Глава 2 Школа юнг. Матрос
фото: я-юнга; морской буксир МБ 24
Батуми школа юнг, Баку.Практика на гс "Секстант", Переезд в Тильзит (Советск), Севастополь матрос МБ-48, Батуми Порт, матрос на водолазном боте.
В июле 1946 года, не ставя в известность родителей, я уехал из дома. В куртке зашиты документы, необходимые для поступления в школу юнг: свидетельство о рождении, свидетельство об окончании семи классов.
Из Халтурина паромной переправой через Вятку, на попутной машине я добрался до железнодорожной станции Оричи. Там, через пару дней скитаний на станции, мне удалось подсесть в поезд, так называемый «500-веселый».
"Пятьсот весёлые" - это товаро-пассажирские поезда, сформированные, как правило, по разовому назначению, собранные из "теплушек", товарных платформ, цистерн, следовавшие вне расписания с долгими стоянками на глухих полустанках в ожидании свободного пути, замены паровоза и т. Останавливался он, иногда на подступах к городу, а порой и просто на разъезде, пропуская встречные или обгоняющие пассажирские поезда, грузовые составы, воинские эшелоны. Такой поезд мог промчаться несколько перегонов без остановки, а иногда стоять на станции или разъезде несколько часов или 2-3 дня в ожидании освобождения пути.
"Теплушка"- это товарный вагон приспособленный для перевозки людей В вагоне с двух сторон от раздвижных дверей устроены двухъярусные нары.
В одной из теплушек ехали моряки, демобилизованные из Тихоокеанского военно-морского флота, после капитуляции Японии. К ним я попросился, им понравилась моя мечта стать моряком, и они взяли меня под свою опеку. Мужики, прошедшие всю войну, они истосковались по семьям, и я был как бы напоминанием о доме, семьях. Они мне выделили место, подарили тельняшку, делились едой, «поставили на довольствие», как они сказали. Вместе с ними я доехал до Москвы. Поезд прибыл на товарную станцию Курского вокзала. На прощание они дали мне буханку хлеба, немного денег и пожелали стать капитаном.
В Москве у меня была очередная задача — попасть на поезд, идущий на юг в Поти. Денег на билет на поезд конечно не было. В тот время вход на пассажирский перрон вокзала был платный, но мне окольными путями через сортировочную станцию удалось туда проникнуть. Там я познакомился с ребятами-беспризорниками, они поделились опытом выживания, рассказали, как можно переночевать в вагонах на отстое, ожидающих формирования состава, показали «собачий ящик». Это такой деревянный ящик под пассажирским вагоном, в котором должны перевозиться собаки пассажиров, поскольку животных в багаж не принимали, и клетки с собаками помещали туда. Несколько дней мне пришлось помыкаться по этим вагонам и затем, забравшись в «собачий ящик» попасть на поезд, идущий на юг. И вот так, то под вагоном, то в вагоне с сердобольными проводницами, которые жалели мальчишку, иногда с высадкой милицией из ящика, удалось через несколько суток добраться до станции Миха Цхакая, где нужно было пересесть на поезд, идущий на Поти, но это уже не представляло проблем.
Поти
Оказалось, что в Поти был только пункт приема в школу юнг, при флотском экипаже военно-морской базы. Сама школа юнг находилась в Батуми. В Поти собралось около сотни мальчишек в возрасте от 13 до 17 лет. В основном, это были дети без родителей, из детдомов, «сыновья полков». Нас подстригли, помыли и поселили в экипаже, поставили на питание. Там же при воинской части поступающие мальчишки сдавали документы, проходили медицинский осмотр, собеседование.
Грузия ошеломила невиданными для вятского мальчишки фруктами. Дома, в Халтурине, лакомством были репа, поздние мелкие и кислые яблоки. Здесь в Поти я впервые увидел живой виноград, попробовал красивые вкусные яблоки, груши, хурму, инжир. И конечно, как результат, дизентерия, военный госпиталь.
После проведения всех формальностей часть ребят отсеялась. Группу зачисленных в юнги постригли наголо, и с сопровождающим старшиной, поездом отправили в Батуми.
