Глава 42.
Мастерская Рошаля, на самом деле, не была мастерской. Во МГИКе мастерскую принято было называть «курс». Правильно было бы сказать, что мы учились на курсе Рошаля.
У нас было несколько специальных предметов, и множество общеобразовательных, которые изучали и музыканты, и танцоры, и библиотекари. В дипломах всем присваивали одинаковую специальность - «культпросвет-работник высшей квалификации» и на другой строчке приписывали слово «специализация». Нам написали на этой строчке «режиссер самодеятельной кино-фото студии». Это было не правильно, потому что в СССР такая специальность даже не значилась в отраслевом реестре.
Никто из нас после института не получил такой должности. Мы стали руководителями культ-просвет учреждений, педагогами, преподавателями, директорами. Некоторые пошли учиться дальше.
Режиссура была у нас главным специальным предметом. Григорий Львович Рошаль был нашим преподавателем режиссуры. Обучение осуществлялось по принципу «творческой мастерской». Поэтому Рошаля называли «мастером».
Когда вслед за нами стали появляться последующие курсы, Рошаль стал художественным руководителем кафедры кино-фото. В составе кафедры были преподаватели режиссуры, кинодраматургии и сценарного мастерства, операторского мастерства, фото-творчества.
Ася Михайловна Боярская была первым помощником нашего Мастера. Потом она была первым помощником у других мастеров. Через некоторое время она набрала курс и тоже стала Мастером.
Все наши мастера и преподаватели кафедры готовили специалистов высшей квалификации для работы с кинолюбителями. Все это началось в 1972 году. Инициатором был Рошаль Григорий Львович – главный кинолюбитель Советского Союза (так уважительно называли его сотни тысяч участников кино-самодеятельности и миллионы телезрителей).
Моей профессией после окончания института стала профессия преподавателя кинорежиссуры.
Получив диплом, я через две недели в далекой от Москвы Сибири принимал вступительные экзамены. В двадцатипятилетнем возрасте мне пришлось стать учителем и педагогом. Предстояло заниматься воспитанием, обучением и образованием будущих режиссеров-педагогов.
Более того, через два месяца мне пришлось исполнять обязанности декана факультета. Это была серьезная и ответственная нагрузка. С раннего утра и до позднего вечера пришлось одновременно заниматься воспитанием студентов и преподаванием. В это время, кроме меня, в Кемеровский государственный институт культуры прибывали из Москвы и Ленинграда молодые преподаватели. Этот институт стал одним из самых востребованных в стране.
Рошаль благословил меня на преподавательскую работу. Сомнений не возникало, что не справлюсь. Судя по тому, как Григорий Львович меня напутствовал, и у него такой мысли тоже не было. Он был уверен, уверен был и я.
Моя уверенность пропала в первое мгновение, как только я встретился впервые, с глазу на глаз, с опытными студентами. Это были уже не первокурсники.
Второй курс неожиданно дали мне в нагрузку к моим первокурсникам, которых я набирал и принимал у них вступительные экзамены. Мне казалось, что мои трясущиеся руки и потные от чрезмерного волнения ладони, будут восприняты второкурсниками как неуверенность и провалят с треском мою педагогическую премьеру.
До сих пор не могу объяснить, как мне удалось скрыть свое плачевное психологическое состояние. Вспомнил слова Рошаля о том, что опыта и знаний не бывает много.
Если бы я попробовал написать воспоминания об учебе у Рошаля сразу после расставания, у меня ничего хорошего не получилось бы. Потребовалось время, чтобы воспоминания вызрели.
После первой встречи со студентами я понял, что потерять свое педагогическое лицо очень легко. Тем более, если настоящего лица еще не получилось.
Чтобы не подводить впредь своего наставника, я поступил в Университет марксизма-ленинизма на педагогический факультет. Надо было продолжать повышать свою педагогическую квалификацию.
В те годы всех молодых специалистов заставляли учиться в таких университетах без отрыва от производства.
Мне неловко об этом вспоминать, потому что моя надежда на получение в партийном университете каких-то новых и невероятных знаний по педагогике была похожа на предательство.
Процесс повышение педагогической квалификации у меня закончился, практически не начавшись. На первом занятии в зале собралось человек сто, не меньше.
