Камень тоже творение божие

Александр Коваленко 2
Глава 10.

     Продолжаю свои раскадровки, посвященные памяти Рошаля.
…Лариса вела экскурсию мастерски. Она сообщала нам огромное количество имен, названий, событий. Многое в её рассказах я подвергал сомнению. Замечаний не делал и просто пропускал мимо ушей.
     - Лариса, а вы где обучались своему мастерству? – задал я ей вопрос во время одной из пауз.
     - Я окончила Московский университет. Я коренная москвичка. В Израиль приехала восемь лет назад. Не удивляйтесь… – сказала Лариса. Похоже, она гордилась своим происхождением.
     - И вам даже знакомо имя советского кинорежиссера Рошаля? - шутливо решил я смутить иерусалимскую экскурсоводку.
     - Я помню лишь его некоторые фильмы. «Хождение по мукам». Экранизация романа Алексея Толстого. "Дело Артамоновых" по Горькому. Так, вроде бы? – после такого ответа я был смущен и у меня появилось, наконец-то, более доверительное отношение  к ней.

     Там,  на Святой Земле я оказался потому, что тридцать лет назад у меня был Рошаль.  Благодаря профессии, мне удалось принять участие в создании на кемеровском телевидении программы «Дорога к храму» и выпустить в эфир более двухсот передач о православной нравственности. Неоднократно в Кремле, на различных фестивалях нашему коллективу и нашей программе вручали награды и премии. В этом месте своего повествования хочу с удовольствием и благодарностью назвать некоторые имена моих коллег.

- Сергей Апарин, предприниматель, руководитель крупной дорожно-строительной компании, православный меценат. Он был нашим вдохновителем и продюсером.

- Сергей Веремеев – сценарист и талантливый ведущий, с тремя высшими образованиями, воцерковленный и одухотворенный человек, он за время работы в нашей тв-программе прошел путь от пономаря кафедрального собора до иерея и настоятеля одного из кемеровских храмов.

- Елена Носатова и Надежда Куприянова были строгими, но добрыми администраторами программы.

- Вадим Пономаренко и Владимир Корчуганов – очень талантливые операторы и режиссеры монтажа.

- Олег Кухарев, Заслуженный артист РФ, актер драматического театра. Он украшал нашу программу своим божественным голосом и филигранной артистической техникой.
- Елена Мироненко, ученый-филолог, редактор и сценарист.

     С нашей программой безвозмездно сотрудничали священники местной епархии, университетские ученые, деятели культуры. Ко всем нашим участникам у меня сохранилась любовь и добрая память о них.

     Мои друзья и помощники знали о Рошале. Я часто рассказывал о нем, о его режиссерских и педагогических методах. Нам это помогало в собственной работе.
Если бы не он – наш Мастер - я не написал бы всего этого, потому что ничего бы и не было!

    …Благодатный Огонь является в храме уже не первое тысячелетие. Об этом можно прочитать, например, у церковного историка Григория Нисского: «Петр верил, видел же не только чувственными очами, но и высоким Апостольским умом - исполнен ибо был Гроб света, хотя и ночь была».

     Читаю о Петре, а сам вспоминаю при этом Рошаля. Имя Петр для меня вначале было связано с городом Ленинградом. Наш Рошаль жил там и снимал там свое кино. Бывая в Питере, я непременно вспоминал своего учителя. Я не просто вспоминал, но пытался разгадать смысл давних его слов, сказанных нам во времена учебы. Я уверен, что Рошаль никогда не говорил ничего, что было бы лишено смысла глубокого. Все сказанное им было нам на пользу, хотя мы, может быть, и не понимали этого в те времена. На самом деле, город Санкт-Петербург назван был в честь апостола Петра, старшего из учеников Спасителя.

