Мой путь: Юнга, Матрос, Штурман, Капитан
на фото: 1933 г. Мама, Изольда, Ремс. 1938 г. Двор- я в центре, в буденновке, надо мной чуть справа брат Ремс, над ним девочка с челкой моя сестра Зоя (Изольда).город Халтурин, Кировская область
Глава 1 Детство
Первые воспоминания — мне 3 года, — стол, освещённый керосиновой лампой, за столом брат и сестра готовят уроки. Брату 9 лет, он в 4-м классе, сестра во 3-м классе, ей 8 лет. В школу они пошли в 6 лет. Я слушаю что они читают, заучивают наизусть стихи, ссорятся.
Над моей постелью стена обклеена газетами, я начинаю изучать значки на стене, брат и сестра показывают первые буквы, и я в 4 года начинаю складывать первые слова из газет на стене. В 6 лет меня принимают в 1-й класс средней школы, я уже могу читать, писать, знаю счёт. Чтение и чистописание с первого класса, Во 2-м классе начинали учить стихи наизусть, немецкий язык начали учить тоже со 2-го класса. И все то, что с 6 до 16 лет выучил наизусть, зазубрил, запоминалось и при случае всплывало в сознании.
Читаю много и бессистемно, что попадётся. Дома, благодаря родителям, была большая библиотека, и мама приохотила к чтению брата, сестру и меня. Выписывали газеты, «Правда», «Комсомольская правда», «Пионерская правда», журналы "Пионер", Огонек" Вокруг света" «Крестьянка». Брат показал мне несколько толстых подшивок журнала «Всемирный следопыт», где я впервые прочитал об истории Аляски в повести "Злая земля", познакомился с фантастикой Александра Беляева.
До 1953 года наша семья жила в г. Халтурин (бывший Орлов) Кировской области. Город очень старый, по наиболее точным данным Орлов возник в 1432 году. Это небольшой районный центр, окружённый лесами, на правом берегу реки Вятка, посредине между областным центром г. Киров и г. Котельнич. Ближайшая железнодорожная станция Оричи в 22 километрах на левом берегу реки Вятка. В 1992 году городу возвратили первоначальное имя - Орлов.
До революции там было несколько церквей, 2 монастыря, церковно-приходская школа, реальное училище, гимназия. При советской власти — 2 школы, педагогическое училище, сельскохозяйственный техникум, вместо монастырей - зоны (концлагеря).
Мои родители: отец — Позолотин Арсений Георгиевич родился в 1896 г. в крестьянской семье, в деревне Варзанки Сунской волости Вятской губернии. Образование — церковно-приходская школа. Был призван на 1-ю мировую войну и после ее окончания пошел в Красную армию. В 1919 году вступил в Российскую коммунистическую партию большевиков. В 1921 году был награждён орденом Красного знамени РСФСР. После многочисленных ранений, в 1922 году по состоянию здоровья демобилизовался. При демобилизации был награждён именным оружием — наганом с надписью: «Доблестному бойцу РККА от РВС СССР» (РВС- РевВоенСовет). После демобилизации работал в различных государственных учреждениях, был совслужащим. Работал в райисполкоме, отвечал за сельское хозяйство. Часто бывал в командировках по району. Один раз даже меня взял с собой. В последние годы в Халтурине работал директором маслозавода. На эту же должность Министерство перевело его в Молдавию. Умер в 1977 году, похоронен в г. Лазовск (Сынжерея), Молдавия.
У отца это был второй брак. Первый раз он женился перед призывом в армию. От этого брак было двое детей- Петр- и Мария. Петр после окончания института добровольцем ушел на фронт погиб в 1941 году, первый год ВОВ. В 1926 году отец встретил мою маму. В 1927 году родился Ремс, в 1928- Изольда, в 1933 году-я и в 1938 году-Генриетта.
Мать — Позолотина (Трегубова) Наталья Дмитриевна родилась в 1899 г. в г. Орлов Вятской губернии. Родители умерли рано, и она была удочерена семьей дяди — военным врачом. После окончания Орловской женской гимназии (8 классов), вместе с военным госпиталем в качестве сестры милосердия (медсестры) участвовала в 1-й мировой войне в санитарном отряде 2-го туркестанского корпуса в русско-турецкой войне 1914-17 гг. От мамы я впервые услышал названия городов Батум, Эрзерум, где она побывала во время этой войны.
