О Ледовом побоище

Вольфганг Акунов
             RLD
 
             Во имя Отйца, и Сына, и Святого Духа.

             В начале XIII в. Прибалтика до границ с Литвой (не считавшейся частью Прибалтики до самого конца Первой мировой войны) была данницей русских феодальных государств (западная ее часть платила дань Полоцкому княжеству, восточная – «Господину Великому Новгороду»).

             В 1199 г. папа римский Иннокентий III назначил епископом Ливонии, или Лифландии (границы которой точно не были определены, но, по мере освоения и хрисатианизации, уходили все дальше за пределы расселения финноугорского прибалтийского племени ливов, давших Ливонии свое название) Альберта фон Буксгевдена (Бугсгевдена, нем.: Buхhoevede), который при поддержке германского короля Филиппа Швабского и датского короля Кнуда VI Эстридсена высадился в 1200 г. на побережье реки (Западной) Двины (по-латышски: Даугавы, по-немецки: Дины, или, точнее, Дюны) и добился от вождей местных языческих племен (прежде всего - ливов) предоставления земель, на которых он бы мог обосноваться. В следующем году епископ Альберт основал город Ригу и начал обращать в христианство местных жителей. Чтобы усилить воздействие на умы язычников «духовного меча» (который, по Евангелию, «есть Слово Божие») мечом железным, Альберт решил учредить военно-монашеский орден  по образцу и подобию странноприимцев (госпитальеров) и храмовников (тамплиеров), что и сделал в 1202 г. В 1204 г. папа римский, с подачи епископа Альберта, утвердил в правах орден рыцарей Христа, которые стали именоваться также «гладиферами», то есть меченосцами (по красному изображению меча, нашитому на их белые плащи), орденом Меча или бедной братией Христа в Ливонии.

            В 1209 г. ливонские «братья-меченосцы» сожгли расположенные на территории современной Латвии крепости Кукенойс (Кукейнос, по-немецки: Кокенгаузен) на Западной Двине и Герцике (Ерсике, Ерсику) - форпосты русского православного Полоцкого княжества в землях прибалтийских язычников -, но в 1210 г. подписали с Полоцким княжеством «вечный мир», согласившись выплачивать Полоцку «ливонскую дань» (выплату которой, однако, прекратили уже в 1212 г.). В том же 1209 г. ливонскими меченосцами после победы над язычниками-эстами был взят их город Отепя (по-немецки: Оденпе или Одемпе, по-русски: Медвежья Голова). Город и замок были сожжены меченосцами дотла, но вновь отстроены ими в 1215 г. С тех пор «медвежане» - воины из замка Медвежья Голова - не раз участвовали в военных столкновениях «ливонских немцев» с русскими - псковскими и новгородскими - ратниками.

           В то же время в южной Эстонии (Эстляндии) новгородские «вооруженные миссионеры»  в 1209-1210 гг. крестили тамошних язычников в Православную веру. В 1212 г. южных эстов принудил к уплате дани сам  новгородский князь Мстислав Мстиславич Удатный (то есть «Удачливый», хотя и называемый иногда неточно «Удалым»). Гладиферы наступали крепостями, строя их одну за другой - Венден (Вынну, Цесис, Кесь), Феллин (Вильянди) и т.д.

           Восстав в 1217 г. против меченосцев, эсты обратились за помощью к русским (вероятно, в обмен на обещание креститься в Православную веру). В этом же году их союзное двадцатитысячное войско осадило крепость Оденпе, на помощь которой двинулся магистр (геермейстер) меченосцев Фольквин (Фолькевин, Волквин, Вольковин) во главе трехтысячного войска. Русскими войсками предводительствовали князь Владимир Полоцкий и  посадник новгородский Твердислав. Меченосцы были разбиты в полевом сражении и укрылись за стенами Оденпе. Князь Владимир и посадник Твердислав взять Оденпе, однако, не смогли (вопреки ошибочным утверждениям некоторых историков), и отступили, вынудив меченосцев откупиться. Вообще следует заметить, что в описываемый период - за редким исключением - русским князьям никогда не удавалось захватить ни одного из осаждаемых ими в Ливонии замков.  Обычно они отступали после непродолжительной осады (в лучшем случае - удовольствовавшись данью, взятой с осажденных).

           В том же году в северную Эстонию вторглись датские крестоносцы.

           В 1221 г. датский король Вальдемар II Победитель, установив морскую блокаду Риги, принудил епископа Альберта признать власть датской короны над Ливонией и Эстонией. В 1223 г. датский король дозволил (уже своей властью) ордену меченосцев продолжить христианизацию прибалтийских земель в восточном направлении, с тем, «чтобы они были верны ему», то есть Дании, и продолжали расширять датские владения к югу от Ревеля (по-русски: Колывани, по-эстонски: Таллинна=Таани-Линна, то есть «датского замка»).

            В 1223 г. войско Великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича осадило Ревель, и датский король вернул права на Эстонию ордену меченосцев, получившему от римско-германского императора Фридриха II Гогенштауфена права на земли к востоку от Ливонии. Рыцарям ордена Меча, направляемым рижским епископом Альбертом фон Буксгевденом, удалось взять город Юрьев, обороняемый русским князем  Вячеславом (Вячко) Борисовичем, и переименовать его в Дорпат (Дерпт, по-эстонски: Тарту).