Батуми Школа юнг.
В Батуми школа юнг располагалась за городом, на склоне горы, поросшей густым лесом, в бывшей казарме расчётов батареи береговой обороны Черноморского флота. Это было двухэтажное здание, с пристройками, огороженное высоким забором. Перед школой большой плац, с сигнальной мачтой с гафелем для подъёма военно-морского флага. Там же совершались утренние построения на подъем флага, вечерние поверки. На 1-м этаже размещались, учебные классы, столовая и кухня, кабинеты начальника школы и замполита и медчасть на несколько коек. В пристройке располагались уборная, умывальники, душевая
На 2-м этаже – 2 спальни, разделённые большим залом, где иногда показывали фильмы, и который также служил местом построения для вечерней поверки и утренней зарядки в случае плохой погоды. В каждой спальне по 50 двухъярусных коек. На этом же этаже комнаты старшин, фельдшера.
В отдельном флигеле находились квартиры начальника школы — капитана 3-го ранга, замполита — капитан-лейтенанта и комнаты двух лейтенантов-командиров рота. Старшин было 6 человека, 2 человека в звании главстаршин, и четверо старшин 1-й статьи. Это все старшины-сверхсрочники ВМФ, ранее служившие на кораблях. Зам командира роты были главстаршины, старшины 1-й статьи командовали взводами.
Первая рота — это первый год занятий, 2-я рота — второй год обучения. «2-я рота» уже занималась, мы же стали 1-й ротой (младшими). Роты, в свою очередь, подразделялись на взводы по специальностям.
Юнги носили флотскую форму, бескозырки с надписью на ленточке — «Школа юнг ВМФ", на рукаве нашивался отличительный знак специальности (штат). На рабочей одежде (парусиновой робе) на карман нашивалась ленточка с боевым номером — № роты, № взвода. Роба была настолько жёсткой, что при намокании брюки можно было поставить на штанины торчком. Стирали ее только в душевых, щётками, расстелив на полу.
Школа юнг готовила по двум специальностям: рулевых-сигнальщиков и мотористов-машинистов для вспомогательных судов военно-морского флота СССР (ОВСГ-Отдела вспомогательных судов и гаваней). Кроме специальных дисциплин, в программе были общеобразовательные дисциплины 7-го класса. Срок обучения в школе был 1,5 года. Специальные дисциплины преподавали начальник школы и его заместители, общеобразовательные - преподаватели из батумских школ. Практические занятия по специальностям вели старшины.
С 1 августа 1946 года начались первые занятия. Подъем в 7 утра, зарядка, туалет, завтрак и в 8 часов подъем флага и в 8–30 начало занятий. Восемь часов занятий, с часовым перерывом на обед. Теоретические занятия в классах перемежались с практическими, по сигнализации, такелажным работам и другим морским дисциплинам. Обязательно строевые занятия на плацу. После занятий ужин, затем самоподготовка, свободное время. В 22 вечерняя поверка (перекличка) и в 22–30 часа «отбой».
Увольнения в город предоставляли очень редко и только группой в сопровождении старшины. За самоволки наказывали очень строго, вплоть до отчисления.
По морским дисциплинам давали основные знания по устройству кораблей, основам навигации, сигнального дела, морской практики. Во дворе школы установлена шлюпка, на ней отрабатывали первые приёмы гребли на вёслах (без воды), постановки паруса. Изучали также и Корабельный устав (устав службы на кораблях ВМФ). Помимо занятий были обязанности по работе на камбузе (кухне), дневальный по роте, уборки двора, помещений. Наружных постов было два, один у наружных ворот входа в школу, второй на заднем хозяйственном дворе. Караульным наружных постов выдавали винтовку с холостыми патронами и свисток для вызова караула. Особо неприятным было дежурство (караул) у наружных ворот. Вокруг лес, различные шумы, шорохи, все время кажется, что кто-то прячется в кустах и собирается напасть.
