это событие по своему. Ей показалось странным, что Сергий упал на Престол. Она попросила мужа снять с него покров. Отец Михаил, хотя и не сразу, но согласился. Когда покрывало было снято с Престола, то все присутствующие замерли в ошеломлении. Он был доверху забит костями животных и возможно, людей… По всей очевидности, колдуны совершали здесь черные мессы. Только теперь стало понятным, откуда в подвале появилось скопление костей, о которых думали, что это останки погибших в годы Великой Отечественной войны.
Работа по росписи храма продолжилась, а через несколько дней Злате Сергеевне приснился сон, что Матерь Божия вручает ее старшему сыну золотую кисточку. Сергий зарекомендовал себя к тому времени, как подающий надежды живописец, но за иконы браться не дерзал. Выслушав рассказ матери, он поначалу не поверил, но, тем не менее, решил попробовать себя в иконописании. И, действительно, вскоре после этого написал первую свою икону. Это был образ преподобного Серафима Саровского. Михаил Самуилович долго придирчиво рассматривал икону, сын знал, что похвалы от отца дождаться трудно, но он вдруг с явным удовольствием улыбнулся и, покачав головой, произнес: «Классик!»
    По окончании реставрации Вознесенского собора, в Уланов приехал Владыка. После торжественной архиерейской службы, им был совершен чин освящения. Тогда же он назначил и настоятеля прихода, который приезжал сюда дважды в месяц, для совершения воскресных служб.
    После Уланова семья переехала в Баксан, а оттуда, вновь вернулась в Красноуфимск. Это было последнее возвращение в город, который они считали родным. Там, на кладбище, возле церкви прп. Иннокентия Комельского, остались могилы родителей Златы Сергеевны; убиенного прот. Сергия Яхлакова и его супруги Серафимы Васильевны.
    Именно здесь сбылась давняя мечта Михаила Самуиловича; еще в предыдущий переезд сюда, он был рукоположен во священника. Но, как и предсказывал старец Кукша Одесский, служил отец Михаил недолго. Рукополагал его во священника в 1970 г. епископ Свердловский и Курганский Климент, на праздник Святой Троицы, в кафедральном соборе. Но место служения дали очень далеко от Красноуфимска, в г. Кургане. Ездить туда не представлялось возможным. К тому же, отец Михаил надеялся Красноуфимск более не покидать. Вскоре Владыку Климента перевели в другую епархию, поэтому, прошение о переводе в более близкий приход осталось неудовлетворенным. Затем, в течение нескольких месяцев жили в Верхотурье, работали по реставрации храма, а потом, старцы Троице-Сергиевой Лавры благословили переехать в Струнино. 
    Также, и в этот раз, по благословению  лаврских старцев, отец Михаил уже навсегда покинул Красноуфимск и переехал с семьей во Владимирскую область, в гор. Покров. Впрочем, еще в одном месте Бог сподобил его послужить. Во время реставрации кафедрального собора в Смоленске в 1975 году. Старший сын Сергий прислуживал ему тогда иподьяконом.


    Глава 3: «Возвращение»

    Когда в 1975 году удалось купить дом в гор. Покрове, то никто не думал, что это надолго. Устройству в этом маленьком городке на западной окраине Владимирской области, помог настоятель местной Покровской церкви, прот. Андрей Каменяка (в монашестве – Иов, + 1993 г.), но устройству в городе поименованном в честь Покрова Божьей Матери, предшествовало одно событие. В 1974 году в Троице-Сергиевой лавре состоялась встреча двух «сталинградцев».
    Как уже было сказано ранее, Михаил Самуилович, получив по окончании минометного училища звание младшего лейтенанта, был направлен под Сталинград. Часть, в которую откомандировали молодого офицера, была вскоре разгромлена, и потому, чтобы избежать плена, красноармейцы стали отступать на восток. Словно глумясь над разрозненными группами военнослужащих, немецкие самолеты расстреливали их на бреющем полете. Во время этих налетов приходилось прятаться в оврагах и балках. Михаил Самуилович вспоминал, что всегда усиленно молился во время этих обстрелов. Однажды был случай, когда он перебежал под шквальным огнем из одного оврага в другой, то уже в укрытии обнаружил, что его шинель вся изрешечена пулями. Так, с первых дней войны, Господь зримо проявил Свою милость на верующем в Него лейтенанте минометчике.
    Вскоре гитлеровцы вошли в Сталинград, но, волей Божьей, в доме под руководством сержанта Павлова был создан очаг сопротивления. Немцы расстреливали дом тяжелой артиллерией, забрасывали минами, но одолеть его так и не смогли. Дом-крепость прославился на весь Советский Союз и в памяти поколений стал легендой. После окончания войны, герой Советского Союза лейтенант Павлов, поступил во вновь открытую Духовную семинарию. При пострижении в монашество он получил имя Кирилл.
    Своим духовным чадам старец рассказывал, что в Сталинграде он нашел старое Евангелие, которое пронес через всю войну. Самым главным поучением старца были слова: «Спешите делать добро».
    Господь благоволил к Своему избраннику, имевшему чистую и глубокую веру. А потому, не случайно, что за свою долгую жизнь, старец Кирилл сподобился быть духовником трех Патриархов. Более того, сподобился звания Всенародного старца.
В 1974 году произошла встреча двух «сталинградцев». Михаил Самуилович и Злата Сергеевна пришли тогда на прием к отцу Кириллу, которому поведали о своем трудном житии. Старец внимательно выслушал отца Михаила, и вновь поступил по своей заповеди – «спешите делать добро». Для гонимой семьи он стал подобием Николая Чудотворца. По благословению отца Кирилла, в Покров приехали два монаха, которые купили дом на улице Советская – 26. Семья священника-иконописца поселилась в этом доме, и жила в нем еще много лет, пока всем детям отца Михаила не выделили отдельные квартиры. Но, еще многие годы, для семьи Осипенко – Углицких, этот дом был символом единения, который, на полном серьезе, они называли «Домом Павлова».