            В том же 1223 г. жители Оденпе отдались под власть Господина Великого Новгорода, отстроив городской замок заново (на этот раз из камня).

             В 1224 г. Господин Великий Новгород и Господин Псков (упорно не желавший признавать себя новгородским «пригородом», или «посадом», чего от него требовали новгородцы) подписали с рижским епископом мир в обмен на выплату им «юрьевской дани». В этом же году было учреждено Дерптское епископство. В конце 20-х гг. XIII в. Псков, объявив себя полностью независимым от Новгорода, уступил епископу и ордену меченосцев вассальные права на земли эстов, латгалов и ливов. Великий князь Ярослав Всеволодович, в четвертый раз приглашенный на княжение в Новгород (откуда его уже три раза изгоняли новгородские «вечники»!), подчинил своей власти Псков, но ряду псковских (и новгородских) бояр удалось бежать в епископские и орденские земли.

             В 1233 г. меченосцы снова захватили Оденпе, превратив его в базу для набегов на псковские и новгородские владения.

             В 1234 г. князь Ярослав Всеволодович выступил на Дерпт, сразился с вышедшим ему навстречу войском ордена Меча, порубил немало меченосцев, а часть загнал на тонкий лед реки Омовжи (по-немецки: Эмбах, по-эстонски: Эмайыге), не замедливший под теми проломиться - вот где, видимо, следует искать истоки легенды о «немцах, провалившихся под лед Чудского озера в 1242 г.», уже при сыне Ярослава - князе Александре)! «И взял с ними мир по всей правде своей».

             Князь Ярослав, а за ним - и княживший в Новгороде с 1238 г. сын Ярослава Александр, брал дань с Прибалтики, как ее истинный сюзерен. Между тем, «латинские» меченосцы и епископ Рижский (Ливонский) считали владельцами Прибалтики себя, а ее верховным сюзереном - римско-германского императора, поскольку, подобно древним римлянам и «восточным римлянам» - «ромеям»-византийцам -, рассматривали в качестве владений «римского цесаря» весь «orbis terrarum» (лат.: «круг земной»), то есть, в принципе, ВЕСЬ МИР (по крайней мере, весь мир обитаемый, именуемый по-гречески «Ойкуменой», а по-латыни – «Экуменой»). В этом заключалась основная причина практически неразрешимого конфликта между ними и русскими княжествами.

             В 1236 г. литовские язычники разбили объединенное войско ордена меченосцев и псковских православных крестоносцев в битве на реке Сауле (по мнению одних историков - близ нынешнего литовского города Шяуляй, по мнению других - на территории расселения племени земгалов-семигалов, одной из областей современной Латвии). В битве при Сауле погибли сорок восемь (или пятьдесят) «братьев-меченосцев» (включая их войскового магистра Фольквина), то есть была уничтожена почти вся военная сила ордена. Из псковских православных крестоносцев после битвы с литовскими язычниками уцелел только каждый десятый. В российской историографии про поражение немецких рыцарей-монахов при Сауле вспоминать было не принято еще с царских времен, в силу того факта, что православные христиане-псковичи принимали участие в битве с литовцами на стороне побежденных рыцарей-католиков, а это совершенно не вписывается в господствовавшее долгое время официальное представление о «совместной борьбе русского народа и народов Прибалтики против феодальной шведско-немецко-датской католической агрессии».

             В изданной же сравнительно недавно в серии «Живая история» книге Наталии Валентиновны Будур «Повседневная жизнь инквизиции в Средние века» (М., «Молодая гвардия», 2011, с. 41) дано следующее, совершенно искаженное описание битвы на Сауле:

             «К счастью, соединенные силы литовских язычников и православных христиан разбили меченосцев в 1236 году под Саулисом (Шяуляем)».

             Это называется «поставить все с ног на голову». Впрочем, бумага, как известно всем, и не такое стерпит...

             В 1237 г. папа римский Григорий IX призвал шведов к Крестовому походу на финнов-тавастов, все еще косневших в язычестве (хотя с русской стороны их уже начали обращать в греко-кафолическую веру, иначе говоря – в Православие). На всякий случай юный князь Александр Ярославич выставил сторожу (стражу) на реке Неве. Ведь, заняв устье Невы, шведские крестоносцы могли бы без особого труда отрезать Русь от Финляндии (Тавасталанда) и Прибалтики (входили ли подобные действия в их реальные планы - это другой вопрос).

            К 1238 г. Тевтонский орден завершил покорение восточного побережья Балтийского моря (от устья Вислы до устья Немана).

            В июне 1238 г. в резиденции датского короля Вальдемара II Победителя был заключен договор, подписанный королем, ливонским ландмейстером «тевтонов» и легатом (послом) папы римского в Прибалтике Вильгельмом Моденским, по которому Тевтонский орден Приснодевы Марии возвращал датчанам северную часть Эстляндии, Дания же в обмен отказывалась от претензий на остров Эзель (Сааремаа) и на западную часть Эстляндии.

            К описываемому времени литовский кунингас (Великий князь) Миндовг (Миндаугас) сумел объединить под своей властью Нальшанскую, Жетувскую, Жемайтскую и часть Ятвяжской земель Литвы.