Отсутствие увольнений в город, юнги компенсировали изучением окрестностей школы в свободное время и по воскресеньям. Юнги совершали вылазки по ближним горам. Особенно нас привлекали развалины старых крепостей. В окрестностях школы были небольшие деревни с большими садами мандарин, хурмы. На склонах отдельно были плантации хурмы и тунга. Тунг сажали по заказу как источник ценного технического масла для авиапромышленности. Плоды тунга были очень красивыми, похожими на яблоки, ног были ядовиты, и раз попробовав, к нему не приближались.
Отношения местных жителей с юнгами были хорошими, если не нарушались границы садов и плантаций. Иногда грузины угощали нас местными лакомствами, так я впервые попробовал чурчхелу- нанизанные на нитку очищенные грецкие орехи в загущённом соке винограда. На «денежное довольствие», выдаваемое юнгам, мы покупали табак в скрутках, иногда домашний лаваш, сыр.
Кормили хорошо, «довольствие» было как на кораблях. Но мальчишки оставались мальчишками и им не давали покоя плантации мандарин и хурмы, расположенные по соседству, в окружности. Периодически юнги совершали набеги на эти посадки, принося добычу в школу. Местные жители приходили с жалобами. Как правило, начальник школы не выдавал юнг, обещая разобраться, найти и наказать виновных. Иногда юнг ловили на месте «преступления» с хурмой или мандаринами. После чего в школу приходила толпа пострадавших от набега хозяев с «пленными», и юнгам устраивалось показательное наказание. Виновных наказывали внеочередным нарядом на ночные вахты у ворот, хозяйственными работами или работами на кухне. Если нарушение было очень серьезным, то виновного сажали в карцер — полуподвальное помещение с цементным полом, массивной дубовой дверью с небольшим окошком. Срок наказания карцером варьировался от 12 часов до 3 суток. Питание в карцере только один раз в сутки — обед.
Дежурным по школе назначался старшина, его помощником юнга из старшей роты. Первое время, часть юнг из 2-й роты (старших) пытались эксплуатировать младших из 1-й роты, заставлять работать за них, тем более что в основном это были мальчишки 33–32-го года рождения, маленького роста, которых, казалось, легко было подчинить. Но среди них были ребята, прошедшие фронт, улицу, умеющие постоять за себя. Они организовали коллективную защиту, и когда кто-то из старшей роты пытался обидеть младшего, за него в драку лезла вся 1-я рота, или, как нас прозвали — СШМ — «Соединенные Штаты Малышек». Но вскоре командиры рот и их помощники-(флотские старшины), юнги, прошедшие войну, фронт, навели жёсткий флотский порядок. О «дедовщине» уже не было речи, но уличенных в воровстве сами юнги наказывали очень жестоко, избивая до полусмерти. Таких спасало только вмешательство старшин. Затем на общем построении у них отбиралась ленточка бескозырки, и они отчислялись из школы. Но таких случаев было всего два за все время обучения.
Большим уважением юнг и начальства школы пользовались юнги-участники Великой отечественной войны. Юнги-фронтовики, их в школе было 10 человек, и все они пользовались авторитетом среди юнг и у начальства школы. Таким был семнадцатилетний юнга Виктор Буханов, награждённый орденом Боевого Красного знамени. Он был во время войны разведчиком в партизанском отряде в Белоруссии. Ещё один сын полка Женя Ржевский был разведчиком при артиллерийской части и был награждён орденом Красной звезды.
Письмо домой и фотографию в форме я послал уже только после начала занятий в школе.
Баку. Практика на гидрографическом судне "Секстан".
Через 8 месяцев занятий, в апреле 1947 года, для закрепления полученных теоретических знаний, юнги направлялись на практику на вспомогательные суда ВМФ.
