Мариночка Сентябрева. Часть 11

Ирина Подосенова
      Продолжение.        Начало  в  1-й  -  10-й   частях.



                Ч А С Т Ь       О Д И Н Н А Д Ц А Т А Я


ГЛАВА   11.1.                Моя  учеба.         Зоя  Тихоновна.

            В начальных классах школы я училась хорошо, как я уже сообщала даже была отличницей. У меня до сих пор сохранились листки благодарности за хорошую и отличную учебу, подписанные директором школы. Это было моральное поощрение. Я научилась быстро и хорошо читать, грамотно писала, хорошо справлялась с примерами, но плохо решала задачи. Я их не понимала. Домашние задания по арифметике (задачи) за меня и брата выполняла мать. Встав рано утром, пока мы еще спали, она быстренько решала на листке бумаги наши задачки,  нам оставалось только, проснувшись, их переписать в школьную тетрадь.

                Такая ее помощь, естественно, не приносила никакой пользы, а один только вред. Было механическое переписывание безо всякого осмысления сути задачи.  Так мать понимала призыв учительницы на родительских собраниях :  "Оказывать помощь детям в приготовлении домашних работ". Это была "медвежья услуга". За домашние задания я получала хорошие отметки, что было незаслуженно. В школе также на уроке кто-нибудь решал у доски, и тоже можно было, без понимания, переписать в тетрадь. Конечно, были контрольные работы, где надо было  думать и самостоятельно решать задачи. Но и тут я нашла выход. За одной партой я сидела с мальчиком, который хорошо разбирался в математике. Я у него списывала решение.

                Хотя были разные варианты, разные условия, но мне хватало ума понять, что задачи по своей сути одинаковые, не смотря на разные числовые значения. Я совершенно не понимала вычитать надо или складывать. Но я делала, как мой одноклассник. Если у него минус, то и я ставила минус, если у него плюс, то и я ставила плюс. Я сравнивала условия задач разных вариантов и видела, что они похожие. Считала я хорошо, правильно. Непостижимо, но задачи на контрольных, я решала (списывала) правильно. Мальчик злился, закрывал свои решения промокашкой.  В то время мы писали чернилами, и в каждую тетрадь была вложена промокательная бумага (промокашка) для подсушивания чернил. Но я все-таки умудрялась заглядывать к нему в тетрадь. Иногда он был в хорошем расположении духа и сам давал списывать у него решения, что я и делала.

              Диктанты я всегда писала безошибочно, и получала хорошие отметки. За все годы обучения в начальной школе, у меня была тройка по пению. Я об этом уже сообщала. Как говорила наша "певичка": -  "Ты, Сентябрева, поешь громко, но у тебя абсолютно нет слуха". По этому поводу я очень переживала, считала себя какой-то ущербной. Спрашивала у матери - "Что значит нет слуха?", - Я не могла этого понять, потому что слышала все прекрасно, о глухоте речи не было, а что существует еще какой-то особый "музыкальный слух", об этом я не даже не подозревала. Она отвечала -  "Ты берешь не тот мотив". Я после этих заключений вообще отказывалась, что-либо понимать. Толком никто ничего не объяснял. Само  слово "мотив" меня пугало, приводило в ступор, и я не знала, что это такое и как его следует брать. Еще до школы, когда мы во дворе нашего барака, качаясь на качелях, горланили, без стеснения, различные песни, и никто нас не контролировал и не проверял, и не говорил нам "о мотиве", - мы пели все правильно, как слышали по радио и никакой фальши не было. Но в школе, когда подходила "певичка" со своим аккордеоном и прислушивалась ко мне, то у меня от страха и волнения все вылетало, и я начинала фальшивить, особенно когда слышала слово "мотив", но когда учительница отходила, то все нормализовывалось и я пела правильно, но она этого уже не слышала, а скорее не хотела слышать. Она уже приклеила свой ярлык, и отказываться от него не собиралась. Всем хочется иметь, хотя бы и призрачную, но власть и наслаждаться ею.