            В промежутке между концом 1237 и апрелем 1239 г. ливонский филиал Тевтонского ордена снарядил посольство в Новгород во главе с рыцарем Андреасом фон Вельвеном (названном в «Повести о житии и о храбрости великого и благоверного князя Александра» Невского «Андреяшем»). Посольство должно было представить орден «мариан» в качестве нового соседа Новгорода, пришедшего на смену ордену Меча, и одновременно узнать, не собираются ли новгородцы поддержать восставших эстов, как это случилось в 1223—1224 годах. Ливонские «тевтоны», вероятнее всего, договорились с князем Александром о совместных действиях против язычников-литовцев, досаждавших новгородским землям не меньше, чем ордену Девы Марии.

           В 1240 г. ливонские «тевтоны» (орден меченосцев на тот момент уже был филиалом Тевтонского ордена) выступили из трех крепостей - Оденпе, Дерпта и Феллина, датские крестоносцы - из Ревеля, а шведские отправили из города Бирки (тогдашней столицы своего королевства) военно-морскую экспедицию в Ижорскую землю, платившую дань новгородцам. К ливонским «тевтонам», наступавшим на Псков, присоединился со своей дружиной и нашедший убежище во владениях ордена Девы Марии князь Ярослав Владимирович (сын изгнанного Мстиславом Удатным из Пскова князя Владимира), надеявшийся с помощью «мариан» вернуться на отцовское княжение.

           Ливонские «тевтоны» осадили Изборск, хорошо укрепленный город на западной границе псковских земель. После нескольких неудачных приступов Изборск был взят. Недавние меченосцы, оставив там свой гарнизон, вместе с князем Ярославом Владимировичем  двинулись дальше, на Псков. Псковичи во главе с воеводой Гаврилой Гориславичем (назначенным молодым новгородским князем Александром Ярославичем) выступили навстречу союзникам, которые дали им бой, невзирая на численное превосходство и отличное вооружение псковичей. Последнее обстоятельство было особо подчеркнуто в «Рифмованной хронике» Генриха Латвийского (Латышского):

            Жители Пскова тогда
            Не возрадовались этому известию.
            Так называется город,
            Который расположен на Руси.
            Там люди очень крутого нрава...
            Они не медлили,
            Они собрались в поход
            И поскакали туда,
            Многие в блестящей броне,
            Их шлемы сияли, как стекло.
            С ними было много стрелков.
            Начался жестокий бой.

            Невзирая на «крутой нрав», отличное вооружение и множество стрелков, псковичи были разбиты. В битве пало более восьмисот псковичей, в том числе их воевода Гаврило Гориславич.

            Уцелевшие в битве псковичи «вдали плещи» («вдаша плеща»), а попросту говоря - «взяли ноги в руки», то есть побежали. Ливонские «тевтоны» и русская дружина Ярослава Владимировича преследовали их, но ворваться в Псков «на плечах» бегущих все же не успели. После недельной осады, собравшись с силами, «тевтоны» и русские воины князя Ярослава разорили земли вокруг Пскова и двинулись на Водьскую пятину (владение Господина Великого Новгорода), овладев там, в течение короткого времени, крепостями Копорье (Капория) и Тесов и создав, таким образом, опорную базу для завоевания Новгорода. При этом союзники, не собираясь растрачивать попусту силы в долгих осадах, намеревались вынудить Псков и Новгород к сдаче при помощи разорения окрестных земель и экономической блокады. Это удалось им в отношении Пскова, где и без того имелась сильная партия сторонников князя Ярослава и ордена Девы Марии. Псковский посадник Твердило Иванкович сдал город ливонским «тевтонам» и стал править Псковом вместе с двумя «братьями-рыцарями», посаженными Тевтонским орденом в Пскове в качестве наместников-фогтов (по-польски: войтов, по-русски: тиунов).
      
           В июле 1240 г. шведская корабельная рать вошла в устье Невы, чтобы покорить Ижорскую землю. Предводителем шведских крестоносцев традиционно считается ярл (старинный скандинавский титул, соответствующий английскому эрлу и немецкому графу) Биргер (зять короля Эрика Эриксона), хотя современные историки утверждают, что ярл Биргер в походе не участвовал, а предводителем шведов был другой военачальник - ярл Ульф Фаси (участие которого, впрочем, тоже многими ставится под сомнение). В упоминавшейся нами выше агиографической «Повести о житии и о храбрости благоверного и великого князя Александра» (дошедшей до нас в тринадцати различных редакциях, или версиях, не слишком вразумительно сказано, что во главе экспедиции стоял «король части Римськыя от полунощныя страны», или, говоря по-нашему, «король римской (римско-католической) веры из Полунощной (то есть Северной) страны» (не названный анонимным автором «Повести о житии...» по имени). По-видимому, шведы намеревались не брать Новгород штурмом, а построить крепость на побережье Финского залива, опираясь на которую, могли бы помешать местным племенам выходить по реке Неве в Балтийское море и грабить торговые суда и прибрежные районы Швеции (как это делали, например, воинственные и охочие до добычи карелы, разграбившие даже столицу Швеции Сигтуну и подарившие поддерживавшему их Господину Великому Новгороду так называемые «Корсунские врата», украшавшие до карельского набега кафедральный собор разграбленной Сигтуны). 15 июля 1240 г. юный князь Александр, во главе своей новгородской дружины и ладожско-карельско-ижорского (но отнюдь не новгородского!) ополчения, ошеломив «римлян» (так русский летописец именует шведов, как исповедовавших римско-католический вариант христианской веры), нанес им ощутимые потери и ранил в конном поединке их предводителя (как бы того ни звали) в лицо («возложи» ему «печать на лице острым своим копием»). Согласно некоторым источникам, в битве также пали шведский «воевода» Спиридон (имя греческое, типичное для исповедников православной «греческой» веры, но крайне необычное для католика-шведа, тем более «подозрительное», что Спиридоном звали тогдашнего новгородского владыку, то есть архиепископа). Потери войска князя Александра составили, согласно новгородским источникам, всего двадцать человек. Как только ошеломленные шведы опомнились и выстроились в боевой порядок, князь отступил. Погрузив своих убитых (в числе которых, по некоторым сведениям, был и «бискуп», то есть епископ римско-католической церкви, прибывший якобы под Новгород в составе шведского войска - из чего делается вывод о имевшемся у шведских «латинян» намерении перекрещивать новгородцев по обряду римско-католической Церкви!) на корабли (часть из которых была вслед за тем затоплена), ушли восвояси и шведы. За эту молниеносную и блестящую победу князь Александр Ярослав(ов)ич получил прозвище «Невский».   