На практику, часть юнг распределили на вспомогательные корабли Черноморского флота (ОВСГ ЧФ) в Севастополь, а группу, в которую попал я, отправили в г. Баку на вспомогательные и гидрографические суда Каспийской военно-морской флотилии. Нас направили на гидрографические судно «Секстант». Командир — капитан-лейтенант ВМФ, старший помощник- старший лейтенант ВМФ, старший механик (БЧ-5) — старший лейтенант ВМФ, штурмана, механики- офицеры ВМФ, вся остальная команда рядовой состав были вольнонаемными (гражданскими людьми). Непосредственно нами руководил боцман, старый моряк. Каждый юнга был прикреплён к одному из матросов, который учил нас, как выполнять все судовые работы - от уборки гальюнов до работ за бортом, работы с грузовыми стрелами. Мы были распределены по вахтам в море и на стоянках в порту. Командный состав также участвовал в нашем обучении, старался передать нам свои знания, как нести вахту на мостике, управлять судном в море (стоять на руле), знакомили с навигационными приборами.Там я впервые увидел и даже подержал в руках секстант-навигационный инструмент, именем которого названо судно. В рейсах юнги участвовали во всех судовых работах, в том числе в грузовых операциях в порту. В море несли вахту на мостике, доверяли управление рулём
Суда базировались в военно-морской базе в Баилове (район Баку). Работа судна заключалась в замене элементов питания (баллоны с ацетиленом) на средствах навигационного оборудования (СНО) — морских буях, береговых огнях и при необходимости их ремонтировать. Район обслуживания простирался на все советское побережье Каспийского моря. Начинали с севера, и затем шли к югу до границы с Ираном. При обслуживании морских буёв спускался мотобот и шлюпка, и экипаж выполнял необходимые работы на плаву. Юнг также привлекали к этим работам и в качестве поощрения разрешали купание в открытом море. Для ремонта береговых навигационных знаков, судно становилось на якорь вблизи берега, спускался мотобот, и группа моряков высаживалась на берег для ремонта.
В голодное послевоенное время экипаж занимался своеобразным бизнесом-товарообменом. Поскольку береговые навигационные знаки зачастую находились вблизи какого-нибудь рыбколхоза, то работы по ремонту и обслуживанию навигационного оборудования, экипаж совмещал с торговыми операциями. В Баку они покупали соль, соду, чай, сахар, различную галантерею. И в местах рыбного промысла они обменивали у рыбаков этот товар на рыбу и икру, которую продавали в Баку. В качестве подсобной рабочей силы они привлекали и нас, 13–15-летних мальчишек. Наш труд они честно оплачивали из своих доходов. Появились первые собственные деньги, которые я мог тратить на себя.
При участии в работах на судне, выданного в школе одного комплекта робы (брюки и широкая рубаха), не хватало. Члены экипажа, которым мы помогали в их «бизнесе», помогли юнгам приобрести недорогую одежду для повседневной носки и работы на судне. В город мы выходили в свой форме школы юнг. От места стоянки нашего «Секстана» до Приморского бульвара (Набережная) можно было дойти минут за 20-30.
Мальчишки в морской форме привлекали внимание и завязались первые знакомства с девочками. Во время стоянки в порту иногда на судне появлялись женщины, приглашенные экипажем. Члены экипажа судна помогли юнгам приобрести первый сексуальный опыт, познакомив с "жрицами любви".
Стоянки в Баку дали возможность познакомиться с городом, с красивыми старинными зданиями, его достопримечательностями. То, что запомнилось это – улица Низами, Шемахинские ворота, Девичья башня, кинотеатр имени Низами (бывший караван-сарай), сквер имени Карла Маркса (Парапет-как его называли бакинцы), Приморский бульвар (Набережная). От Приморского бульвара по широкой лестнице можно было подняться в парк к памятнику С.М. Кирову. Под подножием памятника лежал огромный валун. Из этого парка от памятника Кирову открывалась панорама на всю бухту и город.
Перезд в Тильзит
Через 3 месяца практики мы, уже оморяченные, возвратились в школу продолжать занятия. Нас там ждала новость, нужно было готовиться к переезду.
В 1947 году было принято решение объединить Архангельскую, Батумскую и Ленинградскую школы юнг ОВСГ. Школы переводили в Калининградскую область в город Советск (бывший Тильзит).
Нашу школу юнг погрузили в товаро-пассажирский состав (пятьсот-веселый), из нескольких вагонов- теплушек, грузовых вагонов и платформ. В теплушках были оборудованы нары в два яруса по обе стороны вагона. В каждой теплушке размещались по 30 человек. В одном из вагонов размещалась группа сопровождения - несколько старшин во главе с командиром эшелона - замполитом школы (капитан-лейтенантом). На стоянках они через военного коменданта занимались организацией питания для юнг.
