Превратности судьбы

Анастасия Гурина
- Как это делается, доктор? Надо отвечать на дурацкие вопросы вроде - "И что вы при этом чувствуете?" —девушка иронично смерила пожилого психотерапевта взглядом. - Я могу не тратить ваше время напрасно. Ничего. Я ничего не чувствую.

Врач озабоченно смотрел на Алису. Измучннная не отпускавшей её, бессонницей, больше похожая на скелет, оттого что, как она говорит, нет желания принимать пищу, отсутствующий взгляд и бледная кожа.
- Как вы провели последнее время?
- Пила вино. Девушка равнодушно смотрела в окно.

Они проговорили больше часа, точнее, он пытался все это время выяснить причину её состояния, которое вот уже который месяц безжалостно и методично превращало девушку в её тень. Тщетно. Он должен был признать поражение. Второй сеанс, десятый, пятнадцатый. Она сидела с ничего не выражающим взглядом и вместо ответов язвила, чем повергала его во всю большую растерянность.

- Приветствую, доктор.
- Рад вас видеть, Алиса. Девушка еле слышно опустилась в кресло.
... когда каждая песня как реквием, когда все, чего ты хочешь - поскорей забыться, когда от своих же мыслей просто тупеешь и наблюдаешь, как постепенно становишься овощем - как вам понравится такая жизнь, доктор?  Алиса горько усмехнулась.
- Мне безразлично, что будет завтра, и тошно уже от всех этих сантиментов, меня ничто не держит в этой жизни, и это по-своему, дар и проклятие. Ценным когда-то был он. Обычный особенный парень не пойми с какими взглядами на жизнь. Да это и не имело значения. Однажды он исчез. Поговаривали, утонул или сбила машина. Он ушёл, а я осталась. Девушка невидящим взглядом, полным горечи, уставилась в пустоту.
- Я нахожу себя в работе, в благодарных улыбках людей, но как-то сбоку. Будто не я это. Лучше всего сейчас получается жить по инерции, на автомате. "Без планов на сегодня, и без планов на завтра", как пел Гуф. Дико хочется курить, но у немцев нет ни души, ни сигарет. Да, мне приходится работать с ними. Такие непосредственные, как дети. Он? Он умел элегантно подкуривать сигарету своими тонкими пальцами, и когда она занималась огнём - жадно втягивать в себя дым. Он умел смотреть этим своим особенным взглядом, за который я, в порыве чувств несколько лет назад так горячо благодарила его. Его было слишком много и не было вовсе. Это так забавно, когда человек, вот он, почти осязаем, так близко, руку протяни - он услышит, поймёт и разделит. Но его нет. Нет больше. Это так страшно. Ведь он по-прежнему там, где-то внутри, читает своего любимого Борхеса, или Бродского или кого там ещё. Смотрит на звезды, затягиваясь горьким дымом и живёт. У тебя в голове. Алиса, не сумев сдержать эмоций, разрыдалась. Хрупкие плечи девушки нервно подрагивали, на глаза наворачивались непослушные бусинки слез, которые она поспешно смахивала. Она прятала глаза, стесняясь своей слабости.

- У меня часто такое было, - немного успокоившись, нарочито беззаботно продолжала она. Еду я в маршрутке на работу утром, и ни с того ни с сего начинается истерика. Слезы катятся градом, кругом пассажиры, снег валит, я сильнее натягиваю капюшон и отворачиваюсь к окну. "Будь сильной, детка, ты выдержишь, ты всё выдержишь..."

Сейчас даже не могу вспомнить, почему со мной это так часто случалось. А потом он. Говорил, помнится, что-то про души, знакомые друг с другом не одну эпоху. Не помню, что он имел в виду. Я, когда его не стало, стёрла всё. Забрала свои слова с собой. Какие-то гуру психологии утверждают, что это верный способ забыть прошлое. Они не сказали, что делать тем, у кого память помнит дословно каждую сказанную фразу. Если ты жив в моей голове - значит ли это, что в какой-то реальности ты все ещё существуешь? Или это очередной самообман, чтобы заглушить боль? Черт тебя дери, я задыхаюсь здесь без тебя, планета вдруг стала такой необитаемой и непригодной для жизни, что хоть волком вой. Ты в каждой моей клетке, в которой добровольно я заковала сама себя, в каждой мысли, каждом слове. Я не помню почти ничего, что ты сказал мне, только тон голоса, тембр, паузы. Порой это так важно. Любила ли я тебя? Это было настолько серьёзно, что я ассоциировался себя с тобой.

Воздуха не хватает. Когда же это закончится? Пустота рождает слова, меланхолия производит строки, навеки врезающиеся в память. Ты думаешь обо мне? Я знаю, думаешь. Там, наверху, где нет времени, и только тонны томов неизданного признанных гениев, да бесценная возможность наблюдать за нами тут, на земле. Я обязательно приду на наше место, когда приду в себя, куплю бессменный бирмикс и вспомню то время, когда ты был среди нас, а не там, сверху.
Девушка замолкла и долго смотрела вдаль, наверняка видя перед собой своего возлюбленного, которого давно нет среди живых. Она вспоминала те времена, когда его хрупкая шея цвета мрамора неясно светилась во мраке ночи, пока он спал; как она с замиранием сердца ждала каждое его письмо, как они слушали одни и те же песни, читали одинаковые книги, восхищались теми же фильмами, писали... Друг про друга, друг другу, да просто, о том, что важно. Каждое слово как отдельная ценность. Она называла их  жемчужинами, а сборник своих эссе - шкатулкой чёрных жемчужин.

Жизнь идёт дальше. Будут ещё рассветы, закаты, надежды, мечты. Будут друзья, с которыми так необходимо разделить горячий шоколад на террасе, или незнакомец, который одним взглядом вскружит голову. Будет всё. Только захочешь ли ты этого?

Девушка сидела неподвижно, не произнеся ни слова. Такими были их сеансы. Бесконечно долгие и тонущие в безмолвии. В конце она всегда каким-то далёким взглядом смотрела на доктора, и медленно шла прочь. Казалось, она только привыкает к этой реальности, осваивается здесь. Она пытается найти выход из того мира, в котором жила, и понять, что есть что-то помимо её мыслей, её строк. Тот парень долго ещё призраком будет являться ей во снах, грустно смотреть на неё откуда-то сверху, а потом неизбежно растворяться. Однажды она привыкнет к этому, встречая его, как давнего друга, как фантом, который изредка даёт о себе знать. Она сольется с реальностью, забыв о своих страхах, и перестанет ходить к доктору, который вскоре умрёт, так и не разгадав её тайну.

Жизнь, она тем и прекрасна, что никогда не знаешь, что за за поворотом: обрыв, или трасса, змеей, уходящая в небо. Ты не знаешь, куда она приведёт, и что будет дальше. Всё, что тебе остаётся - просто идти. Таков замысел.