Лектор в черном костюме и в белой рубашке с галстуком велел нам записывать за ним. Пригрозил, что будет проверять наши конспекты. У меня потом долго хранилась запись в толстой тетрадке на девяносто шесть листов (были такие общие тетради в коленкоровом коричневом переплете).
Вот что поведал нам лектор-педагог.
«Воспитание – это способ передачи исторического и политического опыта с целью воздействия на человека для формирования у него высоко нравственных ценностей и убеждений, которые ему необходимы для полноценной общественной жизни».
Он несколько раз по слогам повторил, чтобы все успели записать. Пока он диктовал, у меня пропала радость обучаться этой серьезной науке. Лектор продолжил:
«Обучение – это непосредственный педагогический процесс передачи и приема опыта поколений под руководством специально назначенного лица для реализации общественных задач, поставленных партией и правительством».
Бедный Григорий Львович! Мне стало очень жалко Рошаля как педагога. Такого он, наверняка, не знал. Лектор не унимался и продолжал унижать мое достоинство и издеваться над моими прошлыми познаниями.
«Понятие образования введено в педагогическую науку итальянским ученым Песталоцци. Годы его жизни, запишите, с 1746 по 1827 год. Означает формирование образа. В советской педагогической науке «образование» обозначает процесс вооружения системой научных знаний, практических навыков и умений. Это акт передачи и приема опыта воспитания и обучения поколений».
На педагогику в университет я больше не ходил. Пользу из того занятия, все-таки, я попытался извлечь – нашел в библиотеке информацию об итальянце Песталоцци, которого я раньше не знал. Потом выяснилось, что экзамен «отлично» мне поставили автоматом и выдали диплом об окончании университета.
О педагогике можно размышлять без границ во времени и в пространстве. Теоретическая педагогика и педагогические практики могут легко входить в конфликты и так же легко могут мирно сосуществовать, дополняя друг друга.
Уникальность педагогики Рошаля, на мой взгляд, состоит в том, что он осуществлял долгую педагогическую деятельность ещё со времен октябрьской революции так, как будто бы не знает о педагогике ничего.
Мне также казалось, что Григорий Львович не обучал нас и кинорежиссуре. А мне иногда хотелось, чтобы он сделал из меня кинорежиссера и чтобы я стал важной фигурой в кинематографе. Но у Рошаля такой педагогической задачи не было.
Я знаю, что некоторым моим однокурсникам, как и мне, тоже хотелось снимать большое кино, командовать на съемочной площадке, получать призы на кинофестивалях. Это было замечательное желание. Прямое предназначение профессии кинорежиссера заключается именно в этом. Кинорежиссура в чистом виде призвана создавать ценные произведения киноискусства. Именно так я и считал.
Мои талантливые однокурсники и друзья Дима Флегонтов, Вартан Саакян, Сережа Бердников, Коля Князев, Сережа Овчаров вышли от Рошаля в профессиональное кино, получив благословение от него, и добились тех результатов, на которые были способны.
Мои любимые девчонки-однокурсницы Света Максимова, Надя Теренина, Люся Мещерякова, Аня Истомина стали профессиональными педагогами.
Оля Мычка посвятила себя редакторской работе в крупной научно-исследовательской организации. Так или иначе, все выпускники Рошаля достойно продолжили его дело на культурно-просветительской ниве.
ОЛЯ МЫЧКА (Дормидонтова).
«О том, что я буду ученицей Григория Львовича Рошаля, я не могла представить себе даже в самой смелой фантазии. Родилась я в Донбассе. Рано потеряла родителей и воспитывалась в интернате. Как-то наша воспитательница уезжала в Москву, а мне казалось, что на другую планету.
Но пути Господни неисповедимы. По окончании школы я вышла в никуда: ни семьи, ни денег, ни дома. С девчонками поехали под Калугу на новый камвольный комбинат. В Ермолине был хороший танцевальный коллектив и народный театр, которым руководил В.М. Астахов - ученик Леонидова (МХАТ). В этих коллективах я с удовольствием стала заниматься.
Вскоре, поступив на режиссерский факультет культпросветучилища в Калуге, переехала в Москву.