          Однако буйные «вечники»-новгородцы не нашли ничего лучше как изгнать князя Александра (они были явно недовольны его нападением на шведов, совершенным юным князем на свой собственный страх и риск, без согласования с боярством и вечем Господина Великого Новгорода и, соответственно, без участия собственно новгородского ополчения) - причем как раз в тот момент, когда вчерашние меченосцы (уже влившиеся в ряды Тевтонского ордена Приснодевы Марии), в союзе с войсками дерптского епископа, взяли Изборск, порубили княжеского воеводу и псковичей, а посадник Твердило Иванкович и псковские бояре, настроенные сепаратистски (по отношению к своему «старшему брату» Великому Новгороду) впустили в Псков тевтонский гарнизон. Новгорода это не касалось, однако ливонские «тевтоны» сгоряча продвинулись до побережья Невы, в Карелию (папа римский авансом передал эти земли «латинскому» епископу острова Эзель, или, по-эстонски, Сааремаа), взяли Тесов и начали строить замок в Копорье. А это были уже земли Господина Великого Новгорода.

          В 1241 г. князь Александр Ярослав(ов)ич  во главе новгородской рати и вспомогательных отрядов крещеных в Православие племен ижорцев и карел захватил «тевтонский» гарнизон врасплох в Копорье, отпустив часть пленных «тевтонов» и повесив местных «переветников» (изменников). Зимой же 1242 г. он, при поддержке дружины своего брата князя Андрея Ярослав(ов)ича (но уже без участия новгородского ополчения), взял Псков (при штурме которого - согласно одним, более поздним, источникам - было убито семьдесят воинов ордена, в том числе «братьев-рыцарей» и «братьев-сариантов»  - услужающих братьев, не совсем точно именуемых порой «оруженосцами» -, согласно же другим - вообще никакого боя не было, а два единственных пребывавших в Пскове орденских наместника-фогта покинули город безо всякого сопротивления), а затем Изборск, и вторгся на территорию Дерптского епископства с войском из Северо-Восточной Руси, воспользовавшись восстанием пруссов против орденской власти в Помезании и Вармии (Эрмланде). Дать ему решительный отпор «тевтоны» были не в состоянии. Общая численность орденских войск составляла не более тысячи двухсот человек. Отряд же, направленный ими против Александра, едва ли насчитывал более пятисот человек, включая вспомогательные войска дерптского епископа Германа фон Буксгевдена (немцев - медвежан, юрьевцев) и датских «королевских мужей», присоединившихся к ливонским «тевтонам», согласно «Рифмованной хронике». Несомненно, именно этих датских «королевских мужей» имеет в виду древнерусский летописец, упоминающий собранное против князя Александра его противниками войско, под «помочью королевою»  - «с всеми бискупы (епископами - В.А.) своими, и с всем множеством языка их, и власти их, что ни есть на сей строне, и с помочью королевою» (Полное Собрание русских Летописей, т. XVIII, стр. 64). Известный советский военный историк полковник (а впоследствии генерал-майор) Евгений Андреевич Разин истолковывает во Втором томе своей «Истории военного искусства» (стр. 159) выражение «с помочью королевою», как «войска короля шведского», на наш взгляд, без достаточных на то оснований. Тем более, что в описываемый период верховным сюзереном Ливонии считался датский король, бывший с королем шведским, как известно, «на ножах».

          В пользу нашего предположения о немногочисленности войска противников князя Александра Невского говорят следующие факторы.

