Прощай, Дэнни!
1
Осеннее утро. Сегодня папа оставил газету со статьей «Почему в Нотингеме принято заботиться о детях из неблагополучных семей?» у всех на виду. Она лежала на столе, такая невзрачная и серая, что я и не заметил ее вот так сразу. Отец, очевидно, предпочел ее не читать, решив заняться своими взрослыми делами.
В самом ее верху был напечатан заголовок «В Хоншире живут одни дети». Я не понимаю смысла этой надписи, но она уже впечатлила меня, показалась оригинальной.
Мама спит, и мне нисколько не страшно. Я смело беру в руки газету и иду в зал. Папа лежит на диване и смотрит на меня с печалью, его горячая яичница еще на столе. Полосками нарезанный бекон остался нетронутым.
Мы с папой не спим. А в доме так тихо, будто в нем одни покойники. Никогда еще он не вызывал у меня чувство такой глубокой тоски, мне кажется, что здесь царит лишь одно безмолвие. Я прощаюсь с отцом.
- Тебе нужно пойти вслед за этим человеком, – говорит мне отец, пережевывая свой завтрак и указывая на высокого мужчину в пиджаке. – Я ничего не могу сделать. Иди и не оборачивайся. Только не разбуди маму. Я сам с ней поговорю.
Я плачу, не понимая, зачем все это, но все же выхожу на улицу, поглядывая на аккуратные газоны у жилых домов. Социальный работник с полицейским улыбаются мне. Они серые и невзрачные, несмотря на странные телодвижения: оба прикасаются к своей старой машине, словно хотят ее обнять и что-то мне сообщить.
- У нас самая классная машина в мире, Дэнни. Ты должен поехать с нами. Довериться мне и этому человеку в полицейской форме.
Я нахмурился в ответ. Я никогда еще не видел таких огромных машин. Чувство страха не дает мне покоя.
- А куда мы поедем?
Социальный работник ответил:
- Тебе это не нужно знать. Самое главное, мы спрячем тебя от этой ужасной семьи. А потом тебя определят в Хоншир. Это приют для таких детей, как ты.
Я не знал, о каком приюте шла речь. В то осеннее утро мы ехали по бесконечной ровной дороге, и я понял: меня навсегда решили забрать из дома. Тогда я не успел осознать, что моя жизнь изменится в корне. Ведь я больше не буду тем самым Даниелом, выросшим вместе с родителями в тепле и уюте. Я стану совсем другим. Потому что меня определят в Хоншир. Тем самым осенним утром я потерял свои детские годы, которые могли бы стать счастливыми. Тем самым осенним утром я то ли должен был, то ли мог это осознать ***- Эрнест, я не могу понять, куда делся Дэнни, он должен был уже вернуться, - сказала я, поглядывая на часы, которые висели в нашей тесной спальне и которые смотрелись очень некстати: такие деревянные и большие, совсем не сочетались с нашей стеной. Они показывали половину десятого утра. В доме без Дэнни было очень тоскливо. Часы бьют и бьют каждую секунду, их стук напоминает мне звон колокола. Я уже предчувствую беду, подхожу к мужу и обнимаю его за плечи, это помогает мне расслабиться. Я взволнованно спрашиваю: - Эрнест, ты не видел Даниэла? Я слышала, как утром он грел свой завтрак. Но я его нигде не вижу. Ты не знаешь, где он? Может, он на прогулке? Эрнест лишь пожимает плечами и сухо отвечает: - Не знаю, он должен был уже вернуться. Ну, что еще ожидать от него? На другое он просто не способен, какой же он жалкий, не может принять ни одно решение. А я только накапливаю в себе усталость и гнев, не в состоянии изменить ситуацию.