    Впрочем, годы шли, старшие дети стали обзаводиться семьями, и постепенно пришло понимание, что странствия, по всей очевидности кончились. Как то решили посчитать, сколько раз, за эти четырнадцать лет им пришлось менять место жительства. Впрочем, не всегда это было связано с переездом; иной раз, в одном городе приходилось менять квартиру за квартирой. Бывало, что отъезжали в другие города для реставрации церквей, но потом возвращались назад. В общей сложности получилось, что сменили свыше пятидесяти мест жительства.
Если посмотреть по карте, то это было некое круговое движение – с востока на север, потом на запад и на юг, оттуда снова на восток и, снова на юг… И, так все четырнадцать лет. Нечто похожее на долгий крестный ход, странствования по пустыне «мира сего».
    В 1975 году, после переселения в гор. Покров, находящийся тогда на Владимирской кафедре митрополит Серапион, через духовника Владимирской епархии прот. Владимира, который с молодых лет был знаком со Златой Сергеевной и Михаилом Самуиловичем, узнал о поселившейся в его епархии семье иконописцев. Интерес Владыки был не случайным. Госплан уже разработал тогда программу проведения «Олимпиады – 80», одним из важных пунктов которой было, посещение туристами исторических и памятных мест России. В первую очередь, это касалось городов «Золотого кольца», в число которых входил и Владимир.
    Перед Владыкой Серапионом встал вопрос – кто будет участвовать в реставрации Успенского собора во Владимире?.. Собор этот был построен в XII веке Великим князем Андреем Боголюбским, в нем сохранились фрески прп. Андрея Рублева и, для работы в соборе требовалось особое мастерство. Для работ по реставрации фресок и икон, пригласили бригаду из Москвы. Золочением иконостаса, усыпальниц Великих князей и куполов собора, занимались иконописцы из гор. Покрова.
    С отцом Михаилом трудилась вся его семья, в особенности старшие дети: Сергий, Михаил, Татьяна, Варвара, Наталья. Крышку усыпальницы святого князя Александра Невского привезли в гор. Покров, в дом на Советской улице. Золотили ее в горнице. Автором угадывается здесь некий смысл. Злата Сергеевна, по линии своего деда, прот. Василия Углицкого, принадлежала к роду князей Рюриковичей, то есть, к тому роду, к которому принадлежали все находящиеся в Успенском соборе Великие князья.
    Реставрацией собора семья занималась не случайно, потому что отец Михаил знал секрет золочения, благодаря которому, сусальное золото десятилетиями не подвергалось внешним воздействиям.  Свидетельством тому – сверкающие под солнцем золотые купола Успенского собора во Владимире.
    Но, в деле по реставрации Успенского собора была своя предыстория. В 1975 году, когда семья уже обосновалась в гор. Покров Владимирской области, отец Михаил поехал с сыновьями в Псково-Печерский монастырь для проведения реставрационных работ. Варвара поехала тогда вместе с братьями. Работы хватало на всех и неожиданного отъезда не предвиделось. Но, промыслительно-случайно в ее руки попал последний номер «Журнала Московской Патриархии», в котором была дана информация о реставрации Успенского собора в городе Владимир. В графе «Объявлений» был перечислен список профессий, которые требовались для реставрации древнего собора. Решение об участии в этих работах пришло почти сразу.
    Вскоре семнадцатилетняя девушка предстала перед маститым старцем – директором Владимирской экспериментальной научно-реставрационной мастерской Рощиным Анатолием Макаровичем. Руководитель реставрационной бригады, в команде которого были собраны специалисты со степенями, критически поглядел на представшую перед ним девушку с косичками. Взгляд его, из под крупных роговых очков, был спокойный и как-бы видящий суть, не только человека, но, и любого жизненного явления. Варвара также спокойно и открыто смотрела на директора, и вдруг с простодушной уверенностью произнесла: «А, вы дайте мне испытательный срок. А потом, будет видно». И, немного погодя, добавила: «Эту работу может делать только молодость». Начальник работ подумал минуту-другую, как-бы оценивая внутреннюю суть претендентки, после чего зачислил юную девушку в качестве подмастерья в бригаду маститых специалистов.
    В первые дни приходилось очень трудно. В большом незнакомом городе, не у кого было устроиться на ночлег. Поэтому, по окончании трудового дня приходилось спать на лавочке, в сквере Успенского собора. От утренней прохлады Варвара просыпалась очень рано, отчего ее рабочий день начинался в пять утра. Это усердие заметил руководитель  реставрационной мастерской, ко всему, уже с первых дней был виден профессионализм юной работницы, а потому, директор начал постепенно повышать ее статус в среде маститых сотрудников.
    Вскоре, одна из сотрудниц реставрационной мастерской, Ирина Царева, заметив безприютность молодой девушки, стала приглашать ее к себе в гости. Однажды Варвара решила навестить свою нечаянную покровительницу. Коридор общежития «Отдела культуры», по причине дневного времени был пустым, но, что-то заставило гостью остановиться у полураскрытой двери коменданта. Каково же было изумление девушки, когда она увидела в кабинете самого Анатолия Макаровича Рощина, который горячо убеждал коменданта в необходимости поселения ценного сотрудника.
    Как бы само-собой получилось, что «де факто», Варваре дали в подчинение нескольких мастеров со стажем. Что и не удивительно, ибо, общеизвестно – профессионалом становится не тот, кто закончил специальное заведение (хотя, и это важно), а тот, кто начал изучать профессию вместе со способностью говорить. Мастера диву давались, когда юная девушка четко, на понятном им языке разъясняла, почему сделанная работа никуда не годится. Обличения эти были столь серьезными, что волей-неволей приходилось исправлять допущенный брак. Неудивительно, что такая дотошность вызвала недовольство среди работников мастерской. На одной из планерок, которые устраивались по понедельникам, бригада в полном составе начала жаловаться директору на новую сотрудницу. В эпитетах при этом не скупились. Итог этих жалоб был ошеломительным. Выслушав работников, Анатолий Макарович спокойно осмотрел присутствующих и ледяным тоном произнес: «Я вас всех уволю, а ее оставлю одну!.. И, она мне сделает всё!» Возражения реставраторов после этого случая прекратились.
    По прошествии недолгого времени, к реставрационным работам в Успенском соборе присоединились отец и братья Варвары.
