Птицы...

   Птицы, птицы, птицы... Слетаясь по-одиночке  к воде, без сопротивления дают горячему воздуху волю вторгаться в тесные тела. Жара измучила их. Пить ли так долго, пока иная жажда не заставит оторваться. Или малым глотками, оборачиваясь по сторонам, дотошно, нудно, расчётливо. Не напиться никак. Добравшись до влаги первым, уступить тому, чьё гнездо дальше. Ты-то успеешь до наступления темноты. А он?...
   Птицы, как люди. Пьют вместе, и разлетаются в разные стороны, стараясь не задеть, не потревожить. Не совершить греховного потворства проступку. И это... птицы?!
   Когда уличаешь человека в дурном, ему не присущему, то упрекаешь в отсутствии любви. К себе подобным, или к тем, живым, которые были посланы в мир раньше нас.
Мужание духа постигается в минуты потрясений и повторяющихся событий, в которых познаём себя иными. Рождаясь добрыми, чистыми, ясными,  всю жизнь пытаемся вернуть себя в этот состояние. Терзаемся. Тешимся тем, что боль души - примета того, что она есть... Но через боль ли обретаем мы её? Сомнительно. Даже не через прощение!

   Прожилки молнии, сукровица дождя, гром  - картофелем по жёлобу в авоську... Всё из детства. Из состояния безграничной любви, что плавится в огне никчемных страстей к тому, что цены не имеет.
Так часто бывает, вследствие неумения принять любовь. Понять, что это она.

- Э! Э! Э!
- Да, ладно тебе, что ты , в самом деле?
- Э!
- Не бранись! Он -  такая же лягушка, как и ты!

   Они глянули на меня. Оба. Одновременно. Во взорах были и укоризна, и сочувствие к моему невежеству. Что с меня? Я всего лишь человече.