          1)В описываемое время, после разгрома в битве с татаро-монголами под силезским городом Легницей (Лигницем, Вальштаттом) в 1241 г., «братьев-рыцарей» в ордене насчитывалось не более ста;

          2)Рыцарское «копье» («глефа», «шписс», «ланце») в описываемое время состояло, включая возглавлявшего его «брата-рыцаря», из трех человек: рыцаря, «оруженосца» («брата-сарианта») и конного стрелка-арбалетчика (имевшиеся в «тевтонском» войске пехотинцы-«кнехты» в состав «копий» не входили);

          3)Рыцарей в «баннере» («хоругви», «знамени»), согласно построению острия «клина» («кабаньей головы», или «свиньи», о которой у нас еще пойдет речь далее) должно было насчитываться тридцать пять человек. Этому числу рыцарей соответствовали триста шестьдесят пять пехотинцев колонны (второй части построения). Таким образом, общее количество «тевтонов» составляло примерно четыреста человек (а не «десять-двенадцать тысяч воинства», как утверждает, например, Вадим Викторович Каргалов в своем очерке жизни и деятельности Святого Благоверного князя Александра Невского в книге «Полководцы X-XVI вв.», М., 1989, стр. 96). С учетом же данных ливонской «Рифмованной хроники» это число, равно как и потери, определяются с точностью до человека, что и делают современные российские историки Александр Владимирович Кибовский в своем труде «Ледовое побоище» и Леонид Александрович Маневич в своей работе «Русь и меченосцы».

           Что же касается численности войска князя Александра Невского, то вряд ли она значительно превосходила численность войска ливонских «тевтонов» и их союзников. На это также был ряд причин:

            1)Войско князя Александра потерпело ощутимый урон при штурме Копорья-Капории, Изборска (и Пскова - если Псков был действительно взят штурмом);

            2)Был конец зимы, когда продовольствие заканчивается вообще (а в разоренных войной землях тем более), и, следовательно, прокормить многочисленное войско (даже такое традиционно неприхотливое в пище, как русское) не представлялось возможным;

            3)Начиналась весенняя распутица, которая неминуемо затормозила бы продвижение многочисленного войска, да еще отягощенного большим обозом;

            4)Одержав победу в Ледовом побоище, князь Александр не продолжил войну с Тевтонским орденом (что свидетельствует об отсутствии у него необходимых для этого сил).
   
            Заметим в скобках, что князь Александр Невский, будучи женатым на Вассе - дочери князя Брячислава Полоцкого - имел в Ливонии и личные интересы.

            Высланный князем Александром, вторгшимся в Ливонию, вперед для разведки передовой конный отряд под командованием Домаша Твердиславича (сына новгородского посадника Твердислава) и Кербета, был разгромлен «марианами» и их союзниками. Домаш Твердиславич пал в бою, его отряд был разбит. Остатки отряда Домаша бежали и соединились с войском князя Александра, который отошел с территории Ливонии в сторону Чудского озера, или «вспятися на озеро», по выражению летописца.      

            5 апреля 1242 г. на льду (хотя целый ряд историков, вопреки устоявшейся традиции, и отрицает, что «на льду») Чудского озера (озера Пейпус) - а вовсе не Ладожского озера, как, ничтоже сумняшеся, утверждал ревнитель «родноверия» и сочинитель новоязыческих мифов Александр Игоревич Асов (он же - Бусов) в своем фантастическом опусе «Славянские руны и "Боянов гимн"»! - сошлись сотни тяжеловооруженных всадников. Одни из них - под началом князя Александра Невского, другие - под началом ливонского ландмейстера (провинциального магистра) Тевтонского ордена Дитриха фон Грюнингена (хотя его личное участие в побоище также отрицается целым рядом историков). Вместо Грюнингена (Гренингена) часто называется Андреас фон Вельвен - он же фон Фельбен (фигурирующий, как упоминалось выше, в «Повести о житии...Александра» Невского - хотя и без прямой связи с битвой на Чудском озере - как «Андреаш» или «Андреяш», прибывший познакомиться с князем Александром с Запада, от «тех, что именуют себя слугами Божьими»). В действительности Ледовое побоище происходило совсем не так, как описано в привычных нам учебниках (и уж тем более не так, как оно показано в фильме советского кинорежиссера Сергея Михайловича Эйзенштейна «Александр Невский»).  У князя Александра было множество стрелков (вероятнее всего, конных татарских лучников, учитывая хорошие отношения его отца Ярослава Всеволодовича с татаро-монголами), его дружинники были облачены в красивые панцири. Начищенные шлемы и богато расшитые знамена воинов русских князей сверкали на солнце. Далее мы еще подробнее коснемся этого аспекта битвы. Из красочной картины сражения, в котором Александр Невский (следует заметить, что, вопреки широко распространенным представлениям, он это получил это почетное прозвище, увековечившее его победу над шведскими крестоносцами на реке Неве в 1240 г. отнюдь не сразу, а лишь посмертно, подобно своему потомку - Великому князю Московскому Дмитрию Ивановичу, разбившему татарское войско Мамая на Дону в 1380 г., но начавшему именоваться в честь своей победы «Донским» лишь в произведениях московских книжников XVI в.) окружил ливонских «тевтонов» фланговой атакой кавалерии, а «тевтоны» проломили своей тяжестью лед, верно лишь то, что «тевтоны» во второй раз атаковали «свиньей». «Свиньей» («кабаньей головой») именовался плотный строй с тяжеловооруженными всадниками в «челе» (первых рядах, выстроенных «клином») и по бокам и пешими ратниками («кнехтами») в середине. Этот боевой порядок был необычен для светских рыцарей Европы. Большинство светских рыцарей, из соображений личной и фамильной гордости, просто не могло допустить, чтобы чье-то знамя находилось впереди их собственного. Светские рыцари с оруженосцами и челядью атаковали каждый сам по себе, образуя неправильную цепь. Новгородский летописец, писавший по горячим следам событий, воздал должное необычайно высокой дисциплине ливонских «тевтонов», которые «прошиблись свиньею сквозь полк» русского княжеского воинства.

