Гном подскочил на ноги, выбросил вперед руку с кинжалом, и начал отступать.
— Ты кто? — крикнул он, не спуская глаз с дерева. — Покажись! Откуда знаешь мое имя?
Тишина.
Гном остановился. Посеребренное луной дерево, укрывшее его давеча было как на ладони, от корней до вершины. Сердце колотилось в ожидании что листва затрясется и изрыгнет из глубины кого-то. Или что-то. Мгновения спустя, его дыхание по прежнему оставалось единственным тревожным звуком вокруг. Быть может во всем лесу.
Гном вернулся к стволу, надо было забрать котомку. Послышалось или нет, но ночевать нужно было подальше от этого места. Для этого не обязательно было обращаться за советом к кронсову чутью.
Едва рука коснулась засаленной котомки, рядом прозвучало:
— Дед твой посмелее был.
Теперь говорили где-то внизу, прямо под носом. Гном нагнулся и заметил стоящую навытяжку мышь. Не опуская кинжала, он нащупал свободной рукой обломанную ветку и начал медленно заносить. Зверек исчез.
— А вот этого не надо, — посоветовал человеческий голос.
Ветка полыхнула, словно ее только что вынули из костра. Подавив желание отбросить колдовской факел, Гном поводил им вокруг и осмотрелся. Пламя озарило поляну и деревья по краям. Никого.
Огонь угас, также внезапно, как и вспыхнул. Зато на другом конце поляны, мелькнули красные огоньки. Три пары глаз. Оборотни.
— Интересно, что бы сделал сейчас твой дед? — озадачил голос.
— Для начала, не забрел бы в этот проклятый лес, — огрызнулся Гном, подозревая, что эта ночь может быть последней в его жизни. Знал бы, так вместе с грибами доел бы припасенный на завтрак ломоть хлеба.
— Ты, надеюсь не с этими оборотнями? Слишком много чести мне, хотите жрать, так нападайте уже. — сказал он темноте.
— Оборотни? Это обыкновенные волки.
— Ну да, как же, волки. Дураку известно, что у волков глаза в темноте зеленые.
Гном отбросил ветку и перехватил кинжал. Красные точки ответили рыком, и спина тут же охладилась потом. Оборотни или волки, было не важно, и те и другие наверняка бы уже напали. Боялись. Не его же? Значит незнакомого голоса, а вернее его обладателя. Выходило, что рядом была нечисть пострашнее.
— Ты, я погляжу, не из робких. Вот бы старый Брах порадовался. — донеслось сзади.
Гном повернулся и оторопел. По всему выходило, что таинственный голос и колдовская власть должны принадлежать существу огромному, вровень с дубом. Или хотя бы высокому. А перед ним стоял гном. Обыкновенный гном, того же, что и Гакур, роста.
— Думаю, что так нам будет легче договориться. Опять же – удобнее, голову задирать не надо, — сказал незнакомый гном. Затем он сел под деревом и указал на место рядом.
— Садись. Ты же сообразительный. Наверняка понял, что сожрали бы нас давно, если бы… если бы...? Ну? — незнакомец вертел в воздухе пальцем, предлагая закончить его слова.
— Если бы не ты. — сказал Гакур и сел напротив.
Оборотни вновь зарычали, но с места похоже не двигались.
— Мое имя ты знаешь, а как обращаться к тебе? — спросил Гакур.
— Зови меня Ветром.
— Странное имя.
— В отличии от твоего, что-то значит.
Гном-незнакомец был старше Гакура, сутулый, с отрешенным взглядом, потерянный какой-то, или больной. Все это не вязалось с чистотой в его голосе. Будто говорил кто-то другой, невидимый, а этот только открывал рот. Запахло грозой, Гакур невольно посмотрел вверх, на него с чистого, ночного неба посмотрели звезды.
Из глубины леса раздался рык. Громче. Громче. Трое оборотней, пригнув морды к земле, вышли на окраину опушки. Тот, что посередине, возвышался над собратьями почти на голову.
— А почему тебя оборотни боятся? — спросил Гакур.
