Трагедия Пушкина «Моцарт и Сальери» была написана не в рифму
Переложение в рифму
СЦЕНА I
Комната
САЛЬЕРИ:
Все говорят: нет правды под луной,
Но правды нет и выше. Это знаю
Я лучше гаммы, звуком налитой:
С рождения я музыке внимаю.
Когда, ребёнком будучи, орган
В старинной церкви слушал я часами,
Я зачарован был им так, что дан
Был мне восторг, наполненный слезами...
Отверг я развлечений пустоту.
Всё, кроме муз, мне чуждо и постыло.
Упрямо, непреклонно я иду
Лишь к музыке, – отдав одной ей силы,
Отрекшись от иного. Первый шаг
Был тяжек, тошен, полон долгой муки.
Его я вынес, – волю сжав в кулак,
Воздвиг я из искусства храм науки.
Я ремеслу алтарь создал трудом
И сделался ремесленник: перстам я
Придал сухую беглость в деле том,
А уху – мастерство ловить звучанья.
Так, звуки умертвив своей игрой,
Музыку я разъял, как труп недвижный,
И алгеброй поверив муз покой,
Гармонии назначил принцип книжный.
Тогда, уже исполненный наук,
Дерзнул предаться творчества соблазну
И стал творить – и мановеньем рук
В тиши и тайне звук рождался властный.
О славе не решаясь и мечтать,
Нередко позабыв про сон и пищу,
И днём, и ночью я писал опять,
Слезами вдохновения очищен.
И жёг потом всё в пламени свечи,
И холодно смотрел на дым и пепел,
И звуки, мне пришедшие в ночи,
Пылая, исчезали на рассвете.
Что говорить? Когда всесильный Глюк
Явился и открыл нам тайны мира,
Не бросил ли плоды своих я мук,
Всё, что я знал, и всё, что пела лира,
Что так любил, чему так верил я?
И вслед за ним пойдя, как за кумиром,
Безропотно, надежды не тая
Услышать так мелодии эфира, –
Но в заблужденье, ложною тропой
Не послан ли был в сторону иную?
И всё ж в трудах, потугой волевой
Добиться славы я сумел не всуе.
В искусстве безграничном, наконец,
Я почестей достиг; сердца людские
Мне улыбнулись, лавровый венец
Украсил лоб мой, стены, мастерские...
Нашлось созвучье в их умах значкам,
Что клал я на бумагу. Я был счастлив.
Я наслаждался мирно и без драм
Своим трудом, успехом; был участлив
К делам и достижениям друзей,
Товарищей моих в твореньях рая.
Нет! Зависти не знал я. Из вестей
Мой разум не смущала никакая:
Ни та, что смог Пиччини парижан
Пленить своей игрой, ни слава Глюка,
Ни дивной «Ифигении» капкан
Божественного, сладостного звука.
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Завистлив? И в ничтожестве бездельном
Змеёй, в пыли растоптанной, влачил
Свой век – бесплодно, жалко и бесцельно?
Никто! Но ныне сам скажу, скорбя:
Завистник я! Завидую глубоко,
Песок и пыль в бессилии гребя,
Мучительно, беспомощно, жестоко.
О небо! То неправедный обман,
Когда священный дар – бессмертный гений –
Не как награда за усердье дан!
Не плод любви, терпенья и молений! –
Но озаряет голову глупца,
Бездельника, повесы и безумца!
О, Моцарт!
(Входит Моцарт)
МОЦАРТ:
Милой шутке от слепца,
Что я принёс, ты сможешь улыбнуться.
САЛЬЕРИ:
Ты здесь? Давно ль?
МОЦАРТ:
Сейчас. Я шёл сюда:
Хотелось показать тебе вещицу.
Но пред трактиром скрипку (вот так да!)
Услышал – и пришлось остановиться.
Сальери, друг мой! Ничего смешней
Ты отроду не слышал. У трактира
Слепой играл так чудно для людей!
И я привёл к тебе того сатира.
Войди, скрипач!
(Входит слепой старик со скрипкой)
Сыграй искусно нам
Из Моцарта чего-нибудь!
(Старик играет арию из Дон-Жуана; Моцарт хохочет)
САЛЬЕРИ:
Смеёшься?
МОЦАРТ:
Так отчего же, друг мой, ты и сам
Веселью от него не предаёшься?
САЛЬЕРИ:
Мне не смешно, когда дрянной маляр
Уродует Мадонну Рафаэля!
Мне не смешно, когда пустой фигляр
Пародией бесчестит Алигьери!
Пошёл, старик!
МОЦАРТ:
Постой же: на, возьми.
Пей за моё здоровье.
(Старик уходит)
Ты, Сальери,
Не в духе нынче. Так что извини:
Прийти в другое время я намерен.
САЛЬЕРИ:
Что ты принёс?
МОЦАРТ:
Безделицу, пустяк.