    Промыслом Божиим, Владыка Серапион стал покровителем этой, некогда гонимой семьи, ибо в личном общении с отцом Михаилом и Златой Сергеевной, ему открылось, что они не просто православные верующие, они  свидетели Христовы и исповедники веры наших дней.
    В беседах с Владыкой, Злата Сергеевна рассказывала об их многострадальной жизни, но, при этом, не было в этих рассказах ропота или уныния. Своими рассказами, Злата Сергеевна всегда свидетельствовала об Истине. Неоднократно случалось так, что Владыка, возвращавшийся из деловых поездок в Патриархию, заезжал в дом на Советской – 26, для того, чтобы отдохнуть душой, побеседовать на ду-ховные темы. Его поражало духовное благородство этой необычной женщины, ее эрудированность, знание Священного Писания и духовных вопросов. Ее слово исходило не от человеческого ума, в свои пятьдесят с небольшим, она мыслила как старица. Неоднократно, в беседах со Златой Сергеевной, Владыка находил ответы на мучавшие его вопросы. Присутствовавшие при этих беседах Наталья и Татьяна, обращали внимание, что секретарь Владыки, иеромонах Алексий (ныне митрополит Тульский и Белевский), слушал Злату Сергеевну с каким то детским изумлением. Бывало, беседа продолжалась до двух и более часов и, сестры удивлялись, что отец Алексий всегда слушал, сидя в одной позе, внимая каждому слову.
    После реставрации Успенского собора, о семье иконописцев узнали и в других епархиях. Стали приглашать расписывать фрески монастырей и кафедральных соборов. Только один перечень городов может навести на серьезные размышления. Это Москва, Киев, Тбилиси, Новороссийск, Краснодар, Кемерово, Новосибирск, Смоленск, Елец, Псково-Печерский монастырь, города Кубани, Ставрополья, Урала...
    Казалось, что жизнь гонимой семьи наладилась, на что-то подсказывало Злате Сергеевне – их жизненный круг остался незавершенным. Она так и говорила своему мужу: «Круг незавершен… надо завершить круг».
    В конце концов, решила ехать в г. Крымск Краснодарского края. В тонком сне ей было видение, что она найдет дом, где ей надобно поселиться. Дом, в котором закончатся ее дни.
    Положившись на волю Божью, Злата Сергеевна, вместе с двумя младшими сыновьями, взяв минимум вещей, поехала на стареньких «Жигулях» на Кубань. Едва не в первый день она пошла на поиски улицы, указанной ей во сне. Находилась эта улица за мостом, на окраине города, неподалеку от речки Адагум. Когда Злата Сергеевна спросила: «Нет ли здесь дома на продажу?» - то, ей указали в самый конец улицы. Действительно, неподалеку от спуска к реке, по адресу: Лагерная – 6, она увидела домишко из самана,  который был показан ей в сонном видении.
    Домик этот был ветхий, скорее более похожий на сарай, продавали его за низкую цену и, на деньги взятые взаймы удалось его купить. На счастье, настоятель Успенского храма в Новороссийске, отец Георгий Федоренко, узнав об их возвращении, дал им заказ на золочение иконостаса. Благодаря этим средствам, смогли без задержки возвратить долг. Вскоре, после приобретения жилища в Крымске, младшие сыновья Николай и Александр, а также дочь Наталья, окончательно переехали из г. Покрова. Через несколько лет, на той же улице купили другой дом, каменный, для сыновей, которые обзавелись семьями.
    Здесь в городе Крымске, который связан с именем великого святого наших дней, прп. Феодосия Кавказского, действительно, завершился жизненный круг Златы Сергеевны. Она была из числа тех немногих подвижников, к кому Господь, как истинным последователям Апостола Иоанна Богослова, не имел никакой укоризны. Именно о них сказано в «Откровении» возлюбленного Ученика Господа Иисуса Христа: «И Ангелу Филадельфийской церкви напиши: …знаю твои дела: вот, Я отворил пред тобою дверь, и никто не может затворить ее; ты не много имеешь силы, и сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего» (Отк. 2; 7,8).
    Также, и о них сказано в Евангелии Наперсника Христова: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод…», а также: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, то  Я избрал вас от мира, потому что ненавидит вас мир» (Ин. 15; 16,19).
    Злата Сергеевна была достойной наследницей своего родителя, убиенного прот. Сергия Яхлакова, своего деда, прот. Василия Углицкого, расстрелянного в подвалах НКВД. Она была достойной наследницей старца Кукши Одесского, а также Троицких старцев, отцев Кирилла и Наума. Она, в действительности, шла, чтобы «принести плод», и плод тот «в ней пребывал».
    О духовных плодах Златы Сергеевны можно было говорить задолго до ее кончины. Суть этих плодов открыта нам Апостолом: «Любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера…» (Гал. 5; 22).
    Например, дочери Татьяна и Наталья вспоминали. Еще в начале странствий, в Молдавии произошел самоговорящий случай. В горницу, в которой, наряду с домашними присутствовали гости, влетел огромный шершень. Все кто находился в доме, попрятался, кто куда мог. Осталась только одна Злата Сергеевна. Когда шершень стал кружить около нее, то хозяйка дома подставила ладонь, на которую насекомое и уселось. В присутствии перепуганных родных, она подошла к окну и, подставив руку к открытой форточке, с улыбкой произнесла: «Лети, Божья тварь».
    Неоднократно бывали случаи, когда те же слова она произносила по отношению к гусеницам и паукам. Когда кто-либо из дочерей кидался к ней со словами: «Мама, паук-крестовик, убей его… я боюсь!» Она ласково брала на ладонь паучка и с улыбкой отвечала: «Зачем же его убивать?.. Это, тоже Божья тварь… Смотри, видишь на спинке у него крест, а это символ Христа, и этим крестом он Господа славит». Все эти разъяснения, неизменно заканчивались словами: «Иди, Божья тварь… лети, Божья тварь». И, «тварь» с большой неохотой покидала гостеприимную ладонь.
    Рассказывали такой случай, который произошел незадолго до кончины Златы Сергеевны. Сыновья, на легковой машине повезли маму с сестрой на источник «Серебряная ручка», что находится в гористой местности, неподалеку от Крымска. На подъезде к источнику, дорогу им перегородила отара овец. Пришлось остановиться и заглушить двигатель. Отара, погоняемая суровым пастухом с двустволкой, медленно приближалась, а к стоящей на обочине машине, тем временем подбежали пять огромных сторожевых собак.