             В первоисточнике - Новгородской Первой летописи - говорится просто: на восходе солнца в субботу немцы и чудь (эсты-эстонцы) атаковали русских «на Чудском озере на Узмени у Вороньего камня... и прошиблись свиньей сквозь полк, и была тут сеча велика немцам и чуди... и не было видно льда, покрылось все кровью... и немцы тут пали, а чудь дала плечи (бежала), и гоня били их на семи верстах по льду до Суболичьского берега, и пало чуди без числа, а немец четыреста, а иных пятьдесят руками взяли и привели в Новгород».

             Согласно «Ливонской Рифмованной хронике» конца XIII в., «у русских было много стрелков (скорей всего - монгольских, учитывая вышеупомянутые добрые отношения самого Александра и его отца Ярослава Всеволодовича с татарами - В.А.), они отразили первую атаку, мужественно выстроившись перед войском короля (князя Александра - В.А.). Видно было, что отряд братьев («баннер» - «хоругвь», или «знамя», отряд  численностью от тридцати до тридцати пяти рыцарей, а всего - до четырехсот всадников - В.А.) строй стрелков прорвал, был слышен звон мечей и видно, как раскалывались шлемы. С обеих сторон убитые падали на землю (или на траву, но не на лед! - В.А.). Те, кто был в войске братьев, оказались в окружении... братья упорно сражались, все же их одолели. Часть... вышла из боя, чтобы спастись... двадцать братьев остались убитыми и шестеро попали в плен». Цифры вполне соответствуют Новгородской Первой летописи: двадцать рыцарей сопровождало более четырехсот кнехтов, но в плен их всегда брали меньше (из в общей сложности пятидесяти немцев всего шесть рыцарей). Впрочем, скорее всего, под «братьями» в «Рифмованной хронике» подразумеваются не только орденские «братья-рыцари», но и «братья-сарианты».

             Как известно, многие современные историки склонны считать, что тяжеловооруженный «клин» рыцарской конницы вовсе не врезался в глубь вражеского строя, а развертывался перед неприятельским фронтом в линию, после чего бой распадался на ряд поединков (иначе рыцари и конные воины второго и последующих рядов клина не смогли бы войти в боевое соприкосновение с противником). Но как же тогда быть с сообщениями летописцев (причем обеих противоборствующих сторон) о сплоченном тевтонском «отряде» («свинье»), прорвавшем русский строй? «Темна вода во облацех...»

             В отличие от фильма Эйзенштейна, «братьям» ливонского филиала Тевтонского ордена в этой сече противостоял вовсе не пеший строй новгородского ополчения (участие которого в битве представлялось крайне важным для советской кинематографии и историографии, дабы лишний раз подчеркнуть «исторически прогрессивный», «народный» и «классовый» характер Ледового побоища - ведь и сам Александр Ярославич, по версии Сергея Михайловича Эйзенштейна  - в которой благоверный князь, кстати, ни разу лба не перекрестит, предоставив тевтонским «врагам народа» в изобилии пользоваться всевозможной христианской символикой! -, выступает как своеобразный «вождь народных масс», разгром которыми «тевтонской» походной часовни, с последующим бегством преследуемого серыми волками епископа со Святыми Дарами под мышкой, особенно смакуется тов. Эйзенштейном!) - в борьбе не только с «феодальной агрессией» коварного «латинского» Запада, но и с «собственными эксплуататорами» - новгородскими и псковскими богатеями (среди которых присутствует, между прочим, и некий православный изменник-монах).

            Никаких сведений об участии новгородского ополчения в Ледовом побоище (в отличие, скажем, от битвы с ливонскими «тевтонами» и их союзниками при Раковоре в 1268 г.) до нас не дошло. Кстати, даже если бы в Ледовом побоище и участвовало «народное» новгородское ополчение, оно было бы отлично вооружено и выглядело бы совсем не так убого, как в кино - мужики-лапотники с дубинами, ослопами, оглоблями, в «кольчужках» явно не по росту – «да не (классовый – В.А.) враг дал, сам ковал»! Или, как писала Наталья Петровна Кончаловская в своей столь любимой нами в детстве книге «Наша древняя столица»:

            И с дружиной наравне,
            Мужики в овчинах,
            Кто пешком, кто на коне,
            Даже при дубинах.
 
            Но дело-то совсем в другом. Ливонским «тевтонам» пришлось «пробиваться свиньей» через Передовой полк отборной владимиро-суздальской княжеской «кованой рати» (включавшей, вероятнее всего, монгольский контингент) братьев Александра и Андрея Ярославичей, значительно превосходившей «мариан» (войско которых, как мы знаем, состояло в основном из легковооруженных чудинов-эстов) качеством и тяжестью вооружения.