Я почувствовала, как мои руки затряслись. Я никогда еще не волновалась так сильно, но сейчас чувство тревоги нарастало и нарастало. Мы позавтракали и начали разбирать вещи из ящиков, ведь мы недавно приехали из Калифорнии. Делая это, я надеялась, лишь бы все кончилось хорошо, и Даниэл вернулся к обеду… Тогда мы спокойно приготовим пиццу или сделаем пасту, добавив в нее кусочки французского сыра. О, да, он так ее любит! Дзынь! Дзынь! Нас постоянно беспокоили звонки от разных людей, ну как же не без них? Вначале позвонил коллега моего отца по поводу построек, затем сестра, живущая в Борнмуте, все это заставило меня отвлечься от уборки и от всех мыслей о Даниэле, которые не давали мне покоя с самого утра. Шторы в комнате поднимались, словно парус у корабля. Что будет дальше. Я откидываю свое платье, кладу утюг на место и иду в комнату мужа. Там лежит повестка. Нас вызвали в участок. Ах, значит, несчастье было слишком близко. Полиция нашла Дэнни, и что случилось с ним, непременно узнается. Только я не хотела этого, избегая правды. Совсем как первоклассница, ожидавшая плохой оценки. На другом конце света мне обязательно раскроют всю правду. Обязательно. Расскажут, что случилось с Дэнни. Тот самый билет на край света уже купили за меня, сделав это насильно. Не спросив у меня согласия.
***
Жилые дома стояли как кубики друг за другом. Зеленый газон и фонтаны казались незамеченными на фоне идущих пар с колясками и чемоданами. Но среди них не было нашего Дэнни. Он не вернулся даже к обеду. Мы ждали его, сколько могли, но Эрнест сдался раньше меня. Ну, что уж говорить о нем? У него-то явно нет терпения, он всегда таким был, равнодушным и слабым, поэтому старался избавиться от проблемы как от назойливой мухи. Он быстро сел за руль и завел мотор, произнося только одну фразу:
- Нас вызвали. Нам пора ехать.
Мое волнение нарастало и нарастало.
- Наверное, они хотят поговорить о Даниэле. – предположила я, - Может, он натворил что? Разбил стекло? Как ты думаешь, Эрнест? Стоит ли вообще ехать?
Эрнест начал потирать руки. Опять его тревога. Страх пойматься на чем-то. Капельки пота, выступавшие на его лбу, не дававшие мне покоя.
- Ты с ним что-то сделал, Эрнест? Дэнни не стал бы хулиганить. Я знаю его очень хорошо. – сказала я. Мое дыхание было тяжелым. - Материнское сердце подсказывает мне, что с моим мальчиком не все в порядке.
- Хватит уже меня обвинять во всей этой чепухе. – бросил Эрнест со злостью и раздражительностью. – Поехали. Я объясню все. И не вздумай отвлекать меня. Скажешь хоть слово, я остановлю машину, поняла?
Мы двигались и, должно быть, проехали несколько километров, я заметила, что прошло не больше получаса. Бесконечные зеленые поля, мимо которых мы мчались, напоминали мне опавшую листву с деревьев, но не видно было ни одной машины. Трасса никогда еще не казалась такой одинокой.
Когда наша машина приблизилась к полицейскому участку, он напомнил мне ночной сад: мы обратили внимание на то, что небо вдруг стало совсем серым, а облака превратились в грозные тучи. Часы показали 14:07. Наша встреча с полицейским из Нотингема предвещала необычный разговор, и мы надеялись, что речь пойдет именно о Дэнни.
Но Эрнест оказался просто идиотом. Во время допроса он так волновался, что начал путать слова. Эрнест не мог давать показания даже в присутствии адвокатов. А я, наивная дура, стояла и думала, может, он скажет правду о сегодняшнем осеннем утре, том самом, которое заставило меня волноваться и дергаться.
Скажи им, что ты убил Даниэля. Скажи им, что ты это сделал, и нам не придется ждать неизвестно чего. Мне не придется думать о билете на край света. Скажи им это, Эрнест.
Прошу тебя.
О том, что мой билет на край света уже куплен, я узнала после того, как закончился допрос моего мужа. Детектив Нильс Адамсон вежливо пригласил меня в свой кабинет. Его волосы были сальными и зачесанными назад, очки на одной душке и золотое кольцо на пальце выглядели на нем весьма необычно.
- Проходите, мы должны поговорить с вами. – сказал детектив с грустью. – Вы должны внимательно выслушать нас и не спорить с нами, потому что история может шокировать вас.
- О чем вы?
....Мой билет был уже куплен. Сейчас я узнаю, что случилось с Дэнни.
- Мой Даниэль умер? Скажите мне… - не выдержала я.
Я ждала момента, когда я узнаю всю правду, смирюсь с тем, что могло произойти. Но, выходит, всему этому не бывать, Детектив Адамсон игнорировал мои вопросы.