По его окончании продолжила учебу на рабфаке МГИКа. Нашей наставницей по актерскому мастерству была ученица К.С. Станиславского Лидия Павловна Новицкая. Она была потрясающей: осанка, манеры, речь. Слушать ее, внимать ей, общаться было величайшим наслаждением.
В то же время в МГИКе зарождалось новое направление: любительское кино. Возглавил его маститый режиссер, классик кино – Григорий Львович Рошаль. Узнав об этом, я решила попробовать поступить именно в его группу. И, спасибо Господу, мне это удалось. У нас была замечательная группа, каждый был индивидуален, но главное у всех была любовь к кино и к мастеру. Занятия Григорий Львович обычно вел в форме диалога. Каждый мог высказать свои идеи, мнение по любому вопросу.
Я помню, как мастер дал мне задание с помощью приемов кино показать переживания героини, когда на ее глазах гибнет любимый. Я, имея театральный опыт, сказала, что героиня бросается к нему, обнимает, пытается поднять. На это Григорий Львович ответил: «Это театральные приемы, а в кино – крупный план, глаза, в которых боль, смятение, любовь, надежда». Мастер всегда подчеркивал роль детали в кино для решения сверхзадачи.
Годы, проведенные рядом с таким великим человеком стали трамплином в жизни каждого из нас. Мы работаем в разных областях, связанных с кино и далеких от него. Я, например, без малого 40 лет посвятила работе в Институте научной информации по общественным наукам (ИНИОН РАН) в должности ведущего редактора, руководителя корректорской группы. Но мы общаемся, встречаемся, хотя не так часто как хотелось бы, да и не все.
В одну из встреч я написала стихи, хотя это слишком громко сказано:
Как ты дорог мне, Левый берег,
Эта круча и спуск к реке.
До сих пор мне почти не верится
В нашу молодость вдалеке.
Здесь прошли наши дни студенчества.
Здесь любили мы и росли.
Здесь мы были порой беспечными.
Здесь во взрослую жизнь вошли.
Нам знакомы все тропки в парке,
Общежитье, и клуб, и «школа»,
Где частенько бывали в запарке,
Постигая азы киношколы.
А какие нас асы вели!
Многих нет уже. Очень жаль.
Только теплой волною в груди:
Наш маэстро – Григорий Рошаль.
Его мягкость и человечность,
Его юмор и бездна знаний
Нам - заряд на целую вечность
В годы счастья и дни испытаний.
Мы благодарны за всё нашему Учителю. Мастеру, (щедрому и доброму) Человеку. Мы все его дети, птенцы гнезда Рошалева».
Я не помню, чтобы Григорий Львович кому-то навязывал конкретные профессиональные ориентиры. Его педагогика не предполагала диктата и вмешательства. Вся учеба была похожа на большой продолжительный спектакль. Это была игра. Роли мы придумывали себе сами. Импровизировали. Создавали конфликты и решали их сами. Получали разочарование от ошибок и удовольствие от успехов. Каждый из нас был волен лепить свой образ по своему разумению.
Весь небольшой остаток своей жизни Григорий Львович радовался, что кто-то из нас стал директором кинотеатра, руководителем детской киностудии, редактором газеты, администратором в управлении культуры.
В нашей среде не обсуждалось: кто устроился лучше, кто хуже. Все, кого выпустил из своей мастерской Рошаль, стали достойными людьми и хорошими воспитателями своих детей.
Я с огромным удовольствием преподавал кинорежиссуру. Эта работа доставляла мне радость потому, что она ежедневно и ежечасно была связана с именем Рошаля, с воспоминаниями его уроков, с чудесными открытиями, которые я сделал для себя в годы учебы в институте культуры.
Преподавателем режиссуры мне пришлось поработать не долго, всего несколько лет. Практической режиссурой я занялся спустя более десяти лет после Рошаля.
Потом пришлось продолжить своё профессиональное обучение во ВГИКе, когда работал кинооператором и режиссером на Западно-Сибирской студии кинохроники, на студиях телевидения.
Эта работа тоже была мне в удовольствие. Мне кажется, что у меня не было ни одного дня, чтобы я не думал о своем учителе.
До сих пор он со мной. Он доставляет мне радость и придает оптимистическую уверенность в повседневной жизни. Я знаю, что я не одинок. Вот что оказалось главным в педагогике Григория Львовича Рошаля.