Между Москвой и Тель-Авивом

Александр Коваленко 2
Глава 6.

     Оказалось, что фрагменты моей иерусалимской история легко монтируются с фрагментами моей учебы в мастерской Рошаля. Моя кинолента состоит из этих двух взаимодополняющих автобиографических событий.  В этом месте повторю очень важную мысль, которой Григорий Львович питал наше представление о профессии режиссера.
     «Расскажите мне кадрами свою историю». Мы имели право кадры нарисовать, описать словами, показать жестами. Мои раскадровки Рошаль принимал к рассмотрению в виде литературных описаний.


    Иерусалимская история произошла, спустя тридцать лет после института.  Во время творческой командировки в Израиль мне предстояло снять хроникальные кадры Схождения Благодатного Огня в Великую Субботу. Благодаря профессии, мне довелось чудесным образом проникнуть в Гроб Господний! Бог устроил мне грешному эту награду!

    В мастерской Рошаля не было ничего лишнего, и не было ничего случайного. На мой взгляд, для обучения не хватало многого,  но потом выяснилось, что всего было достаточно! Думаю, что каждому из своих учеников Рошаль дал столько, сколько вмещалось. И даже намного больше!

    О былом приятно вспоминать,  потому что по обыкновению вспоминается лишь приятное. Но, оказывается, что воспоминание о неприятном тоже приносит  пользу! Неприятности и погрешности у нас в мастерской иногда случались. Праведником не станешь без покаяния о своих грехах и пережитых неприятностях.  Всякий праведник – это прежний грешник. Может быть и наоборот. Я не помню, чтобы Григорий Львович кого-то осудил или наказал. Он учил нас, что даже с самым отъявленным преступником можно поговорить приятно и с обоюдной пользою.

    Не только в своей работе, но и во всей своей жизни чувствую, что Учитель всегда находится рядом. Учителей нам Бог посылает. Благодать божья через наставников и учителей обретается. Поэтому, поймите правильно, если бы не Рошаль в моей жизни, я бы не поехал к Богу в Иерусалим. И вообще, никуда не ездил бы ни на какие съемки. Общался бы с Богом дома. Тогда для чего мне дарована была профессия?

   Об Иерусалиме пишу в жанре свидетельства. Пишу, как научился писать литературные раскадровки в мастерской Рошаля. Навожу фокус на смысловые детали, на эмоциональные крупные и средние планы. Использую чувственные панорамы и всякие разные «штучки».  Пытаюсь передать в повествовании ещё и свои ощущения.

   ...Нас набралось около ста человек. Группу комплектовали руководители Фонда Андрея Первозванного и Центра Национальной Славы России. Здесь были священники и деятели культуры, общественные лидеры и православные меценаты, журналисты и даже министры. Благословение получили у патриарха Московского и Всея Руси.

    В аэропорту Внуково, как в храме, состоялся молебен. Красиво звучала молитва епископа. Кто мог – подпевал. Я не мог, но церковнопение меня  тронуло за душу и положительно настроило на предстоящий полет. Даже мысль возникла сентиментальная:  а что если бы во всех наших аэропортах перед полетом совершали молебен!
Не все знают о настоящей силе молитвы. Завтра в самолёте я сам впервые  так реально буду обескуражен неземной силой молитвы, что буду,  буквально,  потрясён на всю оставшуюся жизнь! 

    После молебна мы пошли на посадку. Через три часа самолет доставит нас в Тель-Авив. А еще через час мы на автобусе доберемся до Священной Земли!
Была московская пятница. Завтра будет иерусалимская суббота. Для иудеев - выходной день. А для всех православных христиан - Великая Суббота! Заканчивался Великий пост. По всему православному миру шли приготовления к празднику Светлого Христова Воскресения. Пасха в этот раз приходилась на первое мая…
    Над Черным морем я раньше не летал. Оказалось, что оно похоже на чернильное пятно в моей тетрадке за четвертый класс.

   … В городе Сталинске, в начальной школе у нас были стеклянные и карболитовые чернильницы. Мы макали в них деревянной  ручкой с металлическим пером с номером одиннадцать. Тетрадки были в клеточку и в линейку. Поля на странице мы чертили красным карандашом сами.  Розовой или белой промокашкой подсушивали свеженаписанное. Фиолетовые чернила, на радость плохим пацанам,  нестираемо пачкали всё и всех вокруг. Дома влетало за кляксы на одежде. Это было счастливое время открытий!
    С пятого класса началась эра синих шариковых авторучек. Почему-то в начале именно  этой эры пришло взросление нашего поколения. Чернильное детство закончилось. Город Сталинск переименовали в Новокузнецк.

    ...Мы летели над сине-фиолетовым пространством Черного моря, разделяющим страны и обычаи. А может, - объединяющим. Не знаю. В этот момент было радостно как в детстве: Черное море, Артек!
     Потом появилась желто-коричнево-зеленая суша и снова море, уже другое. Голубовато-синее Средиземное море для взрослых!
     Когда полетели ниже, на море появились белые строчки: так с высоты выглядят корабли. По острию строчки угадывается их курс. В кораблях разные люди передвигаются в пространстве по своим разным делам. С высоты не то чтобы людей, корабли не разглядеть. Я хотел увидеть всё! И запомнить!  Нос расплющил о стекло иллюминатора. Это - не белые строчки, и не корабли, везущие людей. Это люди, плывущие на кораблях. Люди прочерчивают своими кораблями пространства. У каждого свой след.
    Вокруг небольшого Средиземного моря живёт очень много народов. Они круглый год загорают на морском пляже. Не как у нас в Сибири. Мы так не можем. Они к солнцу и теплу привычные, а наши люди солнцу лучше радуются!  Да и живем мы просторнее.
    Интересно, видели в тот момент люди внизу на морских кораблях хоть какую-нибудь строчку вверху, которую православные люди прочерчивали своим самолетом на небе между Москвой и Тель-Авивом?

    Я хочу, чтобы образ Рошаля был представлен многомерно. Историки и биографы,  к примеру, имеют право последовательно перечислить факты из жизни своего героя, назвать точные даты, сослаться на документальные первоисточники, подойти к образу с разных сторон и по разному трактовать биографию. У них есть свои строгие жанры для такого случая.
    Не существует в литературе жанра раскадровки. Я выбрал для своих воспоминаний этот несуществующий жанр потому, что этим словом мы называли свои творческие отчеты для Рошаля. На столе между учителем и учеником лежала раскадровка. В камерной обстановке, или прилюдно обсуждались кадры, запечатлевшие события,  мысли, параллельные ассоциации, мизансцены и прочие выразительные элементы.

    В «Киноленте жизни» Рошаль  рассказывает о различиях литературы и  кинематографического повествования.
    «По улице слона водили, как видно, напоказ…».
    «В режиссерском сценарии эта строка займет, пожалуй, целую страницу. Ведь в этой фразе не в том дело, что по улице слона ведут. Здесь важно, «как видно, напоказ».
    Интересно, как и кто водил, кто смотрел, что в это время происходило на улице. Но если бы Крылов все это написал – нарушилась бы литературная лаконичность и точность его басни».