фото: Санитарный отряд. Медсестры. Мама слева в 1-м ряду.
После всех войн мама вернулась на родину и работала машинисткой (печатала на пишущей машинке), в то время очень востребованная специальность. Мама работала делопроизводителем (секретарём-машинисткой) в городском отделении милиции. Отец часто бывал в командировках по району, и уделять внимание нашему воспитанию не всегда получалось.
Нашим воспитанием занималась мама и тётка отца Пелагея Ивановна Субботина (тётя Поля), очень добрый мудрый человек, которая была для нас наставницей во всем. Тётя Поля, после гибели мужа на фронте 1-й мировой войны, жила в нашей семье и была полной хозяйкой в доме.
Образованием (школа, книги) занималась мама, она знала немецкий язык, играла на пианино, на гитаре, неплохо пела. Знания, любовь к чтению полученные ею в гимназии, она старалась по возможности передавать детям. Любовь к классике и особо к немецкой литературе ей привили в гимназии, что сказалось на выборе имён для детей. Жертвами были старший брат — Ремс, старшая сестра — Изольда, я — Леонард и младшая сестра — Генриетта.
Дома, в быту, во дворе эти имена трансформировались. Ремс стал Ремкой, Изольда – Зоей, Генриетта - Гетой, Леонард превратился в Леву. Уже после окончания училища, я узнал, что тётя Поля втайне от родителей крестила меня в честь одного из оптинских старцев – преподобного Льва Оптинского. Мама умерла в 1961 году уже после переезда в Молдавию и похоронена в г. Лазовск (Сынжерея), Молдавия.
В школе было много преподавателей, с великолепным университетским образованием, начинавших преподавать ещё до революции. Запомнился преподаватель математики Абатуров, к сожалению, не помню его имени, но помню его громадную библиотеку, в которую случайно удалось заглянуть. Он жил по соседству в собственном доме. Мне нужно было исправить оценку за четверть, но он был не здоров и принял меня у себя дома. Он попросил подождать и, видя, как я смотрю на полки с книгами, разрешил посмотреть их, пока он будет занят и могу взять почитать. Вскоре он умер. Наследников у него не было. После его смерти, я однажды забрался на чердак его дома и нашел там сундук с книгами из его библиотеки., Там были сочинения Пушкина, Некрасова, Толстого, Аксакова и других писателей в дореволюционном издании, подшивки журнала «Нива». Понемножку, многое из этого сундука я перетаскал домой.
Все дети учились хорошо, много читали, и особых забот для родителей не было, кроме курения и уличных мальчишеских драк. Курить я начал рано, первая папироса была в 7 лет. В городе был военный госпиталь, и мы иногда клянчили махорку или папиросы у раненых. Отец покупал папиросные гильзы и табак, и специальной машинкой набивал папиросы. Я и Рем периодически понемногу потягивали эти папиросы у него. Продолжал курить и в школе юнг и в училище.
В 1957 году начал курить трубку. Первая трубка фабрики "Ява", Как было написано в приложенном описании-сделана из корня вереска-бриар. Иногда в тяжёлых рейсах переходил с трубки на сигареты, тогда уходило до двух пачек сигарет в день. В нормальной обстановке переходил опять на трубку. Трубку курил много лет. Пробовал разные табаки, покупал будучи в рейсах. Остановился на Вирджинии (Capstan, Dunhill, Prince Albert, Amphora). Дома пробовал смеси из Золотое руно, Капитанский, Трубка мира. Трубки искал в рейсах на развалках, в Одессе на Староконном рынке. Скопилось 16 трубок Почти все трубки-"бриар", одна пенковая.. Три трубки были очень старые обожжённые, обкуренные, с серебряным ободком. На "Чебоксарах" судовые умельцы на мой день рождения подарили подставку из бронзы для 8-ми трубок.
И несмотря на 40 лет курения, курить я бросил в 1980 году, окончательно сразу в один день, и после этого не прикасался ни к трубке, ни к сигаретам. Трубки раздарил любителям трубок.