     …Прочитал у Евсевия Памфила в его «Церковной истории», как однажды в храме не хватило лампадного масла. Патриарх Нарцисс благословил налить в лампады воды из Силоамской купели. И сошедший с неба огонь возжег лампады, которые горели затем в продолжение всей пасхальной службы. И на службе в свете Огня все располагались аки вечные ангелы. Происходило это во втором веке.

     И вот, приехав из Сибири в двадцать первом веке, я стою у входа в Кувуклию, смотрю на лампады Храма Господня, вспоминаю Евсевия и вижу исполненную сакральным смыслом мизансцену с Огнем. Завтра, в Великую Субботу, мы будем здесь, аки многотысячное войско ангельское, свидетельствовать Схождение Благодатного Огня! Мы будем сначала молчать, затаив не только дыхание, но и замерев сердцем. Мы будем потом  тысячеязычно вопить и  радостно шептать,  смеяться и плакать от счастья, петь гимны и благодарно молиться. Мы будем многозвучно и вседозволенно славить Творца! Здесь все будет происходить по воле Божией, стараниями Его сынов!

     Григорий Львович очень хотел, чтобы мы поняли, что мизансцена это не только осмысленное расположение персонажей в кадре, но и осмысленные при этом звуки, осмысленные свет и тень, осмысленные одежды. Все, что мы видим и слышим в кадре, по таинственным законам режиссуры соединяется в кино-мизансцену.

   -  Мизансцена станет образом, если в ней виден смысл. Мизансцена становится символом, если в ней ощущается идея. В мизансцене должна узнаваться предыстория и послеистория! -   В храме Гроба Господня почему-то вспомнились и эти слова моего учителя…

     …На смотровой площадке Елеонской горы лежал ряженый верблюд. Арабчата, как и наши российские цыганята, окружили нас, предлагая дешевые сувениры и выманивая копеечку. На верблюда можно было сесть и сфотографироваться на фоне Сиона и золоченого купола мечети Омара. Никто из нас не стал садиться на верблюда… Зачем я пишу об этом?  Вспомнил фразу, которую любил повторять Рошаль: «Если падать, то с большого верблюда». Эту фразу он попросил написать на листе ватмана и повесить на стене в нашей аудитории. Этот плакат стал своеобразным титром-рефреном. Вот так и вспоминаются эпизоды прошлого, и ассоциируются с настоящим…

     Верблюд и слова Рошаля напомнили мне, здесь в Иерусалиме,  как в шестидесятые годы моё школьное детство и моя юность проходили на юге Казахстана.
     В Казахстане Григорий Львович бывал и об этом нам тоже рассказывал. Там когда-то он снимал свой знаменитый фильм «Песни Абая». Но об этом фильме и о главном герое я узнал позже, будучи студентом Григория Львовича. А до этого Абай был в моем восприятии неизвестным и чужим именем в названиях в честь него улиц, школ, колхозов. Редакция газеты, в которой я работал перед службой в армии, располагалась на улице имени Абая. Рядом с моим колхозом, где я учился и заканчивал среднюю школу имени 22 партсъезда,  раскинул свои хлопковые поля колхоз имени Абая.
     Честно говоря, я в те годы не знал ничего даже о великих христианских святителях Кирилле и Мефодии, не говоря уже о казахском святителе.  Христианских храмов в тех краях не было. Не было и мечетей. Вообще храмов не было никаких. В древних крупных городах уцелели с незапамятных времен храмы-музеи. Всюду были райкомы партии, дворцы культуры. Местные народы ездили верхом на ишаках и верблюдах. На ишаке проехать несколько раз мне удалось, на верблюде – ни разу.
     Григорий Львович много раз заводил со мной разговор о тех краях. Интересовался об Узбекистане, о Казахстане. Дело в том, что жил я на юге Чимкентской области в Казахстане. Наш хлопководческий колхоз граничил с Сырдарьинской областью Узбекистана. Граница проходила за огородом. Потом моя мама переехала из казахского колхоза в узбекский городок Гагарин. Он находился в пяти километрах от колхоза. Более того, периодически наш колхоз передавали то Казахстану, то Узбекистану.