Он лишь махнул рукой и крепко взял меня за локоть.
- Проходите в кабинет, мы вам все объясним. Не говорите ни слова.
Я вошла в помещение для допросов и села на стул.
- Вы хотите поговорить о Дэнни? – спросила я, озираясь по сторонам. Комната… Она бы не привлекла моего внимания, если бы не была такой светлой, но сейчас я должна была отвлечься от посторонних мыслей и выслушать этого чертового детектива. Забыть о показаниях Эрнеста и принять то, что случилось.
- Итак, мы вынуждены лишить…
- Что с Даниэлем? Он жив? Вы нашли его? – спросила я.
Детектив Нильс махнул рукой.
- Дайте мне сказать! Не перебивайте! Сядьте и успокойтесь!
- Я не успокоюсь… Что с Дэнни?
- Прошу, сядьте!
Я остолбенела:
- Скажите, что с Дэнни?
- Мы забрали Дэнни. Вас лишат родительских прав. – сказал детектив.
Понимание случившегося наступило слишком быстро. Значит, Дэнни не умер, его просто… Нет. Не может быть… Этого не может быть… Но уже поздно. Наверное, слишком поздно что-то говорить.
- Мы забрали у вас Дэнни, - повторил детектив Адамсон. – Социальный работник забрал его сегодня утром. Вы спали в это время, и, видимо, не поинтересовались, где находился ваш сын.
- Но мой муж Эрнест…
- Ваш муж не мог ничего сделать. Ему было все равно. Да и мы в таких случаях не спрашиваем согласия у родителей, просто забираем детей и все.
Мое сердце упало. Значит, вот она… правда. Они лишили меня самого главного. Они забрали Дэнни.
Мои ноги подогнулись, и я, не проронив ни слова, начала опускаться на стул.
Эрнест все скрыл. Он врал, зная, зачем едет в полицию. И скрыл от меня сам факт, что к нам приедет человек из социальной службы и заберет нашего Дэнни. Он дал молчаливое согласие, которое от него не требовалось.
- За что вы так с нами? – только и сказала я. Мое сердце продолжало бешено колотиться. – Что мы сделали? Пережитое нельзя было описать словами. В каком шоке я была… Что я могла сказать…Детектив Адамсон нахмурился. Я заметила, что он тоже начал волноваться и явно не мог скрыть своей тревоги. Нильс Адамсон восторженно произнес: - К сожалению, Шерон, сам факт того, что ваш муж часто выпивает и ввязывается в драки, дает основания считать, что Дэнни растет в неблагополучной семье и весьма в не безопасном месте. Вы оба временно не работаете, положение семьи по.. - Это временно… - перебила я, - Я выйду на работу совсем скоро. Я уйду от Эрнеста. Только не позвольте органам опеки забрать Дэнни. Пожалуйста. - Шерон, все очень печально. Дэнни не может жить с вами. Семья неблагополучная. Много нюансов. Мы не можем быть уверены, что ваш сын растет в счастливой семье... Детектив Адмасон говорил вполголоса. Мне кажется, что он находился совсем далеко, но я вынуждена смириться с тем, что он рядом, здесь, возле меня. И эта история – не выдумка, а моя реальность. Мой купленный билет. Я поверну направо – и все равно буду стоять в этом просторном кабинете, без окон и зеркал. Поверну налево – и столкнусь с детективом Адамсоном, который поддержит меня, обязательно успокоит, даст стакан воды. Только мне это не нужно. Просто верните мне Дэнни. Прошу вас. Ведь это совсем не сложно. Я обдумывала случившееся и вытирала слезы. Конечно, мой муж был слабаком и любил выпить. Он не мог решить ни одну проблему и часто ссорился с соседями. Но это никому не давало право отбирать у меня ребенка. Не давало права выставить нас плохими родителями, не справляющимися со своими обязанностями. И, конечно же, Эрнест никогда не бил Дэнни, как считали… Каким бы слабаком и плохим мужем он ни был, он не стал бы…- Куда отправят Дэнни? – спросила я озабоченно, – Что с ним будет- О нем позаботятся в приюте Хоншир, - ответил Адамсон. – Этот приют создан специально для детей из неблагополучных семей. Поступили сведения, что Дэнни часто гулял на улице один и даже воровал. Так же на теле Дэнни были обнаружены побои. Откуда они, мы еще выясним. Я почувствовала, как мое сердце снова начало колотиться. Мне не хватит сил доказать всю правду. - Могу ли я поехать с сыном? Детектив Адамсон покачал головой. - К сожалению, нет, мэм.