Время было тяжёлое, постоянное недоедание, чувство голода. Летом помогали походы в лес с тётей Полей. Если летом, подспорьем были ягоды, грибы, овощи с грядки, то зимой было особенно тяжело. Лакомства — это репа, печёная картошка, печёная луковица. Я помню хлеб с кусочками картофеля в тесте, в муку добавляли лыко, кору деревьев. Иногда приходилось добывать добавочное питание самому, при этом нарушая закон. Нашей добычей с братом были колхозники, приезжавшие на базар, у которых мы срезали с телег или с саней котомки с хлебом, и со всей едой, которая там находилась.
Зимой морозы 25–30 градусов были нормой. При температуре ниже 30 в младших классах занятия прекращались, но детворы во дворах, на улицах, на лыжах, на коньках не становилось меньше. На лыжи становились сразу же после первого снега и до самой весны. Они были необходимой принадлежностью в каждом доме. В школу, из школы на лыжах. Скатиться с крутого берега Вятки на заснеженный лед было довольно опасным, но обычным развлечением. Переходы на лыжах до областного центра — Кирова, через замёрзшую реку, 60 километров туда по проложенной лыжне вдоль дороги занимали порядка 5-6 часов, ночёвка у знакомых в Кирове и на следующий день обратно. Успевали купить тетради карандаши, чего часто не бывало в Халтурине. Коньки-снегурочки - как только становился лед на реке и на зимних укатанных дорогах.
В городе была хорошая библиотека, в которой брат, сестра и я были постоянными посетителями. Вот тогда и родилось мое увлечение морем. Все, что было в библиотеке о море, приключениях, было прочитано мною. Книги Жюль Верна, Джека Лондона, Стивенсона, Фенимора Купера, Джозефа Конрада, Станюковича, повести А. Грина, К. Паустовского, Л. Соболева, Новикова-Прибоя, Бориса Житкова, Д.А. Лухманова и многие другие повести, рассказы о море и путешествиях вели меня одной дорогой к морю. Слова из книги «Два капитана»- Вениамина Каверина - «Бороться и искать, найти и не сдаваться» сопровождали меня всю жизнь.
Позднее я узнал, что эти слова: «То strive, to seek, to find, and not to yield» из поэмы «Улисс» английского поэта Альфреда Теннисона. Эти строки были вырезаны на надгробном кресте, который был поставлен в Антарктиде в память английского полярного путешественника Роберта Скотта (1868— 1912). Эта фраза-символ верности своей цели и своим принципам. Многие книги я перечитывал уже в зрелом возрасте. Джек Лондон, Джозеф Конрад, Константин Паустовский, Редьярд Киплинг - всегда были в моей библиотеке.
Ну а поскольку море было далеко, мы заменяли его летом рекой. По Вятке сплавляли плоты, ходили пароходы. На берегу была установлена пассажирская пристань, куда швартовались пароходы пассажирские и грузовые. Пароходы были ещё колёсные, с громадными колёсами по бортам. Выше по течению была оборудована паромная переправа, соединяющая правый берег с левым.
В стороне от пассажирской пристани были грузовые причалы, куда швартовались баржи для погрузки зерна. На высоком берегу располагались амбары, где зерно хранилось в мешках. От дверей амбара до причала был установлен крытый жёлоб (из строганных досок), и по этому жёлобу мешки спускались в баржу. Доски желоба. прилегали не плотно, мешки иногда рвались и под жёлобом можно было собирать россыпь этого зерна. Это было подспорьем для питания.
Купаться начинали, как только сходил лёд на реке. После ледохода можно было уже видеть мальчишек в Вятке. Результатом таких купаний было ежегодное воспаление лёгких. Летом, во время каникул с утра и до позднего вечера пропадали на реке. Встречали и провожали пароходы. Перегоняемые плоты служили местом постоянных игр. Поднырнуть под плот и проплыть под ним, было особым видом доблести. Таким же доказательством было переплыть Вятку. Ширина реки была больше 200 метров, но плыть приходилось больше, так как сносило течение.