    Увидев их, Злата Сергеевна высунула руку из окна и, с возгласом: «Какие хорошие собачки!» - подозвала их к себе.
    Когда псы подбежали, то Злата Сергеевна стала гладить их носы, щекотать за ухом. В благодарность, собаки облизывали ее руки горячими шершавыми языками и, лишь по приближении отары, с неохотой продолжили путь.
    Суровый пастух, во все время движения, периодически взмахивал бичом и, когда поравнялся с машиной, грозно спросил: «Женщина, вы кого сейчас гладили?!»
    - Ваших сторожевых собак, - ответила Злата Сергеевна.
    Пастух покачал головой и, со вздохом произнес: «Женщина, это не псы, это волки!»
    Еще с детства, Злата была как бы отмечена Свыше. На это указывал даже цвет ее золотых волос, которые потускнели лишь с годами. Отец Сергий, ее родитель, особо выделял ее из всех своих детей, ласково называя: «Златушка... Золотушка». Именно с ней он делился сокровенными мыслями о спасении души, о долготерпеливом несении Креста, о безропотном принятии Богом данных испытаний. И, эти беседы не пропадали втуне, семена слов родителя падали на подготовленную почву.
    В свою очередь, Злата сама старалась воспитывать детей, в отцовских традициях. Нередко, она собирала их по вечерам, чтобы читать Евангелие. Эту книгу она знала наизусть и могла цитировать с любого места. Чтение это можно было слушать часами. Она не просто читала текст, она раскрывала через то, Слово Жизни. Читая Священное Писание, она как бы напрямую, без посредников, говорила со слушателем. Именно этим талантом, во всей полноте развившимся у дочери, владел и ее отец, прот. Сергий Яхлаков.
    Своих детей, она хотела видеть всесторонне развитыми. Сама закончившая школу с отличием, она требовала высоких оценок и от собственных чад. В церковном хоре обучала дочерей пению. Отец же обучал живописному мастерству. Нередко, когда семья собиралась вместе, она говорила: «Вот, послушайте, дети».  И, начинала читать оду Гавриила Державина «Бог».
          
    О Ты, пространством безконечный,
    Живый в движеньи вещества,
    Теченьем времени Превечный,
    Без лиц, в Трех Лицах Божества!
    Дух всюду Сущий и Единый,
    Кому нет места и причины,
    Кого никто постичь не мог,
    Кто все собою наполняет,
    Объемлет, зиждет, сохраняет,
    Кого мы называем: Бог. 

    Эти вдохновенно прочитанные ею слова всегда звучали как откровение Свыше. Нередко она читала стихотворения Тютчева и Фета, Пушкина и Лермонтова, которых тоже знала наизусть. Любовь к этим поэтам, ей удалось привить своим сыновьям и дочерям. Причем, Федор Тютчев был ее любимым поэтом. Не раз, глубокомысленно улыбаясь, она говорила: «Тютчев, это наше – все…» Почему она так говорила?.. Может быть, за эти слова:

    Эти бедные селенья,
    Эта скудная природа –
    Край родной долготерпенья,
    Край ты Русского народа!

    Не поймет и не заметит
    Гордый взор иноплеменный,
    Что сквозит и тайно светит
    В наготе твоей смиренной.

    Удрученный ношей крестной,
    Всю тебя, земля родная
    В рабском виде, Царь Небесный
    Исходил, благословляя.

    Ей, дворянке из Рода Рюриковичей, эпоха освобожденного зла была глубоко чуждой. Она с младенчества жила ценностями другой эпохи – Святой Руси XII-XIV веков. Но чудо состояло не в том, что Злата сохранила свою веру, ибо многие, в годы богоборчества оставались верующими. Чудо заключалось в ее негромком подвиге, о котором сказал Апостол: «Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа» (1-е Петра, 2; 3,4).
    Чудо состояло и в том, что она несла в себе эту «кроткую красоту», хранила в себе «сокровенного человека», поистине, с княжеским достоинством. Это достоинство чувствовали в ней все. И, друзья, и гонители. Гонителей оно бесило, но эти несчастные люди ничего не могли сделать в своем бешенстве. Друзья находили утешение в общении с ней. Многие поколебавшиеся утверждались, неверующие становились верующими. И, нередко, даже гонители смягчались, и странным образом, как бы забывали исполнить свои угрозы.
    Эту твердую веру, девственную чистоту и цельность, которая присуща была лишь в раннеапостольские времена, она сохранила до конца своих дней. Сохранила и приумножила. Ее кончина была, поистине, благословенной.
    День 27 июня 1984 года, ничем не отличался от предыдущих дней. Также, как и накануне, ярко светило солнце. В саду уже созрели вишни. Все члены семьи были здравы и, казалось, что день завершится также, как и предыдущие дни.
После обеда, отец Михаил снова приступил к работе над иконами, а Злата Сергеевна решила почитать книги Пророков Библии. Старец Кукша Одесский благословил свою духовную дочь, добавлять к ежедневному чтению Псалтири и Евангелия, книги Библии, в частности пророков Ветхого Завета.
    Злата Сергеевна взяла Библию и, встав перед «Максимовской» иконой Божьей Матери, приступила к исполнению правила. По прошествии времени, в комнату вошел по своим делам сын Николай и, остановился, пораженный увиденным. Ото лба Златы Сергеевны, по направлению к иконе, исходил луч золотого света. Николай попятился назад и, крикнув на бегу: «Мама, никуда не уходи, я сейчас!» - устремился за фотоаппаратом.
    Вернувшись через несколько минут с фотоаппаратом, он зафиксировал на пленку это чудо. Ничего не подозревавшая Злата, закончила чтение Пророков и, в ответ на сбивчивый рассказ сына, произнесла: «Я, что-то утомилась сегодня. Пожалуй, прилягу, отдохну».
