Увидеть Санкт-Петербург и умереть

Владимир Швец 3
                ПОЧЕМУ Я НАПИСАЛ “HEIL МОЯ ЛЮБОВЬ” – 6
                или Увидеть Санкт-Петербург и умереть

  В целом, весь материал для романа “Heil моя любовь” был готов ещё до появления самой идеи книги, до создания его концепции. Но родился роман в Петербурге, он получил жизнь в этом великом бессмертном городе, где с Искусством можно встретиться лицом к лицу. Таких городов и мест немного. И раз роман родился в Петербурге, то среди молекул и атомов Петербурга есть код этого города. Что это за код такой? Это небольшие миниатюры, размышления и просто мысли о Петербурге:
“Санкт-Петербург Обетованный”
“Монстры и чудовища большого города”
“Санкт-Петербург – Памятник-город”
“Брызги”
“Прекрасное место, где можно умереть”…

  Я знал и любил Петербург ещё до того, как приехал и стал жить в нём. Я провёл двадцать пять лет на окраине нашей Вселенной, представления о северной столице были у меня дикие. Я ведь фанател по рок-музыке, облик града Петрова у меня складывался исключительно из фраз песен группы”ДДТ” и балабановской кинокартины “Брат”, и это был облик этакого пост-Ленинграда, уже не советского, но и не такого, какой он сейчас. Честно говоря, я выдумал свой лениградский Петербург, которого в реальности не существовало. Самым святым местом в нём считался Перекрёсток Пяти Углов, а центром – улица Рубинштейна, дом 13. Поэтому я очень сильно удивился, когда вместо ленинградского Петербурга я попал в настоящий Петербург – незнакомый, неведомый и непонятный. Меня так накрыло, что я не смог разочароваться, я просто замер и стал осматриваться. Это случилось в январе 2009 года. Для меня (дикого провинциала из некой бывшей союзной республики некогда огромного и величественного СССР) Петербург был первым российским городом. Помню, как я в тот поздний вечер вышел из подземного метро на Петроградке и увидел бабулю в стильном кожаном плаще с затемнёнными очками на носу. Лет ей было под сто, одной рукой она опиралась на трость, а в другой руке держала банку пива. Мастерски открыла банку – пши-ик! – и направила её содержимое в свой рот. “Да-а”, – в тот момент подумалось мне, -  “я в России”.
  Так вот, я просто замер и стал осматриваться, чтобы не потеряться. Чувств было много, и я не понимал, какие из них мне нужные, правильные, верные и необходимые. Я просто стал ВСЁ ВОКРУГ чувствовать. Меня накрыло всё – набережные, проспекты, архитектура, памятники, каналы, мосты, церкви, люди… Больше всего – люди. Их было так много, и они были такими разными. Я ведь привык жить среди муравьёв, среди однотипных обывателей, среди серой массы. А тут – такое обилие, и в таком количестве! На какое-то время я перестал чувствовать себя полноценно человеком, я ощущал себя просто живым существом, что-то вроде бродячей собаки.
  Я жил на Невском проспекте пять лет. Я его исходил вдоль и поперёк, мне был знаком каждый его квадратный метр. Им я не ограничился. Были дни, когда я отклонялся от привычного маршрута своих прогулок и начинал бродить в совершенно незнакомых местах, подворотнях, закоулках, парках и садах. В наушниках звучала любимая музыка, в голову лезли мысли. Иногда лезли стихи и строчки. Порой я некоторые записывал.
  Глядя на петербуржцев, я завидовал им. Так завидовал, что начинал злиться. Мне казалось, что многие из них не ценят свой великий город, и вообще не понимают, где им судьба оказала честь родиться и жить. Помню, как однажды выразилась подруга одного моего приятеля (уроженка Санкт-Петербурга в третьем поколении, типичная обывательница с куриными мозгами): “Петербург – город на болоте… И сам он – сплошное болото… Терпеть его не могу…” Я еле сдержал себя, чтобы не наброситься на неё. Мне казалось, что она вылила ведро дерьма на самое дорогое и святое для меня. Увы! Эта молодая глупая особа была далеко не одна такая петербурженка. В своём лице она представляла значительную часть петербуржской молодёжи, неспособной осознать значение родного города. Им как-то было на это просто наплевать. Как же мне хотелось этих неблагодарных и зажравшихся засранцев отправить в свой родной Хрензнаетгденск, чтобы они поняли, почём фунт лиха. Это была злая зависть.
  Город не мог ответить мне взаимностью. Он был величественный и неживой. Но мне этого и не требовалось. Я влюблялся в Петербург каждый день. Влюблялся в город, писал об этом чувстве. Я не мог иначе.
 
 
 2019 г.