- Но ведь это дети, и им нужны родители. – сказала я, - Вы имеете право решать, с кем будет Дэнни, не так ли? Адамсон растерялся. Я задумалась: А что, если ему было знакомо это чувство? Что, если у него тоже когда-то отбирали сына, и он сейчас работает здесь, как тайный агент? Но все оказалось наоборот. Он придерживался другого мнения. - Имею ли я право назвать детей Хоншира детьми? Вряд ли, мэм.
2
Дети, как сахарные тростники
Нас действительно не считали детьми. Мы росли отдельно от мира, как одиноко посаженный сахарный тростник. Конечно, он встречается в дикой форме и в восточной и северной Африке, и на Среднем Востоке и в Индии, и на Тайване и в Новой Гвинее, но не грех сравнить себя самого с таким тростником…
О нас никто никогда не слышал, что-либо рассказывать о нас было запретной информацией.
Местные газеты Нотингема молчали о Хоншире и его обитателях. Мы знали, почему. Мы жили в другом обществе? Или из нас могло вырасти, что угодно: воры, насильники или убийцы?
Может быть. Наша жизнь то ли медленно, то ли быстро превратилась в формулу, выведенную на бумаге: у нас появились хозяева наших судеб. Мы приобрели их, сами не зная об этом.
Врачи, повара и воспитатели…
Они знали, кто мы такие.
Нас явно не любили.
Нас считали изгоями и боялись, как озверевших волков.
Воспитанники Хоншира уже давно числились будущими преступниками: убийцами, насильниками, грабителями?
Каждый из нас должен будет рано или поздно «состариться», покинуть этот мир в одиночестве. Без родителей. Завянуть как старый цветок. В обществе маленьких детей: девочек, засыпавших в своих спальнях, мальчиках, думавших о том, как лишний раз пошалить.
И, конечно же, по прибытии в Хоншир мы забыли о том, что такое праздники. С тех самых пор нас никогда не поздравляли, никогда не баловали. Санта-Клаус, торты или рождественские елки остались только на фотографиях и картинках...
В нашей памяти, в другой реальности.
***
Нас было трое друзей: я - Дэнни, Йенс и Джимми.
С ними я познакомился еще по приезде в приют.
Мы доверяли друг к другу, как никто другой, и часто проводили время вместе, эдакие любители нарушать правила. Каждую среду мы шли на кухню и наблюдали там за поварами. Нам очень нравилось это делать. Наверное, это было единственным интересным занятием в Хоншире, другого мы представить просто не могли.
В первую очередь я волновался о Джимми, моем верном друге, человеке, который с первых дней посочувствовал мне и справился с собственными проблемами, исключительно интимными. Потерей родителей, а затем новой жизнью в приюте. Такой жестокой, совершенно чужой.
С Джимми меня связывали особые отношения, куда более теплые, нежели с Йенсом. Просто потому, что с ним мы могли говорить о чем угодно: в "маленьком мире" мы боялись потерять друг друга и никогда не упускали возможность провести время вместе.
С Джимми мы понимали, что в Хоншире не получим того, чего получали наши родители. Мы были обречены: иногда мне казалось, что все, что происходит в приюте, в итоге заставит нас постареть: прежде всего, не физически, а душевно. Так оно и было.
Был конец декабря. Время приближалось к Рождеству, когда мы с Джимми сидели в гостиной для мальчиков и пили горячее молоко. То, которое изредка доставалось нам. Лишь на такие события, как праздники, мы могли позволить эдакие маленькие радости.
- Ты знаешь... - начал неожиданно Джимми в тот день, - Я думал, что Хоншир станет для всех нас родным домом, но этого так и не случилось. Я уже лишился сил и надежды...
Он заговорил об этом... Так резко, так неожиданно... Не спросив у меня согласия. Я отвечаю, выдавливая из себя слова. С трудом сдерживая ярость, боль и обиду.
- Нельзя страдать вечно. - произношу я дрожащим голосом, чувствуя сухость во рту, - Надо быть сильнее. Просто надо забыть...