    Когда домашние собрались к вечеру у очага, то, кто-то из детей отправился будить маму на ужин. Злата Сергеевна не откликалась на зов. Тогда, в комнату направился глава семьи. Его верная подруга, с которой прожил, без малого сорок лет, была уже бездыханной. Все домашние, еще не веря в случившееся, как один, столпились вокруг ее ложа. Они стояли молча и не могли поверить. Злата Сергеевна совсем не походила на умершую. Казалось, что она просто прилегла отдо-хнуть. И, на ее просветленном лице, застыла тихая блаженная улыбка.

    На следующий день, отец и сыновья отправились в город, чтобы сделать все необходимое для похорон. Завтра должны были приехать братья и сестры из Покрова, а также, брат Сергей из Свердловска. Сообщили о кончине сестры и Игорю Сергеевичу, во Францию, но, он, по понятным причинам, приехать не смог. В начале 80-х годов, когда в связи с Олимпиадой «железный занавес» несколько приоткрылся, Злата Сергеевна хотела поехать к брату в Париж. Но, в «органах» ей однозначно намекнули, что за границу она поедет при одном условии. Только в случае подписки о сотрудничестве со спецслужбами. В ответ на это предложение, Злата Сергеевна лишь улыбнулась и сказала: «От вас, гнавших семью моего отца, а потом гнавших и мою семью, я ничего не приму».
    Когда все домашние разошлись, то в доме осталась только дочь Наталья. Утром приезжал врач, для того, чтобы засвидетельствовать факт смерти. Надо сказать, что еще за несколько месяцев до кончины, Злата Сергеевна стала говорить: «Как бы я не хотела, чтобы меня вскрывали после моей смерти, чтобы копались в моих внутренностях». Бог исполнил ее желание. Медэксперт, после внешнего осмотра, сокрушенно покачал головой и сказал следующее: «Совершенно не понимаю, как она дожила до своих шестидесяти. Ее организм настолько изношен, что она должна была умереть лет десять-пятнадцать назад». Затем, без лишних слов выписал справку о смерти и уехал восвояси на своем катафалке.
    В ожидании гостей, Наталья решила подмести двор и, с этой целью отправилась за метелкой, в подсобное помещение. Когда вернулась, то некоторое время не могла придти в себя, от открывшегося ей зрелища. Из под калитки, в сторону кухни, двигалась нескончаемая процессия самых разных представителей живого мира.
Присев на скамейку, Наталья, в течении двух часов наблюдала, как невиданные зверушки, жучки и насекомые, шли и шли нескончаемым потоком. Они проходили под гробом Златы Сергеевны а, затем, исчезали каким-то образом, в щели между полом и стеной. Все «скоти и гади», которых она, вопреки установившемуся мнению, называла Божьими созданьями, оказывали  ей последнее поклонение.
    Как ни странно, а может быть, ничего в этом странного нет, но во время похорон Златы Сергеевны, отсутствовало состояние печали и горькой утраты. Казалось, что умершая не покинула их, казалось, что она с ними.
    Когда Злату Сергеевну отпевали, то, согласно ее завещанию, тело ее было покрыто подаренными много лет назад отцом Афанасием воздухами с усыпальницы прп. Сергия Радонежского. В руках она держала фамильную ценность, кипарисовый крест, работы учеников прп. Зосимы и Савватия Соловецких.
    Ощущение того, что Злата Сергеевна перешла в жизнь вечную, подтвердил случай, происшедший в тот же день на поминальной трапезе. Когда ближние Златы Сергеевны, стали обсуждать за поминальным столом вопросы чтения Псалтири, служения панихид и, всего, что связано с первыми сорока днями упокоения души, то брат покойной, Сергей Сергеевич, высказал возражение: «Стоит ли обсуждать подобные вопросы? И, есть ли она вообще, загробная жизнь?»
    На минуту, в доме воцарилось молчание и, вдруг, в форточку влетела ласточка и, стало безшумно порхать над столом, почти касаясь голов сидящих за ним.
Потрясение было столь великим, что собравшиеся не сразу начали говорить. В полной тишине присутствующие поднялись из-за стола и стали один за другим выходить из комнаты. Первый, кто отверз уста, был младший брат Златы. Уже, когда он подошел к двери, то вдруг обернулся и проникновенно произнес: «А, ведь Злата… святая!»
    Ночью, домашние видели, как Сергей Сергеевич стоял с фонариком у окна и читал… Псалтирь.
    Но, еще большее удивление постигло домашних, когда через несколько дней были отпечатаны похоронные фотографии. Снимки, сделанные с разных ракурсов, показывали одно и тоже. К могиле Златы Сергеевны шли потоки света. Потоки эти простирались широкими линиями, и были подобны плавно изгибающимся молниям. Причем, на всех снимках они шли с востока на запад, то есть, со стороны креста.

    Дочь Златы Сергеевны Наталья, рассказывала некоторые случаи посмертных чудес. Самый знаменательный произошел в начале 90-х годов, когда в связи с межнациональными конфликтами на Кавказе, Россия заполнилась беженцами из представителей живших там малых народностей. В большом доме, где жили братья Николай и Александр, приютили семью турок-месхетинцев. Кстати, вблизи Новороссийска и Крымска тогда жила целая диаспора беженцев. Для квартирантов вскоре нашлось жилье. Турки переехали на постоянное место жительство, но при этом, почему то, с вещами хозяев. Сделали это нагло и, даже по хозяйски. Выждав день, когда дом пустовал, они подогнали машину и погрузили в нее все находящиеся в нем вещи. Братья в то время уехали в Покров, а Наталья оставалась с отцом, который по большей части жил в старом саманном доме. Когда вечером она вернулась, то едва не лишилась сознания. В доме осталась только мебель и, кое что из старых вещей.
    Несколько дней у Натальи прошли в сплошном плаче. Слезы лились не от жалости к вещам, ибо мало ли их пришло и ушло за всю жизнь, в голове не укладывалось, как можно пойти на такую низость. К тем, кто дал беженцам пищу и кров, к тем, кто сам всю жизнь был гоним, ответить такой злой неблагодарностью. Не раз закрадывались мысли: «Верно, не зря этих людей выгнали из Грузии, если они способны с легкостью совершать подлости».