Дорога заняла около двух недель. Поезд шёл вне расписания с остановками не только на станциях, но на разъездах, иногда даже сутки и больше, пропуская поезда, идущие по расписанию.
В Тильзите объединённую школу юнг разместили в бывшем юнкерском училище, с большими спальнями, громадной столовой, спортзалом. В августе, после распределения по классам, спальням и специальностям приступили к занятиям. Дни пошли своей чередой. Начался обычный распорядок: подъем, зарядка, завтрак, занятия, вечерняя поверка, отбой. Иногда юнг привлекали к расчистке города от развалин домов, разрушенных в боях за город. Город в целом пострадал немного, сохранились красивые старинные здания, прекрасный парк с озером. Сохранился и красивый «Зелёный театр», под открытым небом с рядами сидений из камня. В памяти остались полуразрушенный мост королевы Луизы через Неман. Город расположен у слияния рек Тильзе и Неман.
Знания, полученные в школе, юнги применяли на практике при расчистке города. В одном, из частично разрушенных домов, полностью обвалилась наружная стена, и на 2-м этаже, трёхэтажного дома был виден белый рояль. По просьбе жены командира воинской части, расквартированной недалеко от школы, взяв в такелажной мастерской тали, установив в квартире приспособления (балку-выстрел), мы по всем правилам морской практики, смогли опустить этот рояль на землю в целости и сохранности.
Севастополь матрос на МБ-48
После большой драки юнг с ремесленным училищем старшую группу досрочно выпустили, и в ноябре 1947 года, юнг распределили по воинским частям ВМФ СССР. Часть попала на Балтику, часть в Каспийскую военную флотилию. Из нашей группы меня и ещё 6 человек направили на Чёрное море, в Севастополь, в распоряжение Отдела вспомогательных судов и гаваней (ОВСГ) Черноморского военно-морского флота.
После нашего выпуска Школа юнг была расформирована. Вместо школ юнг ОВСГ было создано мореходное училище Военно-Морских Сил для подготовки командного состава вспомогательных судов ОВСГ ВМС. Училище разместили в городе Ораниенбауме (с 1948 года г. Ломоносов)
По приезду в Севастополь, мы разыскали Отдел вспомогательных судов и гаваней (ОВСГ ЧФ), предъявили документы из школы и сразу же получили назначения на различные суда отдела. В ОВСГ нас напугали знаменитым в то время на весь Черноморский флот военным комендантом Севастопольского городского гарнизона полковником Старушкиным, который обеспечивал необходимый послевоенный порядок в закрытом городе. Как военный комендант Старушкин в 1945-47 гг отличался жесточайшей требовательностью и придирчивостью во всем, что касается точного соблюдения уставных положений — в частности, установленной на день формы одежды и правил поведения (особенно в вопросах отдания воинской чести). Старушкин был грозой на берегу для всех военнослужащих, и в особенности для моряков, находящихся в увольнении с кораблей — независимо от воинского звания и положения.
На вспомогательных судах флота (ОВСГ) командир, помощники и механики были офицерами флота, рядовой состав- матросы, машинисты были гражданскими или как их называли «вольнонаемными». Первые дни мы ходили в форме школы юнг, но напуганные комендантом Старушкиным и по совету экипажа буксира мы сменили ее на гражданскую одежду, это разрешалось на судах ОВСГ, где рядовой состав был вольнонаемными.
Меня направили рулевым-сигнальщиком (матросом) на буксир МБ-42 ОВСГ. Это был морской паровой буксир, построенный в США, в 1946 г. и был передан ВМФ СССР, и был назван МБ-42, потом его переименовали в МБ ЧФ-24.