            Петь я любила, и что такое "нет слуха" не понимала. Это звучало, как приговор, и когда знакомые родителей спрашивали: - "Как я учусь?", то я говорила, что хорошо, но по пению плохо. И в оправдание лепетала, что пою громко. В ответ они смеялись и говорили: - "Ну, ничего, пой еще громче!". А мне было не до смеха, мне хотелось выступать на школьной сцене, как некоторые другие, как мой сосед по парте, у которого, по мнению "певички", был очень хороший слух, и он всегда был запевалой. Моя учительница начальниых классов иногда упрашивала "певичку" поставить мне положительную отметку, мотивируя тем, что по всем другим предметам у меня пятерки, и что пение это от природы зависит, а не от меня. Это срабатывало, но далеко не всегда. Ее неприязнь ко мне была очень сильна. Одноклассник Толик Замятин был соседом "певички" по Кулацкому поселку (так у нас в городе называли квартал частных домов). У подружи Кати была всего одна пятерка - по пению. У нее "певичка" диагностировала отличный слух. Все остальные предметы у Кати были близки к цифре  "2", но ей также ставили цифру "3", чтобы не портить успеваемость. Я завидовала именно этой пятерке.

                Тамара Петровна (певичка) приходила к нам в класс с аккордеоном и немного разучивала с нами нотную  грамоту, что мы не любили, а потом разучивала с нами новые песни, - что мы любили. Разучивались песни к праздникам  - к  1 Маю, к  Октябрю, к дню рождения Ленина и пионерской организации.  К Новому году разучивали много песен для хоровода вокруг елки,  которую устанавливали в нашем небольшом актовом зале. Чаще других мы пели песню "По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед, чтобы с боем взять Приморье - белой армии оплот". Песню эту мы любили. Это была такая бравая, маршевая песня. Что такое  "оплот", я не понимала, но почему-то всегда себе представляла те плотики, которые мы делали, чтобы кататься на них в водоемах.


                Зоя  Тихоновна. 

                Очень любили один предмет - физкультуру. Она была два раза в неделю. Ее проводила наша учительница Зоя Тихоновна. Зоя Тихоновна меня любила и звала Мариночкой. Она была уже далеко не молода. Ей было около шестидесяти лет. Мы свою учительницу также очень любили. Ни о какой специальной спортивной форме у нас не было и речи. Физкультурой мы занимались в том, в чем проводились и  другие уроки - в школьной форме. В небольшом  актовом зале (он же и спортивный), сначала с нами Зоя Тихоновна проводила несколько обязательных, утомительных физкультурных упражнений. Потом была пробежка, мы бежали несколько кругов по залу,  и  только потом начиналось то, чего мы все с нетерпением ждали, ради чего терпели эти глупые упражнения. Это были подвижные игры. Зоя Тихоновна знала их множество.

                Мы приходили в восторг и азарт. И этих двух дней в неделю всегда ждали с нетерпением. Иногда она нас наказывала и говорила: - "В эту неделю вы вели себя плохо, поэтому физкультуры не будет, а будем заниматься арифметикой". Это было большое коварство. Мы ее начинали упрашивать простить нас, что мы будем стараться и она сдавалась. Это была победа. Мы, громко топая, бежали в зал и ждали очередных игр, и у нее всегда находились новые. Эти уроки для нас были большим праздником. Потом в пятом классе, уроки стал вести преподаватель физкультуры, требовалась форма и подвижных игр у нас больше не было. А учил играть в волейбол, баскетбол и прочую чепуху, прыгать через "козла" и вертеться на брусьях. Это уже стали каторжные уроки, а не праздник, какой делала для нас Зоя Тихоновна все четыре года обучения под ее руководством. Ранней осенью и весной уроки, в сухую погоду, проводились на улице, в школьном дворе. То-то было раздолье. Было место, где можно было бегать и прыгать, и, как всегда, нам не хватало времени урока, чтобы насладиться вдоволь играми.

                В  первом классе Зоя Тихоновна для всех выдвинула какие-то должности. Кто-то должен следить за цветами: в классе были чайные розы, были фикусы и множество других, названия которых я так никогда и не узнала. Кто-то  -  за чистотой классной доски (фантазии у нее на всех хватало) - классы у нас были небольшие -  человек по двадцать. Мне досталась роль санитарки, для чего необходимо было ежедневно носить на рукаве повязку из белой ткани с красным крестом посередине, а также носить через плечо белую тряпичную сумку, имевшую такой же красный крест. Исполнять эту обязанность должны были два человека из класса и ходить полагалось парой. Мы были очень горды, должны были проверять состояние и чистоту ногтей, чистоту воротничков. Тогда и мальчики и девочки должны были носить белые воротнички, а девочки еще -  белые манжеты, которые пришивались к рукавам школьного платья.