— Клык, нож, заклятье – все равно, ответить мне не мудрено,— пробормотал гном-незнакомец и повернулся к нападавшим:
— Э-э-э-й. — протянул он, и указал на волков пальцем.
Большой заскреб себя передней лапой по морде, точно его укусила оса. Потом взвизгнул, и попятился в темноту. Через мгновение, зверь подлетел, точно его вздернули с небес за холку. Стараясь освободиться от невидимой хватки, он замотал головой и заклацал зубами, но лишь поднялся еще выше. Гакур перевел взгляд на гнома, тот лишь пожал плечами и вытянул перед собой пустые ладони, мол я здесь не причем. Все еще болтаясь в воздухе, волк стал превращаться в человека. Голое тело какое-то время извивалось в лунном свете, человек закричал и сорвался на землю. Поднявшись, он стал оглядывать себя, непрерывно хватая руками за разные части тела, и дергая наотмашь, словно пытаясь от себя оторвать. Внезапно, один из оставшихся в волках оборотней прыгнул на человека и вцепился в ногу. Человек пнул, откинул напавшего и бросился наутек. Оборотни за ним. Шум трещавшего под ногами и лапами подлеска затих вдали. Гакур смотрел в темноту за которой исчезла троица и не мог пошевелиться.
— Я их вожака обратно в люди вывел. Хе-хе. — пояснил гном-незнакомец. — Дерзкий слишком. Не люблю дерзких. Ну а приятели его того. Покусали. До смерти. Ладно, пора кончать. — Он ухмыльнулся и сделала рукой движение, вверх вниз.
Из глубины леса раздались три хлопка.
— Что это? — спросил Гакур.
— Экзергонический процесс. Катаболизм. Рукой мог бы и не махать, это я так, для формы. Ты ж наверняка привык, что колдуны обязательно должны сказать что-нибудь, или там рукой махнуть. Объясняю для тебя: в пыль я их обратил, в пыль. Молекулярную составляющую. Страшно?
Дрожь пробежала по всему телу. Гакур обхватил свои плечи руками накрест, и потер. Странные слова колдуна пролетели мимо, на то он и был колдун, чтобы мудрено изъясняться.
— Деда вспомнил. Такого он никогда не видел. — сказал Гакур.
— А что он видел, что рассказывал? — гном заинтересованно подался вперед.
— Байки всякие. Врал, конечно, — отмахнулся Гакур.
— Байки о том, как козни добрым людям чинил да животных мучил, а?
— Ну почему же...
Хоть Гакур деда не любил, а позволить всякой нечисти глумиться над стариком не мог. Сжались кулаки. За спиной раздался треск, и Гакур невольно обернулся. Когда повернулся вновь то опешил: вместо гнома-незнакомца, у дуба стояла ветхая старуха. Запах грозы вновь защекотал ноздри. Старуха подошла и, низко поклонившись, запричитала:
— Спасибо, сынок, что дед твой меня живой оставил… Да осеребрится твоя борода. Какому богу прикажешь молиться, хи-хи, молиться, хи-хи-хи, хи-хи-хи...
Смех перерос в визг и после в зловещий хохот.
Внезапно потянуло ко сну. Голова отяжелела, но тело оставалось в силе и наземь не рухнуло. Мысли путались. Замелькали воспоминания, совсем недавние и ранние, детские. Картинки просвечивали одна сквозь другую, словно нарисованные на стекле. Гакур отчетливо увидел забитый припасами погреб харчевни, куда натащил хвороста, чтобы поджечь. Вдруг прямо сквозь подвешенные к потолку гроздья ломтей сушеного мяса проступила грива, а затем и вся, испуганная им лошадь, с которой сползал в канаву дородный монах. Первый заказ начинающего кронса. Сквозь черную рясу прорвалась Ронда-Ворона, с широко разинутым, зубастым клювом. А уж сквозь ее крыло Гакур разглядел изрезанное морщинами лицо деда. Тот сидел за липким трактирным столом и был крепко пьян. Вытерев бороду после очередной кружки, он хлопнул ладонью по столешнице и промолвил: «Расскажу-ка я тябе то, о чем полжизни молчал. Ты дурак малой, все одно забудешь.»