     Когда я рассказывал об этом Рошалю, он веселился как ребенок и приговаривал: «Поедешь туда и снимешь об этом смешной фильм!».  Я смеялся вместе с Учителем, а сам потом нет-нет да и задумывался над фильмом вполне серьезно. Не удалось. Зато в сознании закрепилась согревающая душу мысль о том, что всё это гигантское пространство со сказочным восточным колоритом, с удивительными людьми, со степями, пустынями и оазисами принадлежит мне и моему Учителю как часть нашего огромного Отечества.

     Рошаль учил нас монтировать время и пространство. Он знал многие тайны кино. Рассказы Григория Львовича о разных удивительных людях из разных эпох и цивилизаций учили нас видеть мир как единое сообщество личностей, зависимых друг от друга, наследующих друг другу любовь и красоту своих поступков.  Он был Мастер. Мы это материально и духовно ощущали. 

     Абай Кунанбаев для казахского народа является  святителем, подобно  нашим Кириллу и Мефодию. Казахский поэт, философ, композитор, просветитель, общественный деятель, основоположник казахской письменной литературы и её первый классик. Думаю, если бы кино возникло в его бытность, Абай непременно стал бы знаменитым режиссером. Как реформатор казахской культуры, он сблизил свой народ с народами русской и европейской культуры. Абай, на мой взгляд, сделал невероятное. Он «смонтировал» позитивные человеческие мировоззрения расколотого мироздания на территориях бывшей Золотой Орды! 

     Слушая рассказы Рошаля о замечательном казахском акыне Абае Кунанбаеве, о том как кочевники гениально устраивали себе пятикомнатные юрты, я в это время вспоминал свою юность и происходило чудесное переосмысление пережитого. Мы, русские люди считались в шестидесятые годы старшими братьями местных народов. Русские осваивали дикие земли. Распахивали вековую голодную степь и выращивали хлопок. Хлопок шел на изготовление взрывчатки. В моем детском восприятии, хлопок – это пороховая вата.  Мы, школьники,  собирали эту вату во время сельхозработ.
     Так же как потом в студенчестве мы убирали картошку в Подмосковье. Горы ваты! Вату вывозили с полей день и ночь грузовиками. Колонны машин по всем дорогам везли белоснежную вату на переработку. Белее ваты мне трудно было представить что-то другое. В Голодной степи советские люди выращивали вату. Здесь собралось множество народу со всего света. Интернационально, всем миром радостно и самоотверженно трудились на благо нашей великой родины. Вата объединила всех! Вата заставила повернуть в пустыни и степи течение таких величайших рек как Сыр-Дарья и Аму-Дарья. Голодная степь и мертвые полупустыни Средней Азии напоились водой. Здесь возникло Царство ваты! Но течение рек поглотил песок. Исчезло величественное Аральское море. Потом взрывчатка из ваты никому не стала нужна.
     На самом же деле, некоторые русские в тех краях были откровенными шовинистами. Русскими здесь называли себя и немцы, и украинцы, и армяне, и даже греки с корейцами. Русские говорили про местных неприлично: «Чурки! Скажите спасибо, что мы научили вас мочиться стоя! Что бы вы без нас тут делали?!» 
     Действительно. Здешние мужчины с доисторических времен справляли малую нужду, став на колени. Такая была у них бытовая гигиеническая традиция. Непонятный для нас ритуал. Почему? Не знаю. 
     В Средней Азии я всегда по-юношески испытывал чувство гордости за русских, которые подняли с колен младших братьев. Смотрел молодым и гордым глазом на аксакала, а сам-то, дурачок, даже не подозревал, что у старика под чалмой таится еще и многовековая мудрость. Не нужна была вата этим людям. 
Мы, русские пацаны, безбожно дрались с местными. Били ребятишек-казахов, таджиков, узбеков. Русские не боялись никого. А после драки вместе шли играть в футбол.

