- Вот это да, – после некоторой паузы выдавил из себя Сергей. Глядя на жену неподвижным взглядом, он пытался сообразить, с чего ей вздумалось отмачивать такие шутки. – Выходит, зря я переживал, что старше тебя на четырнадцать лет? Ну спасибо, утешила.
Наташа закусила губу.
- Я понимаю, это странно звучит…
- Странно? – Сергей рассмеялся. Собственный смех показался ему чужим. – Странно штаны через голову надевать. А это ****ец какой-то, солнце. Просто ****ец.
- Послушай… - она встала, налила себе еще на два пальца. – Я тебе сейчас все объясню. Ты только, пожалуйста, не перебивай меня, ладно?
Сергей молча смотрел на нее, щурясь от солнца. В широком окне качался от ветра ясень, яркий утренний свет пробивался сквозь молодую изумрудную листву, в его колеблющихся лучах цепенела застигнутая врасплох пыль, пахло краской и сигаретным дымом, где-то неподалеку вразнобой забивали гвозди, с монотонным жужжанием косили траву, а он должен был поверить, что его молодой жене на самом деле двести сорок четыре года.
- Буду нем как рыба.
- Спасибо, - Наташа присела рядом. Снова закрыла глаза. – Мое настоящее полное имя – Наталья Кирилловна Воронцова. Родилась я в тысяча семьсот семьдесят пятом году…
Сергей издал звук, напоминающий кудахтанье. Наташа строго на него посмотрела. Взмахнув руками, он изобразил, будто зашивает рот иглой, достал сигарету. Пальцы дрожали.
- Мои родители, граф и графиня Воронцовы, баловали меня с ранних лет, я была их единственным долгожданным ребенком. К своим восемнадцати я выросла тихой, мечтательной, но крайне несамостоятельной и капризной, часто грустила, впадала в меланхолию, жалела себя до слез. Мой досуг занимали шитье, рисование, игра на пианино, французские романы про возвышенную любовь. Эти глупые сентиментальные книжки меня утешали, позволяли примириться с собственной судьбой – я была убеждена, что судьба у меня будет непременно несчастная. Однако через несколько лет, на балу в Петербурге, меня пригласил на танец офицер с благородным умным лицом и серо-зелеными глазами… - Наташа бросила на Сергея внимательный взгляд. - Уже через полгода сыграли свадьбу. Наша семейная жизнь складывалась удачно. Окруженная заботой и ласкою, всем сердцем влюбленная в мужа, я позабыла про грусть, меланхолию и капризы, и лишь одно меня огорчало – у нас не было детей. Вернее будет сказать, что это огорчало Сережу. Быть матерью – это такие хлопоты и тревоги, рассуждала я, да и Сережа уже не будет уделять внимание мне одной, словом, я только внешне страдала из-за своего бесплодия, в сердце же своем была вполне счастлива. Шли годы, наполненные тихим семейным согласием и общим досугом, однако все на свете имеет свойство заканчиваться. Грянул тысяча восемьсот двенадцатый год, Сережа ушел на войну. Осенью я получила письмо, что он пал смертью храбрых в сражении за Малоярославец…
Сергей слушал, смотрел на Наташу и ошарашенно гадал, что же это такое вообще… Розыгрыш? Безумие?! На минуту ему стало страшно, он встал и налил себе полный стакан. Жестом попросил продолжать.
- Я осталась совершенно одна, в огромном имении, посреди полей, пастбищ, деревень. Слуг и крепостных я за людей не считала, своей невозможностью поддержать нормальную человеческую беседу они лишь усугубляли мое одиночество, с соседями никогда не дружила, да и не хотелось ни с кем заводить знакомства для того только, чтобы не думать о невыносимости жизни. Когда скорбь отступила, передо мною встала во весь свой чудовищный рост перспектива старения, безнадежного прозябания в западне обреченного тела. Меня приводила в неописуемый ужас неизбежность физической и умственной деградации, даже смерть не пугала меня так, как этот растянутый во времени беспощадный распад. Будущее внушало мне глубочайшее отвращение, и я бы наверняка покончила с собой, если бы однажды, спустя несколько лет, что сохранились в моей памяти как один мучительный сумрачный сон, не случилось самое настоящее чудо…
Сергей буравил пристальным взглядом картину Наташи – проступающие сквозь грязно-желтые осенние листья черные, как ночь, глаза. Они так же пристально вглядывались в него.