Меня всю ночь бессонница томила,
И мысли две-три досадили так,
Что я решил их набросать, как были.
Хотелось бы теперь услышать мне,
Что думаешь об этом, но ты занят,
Тебе не до меня.
САЛЬЕРИ:
Тебе, тебе,
Моё вниманье целиком предстанет!
Я слушаю.
МОЦАРТ:
(За фортепиано)
Представь себе… кого?
Ну, хоть меня – немного помоложе;
Влюблённого – не слишком; одного
Или с красоткой, с другом – это гоже –
Да хоть с тобой. Я весел… Боже, вдруг –
Виденье гробовое, мрак, ненастье…
Ну, слушай же скорее.
(Играет)
САЛЬЕРИ:
О, мой друг!
Ты с этим шёл ко мне – и вот, несчастье,
Остановиться у трактира мог –
И слушать праздно скрипача слепого!
На что ты тратишь отведённый срок?
Ты недостоин сам себя такого!
МОЦАРТ:
Что ж, хорошо?
САЛЬЕРИ:
Какая глубина!
Какая смелость и какая сила!
Ты, Моцарт, бог, тебе судьбой дана
Власть над людьми всецело, до могилы.
МОЦАРТ:
Ба! право? может быть... Но божество
Моё проголодалось.
САЛЬЕРИ:
Сходим вместе
В трактир Златого Льва.
МОЦАРТ:
Что ж, отчего
Не пообедать в этом дивном месте?
Я рад, но дай схожу домой сказать
Жене, чтоб не ждала меня к обеду.
(Уходит)
САЛЬЕРИ:
Иди, я жду. Не в силах отрицать
Я то, что долг мне мой уже поведан.
Нет! Не могу противиться тому,
Что избран! Избран в том, чтобы навеки
Унять его – иначе ни ему,
И ни другим не жить. О, человеки!
Мы все жрецы, служители у муз,
Не я один с моей глухою славой.
Что пользы в том, что Моцарт жив? Сей груз
На наши судьбы возложён неправо.
Что пользы, если новой высоты
Достигнет он в стремленье неуместном?
Подымет он искусство? Нет, мечты:
Оно падёт опять, как он исчезнет.
Наследника нам не оставит он.
Что пользы в нём? Беспечным херувимом
Для песен райских был он порождён,
Чтоб их неся в крылах непогрешимых
Бескрылые желанья возмущать
В нас, в чадах праха, – и потом исчезнуть.
Так пусть исчезнет! Лучше и не знать,
Сколь глубока его талантов бездна.
Вот яд, Изорой данный мне как дар.
Осьмнадцать лет ношу его с собою –
И жизнь моя, как сабельный удар,
Кровит, неправой ранена судьбою.
С врагом беспечным за одним столом
Сидел я часто, шёпот искушенья
Я слышал постоянно – им ведом,
Я не поддался на его веленья.
Не преклонился я, хоть я не трус,
Хотя обиду чувствую глубоко,
Хоть мало жизнь люблю. Но тот искус
Меня не одолел. Хотя жестоко
Желанье смерти мучило меня,
Всё медлил я. Что умирать без цели?
Я мнил: быть может, жизнь ещё моя
Мне принесёт дары в искусства деле:
Восторг меня, быть может, посетит
И творческая ночь, и вдохновенье;
Быть может, новый Гайден сотворит
Великое – и наслажусь мгновенье…
Как пировал я в ненависти той,
Быть может, мнил, врага себе найду я;
Быть может, пред последнею чертой
В меня обиды грянут – аллилуйя! –
И ты не пропадёшь, Изоры дар…
И я был прав! И вот мои страданья
Идут к концу – в душе моей пожар,
Восторгом дивным мечутся желанья.
Я, наконец, нашёл себе врага
И упоён мечтой его кончины!
Теперь – пора! Весь мир к моим ногам,
Заветный дар любви тому причина.
СЦЕНА II
Особая комната в трактире; фортепиано
(Моцарт и Сальери за столом)
САЛЬЕРИ:
Что ты сегодня пасмурен?
МОЦАРТ:
Я? Нет!
САЛЬЕРИ:
Ты верно, Моцарт, чем-нибудь расстроен?
Вино прекрасно, славен и обед,
А ты молчишь и хмуришься порою.
МОЦАРТ:
Признаться, меня Requiem задел…
САЛЬЕРИ:
Ты сочиняешь Requiem? Давно ли?
МОЦАРТ:
Давно, недели три средь прочих дел.
Он странностью меня обеспокоил…
Не сказывал тебе об этом я?
САЛЬЕРИ:
Не сказывал.
МОЦАРТ:
Так слушай. Дней как двадцать
Под вечер кто-то спрашивал меня:
Он заходил, но не хотел дождаться.
Всю ночь я думал: кто бы это был?
И что ему во мне? Кто он – не знаю.