    В милиции, отцу Михаилу посоветовали забрать заявление, потому что уже были случаи, когда после ареста воров месхетинцев, их ближние в отместку поджигали дома подавших эти заявления.
    Несколько дней Наталья безысходно пробыла в доме, лишь только один раз сходила на богослужение в церковь. Как раз выдался пасмурный холодный день и, в доме не нашлось никаких теплых вещей, кроме потертой мужской куртки. Пришлось одеть именно ее.
    Вечером, так в слезах и заснула. Ночью приснился сон. Злата Сергеевна, с радостной улыбкой подошла к плачущей дочери и сказала: «Что ты все плачешь?»
Наталья, вопрошающе подняла глаза на мать, которая вновь улыбнулась и, ласково толкнула ее в лоб тыльной частью ладони. Злата Сергеевна всегда, именно так успокаивала плачущих детей. Она никогда не наказывала своих чад, никогда кричала на них, но успокаивала их этим вопросом, а затем, неизменно, ласково толкала в лоб тыльной частью ладони.
    Утром, Наталья пошла на кухню, чтобы вскипятить хотя бы чаю. Продуктов, все равно никаких не было и, денег, на их приобретение, тоже. Наталья взяла большой пятилитровый чайник, который, недавние квартиранты не пожелали забрать и, открыв водопроводный кран, сняла с чайника крышку… Чайник был до верху забит пятидесятитысячными (то есть – пятидесятирублевыми) купюрами. Деньги эти были совершенно новыми, как будто вчера вышедшими из под печатного станка. Причем, уложены они были в чайнике своеобразно. Не плашмя, как это было бы свойственно человеку, а по кругу, вдоль стенок чайника. Купюры, находящиеся в центре, были и вовсе свернуты в трубочку.
    Наталья долго стояла с чайником, не в силах уверовать в чудо, но потом до нее стало доходить, что это как-то напрямую связано с ее сном. Потому что, мама приходила не во сне, она приходила на самом деле. И, этот подарок, именно от нее. Злата Сергеевна никогда не складывала деньги вдвое или вчетверо, как другие, а сворачивала их, вот так, в трубочку.
    Появившихся столь чудесным образом средств, хватило на восемь или девять месяцев спокойной жизни. Этот небесный подарок помог прожить им безбедно в то время, когда почти не было заказов на иконописание. И, если бы не этот чайник с деньгами, то, вне всякого сомнения – пришлось бы напрямую влачить голодное существование. Впоследствии, не раз бывало, что Наталья находила где-нибудь в дровах, или на огороде, или в кармане кофты, в которой накануне ничего не было, небольшую денежную купюру, неизменно свернутую трубочкой.


    Глава 4: «Признание»

    История с работами по реставрации Успенского собора г. Владимира нашла впоследствии свое продолжение. Иконописцев из Покрова стали приглашать в другие епархии, пошли заказы из Москвы и Санкт-Петербурга, стали появляться публикации в прессе, в том числе и зарубежной.
    В середине 80-х годов, братья Сергий и Михаил работали на реставрации икон в Свято-Никольской кладбищенской церкви гор. Киржач Владимирской области. Староста этого храма, Мария Васильевна показала им хранящуюся в алтаре икону и рассказала ее историю. Икона была необычная. Изображенная на нем Богородица, стояла в полный рост, с платом в руках, на котором был написан образ Спаса Нерукотворного. При этом, Царица Небесная стояла на берегу морского залива, на сломанном самурайском мече, попирая его ногами. Икона называлась «Торжество Пресвятой Богородицы», именуемая Порт-Артурская. По периметру большой, едва не в рост человека иконы, была написана  надпись: «В благословение и знамение торжества христолюбивому воинству Дальней России от святых обителей Киевских и 10000 богомольцев и друзей».
    По преданию, привезли эту икону в Киржач в 1905 г. несколько матросов, вскоре после окончания Русско-японской войны. Образ сей поместили в один из храмов бывшего Благовещенского монастыря (всего было четыре церкви), где он и находился до закрытия их в послереволюционные годы. Затем, икону отвезли в село Воскресение, что стоит на половине пути между городами Покров и Киржач, но и там она недолго пробыла. Пришлось ее спрятать в погреб-ледник, где она находилась безысходно в течение семнадцати лет. После Великой Отечественной войны образ вынули из ледника. Где он находился потом – неизвестно, но появилась икона в кладбищенской церкви свт. Николая уже в начале 80-х годов, когда храм начали восстанавливать. Настоятелями тогда были, уже покойный отец Александр, а также иеромонах Кирилл (ныне – митрополит Екатеринбургский и Верхотурский).
    При этом, Мария Васильевна утверждала, что моряки, которые доставили образ в Киржач, сами обороняли крепость Порт-Артур, и привезли икону с Дальнего Востока.
Братья-иконописцы возгорелись желанием написать точную копию иконы, тем более, что в храме находилась большая икона свт. Феодосия Черниговского, который как если-бы благословлял на это дело и, вскоре, работа закипела. Первым написал список Сергий. Михаил, как потом оказалось – промыслительно, отложил написание начатого образа, до лучшего времени. Это, лучшее время, наступило только в 2003 г., когда список был доставлен на мемориальное кладбище Порт-Артура (ныне, военная база Люй-Шунь в Китае).
    После известных событий в августе 1991 г.  и, последующего затем развала Советского Союза, экономика страны находилась в состоянии краха. Заказы на реставрацию храмов и написание икон прекратились почти полностью, но иконописцы не впадали в уныние, они создали творческое объединение «Злата», под эгидой которого писали иконы, в основном, в надежде на лучшие времена. Впрочем, Господь не оставлял их. В 1992 г. поступил заказ из г. Буденновска (Святой Крест).     Блаженной памяти митрополит Ставропольский и Владикавказский Гедеон хорошо знал всех членов семьи Осипенко, еще по тому периоду, когда служил в Минводах, в звании иерея. Кстати, именно в Буденновске, спустя три года, бандой басаевцев был совершен теракт. Тогда погибли сотни людей.