- Это был ноябрьский пасмурный день – очередной промежуток между тьмой и тьмой, наполненный страданиями и страхом. С утра я пошла гулять в лес, только там, среди голых деревьев и увядшей листвы под ногами, я достигала состояния полнейшего отчаянья, и мне, как не странно, становилось легче. Я шла по едва заметной тропинке, стареющая женщина в черном траурном платье, как вдруг услышала хруст ветвей в зарослях шиповника напротив, и в ту же минуту прямо на тропинку передо мной выползла на четвереньках маленькая голая девочка. Возможно, меня не потрясло бы это так сильно, если бы кожа у девочки не оказалась тускло-золотистой, словно листва на земле, того же цвета были и густые длинные волосы. Внезапно, как-то слишком резко, она подняла голову, и я увидела два непроницаемо-черных глаза, в центре которых светились серебристые точки зрачков. В ту же минуту я услышала какой-то невнятный шум в голове, треск, шипение…
Сергей вздрогнул, на брюки пролился янтарный напиток, он шепотом выругался, достал сигарету. Наташа тоже закурила. Ее неподвижное лицо казалось гипсово-белым, как посмертная маска.
- … меня посетило видение. Среди деревьев бежит девочка, за нею гонится волк. Хищник сбивает девочку с ног, вонзает в нее зубы, но тут же отскакивает, будто ужаленный, крутится на месте юлой, исчезает в зарослях. Позже я сообразила, что девочка показала мне произошедшее с нею, но я тогда была, мягко говоря, не в себе, мало что понимала. Из рваных ран на ее животе капала густая, будто кисель, черная кровь. Руки ее подломились, она потеряла сознание. Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, я подняла ее и понесла – она оказалась удивительно легкой, словно была набита опилками. В голове засела одна мысль - донести, обработать раны, перевязать. Так я и сделала. Ключница Василиса, помогавшая мне, то и дело крестилась, поминала нечистого, а когда заглянула в ее странные нечеловеческие глаза, бухнулась в обморок. Накрытая атласным покрывалом, девочка внезапно поменяла цвет кожи с грязно-золотистого на красный. Когда она уснула, я пошла мыть руки, испачканные кровью, и тут меня как молнией ударило – руки совершенно преобразились! Кожа разгладилась, приобрела ровный матовый оттенок, вздутые вены спрятались, ногти порозовели, заблестели в сияньи свечей перламутром. Всю ночь я ворочалась, заснуть не могла, а на рассвете вошла в комнату, где спала девочка, полоснула канцелярским ножом красное ее, под цвет покрывала, запястье, нацедила немного крови, пахнущей рыхлым черноземом и плесенью, перевязала рану. Уединившись, намазала лицо и вскоре оно стало таким же, каким было двадцать лет назад!
Сергею отчаянно захотелось проснуться. В то же время он слишком хорошо понимал, что проснуться невозможно, можно было только уснуть.
- … утром я надела свое лучшее платье, шляпу с вуалью, спрятала драгоценную девочку в сундук с отверстиями для дыхания, взяла все деньги, какие были, поехала в город. Сняла квартиру в престижном доходном доме, вскрыла девочке вены (она на удивление быстро поправилась), натерлась кровью с головы до ног. Ах, какое это было блаженство, я весь день кружилась в восторге по комнате, я как будто летала! Позже, когда прочитала Булгакова, была поражена, как точно он описал мои тогдашние ощущения в сцене превращения Маргариты в ведьму… - Наташа с удивлением посмотрела на столбик пепла, в который превратилась сигарета. – Переехала в Петербург, вышла замуж, блистала на балах. Раз в четыре года пускала девочке кровь…
- Сколько раз ты была замужем? – услышал Сергей собственный голос.
- Точно не помню. По понятным причинам мои замужества не могли продолжаться долго, чаще всего я была одна… – Наташа грустно покачала головой. – На какие только ухищрения я не шла, часто была на волосок от разоблачения, гибели… исчезала, как фантом, путешествовала по всей стране, переезжала из города в город…
- В запертой комнате наверху находится эта самая… кхм… девочка?
- Учитывая ситуацию, ты удивительно быстро соображаешь, - улыбнулась одними губами Наташа.
- И ты мне ее покажешь?