Дома выписывали много газет, и обстановка на фронтах Великой отечественной войны была постоянной темой разговоров. Лето 42-го года — битва за Сталинград. Естественно, все мысли там, надо помогать. У отца после гражданской войны хранилось именное наградное оружие — наган. И мы с дружком решили, что наше место на фронте помогать нашим. Взяв наган (отец был в командировке) и пригоршню патронов, отправились на фронт. Казалось, все очень просто, Вятка впадает в Каму, Кама впадает в Волгу, несколько дней на лодке, и мы будем на месте в Сталинграде. Лодку отцепили от поста бакенщиков и начали путешествие. Через несколько километров обнаружили за собой погоню. Пришлось высаживаться на берег и прятаться от рассвирепевших бакенщиков. На всякий случай выстрелили в воздух пару раз, и преследование прекратилось. Домой вернулись поздно ночью. Наган я почистил, положил на место, и отец ничего не узнал.
Вторая попытка участия в войне была в 45-м году, в этот раз я ринулся на восток, помогать сражаться с японцами. Попытка закончилась неудачно, на первой узловой станции меня с поезда сняла милиция и отправила домой. Отец, популярно при помощи ремня, объяснил мне, что так делать нельзя. Следы этого объяснения тётя Поля залечивала 2 дня. Но страсть к путешествиям не исчезала.
Первым ушёл из дома Ремс. В 1942 году, он подрался на лыжне и пустил в ход лыжные палки, в результате его исключили из школы и отправили в ремесленное училище. Ремесленное училище, в котором учился брат, перевели в Киров, но оттуда в 1943 году он сбежал в Ленинград, где на Васильевском острове открылась Школа юнг Отдела вспомогательных судов и гаваней Краснознамённого Балтийского флота- (ОВСГ КБФ). В ОВСГ входили военные транспорты, танкеры, буксиры, т. е. все суда, занятые обслуживанием боевых кораблей
Домой он написал о своих приключениях после окончания блокады Ленинграда в 1944 году. Окончив школу юнг, он был направлен машинистом на суда вспомогательного флота КБФ.
В 1946 году Ремса, в числе других моряков Балтийского флота, как котельного машиниста, отобрали для комплектации экипажа китобойно флотилии "Слава", которая находилась на ремонте в Ливерпуле.
На пассажирском судне, группу отобранных моряков, отправили в Ливерпуль для участия в ремонте, и последующим выходом в рейс.. По прибытию в Ливерпуль, Ремса, как имеющего опыт работы на паровых судах направили на на базу "Слава", Первый рейс в Антарктику он сделал, как котельный машинист на китобазе "Слава". Из Антарктики к/ф "Слава" пришла в Одессу 6 июля 1947 г,. Одесса стала базой китобойной флотилии "Слава". После 2-го Антарктического рейса "Славы", Ремса зачислили на курсы механиков. В 3-й рейс Ремс пошел уже 3-м механиком на китобойце. В Одессе, он женился на одесситке Луизе (Люсе) Кнышевой.
В 1956 году Ремс перешел на работу в ЧМП на танкера, в 1987 вышел на пенсию.
С годами семью разбросало.
Сын Рема- Саша женился и переехал в Израиль. Рем с женой Луизой (Люсей) в 1997-м перебрались в Вильнюс к дочери Елене- Ноне, и в 2007 Рем ушёл из жизни. В 1995 скончалась младшая сестра Гета (Генриетта), в 2014- похоронили Изольду. Дочери Изольды (Зои) Марина и Наташа, вышли замуж за еврейских парней и уехали в Израиль. У Марины дочь Генриетта и сын Милан. Наташа с мужем и сыном перебрались в Канаду.
Фамилию Позолотины продолжают в Новороссийске моя дочь Елена, внучка Екатерина, правнучка Даша, в Израиле сын Ремса Саша и сын Саши - Денис Позолотин.
Тяга к морю не исчезала. Пример брата, его учёба в школе юнг заставляли искать все, что касалось моря. Все что печаталось в газетах о море сразу привлекало моё внимание. В 1946 году я прочитал в "Комсомольской правде" что в Поти, в Грузии создаётся школа юнг, там же были напечатаны условия приема в эту школу. Решение было принято сразу, готовиться к поездке. Родители ничего не должны знать, иначе мечта не исполниться.
В июле 1946 года, зашив метрику (Свидетельство о рождении) и Свидетельство об окончании 7-ми классов, в потайной карман куртки, я отправился в мой первый самостоятельный путь по жизни.
далее: http://proza.ru/2019/06/07/1186