              В общем, забот хватало. Вспоминаю стихотворение Агнии Барто: - "Мы с Тамарой санитары, мы с Тамарой ходим парой, - санитары мы с Тамарой"! Только мою напарницу завали Таня.  Надо сказать, что это занятие мне быстро надоело и хотелось избавиться и от сумки и от повязки. Стала, как бы невзначай, забывать сумку и повязку дома, и потом, как-то и учительница, стала делать вид, что не замечает отсутствия этих аксессуаров. Таня держалась дольше и была более бдительной. Наверное, это было призвание. Она закончила, таки, медучилище и во взрослой жизни работала фельдшером.



ГЛАВА   11.2.           На  детской  площадке.         Нина  Сергеевна.

          С моей первой учительницей - Зоей Тихоновной, я познакомилась раньше, чем стала обучаться в школе. Когда мне было шесть лет, мама отправила нас с братом на детскую летнюю площадку, которая была организована при городском Доме пионеров. При посещении площадки подразумевалось, что так будет проходить наша подготовка к школе, и мы с братом должны были набрать необходимый для нашего возраста вес, которого у нас не хватало по медицинским меркам. Так как детсад мы не посещали, то это было мое первое организованное времяпрепровождение. На площадке было несколько отрядов, наш самый младший - шести-восьми лет. Воспитателей на отряд полагалось два, и одной из них была, как раз, Зоя Тихоновна.  А потом, через год, я попала к ней в класс и проучилась у нее четыре года. Она меня помнила по детской площадке. Утром нас мать отводила на площадку, вечером забирала. Это продолжалось один месяц.

               Дневной сон предусмотрен не был. В основном, мы целый день находились на свежем воздухе. Дом пионеров находился в очень живописном месте - Детском парке. Парк был великолепен. Всегда чистый и ухоженный. Мы дышали целебным, свежим сосновым воздухом. В парке росли вековые сосны, и в нем было много разных аттракционов. В помещении были только когда нас водили на завтрак, обед и полдник. Это было помещение или столовой, или ресторана. Ужин предусмотрен не был.

              На завтрак нас водили строем в одну из столовых города. На обед - в ресторан с белыми скатертями. (На фото - красивое здание этого ресторана, которое было снесено к середине 70-х годов, и на этом месте к концу 70-х,  поставили кошмарную 9-ти этажную серую коробку административного здания богатой нефтяной организации).  В ресторане и внутри - было красиво. Были высокие лепные потолки, и многочисленные, высокие, раскидистые зеленые растения в больших кадках, создавали ощущение праздника и уюта. Столы были приставлены друг ко другу, в длинный ряд, в виде буквы  "Т", и скатерти были до самого пола. Кормили обильно и иногда вкусно.

            Как-то нас привели в ресторан  на обед. Мы расселись, но так как отрядов было много, то места на всех не хватало, и нас кормили в две смены. Нас, малышей, в первую. На обед дали борщ, на второе - картофельное пюре с большим куском отварной трески. Кое-как я съела борщ, пюре - любимое, съела с удовольствием. Но, вот, что делать с рыбой? Пристращали, - пока все не съедите, из-за стола не выйдете, будем проверять тарелки. Воспитатели обязаны были каждую неделю нас взвешивать, а мы обязаны были прибавлять в весе. Как быть? Я поняла, что с рыбой мне не справиться никак. Немного откусив, разжевать я ее не смогла. Рыба была жесткая и невкусная, как кусок резины. Было желание зареветь над этой рыбой. Улучив момент, когда воспитатели отвернулись, я быстро хватаю весь кусок с тарелки и швыряю его под стол. Длинные скатерти в пол, надежно скрывают мое преступление. Тарелка пустая. "Сентябрева, можешь идти, молодец, все съела". Я быстро убегаю из ресторана, я - на свободе!

                На площадке мне нравилось. В солнечный день катались на аттракционах, занимались уборкой парка - собирали старые шишки, упавшие с сосен. В дождливую погоду мы находились в Доме пионеров, где мне все нравилось. Двухэтажное здание довоенной постройки, выдержанное в классическом стиле. Там нам показывали кинофильмы, были какие-то лекции и показывали детские спектакли. При Доме пионеров была очень хорошая театральная студия. Были сказочные представления. Хорошо запомнила спектакль "Двенадцать месяцев". Я на все реагировала очень остро, переживала за главную героиню. Обстановка в небольшом, но уютном зале, располагала к хорошему просмотру спектакля. Кресла, обитые красным плюшем, партер и имевшиеся ложи, создавали праздничное настроение. Руководила театральной студией профессиональная актриса и режиссер Нина Сергеевна Григорьева.


                Нина   Сергеевна. 