Какой-то стыд за себя и сожаление за сказанное... Джимми, не слушая меня, продолжал:
- А я считаю, что можно. Я вырос без родителей. У меня их забрали. А меня забрали
у них. Боль утраты до сих пор не прошла. Ты думаешь, время лечит. Только это не правда! Это большая ошибка!
Я поморщился. Мне вовсе не хотелось в тот день говорить о Хоншире, но надо было растянуть общение с Джимми, посочувствовать ему, даже если это не представлялось возможным.
В моей голове созревал новый вопрос. Джимми рассказывает о родителях?
Надо было поговорить и о Йенсе. Нашем общем друге, о которым забыл Джимми уже давно.
Я спросил:
- С Йенсом ты сейчас редко общаешься?
Джимми усмехнулся:
- Один на один практически не общаемся. Мы с ним слишком разные, – и добавил, - Мне кажется, что он имеет много тайн. Ну… Многое нам не рассказывает.
- Но ты же не можешь совсем с ним не общаться, - с удивлением проронил я. – Он твой лучший друг.
Джимми усмехнулся:
- К сожалению, могу.
Меня удивил ответ Джимми. В тот день, в канун Рождества, он плохо отзывался о Йенсе. А как же проведенные годы? Столько лет они вместе дружили, и теперь Джимми вот так, запросто вычеркнул его из своей жизни. Бессмысленно, совершенно бессмысленно…
- Почему ты не хочешь с ним общаться? – произнес я, заранее зная ответ на вопрос.
Джимми усмехнулся, сочувственно глядя мне в глаза:
- Потому что он не понимает, в какой заднице мы находимся. – и добавил, -
- Пора возвращаться в общую комнату. Скоро начнется ужин. Радуйся, что мы еще дети и не сошли с ума от тоски.
***
- Знаешь, Дэнни, - начал Йенс, когда сегодня мы зашли в кабинет №37 и должны были сделать уборку, - Я постоянно думаю о тебе, то есть о нас. О том, как нам живется здесь… И мне кажется, что ты избегаешь меня. Разве я не прав?
Вечерело. Мы смотрели в окно на закат желто-оранжевого шара. На яркие блики, видневшиеся на поверхности стекла. Я дал себе время на размышление.
Эти слова... Опять Йенс о старом… О наших подростковых ссорах. Как он не понимает, что все это совсем не важно?
Я с беспокойством спросил:
- Ты помнишь наш первый день знакомства? Как мы приехали в этот приют, как нас встретили здесь и уложили в спальни… Этот день не забудешь, как и наше расставание с родителями.
Йенс посмотрел на меня, нахмурился, пожал плечами, словно не понимая, о чем идет речь.
- Конечно, помню. – ответил он, посапывая, - А что? Разве тебе плохо живется здесь? Ты собрался учить меня жизни? Говорить о том, что в приюте мы рано или поздно сойдем с ума?
Я усмехнулся. Эх, Йенс... Как же он был глуп, как был наивен...
Он так и не осознал самого главного. Жизнь воспитанников Хоншира сделала нас рабами. Не понял самого важного:
в Хоншире мы все изгои.
Мы одинокие сахарные тростники.
Или у нас нет выбора.
Мы молчали. Время шло медленно. Никогда оно еще так не тянулось. Йенс не хотел отвечать на мои вопросы, а я не готов был его слушать. Мы оба достойно завершим разговор.
Я заметил, что солнечные блики еще не исчезли со стекла нашего окна. Только я не хотел больше наслаждаться закатом солнца. Мне это стало не интересно.
Так же как Йенсу было неинтересно говорить о Хоншире.
- Пообещай, что ничего от нас с Джимми не скрываешь, - сказал я с волнением, принимаясь за уборку, - Пообещай мне, Йенс.
- Обещаю, - ответил Йенс, улыбаясь притворно и глядя мне в глаза.
В тот день я поверил ему. Кивнул головой, несмотря на его испуг.
Впоследствии я пожалел, что не смог поговорить с Йенсом серьезно.
Потому что, то, что ожидало его впереди, в итоге оказалось немыслимым для всех воспитанников Хоншира.
***
Джимми не ошибался, называя Йенса глупым подростком.
Йенс скрыл от меня страшную правду. Очень горькую. Ту, которая заставила меня страдать еще долгие годы. Ту, которая и заставила меня умереть от тоски.
Это случилось в конце января. Я не верю, что такая идея могла прийти ему в голову.