     Теперь мне неловко и вспоминать-то об этом. Каюсь, что не узнал об этой их древней туалетной традиции. И не только об этой. Я бы никогда не стал вспоминать и, тем более, честно об этом писать.
   - Тебе надо непременно снять про это фильм, - прерывал в разных местах мой рассказ Григорий Львович. –  Хочешь, я напишу своему другу  Ярматову? Будешь снимать кино в Узбекистане! Я давно думаю об этом.
   - Нет, туда я больше не вернусь.
   - Ну и правильно! Вернешься туда, где пригодишься, – мне показалось, что Рошаль произнес эти слова так, как будто свалил груз с плеч.

     Камил Ярматов в годы моей учебы был руководителем киностудии «Узбекфильм». Герой Социалистического труда, Народный артист СССР, он снял знаменитые фильмы «Буря над Азией» и «Всадники революции».
     В мои школьные годы в нашем колхозном клубе часто показывали эти фильмы. В Узбекистане Камила Ярматова боготворили. Он был достоянием республики.  Профессию кинорежиссера он получил в Москве в институте кинематографии в далекие 30-е годы. В то время Рошаль там преподавал режиссуру.

     Иногда Григорий Львович хворал. Вера Павловна Строева не отпускала мужа на работу при малейших признаках простуды. В эти дни он приглашал нас к себе домой на Большую Полянку. Мы приезжали к нему по одному, по двое-трое.  Обучение режиссуре продолжалось в домашней обстановке. Нам никто не мешал. Вера Павловна появлялась иногда с чаем и с какой-нибудь сладостью. Она была всегда незаметной и в наших разговорах не участвовала. 

     Рошаль, слушая мои рассказы, давал мне возможность выплеснуть наружу «плохого мальчика». Он почему-то радовался как ребенок, когда я рассказывал ему жуткие истории про себя. О том, как в десятилетнем возрасте я с пацанами ездил на крышах поездов. О том, как нырял под вагон отправляющего поезда, чтобы оказаться на другой стороне. Потом выбирал мгновение и снова нырял под следующий движущийся вагон, ужом возвращаясь обратно под аплодисменты мальчишек и девчонок с нашей улицы. Это было в Сибири, в небольшой Анжерке, в таежной провинции, в родовом гнезде моего деда Павла. Я не стеснялся рассказывать Учителю о своём хулиганском детстве.  Так бывает на исповеди.

     Когда я приезжал в очередной раз к учителю домой на Большую Полянку, он просил меня рассказать какую-нибудь историю из моего детства. Однажды я поведал Григорию Львовичу о том, как в школьном детстве три раза подряд, не выходя из кинотеатра посмотрел фильм «Чапаев». Когда заканчивался один сеанс, я очень ловко прятался под креслами и переждав, начинал смотреть другой.  После моего рассказа «в деталях» мы так громко хохотали с Григорием Львовичем, что прибежавшая из кухни Вера Павловна, конкретно испугалась за нас.
Режиссура и педагогика у Рошаля - это художественный способ радостного познания.

     …Весь день провели на ногах. Было уже поздно. Часа два назад наступила ночь. Мы все устали.
     Впереди нас ожидала ещё трапеза в Горнем монастыре и возвращение в гостиницу. Мы сидели и отдыхали в Троицком соборе Русской Духовной Миссии в окрестностях Иерусалима. В иконной лавке насельницы женского монастыря продавали для нас книги, видеофильмы, церковную утварь и сувениры.
     Молчать в монастыре оказалось, действительно, хорошо и душеполезно.  Молча пребывали среди множества святынь. Здесь собраны частицы мощей многих святых.
     Запомнился мощевик святого Ильи Муромца. Защитник русских земель и Православной веры! Былинный герой воспет русскими людьми. Моё детство прошло с ним. Я считал Илью Муромца сказочным героем. Русские монашки старательно молятся ему здесь в Горнем монастыре как народному защитнику и прикладываются к святым мощам, и получают, наверняка, небесную поддержку от богатыря.