                Мне посчастливилось, когда я уже училась в пятом классе и записавшись, по инициативе нашего председателя пионерского отряда Лены Вороновой, в театральный кружок, участвовать в читках новой сказочной пьесы, -  спектакля, который готовила Нина Сергеевна. Эти несколько занятий были счастьем. Мы рассаживались полукругом в затемненной комнате, перед нами - Нина Сергеевна, и своим красивым, низким голосом руководила занятиями. Умелый и чуткий педагог, большой мастер работы с детьми. В высшей степени интеллигентная женщина. Читки проходили еще в старом здании любимого Дома пионеров, и это было незабываемое время. К большому сожалению, это продолжалось недолго. В скором времени Нина Сергеевна заболела, ее положили на обследование в больницу. Мы с нетерпением ждали, когда она выздоровеет и снова появится, ждали возобновления занятий. Но оказалось у нее неизлечимое заболевание -  рак, и она больше не появилась. Проработала Нина Сергеевна в качестве режиссера около тридцати лет. Мне достался самый последний, заключительный этап ее плодотворной деятельности. У нее было много учеников, некоторые стали профессиональными актерами.

            Через пол-года было открытие Нового Дворца пионеров, где я продолжила занятия в театральной студии. Прибыл новый режиссер, мужчина средних лет. Спектакль мы доделали, и давали представления в новогодние каникулы для школьников города. После каникул, я забросила посещение студии. Без присутствия Нины Сергеевны, я туда ходить не хотела. Она умела создать особую атмосферу магнетизма и притяжения, погружая нас в заманчивый мир театра. У нового наставника, достаточно хорошего, такой атмосферы загадочности, притягательности -  не было.


                А во время нахождения в шестилетнем возрасте на площадке, мне иногда удавалось проникнуть на сцену, когда спектакль уже закончился и сцена была пустая. Побывать за кулисами красивого занавеса. Мне очень нравилось бегать по большой сцене, где было много потайных уголков, прятаться за театральными занавесями. Я чувствовала себя в каком-то старинном, волшебном замке.  Несколько раз я побывала в реквизиторской комнатке. Вот где было настоящее чудо. Я рассматривала различные старинные костюмы, шляпы с перьями, разноцветные колпаки, шпаги и сапоги-ботфорты, дома и дворцы из папье- маше. Это был заманчивый, незнакомый  и интересный мир, и неповторимый запах театра. На втором этаже, в длинном коридоре Дома пионеров, была создана "Малая Третьяковка". На стенах были развешаны многочисленные репродукции картин из знаменитой галереи. Так я познакомилась с шедеврами русской и советской художественной классики.

               Кроме спектаклей, я любила посещать игротеку, находящуюся на территории парка. Это было небольшое помещение, но со множеством настольных игр на любой вкус. Когда мы приходили туда, чтобы поиграть, то от разнообразия игр разбегались глаза, выбирали очередную игру и с удовольствием играли. Таким образом был заполнен целый день на площадке. Зоя Тихоновна водила нас в жаркие дни и на речку купаться. На имевшемся, недалеко от парка, небольшом, заброшенном стадионе, устраивала подвижные игры. Особенно нам нравилась игра "Ручеек". Это был радостный для меня месяц в лето 1961 года. К моему большому сожалению, здание Дома пионеров в 1968 году было снесено, так как к этому времени был построен новый, большой четырехэтажный Дворец пионеров.  Но в новом здании, уже не было того обаяния и загадочности снесенного здания, в котором была своя история, свой особый дух времени -  30-х, 40-х  годов двадцатого столетия.

           Но это было еще до школы. В школьные годы, я кроме дружбы с Катей, была дружна с моей одноклассницей Люсей. Это была странная дружба. Мы часто  вместе проводили время вполне дружно, и часто ругались и даже нередко дрались. Старались из школы идти домой вместе, потому что путь был не очень близкий до поселка, где мы жили в нашем третьем бараке, и идти надо было через лес. Зимой очень рано темнело, а учились мы во второй смене, поэтому дорога домой была нам страшна. Фонарей было мало. Дополнительное освещение давал лежащий кругом белый снег. Пока шли дорогой до поселка, все было довольно мирно, но подходя к домам поселка, мы становились смелее, и тогда у нас случались конфликты,  и мы уже начинали ругаться, а то и пускать в ход кулаки. Нас начинала одолевать какая-то непонятная злоба. Люся была сильнее меня, физически более крепкой, поэтому часто победа была на ее стороне, но у меня был характер более выдержанный, и я могла дольше хранить оборону, и не вступать в разговоры о перемирии.