            О подавляющей мощи русских дружинников в двойных кольчугах и блистающих шлемах сообщают все «тевтонские» источники, начиная с «Рифмованной хроники» XIII в. В немецком описании Чудской битвы было к тому же особо подчеркнуто, что суздальская конная рать «короля Александра» в изобилии имела луки, обладавшие огромной убойной силой. Именно градом стрел, выпущенных из этих луков (видимо - монгольских, знаменитых своей пробивной мощью и повышенной, до десяти-двенадцати выстрелов в минуту, скорострельностью - ведь не случайно «мариане», если верить русским летописцам, «зело бо бояхуся имени татарского!), русский Передовой полк отразил первую атаку ливонских «тевтонов».

            Метит ратник, метит в цель,
            Что блестит на солнце, -
            Хочет в шлем, в глазную щель
            Поразить ливонца.
            Стрелы острые у нас,
            А попробуй, ну-ка!..
            Попади «не в бровь, а в глаз» -
            Хитрая наука!

            (Наталья Кончаловская. «Наша древняя столица»).

           Ливонцы повторили атаку, прорвали боевые порядки Передового полка и врубились в основную рать - Большой полк.

           Расстановка русских войск была стандартной; князь во главе Большого полка в центре, впереди - Передовой полк, на флангах - полки Правой и Левой руки. Возможно, имелся еще и резервный, Засадный полк (как в фильме Эйзенштейна), однако обрывистый восточный берег Чудского озера в районе Вороньего камня (если побоище действительно произошло именно там) делал его необязательным. Маневра для окружения ливонских «тевтонов»  Александру Невскому не требовалось - ведь они сами буквально рвались в окружение, в котором и погибли. В самоубийственной второй атаке участвовало более четырехсот ливонских конных воинов, в том числе около двадцати пяти «братьев-рыцарей». Менее десятка смогло прорваться назад и бежать по примеру чудинов-эстов, составлявших «тело» железной тевтонской «свиньи». Двадцать «братьев-рыцарей» полегло в жаркой сече, шестеро было взято в плен. В этом тевтонская хроника точно совпадает с русской (вместе с кнехтами - пятьдесят пленных немцев и четыреста убитых, усеявших своими телами окровавленный лед, или берег, Чудского озера).

           Скорее всего, никакой лед под ливонскими «тевтонами» 5 апреля 1242 г. не проламывался, и под лед они не уходили (да и как в таком случае они смогли бы «усеять лед своими телами на протяжении нескольких верст»). Ведь место для битвы выбирал сам князь Александр, который уж точно не стал бы выстраивать свою собственную тяжеловооруженную отборную конницу на тонком, подтаявшем льду (именно на этом основании ряд историков вообще ставит под сомнение самый факт, что сражение произошло «на льду» Чудского озера, а не «при» Чудском озере)! Характерно, что даже Наталья Кончаловская в главе «Слово о побоище Ледовом» своей «Нашей древней столицы» не говорит ни слова о ливонцах, провалившихся под лед Чудского озера! А вот в другом, уже упоминавшемся нами выше, сражении ливонцев с русскими, восемью годами ранее, в 1234 г., отец Александра Невского - князь Ярослав Всеволодович, потопил «братьев» ливонского ордена меченосцев (не влившегося еще в более крупный и сильный Тевтонский орден) в реке Эмбах, под хрупкий лед которой некоторые из них действительно провалились. Весьма красочный и леденящий душу мотив потопления немецких рыцарей, проваливающихся под лед, присутствует не только в фильме Эйзенштейна, но и почти на каждой картине, посвященной Ледовому побоищу. Однако история его происхождения уходит в прошлое не далее, чем до XV в., когда он был впервые внесен в описание Чудской битвы, включенное в Софийскую Первую летопись.

            Укажем, интереса ради, вес защитного вооружения западно- и среднеевропейского рыцаря первой половины XIII в.:

            1)Кольчуга с длинными рукавами - около четырнадцати килограммов;

            2)Кольчужные чулки (около восьми килограммов пара);

            3)Щит (около четырех килограммов);

            4)шлем (около четырех килограммов).

            Таким образом, общий вес рыцарского защитного вооружения составляет около двадцати семи килограммов, при этом весьма равномерно распределенных по телу и нисколько не сковывающих движений (так что представление о «неповоротливых», «тяжеловесных», «неуклюжих» западных рыцарях на поверку оказывается не более чем мифом - во всяком случае, в отношении рыцарей XIII столетия). Для сравнения - полная выкладка современного пехотинца составляет более сорока (!) килограммов. Но это так, к слову.

            А если даже кто-то из «тевтонов» и провалился под лед, то это могли быть только те «слуги Божии», которых воины князя Александра оттеснили на так называемые «сиговицы» - подтаявший лед, не выдержавший тяжести дерущихся и действительно проломившийся под ними. Видимо, среди этих немногочисленных провалившихся под лед были не только «тевтоны», но и дружинники князей Александра и Андрея. Судя по иконографическим источникам описываемого времени, вооружение и доспехи русских дружинников практически не отличались от вооружения и доспехов средне- и западноевропейских рыцарей и, соответственно, весили не меньше. Не зря в «Слове о полку Игореве», описывающем события конца предыдущего, XII в., уже упоминаются «латынские» (латинские, то есть западноевропейские) шлемы русских князей Романа и Мстислава («Суть бо у ваю железныи папорзи под шеломы латиньскимы», то есть: «У вас латы железные под шлемами латинскими»).