    После работ по реставрации икон в Святокрестовском храме Георгия Победоносца, братья поехали к отцу в Крымск. Рассказали ему о Порт-Артурской иконе. Отец Михаил также возгорелся желанием написать список. Заказал доску и, даже, начал писать. Но, вновь, промыслительно, образ остался недописанным. Заканчивал икону сын Сергий. После кончины отца Михаила (+3 апреля 2006 г.), он завершил работу над огромным, выше человеческого образа списком, который в июле того же года обошел храмы и монастыри Сербии и Косово. Сейчас, этот образ находится в приходском храме г. Шабац в Сербии.
    В том же 1992 г. возникла мысль сделать выставку икон, написанных отцом Михаилом  и братьями-иконописцами. Вскоре, Господь послал благотворителей в лице «Хаммер-центра», акционерного общества «Русское золото» и «Статус – Кредит – Банка». Выставка начала действовать в ноябре 1992 г. в помещении «Хаммер-центра», а затем была перенесена в вестибюль Белого Дома в Москве.
    Когда выставка начала свою работу, то братья вновь поехали к отцу, просить его о предоставлении своих работ, необходимых для полноценной работы выставки. Вместе с ними поехали друзья семьи – Лев Богоявленский, благодаря которому появились первые публикации о семье иконописцев и, Юрий Бурмакин, историк и юрист по образованию.
    Время на пребывание в Крымске не было потрачено впустую. Друзья семьи отыскали в архивах необходимые данные, благодаря которым, отцу Михаилу присвоили звание ветерана Великой Отечественной войны, вернули боевые награды и, назначили военную пенсию.
Попутно, сыновья уговаривали отца, предоставить свои работы для открывшейся в Москве выставки икон. В конце концов, отец Михаил согласился приехать на презентацию выставки, впрочем, ничего не обещая, по поводу икон.
На выставке, которая действовала почти год, было представлено около тридцати икон. Здесь были работы, не только отца Михаила и его сыновей, но также представили работы дочери – Варвара, Галина и Наталья.
    Если говорить о Богородичных иконах, то это были иконы Державной Божьей Матери, Порт-Артурской, Васнецовской, Почаевской. Иконы Казанская и Смоленская. Державную икону впоследствии купил скульптор Вячеслав Клыков, который, в 1999 г. дал ее для совершения воздушного крестного хода по границам России. Образ сей, задолго до означенного события, проявил себя, как чудотворный. Впервые он замироточил в Москве, во время крестного хода 15 марта 1997 г., посвященного 80-летию явления Державной иконы в селе Коломенское. Во второй раз, образ мироточил в том же году, и тоже в Москве, во время крестного хода 17 июля, посвященного убиению Царской семьи в Екатеринбурге.
    По всей очевидности, совсем не случайно, что  вместе с Песчанской иконой Божьей Матери и мироточивой иконой св. Царя Николая, этот образ осенил границы Державы Российской. Когда самолет пролетал над Чечней, то именно Державный образ начал мироточить. После прошедшей в Моздоке в феврале 2000-го года конференции писателей России,  куда также привозили этот мироточивый образ, и где он вновь обильно мироточил, Вячеслав Клыков подарил Державную икону в храм Благовещения села Тайнинского. Выбор на Тайнинское пал не случайно, потому что именно там прославленный скульптор установил памятник Царю-мученику Николаю Второму.
Когда, в ноябре 1992 г. в «Хаммер-центре» открылась презентация выставки, то вход на нее был разрешен только по специальным пригласительным билетам. Отец Михаил, прибывший накануне в Москву, придирчиво осмотрел находящиеся в экспозиции иконы и, лишь после этого дал согласие на участие в выставке трех своих икон, которые привез с собой.
    Присутствовавший на презентации митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим, произнес такие слова: «Мне, прожившему более семидесяти лет, воспитанному и выросшему в церковной семье, всю жизнь свою связавшему с Церковью, можно было и не удивляться этой выставке. Однако, значение ее превосходит многие предположения и мои, и других людей. Не говоря о художественной ценности этих икон, я вижу здесь настоящее и будущее России. Страну нашу сейчас разоряют и растаскивают. Что-то пока остается и у нас. Совсем недавно смотрел «Ценности России», выставленные в Цюрихе и в Риме, в замке святого Ангела – но это великолепное прошлое. Думали, что создание чего-то подобного в наши времена уже невозможно. И, вот оно перед нами. Оно есть. Оно будет. Сегодня «Злата» сделала всем нам приятный подарок. Мы должны быть благодарны и за то, что сделано сейчас, и за то, что сделали и делают эти мастера для всего русского народа».
    В следующем году выставка переехала из «Хаммер-центра» в здание парламента в Белом Доме. Курировавшее выставку «Русское золото», оплатило, еще недавно невыездным иконописцам, поездку во Францию, к проживавшим в Париже родственникам. Так, сбылась наконец мечта Златы Сергеевны, не сумевшей при жизни повидать своего старшего брата. Эту мечту исполнили ее дети.
    Игорь Сергеевич находился тогда уже на пенсии. Пенсия была военная. Ее выплачивали, согласно закону, принятому в годы правления маршала де Голля. Их двоюродные братья, Игорь и Иоанн, тоже многого добились в своей жизни. Игорь пошел по военной стезе. Служил в военно-воздушных силах Франции. По выходе в отставку, продолжил службу в школе инструкторов летного состава. Иоанн окончил университет Сорбонны. По специальности, он историк. Преподает в том же университете. Дочь, Светлана, также окончила Сорбонну, факультет филологии. При этом, в совершенстве владеет, кроме русского и французского, которые для нее родные, еще четырьмя языками.
    Когда начались незапамятные события конца сентября – начала октября 1993 года, то выставку было решено эвакуировать. Михаил Михайлович был против этой эвакуации, он даже собирал подписи среди депутатов и высоких чиновников, чтобы выставку оставили. Михаил говорил депутатам: «Не трогайте иконы. Они будут для вас бронежилетом». События ближайших дней подтвердили правоту этих слов.
Иконы тогда перевезли в помещение Госдумы, где они находились еще в течение полутора месяцев, но в результате эвакуации, пропали несколько икон. В их числе, был и список образа «Торжество Пресвятой Богородицы».