ГЛАВА    11.3.              Люся.          Игры во дворе.

            Люся чаще, чем я приходила мириться, в то время как я, сохраняла обиду и злость. Но это было только в первое время знакомства, потом конфликты возникали реже. Дружили с Люсей мы только в поселке, в классе у нас особенного общения не было. В поселке же без друзей было скучно, не с кем было гулять, и мы общались. В классе у Люси приятелей не было. Она была довольно-таки замкнутой. У меня в классе приятелей было больше. Еще была причина нашего общения в том, что основная масса наших одноклассников жила на "Кулацком поселке" в своих домах, и идти им надо было в другую сторону. Им ходить было не страшно, потому что их было много и девочек и мальчишек. Они большой гурьбой отправлялись домой после школы. Им было весело. Они дорогой и смеялись, и толкали друг друга в снег, что всем нравилось. Мы же шли вдвоем в другую сторону, завидуя нашим одноклассникам, что им весело в большой компании. А если совсем были в конфронтации, то приходилось идти поодиночке. Это было страшно. В поселке, в бараках, из класса, из девчонок, мы жили только с Люсей, и нам с ней только было по дороге, поэтому мы держались друг за друга, чтобы не ходить поодиночке, потом на этой почве и сдружились. Из нашего класса на поселке проживало несколько мальчиков, но в те годы они нас мало интересовали, у них была своя компания. Училась Люся средне, в основном у нее были отметки тройки и четверки.

                Мать у Люси латышка, и летом она увозит Люсю, с младшей сестрой, почти на все лето в Латвию, на Балтийское море. Как-то зимой, сразу после школы, - мы в тот год учились в первую смену, Люся пригласила меня к себе домой в гости. Я у нее спросила: "Что мы будем делать? -  Родители на работе, будем играть и веселиться. Дома только младшая сестра Зоя, она будет играть с нами". Меня это вполне устраивало. Зоя была на два года младше нас. Ей еще не исполнилось семь лет и она не училась. Мы были уже во втором классе.  Люся оказалась большой выдумщицей, и если в школе, в классе, она больше походила на "серую мышь", то дома это была веселая, раскованная и находчивая девчонка. Люся разогрела в кухне, на сковородке, жаренную картошку, мы поели и началось...

              У Люси две комнаты. Мы, втроем, обосновались в большой комнате. Там стоял по середине стены, высокий, массивный шкаф для одежды, и к нему, с одной стороны приставлен также массивный, широкий диван с подушками. Подушек, в тон дивана, - много. С другой стороны от шкафа стоял крепкий стол. Со стола мы, поставив на него еще табуретку, поочередно, забираемся на шкаф, и со шкафа прыгаем на просторный диван. Нам весело, мы смеемся, о времени мы забыли. Состояние полета нам очень нравится. В комнате стоит страшный кавардак. Швыряем в друг друга подушками, только перья летят. Я не ожидала от Люси такой удали и бесшабашности, - для меня это новость. В классе она вела себя очень тихо. В разгар нашего веселья, приходит с работы мать Люси. Она в гневе. Начала сильно ругаться мешая русские и латышские слова. Я быстрее хватаю пальто и портфель, и пулей вылетаю из комнаты на улицу. На следующий день, я спросила:  "Что было у  вас дома?" - Люся беззаботно рассмеялась. Они матери, хотя та и любила кричать, не очень боялись. А отец и вовсе был весельчак. Он умел терпеть Люсину злобную мамашу.

          К нам домой тоже захаживают ребята, когда нет родителей. У нас с братом есть шашки и есть настольные игры с фишками, которые надо подкидывать, проходить по лабиринту, находить путь к финишу. Настольные игры мы любим, они интересны и познавательны, но долго сидеть за столом нам надоедает и мы придумываем новые затеи. Мы собираем фантики от конфет. У нас с братом их много. К нам приходят ребята, и мы любим такую игру: складываем эти фантики в металлическую кружку, и бросаем в нее, с расстояния около полутора метров, оловянную биту. Кто попадет забирает все.