     Вот в витринах бережно покоятся и другие мощевики: святого великомученика и целителя Пантелеимона, святомученика Трифона, Сорока мучеников Севастийских, святого Василия Великого, первомученика и архидиакона Стефана, святого Апостола Филиппа, святого Иоанна Предтечи, святителя Григория Богослова. Оба-на! Богослов – это отчество Григория?  Конечно! Отчество-отечество! Святителем Григорий, видать, назван потому, что родиной его души когда-то стало пространство, в котором существует Слово Божие? Ну, конечно же!  Я даже обрадовался этим своим рассуждениям. Мой учитель Григорий Рошаль тоже святитель! Он освятил пространство, в котором я должен был обрести свою профессию!

    …Трифон, Иван, Филипп, Николай, Сергий, Григорий, Пантелеимон – все эти имена вдруг стали как титры выплывать из затемнения и разворачивать сюжеты из разных лет и из разных мест.  Даже про грека Пантелея эпизод вспомнился. Надо же! Он работал часовым мастером в Джетысае. Хороший был человек. Я однажды чинил у него свои наручные часы. Боже мой! Я даже вспомнил, что он мне тогда говорил! Он протянул мне отремонтированные часы и сказал: «Придет час, меня добрым словом помянешь»…

     Частицы мощей хранятся в кресте-мощевике и в медальонах-мощевиках, украшенных жемчугом, драгоценными камнями и благородным металлом. Так благодарные люди оформляют свою добрую память о святом человеке. Душа наполняется благодатью от гармонии формы и содержания.
     Под стеклом ковчежка видны части Животворящего Древа Креста Господня, часть Куста Неопалимой Купины, часть облачения Иоанна Кронштадтского. Рассматриваю внимательно и думаю: а ведь в моих творческих планах есть съёмки фильма в Питере об Иоанне Кронштадтском. А он, на-тебе, вот здесь о себе напоминает!

    …На первом курсе мы, рошалевцы,  были отправлены в подмосковную деревню Шаховская убирать картошку. По итогам сельхозработ нам присудили первое место и наградили поездкой в Ленинград. Мы с радостью сообщили своему наставнику, хотели его порадовать. Однако, Григорий Львович как-то очень буднично сказал нам: «Вы всегда и везде должны быть лучшими». Провожая нас на несколько дней в Ленинград, Рошаль, тем не менее, весело напутствовал:
    - … «Люблю тебя Петра творенье» … На эту тему вам предстоит сделать режиссерские этюды. Найдите там что-нибудь интересное для себя. Самое интересное! - Григорий Львович в таких случаях всегда был похож на радостный  вулкан.
    - Как вы думаете, что в Ленинграде самое интересное? – спросил я негромко у Григория Львовича, когда все разошлись. Он сидел за столом, засунув угол белой салфетки за воротник рубашки под горлом и грыз крупное сочное яблоко. Вера Павловна всегда снаряжала его яблоками, когда он ехал в институт.   Рошаль много лет своей жизни провел в Ленинграде, хорошо знал историю города. В этом городе он снимал свои знаменитые фильмы.
    - Там все интересно. Это святой город, - Григорий Львович отложил яблоко в сторонку и,  как мне показалось, очень глубоко посмотрел в мои глаза.  Вернее, он как бы из глубокого далёка посмотрел на меня.
    - Я до армии бывал в Ленинграде. Там ботик Петра мне понравился. Интересная история! Может о нем этюд написать?
    – Для  каждого найдется в этом городе сто святынь. Не меньше.  А может и десять.  Три-четыре  из них будут самыми важными.  Хочешь яблоко? – я машинально кивнул. Григорий Львович вынул из портфеля яблоко и протянул мне,  - Кого полюбишь, тот и святыня.
     К яблоку я не притронулся. Оно так и осталось на преподавательском столе. Большое, сочное, с румяными боками!