            Новгородская летопись так и говорит: «...иних (некоторых, нескольких, кое-кого) вода потопи...». Впрочем, довольно об этом.
 
            Судя по немецкой хронике, ливонские «тевтоны» и их союзники бросились в бой от страха перед могучей ратью, с которой «король Александр» отвоевал у них Псков и новгородские владения, захваченные ненадолго «марианами», а теперь шел на Дорпат (Дерпт). Именно дерптский епископ Герман фон Буксгевден взывал к ордену Святой Марии о спасении. И «тевтоны» спасли его - хотя и ценой собственных жизней.

            Впрочем, князь Александр не собирался осаждать и штурмовать Дерпт, претендуя лишь на «юрьевскую дань», которую дерптский епископ был обязан платить новгородскому князю за право владения эстами.

            Сразу же после битвы Господин Великий Новгород заключил мир - причем не с ливонским филиалом Тевтонского ордена, а с епископами Риги и Дерпта. «Латинские» епископы прислали в Новгород посольство с извинениями за вторжение и предложением примириться на границах, существовавших до 1240 г., произведя размен пленных. Как сказано  в Новгородской Первой  летописи, «в том же (1242) году прислали немцы с поклоном» в отсутствие князя, что мы заняли Водь, Лугу, Псков, Латыголу (Латгалию - В.А.) мечом, того мы все отступаем, а что мы взяли мужей ваших, теми разменяемся, мы ваших отпустим, а вы наших пустите», и заложников псковских отпустили и умирились». Стороны заключили мир, причем о возобновлении выплаты дерптским епископом «юрьевской дани» новгородскому князю и речи не было (хотя именно из-за невыплаты этой дани, собственно, и дошло дело до Ледового побоища)! Не вполне ясно, участвовал ли князь Александр в подписании мирного договора. Во всяком случае, в 1243 г. он уже замещал на владимирском «столе» (великокняжеском престоле) своего отца Великого князя Ярослава Всеволодовича, вызванного первым из русских князей, как татарский вассал, к своему сюзерену - татаро-монгольскому хану Батыю-Бату в Золотую (Волжскую) Орду. Там отец Александра Невского, утвержденный Батыем на Владимирском и, судя по всему, Киевском княжениях (как известно, Киев - «мать городов русских» - был взят монголо-татарами в 1240 г.), был признан «стареи всем князем в Русском языце». Сам Ярослав не поехал в Киев (посадив там наместником воеводу Дмитра Ейковича), а избрал своей резиденцией Владимир-на-Клязьме, тем самым завершив длительный процесс перемещения номинальной столицы Руси из Киева во Владимир, начатый еще князем Андреем Боголюбским. В 1246 г. ярлык на Великое княжение, полученный князем Ярославом от хана Золотой орды Батыя, был утвержден Великим ханом (кааном) всех монголов Гуюком, на поклон к которому отец  Александра Невского прибыл в Каракорум (Харахорин). Вскоре после этого князь Ярослав был, однако, отравлен в ханской ставке. Возможно, до каана Гуюка дошли сведения о ведомой отцом князя Александра Невского (и самим Александром) двойной игре, включая переписку с папой римским Иннокентием IV, просившим следить за «безбожными татарами» и своевременно извещать о татарском «наступлении братьев Тевтонского ордена, в Ливонии пребывающих, дабы... безотлагательно поразмыслить, каким образом с помощью Божией сим татарам мужественное сопротивление оказать». Существуют и версии об отравлении татарами в Золотой орде (видимо, по аналогичной причине) медленно действующим ядом и князя Александра Ярославича. Впрочем, довольно об этом...

             Воодушевленные разгромом «тевтонов» в Ледовом побоище, в 1242 г. против власти ордена Девы Марии восстали пруссы. Непосредственной причиной восстания послужила, однако, не победа князя Александра Ярославича, а нарушение Тевтонским орденом договора, по которому представителям прусской родоплеменной знати предоставлялось право участвовать в управлении делами земель. Восставшие опустошили Хелминскую землю (Кульмерланд), но большинство орденских замков устояло перед их натиском.

             1 октября 1243 г. был подписан договор о взаимной защите и помощи между епископами Риги, Дерпта, острова Эзель и Тевтонским орденом Приснодевы Марии.

             В 1244 г. в битве при Газе в далекой Святой Земле войско крестоносцев было разгромлено объединенной армией хорезмийских и египетских мусульман. После поражения Христовых воинов при Газе у Тевтонского ордена осталось в Святой Земле всего три (!) «брата-рыцаря» (триста девяносто семь «тевтонов» были убиты или попали в сарацинский плен).

             В 1247 г. в Пруссию прибыло пополнение, состоявшее из европейских крестоносцев, и «тевтоны» перешли в наступление на прусских повстанцев.

             23 ноября 1249 г. в битве при Крюкене пруссам удалось разгромить многочисленный отряд «тевтонов». В схватке пало пятьдесят четыре «орденских брата». Редко когда пруссам удавалось добиваться такого успеха в полевом сражении.

             Словом, все шло своим чередом...

             Здесь конец и Господу нашему слава!