На буксире были паровые рулевые машины с цепным штуртросом и большим деревянным штурвалом. Мой рост в то время был чуть выше этого штурвала и поэтому на меня возложили обеспечение всей визуальной связи — световой (сигнальная лампа «Ратьер», клотиковая лампа) и флажной семафор, иногда допуская к штурвалу. Командный состав- командир, старший помощник, старший механик размещались в каютах, экипаж в кубрике на несколько человек. Работа буксира заключалась в обеспечении учебных стрельб боевых кораблей. Буксир выводил мишени в море, а затем после их расстрела, остатки забирал обратно в Севастополь. Иногда приходилось помогать военным кораблям при швартовке, буксировать несамоходные баржи в порты Феодосия, Керчь, Одесса.
Во время стоянок буксира в Севастополе была возможность познакомиться с городом, но в 1948 году город ещё частично лежал в развалинах. Севастопольцы занимались расчисткой завалов. Вместе с ними работали добровольцы, приехавшие из всех регионов страны на восстановление Севастополя Много было девушек. Стоянка нашего буксира была на Минной стенке, и девушки иногда после работы забегали к нам в гости. На работах по зачистке завалов и восстановлению города также работали военнопленные немцы.
Одесса, встреча с братом.
В 1948 году при заходе буксира в Одессу я попытался разыскать брата, зная, что он работает на китобойной флотилии «Слава». Я встретился с братом, найдя его через Управление АКФ «Слава», которое размещалось на Пушкинской 6. Он начал заниматься на курсах механиков при флотилии. Встреча была недолгой, мы пробыли вместе три дня, буксир отправлялся обратно в Севастополь. Брат днем был занят на курсах, я на буксире. Рэмс отругал меня, что я мало пишу родным, и что они беспокоятся обо мне.
Возвращение домой в Халтурин
Работая на буксире, который часто был занят по обеспечению флота, постоянное посещение вечерней школы было невозможно, никаких скидок на возраст не давали.
Поэтому, решив получить аттестат средней школы и соскучившись по дому, после более года работы на буксире, в феврале 1949 года я вернулся домой в Халтурин. Встреча в Одессе с братом подтолкнула меня к этому.
Дома, в Халтурине я устроился учеником столяра в столярной мастерской, и поступил в 8-й класс школы рабочей молодёжи, одновременно работая в мастерской. Школьную программу нужно было восстанавливать. Помогла Тоня Бармина, с которой мы когда-то вместе поступали в 1-й класс, поделилась учебниками и помогала в учебе. Мы очень сблизились, и свободное время всегда проводили вместе.
Батуми, Поступление в мореходное училище
Но Халтурин это было временное отступление, мечта о море меня не оставляла. Получив паспорт, в июле 1949 года я опять по проторённому пути, по знакомой дороге отправился в Батуми, надеясь поступить в Батумское мореходное училище и получить специальность штурмана. В Батуми, поступающих разместили в экипаже мореходки. После успешной сдачи приёмных экзаменов, нам объявили, что в этом году в училище временно закрыли судоводительскую специальность, и желающим предложили поступить на механизаторское отделение (портовые механизмы и устройства).
Мечтая стать штурманом, я от этого отказался. Таких как я оказалось несколько человек. Тогда нам предложили подождать до следующего года, но с тем, чтобы поработать на строительстве нового корпуса училища. На следующий год судоводительское отделение должно быть открыто. Я решил, конечно же, подождать. Эту судьбу разделил со мной новый друг Виля (Виулен) Павлов. Дружба эта продолжалась все время обучения в училище, на практике на учебных судах, на стажировке. Я считал, что ближе друга у меня нет. Уже работая на судах, отпуск у нас часто совпадал и мы его проводили вместе. Дружба наша продолжалась до 1962 года, до аварии с т/х «Нефтегорск».
Батуми.Порт. матрос на водолазном боте.Друзья.
В сентябре 1949 года я приступил к работе в качестве подсобного рабочего по строительству на строительстве училища. Подсобный рабочий на стройке, это работа под названием «принеси, подай». В январе 1950 года стройку прекратили, и я поступил на работу в Батумский торговый морской порт на должность разнорабочего технического отдела порта.