    …Прошло три с лишним десятка лет. Когда я снимал цикл телевизионных передач об Иоанне Кронштадтском, я узнал о том, что Православная Церковь особо чтит трех  величайших святых, мощи которых находятся в Санкт-Петербурге:  Александра Невского,  Ксению Петербургскую, Иоанна Кронштадтского.  О каждом из этих святых людей  мне посчастливилось снять теле-фильмы для нашей кемеровской программы «Дорога к храму». Это были мои запоздалые ленинградские этюды по заданию Рошаля. Кстати, город был назван в честь святого апостола Петра – верного ученика Спасителя. Святой Петр стал небесным покровителем города. Никто из нас не написал об этом этюд для Рошаля.
     Только сейчас стали понятны слова Григория Львовича: «это святой город». В те далекие времена все мы были отлучены от «Самого интересного». Вспоминаю об этом и вижу тот глубокий взгляд Учителя. Вижу и яблоко!

     В иерусалимской командировке я постоянно вспоминал Рошаля. Вот под стеклом витрины лежат два серых камня – обломок горы Голгофы и камень из пещеры Гроба Господня.  Они не могут говорить о великих событиях на человеческом языке. Но здесь, в  Горнем монастыре, даже камни почитаются святынями! А почему нет? Они - творение Господа, свидетели и участники евангельских событий.
     Вот лежит на белой ткани небольшой серый камень. Что можно знать о нем? Глаза видят, что камень серый, размером с ладонь. Поверхность камня чем-то испачкана. Края острые, морскими волнами не шлифованные. Это обычный песчаник из местных пород, неорганическое вещество.  Глаза многое видят, но еще большее не видят. Чем камень пахнет? Какова его плотность и удельный вес? Где он может пригодиться?
     На эти вопросы ответ сформулирует мозг, обработав информацию, поступившую ото всех своих информаторов: зрение, обоняние, осязание, слух.  Многочисленные физические свойства и качества камня дадут возможность объективно оценить этот предмет и сформировать к нему первоначальное отношение. Но мы знаем, что отношение меняется по мере поступления дополнительной информации и от этого может измениться оценка. Каким образом?
     Продолжаем рассматривать камень и видим рядом табличку:    «Камень с запекшеюся Кровию с места избиения Вифлиемских младенцев».  Подпись взрывает сознание!  Камень приобретает новое качество и цена этого скорбного предмета вырастает до небес. Камень, подпись и люди, находящиеся рядом, чудесным образом становятся частью божественного мироздания! 
     Сакральный камень, как символ, свидетельствует о страданиях человеческих во имя Божие. Я тайком трогаю рукой это «свидетельство» и как в кино вижу жертвенных младенцев в царстве Ирода. 
     Почему я об этом думаю? Почему сейчас пишу об этом? Боже мой! Вспомнил! Нет, не вспомнил, восстановил в памяти те уроки, когда Григорий Львович рассказывал нам о роли титра в кино.

     Я не смогу дословно воспроизвести тот разговор в стенах нашей мастерской, в Тридцать пятой аудитории, когда Рошаль рассказывал нам о том, что даже с камнем можно поговорить по душам.  Камень, как и человек, тоже божье творение.  Камню поведай свою тайну, если больше некому! Камень достойно её сохранит. В свою очередь, камень может открыть тебе свои тайны. Надо только создать в диалоге с ним взаимное расположение. Режиссер организует процесс взаимности между всеми выразительными элементами фильма…  Мои однокурсники могут меня поправить, но мне тот разговор запомнился именно так.

     Потом, в течение многих лет, обучая кинорежиссуре своих студентов в Кемеровском институте культуры, я рассказывал о Рошале.  Рошаль таким образом помогал разобраться в профессиональных тонкостях художественного восприятия мира, в сакральной значимости тайных штучек, которые открывают нам большие мастера и учителя. Наш Григорий Львович продолжал незримо участвовать в институтском образовании сибирской творческой молодежи.