Йенс читал много новостей. Думал, что сможет кому-то помочь. В конце концов, согласился поехать в больницу в Нотингем, чтобы сдать кровь. Он хотел спасти одного ребенка, которому нужен был донор.
Мы узнали об этом, когда одна из воспитательниц зашла в комнату мальчиков и сделала заявление. У нее было очень интересное прозвище Мадам Смит. Но заслужила ли она вообще какое-то имя? Ее лицо было равнодушным в тот день, когда она рассказывала о смерти Йенса.
- Был Йенс и больше его нет, - сказала она тем утром, на ее каменном лице мы не заметили ни морщинки, - Он сдал кровь, чтобы спасти другого мальчика, врачи сделали все возможное, но так и не смогли помочь ему. Они полагают, что он болел гемофилией и в детстве не был обследован. Такая история.
Вот какой оказалась правда. Значит, Йенса больше не было с нами. Моего товарища. Верного друга.
Сдерживая слезы, я заметил, как многие ребята подняли руки, чтобы задать вопрос. Конечно же, они сгорали от любопытства. Без этого не бывает.
В том числе и Джимми… Мой лучший друг Джимми…
…Он тоже поднял руку… Джимми хотел что-то узнать.
Пожалуйста, Джимми, поинтересуйся, спроси у нее, что случилось с Йенсом. Задай ей нужный вопрос. Не будь равнодушным. Не разочаровывай меня.
Мадам кивнула, указывая на Джимми.
- Извините, мисс Смит, - начал Джимми, - А тот мальчик, которого спасли... Кем он был?
- Это был обычный мальчик. – ответила Мадам, пожимая плечами, - Он рос в хорошей семье. Жил с родителями в Нотингеме. Ему понадобилась медицинская помощь, так как он перенес операцию. Абсолютно нормальный ребенок...
Мы все должны были понять ее, посочувствовать ей. Но она произнесла эти ужасные слова:
Непростительные и ядовитые.
"Он не такой как вы,
Он абсолютно нормальный ребенок."
- А Йенс? – спросил кто-то из ребят, перебив ее. О Йенсе не забывали.
Мадам напряглась. Я услышал ее тяжелое дыхание.
- Йенс сам виноват… - бросила она с презрением, - Никто не заставлял его сдавать кровь. – и обратилась вдруг ко всем воспитанникам Хоншира, тявкая, как собачка, – Чтоб не смели плакать из-за этого мальчишки!
А потом она ушла, так тихо и незаметно, словно и не приходила сюда.
Эта история случилась со мной в январе.
После этого я больше не общался с Джимми. И мне было очень больно от этого, даже когда я думал о том, что вероятно, именно Джимми был виноват в смерти Йенса.
Он совсем не общался с ним. Поддержка? Не было ее никогда. Как и не было никакой дружбы.
Джимми совсем не огорчился, узнав о смерти Йенса. Его в тот день волновало совсем другое.
Я знал, почему. В тот день на его лице я увидел лишь страх.
Джимми просто боялся. Жалкий трус.
Боялся, что у него «заберут сердце».
Боялся, что его, жалкого мальчишку, когда-то отправят помочь случайному ребенку.
Только не я. Я не боюсь. Я просто плачу. Ведь Йенса больше нет с нами.
3
Старики идут в школу
«Внимание! Приглашаем в Норштад!!
Приют для стариков, проводит множество развлекательных программ для тех, кто снова хочет почувствовать себя молодым!»
Такое объявление я прочитала на столе у детектива Адамсона (меня зачем-то вызвали в участок). Месяцы пролетели, как дни. Моего Дэнни уже давно забрали. А я все сижу за этим столом. Получившая свой билет на край света. Понимание случившегося до сих пор не дает мне покоя. Я, наивная, до сих пор ищу Дэнни...
- Давно у вас депрессия? – неожиданно заговорил детектив Адамсон.
Вот он сидит передо мной, подмигивает, листает бумаги, сухие, как опавшие листья. Равнодушно смотрит, словно никогда не испытывал чувств.
- Очень, – сухо ответила я. – Не могу ни кушать, ни пить. Время умирает вместе со мной. - и прибавила, - Может, мне нужно в больницу?
Детектив Нильс Адамсон покачал головой.