Зачем не в должный час он приходил?
И что за важность у него такая?
Назавтра вновь: лишь дома нет меня –
Он на порог и не застал опять же.
На третий день с детьми играю я –
И он явился. Я ответов жажду,
К нему спускаюсь. В чёрном человек,
Учтиво поклонившись, предлагает
Заказ: загробной миссии ковчег –
Ein Requiem, – и после исчезает…
Я сел тотчас писать – и написал
Единым вздохом, словно не чужое...
И больше он меня не посещал –
Тот чёрный человек. Но я не скрою:
Я рад тому. Мне жалко отдавать
Свою работу, жаль с ней расставаться…
Но между тем… Мне совестно сказать…
САЛЬЕРИ:
О чём?
МОЦАРТ:
Мне тяжело признаться…
Мне день и ночь покоя не даёт
Мой чёрный человек. Он словно всюду
Со мной, как тень, без устали идёт,
Он гонится за мной – теперь я буду
Его повсюду видеть. И сейчас
Мне кажется, он здесь, он с нами третий –
Сидит, от нас не отрывая глаз…
САЛЬЕРИ:
Да полно! Что за страхи? Не в ответе
Мы за пустые думы. Бомарше
Порою говорил: «Мой брат Сальери,
Как мысли чернотой придут к душе –
Испей вина в искрящемся фужере
Иль перечти «Женитьбу Фигаро».
Не стоит тяжким думам предаваться».
МОЦАРТ:
Да, Бомарше был прав! Ну что ж, добро,
Не надо глупым мыслям доверяться…
Он твой приятель был; ты для него
«Тарара» сочинил – и это славно!
Там есть один мотив, люблю его,
Его как раз я напевал недавно,
Его твержу всегда, как счастлив я…
Ла-ла-ла-ла… А правда ли, дружище,
Что Бомарше (уж извини меня)
Кого-то отравил?
САЛЬЕРИ:
Что в том ты ищешь?..
Не думаю: он слишком был смешон
Для ремесла такого.
МОЦАРТ:
Он же гений!
Как ты да я. А нам ведь запрещён
Удел злодеем быть. Из всех явлений
Одно не может быть разрешено:
Злодейство и талант несовместимы.
САЛЬЕРИ:
Ты думаешь?
(Бросает яд в стакан Моцарта)
Пусть будет, как дано.
Ну, пей же.
МОЦАРТ:
Будем искренне терпимы.
Твоё здоровье! Дружеский союз,
Связующий нас вместе, мы прославим!
Мы пьём за братство гармоничных уз.
(Пьёт)
САЛЬЕРИ:
Постой! Постой!.. ты шанса не оставил…
Ты выпил… без меня?
МОЦАРТ:
(Бросает салфетку на стол)
Теперь я сыт.
(Идёт к фортепиано)
Так слушай же, любезнейший Сальери,
Теперь, как мой das Requiem звучит.
(Играет)
Ты плачешь? Почему? Ты так потерян…
САЛЬЕРИ:
Я слёзы лью впервые… Больно мне.
Но эта боль безмерно мне приятна.
Как будто долг исполнил я вполне.
Как будто нож целебный безвозвратно
Отсек страдавший член! Не замечай,
Мой друг, мой Моцарт, этих слёз напрасно…
Спеши! Продолжи! Я прошу – играй!
Наполни душу звуками всевластно…
МОЦАРТ:
Когда бы каждый чувствовать умел
Гармонию, как ты! Но нет: тогда бы
И мир осуществиться не посмел;
Никто не смог бы жить, лишь только дабы
О нуждах низкой жизни помышлять.
Все предались бы вольному искусству.
Нас мало – тех, кто может отдавать
Всего себя, без пользы, только чувству.
Счастливцев праздных, избранных судьбой,
Отвергших с небреженьем всё земное,
Избравших лишь творенья непокой
И одержимых музыкой одною…
Не правда ль? Но я нынче нездоров…
Мне что-то тяжело; пойду прилягу.
Прощай же!
САЛЬЕРИ:
До свидания.
(Один)
Твой кров
Теперь тебе не сможет быть во благо…
Заснёшь надолго… Боже, неужель
Он прав? И я не гений? Ведь злодейство
И гений – несовместны… Эта цель
Была безумна? Боже, посодействуй!
Скажи: напрасно то, что я свершил?
А Бонаротти?.. Или это сказка
Бессмысленной толпы, а я решил
Её зазря использовать подсказки?
Не мог же я так ошибиться… Нет!
Я чужд сомнений и самообмана…
Но был ли в самом деле – дай ответ! –
Убийцею создатель Ватикана?..
Подстрочник: Александр Пушкин
Рифмовка: Лариса Баграмова
Приложение:
Wolfgang Amadeus Mozart. Das Requiem in d-Moll (Lacrimosa)
http://www.youtube.com/watch?v=MlAuHoRXLes