Она кивнула. Сергей налил себе еще, выпил, не ощущая вкуса, побарабанил пальцами по столешнице. «Господи, она же сошла с ума…», билась мысль в голове встревоженным пульсом. Нужно было решительно прекращать весь этот нелепый сюрреалистический спектакль. Но вместо этого он спросил:
- Ты ее показывала всем своим мужьям?
- Разумеется, нет. Я не настолько сумасшедшая, - она снова улыбнулась.
- Очень интересно, - с невольной иронией отозвался Сергей. – Почему же именно мне ты оказываешь столь высокую честь?
Наташа смущенно опустила ресницы, но тут же их подняла. Ее глаза сияли.
- Ты двойник моего первого мужа, Сережа. Не только внешне, у вас даже характеры сходятся. Увидев тебя, я поверила в переселение душ! Когда ты назвал свое имя, я едва сознание не потеряла. А когда узнала тебя лучше... Это судьба, Сережа. Мы должны быть вместе. Всегда, ты понимаешь? Всегда!
«Точно спятила, - похолодел Сергей. – Господи, как же так…»
- Пойдем, - Наташа встала, поставила на стеклянный столик стакан, потянулась всем своим стройным молодым телом. «Молодым?», пронеслось в голове страшной тенью, Сергей поспешно раздавил в себе эту мысль. «Запру ее наверху… вызову «скорую»… как же я теперь без нее… один…»
Щелк, щелк! Дверь скрипнула, медленно, как в фильме ужасов, отворилась. Бледная Наташа отступила, сделала знак рукой – входи. «Ключ остался в замке… быстро выйти в коридор, захлопнуть дверь…»
Окно напротив закрыто тяжелыми шторами, в тесной комнате царят сумерки, однако видно, что мебели никакой нет, только в самом центре стоит какой-то темный продолговатый предмет. В ноздри ударил странный запах, напоминающий запах грибов. Или плесени…
Загорелась под потолком тусклая лампочка, озарила ржавым светом бледно-голубые стены, того же цвета половицы, сумрачный потолок. Сергей медленно отошел назад. Что-то внутри него навсегда оборвалось.
Посреди комнаты стояла массивная приземистая клетка с толстыми прутьями, а за прутьями сидела на корточках, упираясь тоненькими руками в обитое жестью днище, костлявая девочка-подросток с черными волосами и черным обнаженным телом. В ту же минуту волосы и тело изменили свой цвет на мертвенно-синий, девочка подняла лицо, и на Сергея уставились необъяснимо-пристальным взглядом нечеловеческие черные глаза с серебристыми, как звезды, точками в центре.
- За двести лет она немного подросла, - Наташа щелкнула зажигалкой, выпустила дым в сторону клетки. – У этих тварей чрезвычайно замедленный обмен веществ, пьет она раз в неделю, кормлю я ее раз в месяц. Около двух недель Машенька спит, примерно столько же бодрствует. Хлопот с ней меньше, чем с кошкой…
- Машенька?
- Ну да. Надо же ее как-то называть, - Наташа стряхнула перламутровым ноготком пепел. - К счастью, она совершенно немая. Зато умеет передавать мысленные картинки…
- Кто она?
- Эм. Ну в общем, если коротко… Давным-давно они жили здесь, бессмертные как боги, но потом пришли люди, многочисленные, воинственные, многих поубивали, выжившие ушли под землю… К счастью, наша Машенька, - Наташа показала сигаретой на пленницу, что продолжала оставаться неподвижной, пристально наблюдающей, - нашла выход на поверхность. Из любопытства, если я правильно поняла… Кстати, она сидит так почти все время. Прикольно, да?
В девочке было что-то невыносимо притягательное, на нее нельзя было не смотреть. Казалось, еще немного, и он провалился в непроглядную бездну ее остекленевших немигающих глаз. Опершись на стену, Сергей дернул воротник рубашки.
- Мне… нехорошо. Душно...
Наташа потушила свет, взяла его за руку, вывела в коридор, дважды повернула ключ в замке.
– Я тебя понимаю. Это все нелегко принять. Выпей, покури, отдохни, поспи… Как отдохнешь – мы договорим.
- О чем?
Она внезапно прижалась к нему всем телом, поцеловала в губы. Ярко-голубые глаза блестели счастьем.
- О твоем бессмертии, милый. О чем же еще?..
продолжение http://www.proza.ru/2019/06/09/1203