                Летом игры во дворе. С поселка собирается много ребят из разных бараков. Возраст разный от семи до четырнадцати лет.  Более старшие - уже юные девушки и парни играют в волейбол. Мы еще не доросли - у нас свои игры. В нашем распоряжении - весь поселок. Бегаем по поселку в поисках "письма", - запрятанного послания, к которому ведут стрелки - указатели. Игра очень завлекательная. Мы пропадаем на улице с утра до позднего вечера, на следующий день - продолжаем. Руководят игрой несколько парней постарше - лет по тринадцать-четырнадцать. Мы их уважаем и слушаем. Ребят собиралось много, -  человек по двенадцать - четырнадцать. Разбивались на две команды, - победит та, которая найдет это "письмо". Команды выбирали сами себе название. Иногда, чтобы его найти не хватало целого дня. Поселок у нас не маленький. Много бараков и много сараев, где в основном, и прятались письма. Мы выбирали сараи, которые стояли подальше от поселка, ближе к лесу. Там было где спрятать, и почти не было взрослых людей, которые могли помешать нашей игре. Сам поиск захватывает, а какая команда найдет, то целое ликование.


ГЛАВА     11.4.            Катание  на велосипеде.

           К восьми годам я, Марина, научилась ездить на отцовском велосипеде. Ездить было неудобно. Велосипед большой и тяжелый, а я -  маленькая. Катаюсь не на раме, а скрючившись - под рамой. На раме, я не достаю до педалей. Как-то качусь по одной из улиц нашего поселка. После дождя огромная лужа по всей ширине дороги, и только небольшое сухое пространство, от лужи до забора детского сада. Я пытаюсь проехать по этому узкому участку земли. Я очень стараюсь не попасть в воду, поэтому как раз от волненья,  врезаюсь в забор. Велосипед вместе со мной летит в самую лужу. День теплый, долго сушу платье за нашим клубом, на зеленом пригорке. После клуба зданий нет - за ним - лес.

                Однажды я чуть-было не угодила под машину, проезжая по дороге поселка под рамой. Это не была проезжая часть. Обычная, небольшая поселковая дорога, но именно она, чуть было не стала причиной несчастья. Машин в поселке ездило очень мало и мы свободно колесили по поселку. Но однажды, из-за барака, мне было не видно, проезжала машина, а я в это время пересекала дорогу на велосипеде. Увидев близко машину, я очень испугалась, но у меня хватило чувства сохранения, и я сильнее, что было мочи, стала крутить педали, чтобы быстрее проскочить. Я успела, и впредь на перекрестках стала осмотрительнее. Меня никто не учил, но я всегда, в таких, критических случаях взывала: - "Господи, помоги!" и всегда, помощь приходила вовремя.

                Немного позже нам с братом, родители купили подростковый велосипед "Орленок". Он был уже по росту. За велосипед в первое время идет война, потом и он надоедает, и стоит без дела. Но один раз и на "Орленке", я сумела сильно пострадать. Когда его купили, мне было девять лет и все-таки, тогда и этот подростковый велосипед для меня был великоват. Но на нем я уже ездила на раме, хотя и было не очень удобно - из-за  роста. Ноги, немного, для этого велосипеда еще были коротковаты. Вместе с велосипедом мама купила мне красивое, белое в розовую полоску, шелковое платье, и соломенную шляпку, с атласными лентами позади шляпки.  Брату купили летние темно-синие брюки под названием "Техасы". Я уже более-менее уверенно управляла транспортным средством и вполне осмелела. Я выехала покататься, надев это новое платье с кружевным воротничком, и новую шляпку. Я еду, ленты шляпки развеваются на ветру. Я себе очень нравлюсь и представляю себя всадницей, как на картине Карла Брюллова, которую я запомнила по репродукции.

                Мне надо было попасть на дощатый, ровный тротуар, чтобы ехать дальше. Для этого требовалось сделать спуск по узкому, деревянному трапу, с поперечными досками, соединяющими трап. Я поленилась сойти с велосипеда, и этот сложный участок пройти ногами, решив, что я справлюсь не сходя с велосипеда. Это было большое самомнение. Я стала катиться по трапу вниз, набиралась скорость и деревянные перекладины не давали возможность легкого спуска. Я не справилась с управлением,  и с этого узкого спуска, свалилась на велосипеде прямо к яму. Сильно ушибла ногу, кое-как встала, и уже велосипед назад, прихрамывая, тащила на себе. Мое новое платье было разодрано и шляпка попала в грязь и смялась. В таком виде до  Брюлловской гордой аристократки, мне уже было далеко, я напоминала, скорее, побитую собаку. Велосипед тоже имел повреждения. В другие разы, я уже не рисковала жизнью, и на сложных участках, всегда вставала, и проходила пешком.


                Конец    11-й     части.   

              Продолжение   на  новой странице.