- Нет. Вы не больны. Доктора вам не помогут. Я могу предложить вам только Норштад.
Я вздрогнула и нахмурилась:
- О чем вы говорите? Что это за место?
- Это прекрасный дом для стариков. Для богатых людей, а так же для тех, кто нуждается в особой помощи.
- О какой особой помощи вы говорите? – удивленно спросила я.
Детектив Адамосон вздохнул, начиная терять терпение. Не только я не понимала, о чем идет речь. Мой собеседник не узнавал самого себя, словно его голос изменился, превращаясь в контратенор:
- Мы говорим о том, что вам надо помочь. Вы должны понять, Шерон, что только люди из хороших семей могут позволить себе жить шикарно. Они могут вернуть себе молодость и получить образование. А дети из плохих семей не приспособлены к жизни. Из них не вырастут достойные люди. Они будут лишены всего: образования, общения, воспитания. Они все рано или поздно умрут от тоски. Но вы исключение – вы находитесь в депрессии, и Норштад поможет вам. Мы согласны помочь.
Молчание. Мои руки дрожали, я молча прикусила губу.
Детектив Адамсон, вытирая пот с лица, продолжил:
- Вы сможете жить там, сколько хотите. Там у вас появится возможность почувствовать себя молодой, даже если вы будете приближаться к старости. Норштад подарит вам яркие эмоции, общение, веру в себя.
Я покачала головой. Так вот о чем шла речь. В этом мире все было по-другому, не так, как я представляла. Богатые могли начать новую жизнь, а судьбы детей из неблагополучных семей принадлежали государству. За них решили все. Они рабы в этом мире. Как и я. Как и детектив Адамсон.
Я покачала головой, встала и отодвинула стул:
- Нет, я никуда не поеду. Я хочу вернуть Дэнни. Больше мне ничего не нужно. Поверьте.
Отрицать это было бессмысленно. Такова была наша участь, судьба моих близких.
Я слышала его тяжелое дыхание, дрожащий голос. Как же не без этого? Детектив Адамсон остановил меня:
- Шерон, прошу, послушайте. Вы сейчас находитесь на грани нервного срыва… Вам нужна поддержка. Пожалуйста, давайте поговорим. Выслушайте меня. Прошу вас.
Какой-то ночной кошмар. Дэнни все равно не вернуть. И что мне оставалось делать? Я не знала, куда мне идти. Но вынуждена была сесть за стол. Выслушать этого чертового полицейского.
- Говорите,- сказала я. – Слушаю.
***
Норштад оказался огромным заведением, напоминавший мне отель. Завершающий этап моей жизни. Последняя шахматная партия.
Жить там или уехать? Думать было слишком поздно. Я поселилась в Норштад в связи с тем, что испытала сильную депрессию. Еще тогда, в 1989 году.
В нем я не чувствовала себя одиноко. Скорее наоборот, уставала от ярких событий: вечеринок и общения.
Иногда Эрнест звонит мне, но я совсем не хочу говорить с ним о Дэнни. Уже прошло сорок пять лет, мне скоро восемьдесят девять, но этого достаточно для полного понимания ситуации. Мне нечего ему сказать. Разве что только это: «...Дэнни по-прежнему жил в Хоншире.
Он должен был уже состариться,
Сойти с ума от тоски,Как одинокий сахарный тростник.»
Было ли так? Наверное.
Я знаю, Норштад остается особым заведением. Он лишает меня возможности свести счеты с жизнью. Здесь мне совсем не скучно.
Часто я гуляю с подругами у берега моря, он находится рядом с приютом, красивый и песчаный. Нам всем очень нравится смотреть на волны и прибрежные камни, бывает, мы брызгаем друг в друга холодной водой.
- Почему бы нам не сыграть в шашки или в домино? – предлагаю я каждый раз Жозефине и Саре.
Мои лучшие подруги соглашаются. Мы все улыбаемся.
Каждый день становится ярким.
С песнями и вечеринками.
Норштад стал особым местом. Он развивает нас, как школа развивает детей.
Только со мной нет моего Дэнни.
Я вынуждена была понять одну вещь уже давно. Ту, которая не давала мне заснуть.
Наши судьбы (моя и Дэнни) давно поменялись местами:
Удивительная вещь - время...
Дэнни был ребенком, но уже умер от тоски.
Я совсем старая, но медленно приближаюсь к молодости.