Эта должность оказалась работой матроса на водолазном боте Батумского морского порта. Водолазный бот был оснащен ручной помпой, которой качая вручную, подавали по резиновому шлангу воздух водолазу, работающему под водой. Водолазная помпа -это воздушный насос. Вращая за ручки большие «колёса» (маховики), слева и справа по бокам помпы, приводился в движение коленвал, находящийся внутри помпы. Поршни, прикреплённые к коленвалу двигаясь нагнетали воздух в шланг подачи, и затем в костюм водолаза. При этом чем глубже работал водолаз, тем сильнее необходимо было качать помпу, для того чтобы создать достаточное давление для работы на глубине. Такая помпа применялась на глубинах не более 20 метров.
Для работы на такой помпе и уходе за ботом, водолазным снаряжением и оборудованием, в помощь водолазам требовалось два человека. Вторым матросом был местный парень Вано Купаташвили, с которым мы подружились. Вано тоже собирался поступать в мореходку
Водолазы, периодически обследовали подводную часть причалов порта, по заявке судов, осматривали подводную часть судна. Спуски водолазов были частыми, иногда несколько дней подряд. Работа была тяжёлой и ответственной, так как от тебя зависела жизнь (дыхание) водолаза. Мне было интересно все, и я уговорил водолазов спустить меня под воду. Подобрали самый маленький скафандр, надели и завинтили шлем и в сопровождении другого водолаза я отправился на дно Батумского порта, где меня ждало полное разочарование. Вместо красот подводного мира — куски железа, обрывки тросов, бутылки и всякий другой мусор. Но ощущение нахождения под водой и что над тобой еще 8 метров воды и видны днища судов у причала, было незабываемым. Было еще одно погружение, но после этого старшему водолазу порт объявил выговор и лишил премии за нарушение правил подводных работ.
Жил я в общежитии порта на набережной. В комнате было ещё 5 человек- бригада грузчиков. Питался в столовой порта, Зарплаты, как правило, не хватало и иногда приходилось что-то приготовить самому. Первым опытом было варка макарон. Соседи по комнате сказали, что это самое простое. Я положил макароны в кастрюлю, залил водой и поставил на огонь. Через какое-то время я обнаружил, что мои макароны превратились в сплошной комок теста. Впоследствии, при помощи соседей по общежитию я уже мог сварить кашу и уже конечно, макароны.
Появились новые друзья, в основном это ребята из армянского квартала. Все это были семьи с большим количеством детей и небольшим достатком, но в гостях всегда с большим радушием приглашали к обеду. И всегда угощали кофе, к которому я пристрастился на всю жизнь.
Друзья привлекли меня на водную станцию «Динамо». Там я начал увлекаться парусным спортом. Это были швертботы «эрки» (речные швертботы) и «эмки» (морские швертботы) и одна килевая яхта. Переходы совершали до Зеленого мыса и обратно. Каждый такой переход нужно было оформлять у пограничников, получить специальное разрешение.
Там на водной станции я получил удостоверение яхтенного рулевого.
На водной станции я подружился с Толиком Лупаловским. Это был очень гостеприимный дом с мамой Толика Еленой и сестрой Эльвирой. Отец Толика работал электромехаником на судах Совтанкера. Он умер незадолго до нашего знакомства. Толик мечтал поступить в мореходку на судоводительское отделение, но ему отказали, так как его мама была гречанкой и у неё были родственники в Греции. Его приняли на механизаторское отделение (механизация портов). Обладая сильным волевым характером, он добился разрешения одновременно заниматься на судомеханическом отделении. Окончив мореходку, он получил два диплома механизатора и судомеханика. По распределению он был направлен на Дальний восток, где он за 4 года прошёл путь до старшего механика. В это же время он заочно обучался на судоводительском факультете высшей мореходки. Вернувшись в Батуми, он пошёл на суда 3-м помощником капитана. Через 4 года, получив диплом капитана дальнего плавания, стал капитаном судов Грузинского пароходства. Впоследствии он перебрался в Одессу и очень рано ушёл из жизни от рака лёгких.
В июле 1950 года, получив рекомендации от Батумского порта и уже имея трудовую книжку с записью «матрос» я снова подал заявление в Батумское мореходное училище и был принят на 1-й курс судоводительского отделения училища.
далее: http://proza.ru/2019/06/07/1213