    Но, пребывание икон в здании Правительства России, не прошло даром. В 1993 году, на студии «Кэтлин-видео» был снят видеофильм о творческом объединении «Злата», который потом показали по центральному телевидению. Также, был снят сюжет и для передачи «Русский Дом», а в одноименном журнале появилась обширная статья об иконописцах. Все это послужило причиной тому, что в вышедшем в тот год буклете «Тысяча известных людей России», семье иконописцев также было отведено место.
    В июле 1993 года исполнилось 75 лет трагических событий, совершившихся в Ипатьевском доме Екатеринбурга. Царская тема только начала еще прорастать в сознании народа. Это было время, когда начались первые движения по реабилитации Царской семьи, когда началось переосмысление жизни и подвига Царственных мучеников, когда народ стал избавляться от большевистских мифов о реакционном Самодержавии, насаждаемых советской идеологией более семидесяти лет.
В канун этой даты, в Россию приехала Великая княгиня Мария Владимировна Романова со своим сыном Георгием и матерью Леонидой. В России они побывали во многих Царских местах, также в Екатеринбурге и на Царской Голгофе, откуда отбыли в Москву. По случаю этого скорбного юбилея, в Колонном зале Дома Союзов (до революции – Дворянского собрания), состоялась встреча членов Правительства России, а также представителей российского дворянства, с Великой княгиней Марией Владимировной.
    На эту встречу были приглашены и члены семьи иконописцев. В ходе встречи, Великой княгине была вручена икона Нерукотворного Спаса, которую написал глава семьи Осипенко, отец Михаил. Сам он на эту встречу не приехал, так как не являлся любителем пышных торжеств, но икону передал. Когда встал вопрос: «Кто будет дарить икону Великой княгине?» - устроители собрания однозначно указали на Варвару, дочь отца Михаила. Почему они так решили? Может быть, по причине внешнего сходства обеих (сравнение фотографий действительно позволяет так думать), или за молитвы многих святых, в том числе и Великих князей, бывших в их роде. Или может быть, сами Царственные мученики, горячими почитателями которых семья являлась, так восхотели. Когда Варвара вручила икону Спасителя Великой княгине, то Мария Владимировна повернулась лицом к залу с этим святым образом и произнесла такие слова: «Эта икона всегда будет встречать меня в России».
    Еще одно знаменательное событие произошло двумя годами позже. В 1995 году, 11-го июня, в канун Дня Независимости, состоялась встреча президента России Бориса Ельцина с представителями Российского и Зарубежного казачества. Атаман РКВ Зарубежом Василий Тихонович Черкашин вышел тогда на иконописцев, так как нужно было подарить президенту икону. Сыновья отца Михаила поехали в Крымск, откуда привезли икону св. целителя Пантелеимона. Ее то и решили вручить президенту.
    Встреча состоялась в конференц-зале гостиницы «Россия». Когда президент Ельцин, вместе с мэром Москвы Гавриилом Поповым и членами правительства, прибыл на съезд казаков, то представительная комиссия, в которой состоял, кроме Верховных атаманов, исполнитель главной роли в фильме «Тихий Дон» актер Петр Глебов, вручила Главе государства эту икону.
    В момент вручения, атаман Новочеркасска Виктор Ратиев, высокого роста – косая сажень в плечах, громким голосом задал судьбоносный, как потом оказалось, вопрос: «Господин президент! Позвольте спросить! Будет ли подписан Указ о легализации казачества?!»
    Президент недолго подумал и, после короткой паузы ответил: «Да!..»
Уже в течении заседания, служба ФСБ проверила личные дела иконописцев, по которым установила, что все они принадлежат к дворянскому сословию, по линии бабушки (Серафимы Васильевны Углицкой – авт.). По окончании съезда казаков, Президент дал устное распоряжение: «Всем сыновьям иконописца присвоить казачьих пол-ковников».
    Наказ главы государства взялся выполнять атаман РКВиЗ Василий Тихонович Черкашин. Благодаря ему, удостоверения, о присвоении звания казачьих полковников, были выданы всем сыновьям отца Михаила: Сергию, Михаилу, Николаю, Александру. Когда они приехали в Москву, получать удостоверения, то казачий генерал Валерий Камшилов выразил определенное недоумение по этому поводу. На что, атаман Черкашин ответил: «Ты, с ними почтительно себя веди. Они, из князей». Впрочем, это не для осуждения сказано в адрес генерала, потому что для братьев он потом стал в числе лучших друзей.
    После означенных событий, по легализации казачества, Василий Тихонович отправился в Крымск, чтобы поблагодарить отца Михаила. Увидев же совсем небогатые условия его жизни, подарил свой микроавтобус, на котором они и приехал на Кубань.
    В том же 1995 году начались работу по возрождению Храма Христа Спасителя. Творческому объединению «Злата» были заказаны две иконы для нижнего Преображенского храма – прп. Сергия Радонежского и прп. Серафима Саровского. Варваре и ее мужу Павлу был дан заказ на изготовление резного трона для Патриарха Алексия Второго. Причем, заказ надо было сделать срочно. Работать приходилось по двадцать часов в сутки. От усталости буквально валились с ног, и даже спали там же, в мастерской. Потом был звонок по телефону – трон Патриарху понравился.
         
    Возможно, на этом надо было и закончить рассказ о современном периоде жизни семьи иконописцев, поскольку тема эта слишком обширная и требует отдельного повествования, но автор решил дополнительно рассказать о некоторых, весьма важных событиях начала нашего столетия, связанных с работами иконописцев, тем более, что они в достаточной степени освещены, как светскими, так и православ-ными печатными изданиями. С этой целью, автор решил поместить, в качестве заключения, три своих статьи, две из которых были опубликованы на страницах газ. «Благовест» (г. Самара) – 2002 г. №14, и 2003 г. №13. Будет целесообразным, помещая эти статьи на страницах настоящей книги, опустить описанные в предыдущих главах биографические  подробности. Если благодарный читатель захочет более полно ознакомиться с публикациями об иконописцах семьи Осипенко, а также, о деятельности организованного ими благотворительного Фонда «Порт-Артур», то в конце настоящей книги будет приведен список известных автору печатных изданий и публикаций.



ПРИМЕЧАНИЕ:
В заглавии – фотография Златы Сергеевны Осипенко-Яхлаковой-Углицкой, с дочерью.