Наследник Святогора

Александр Лобанов

НАСЛЕДНИК  СВЯТОГОРА

(Сценарий)

«Антизеро-миннезанг»


Л68 Лобанов Александр. Наследник Святогора: сценарий: «антизеро-миннезанг» / Владимир: Аркаим, 2019. – 58 с.

ББК 84Р6
© А. Лобанов, 2019
ISBN 978-5-93767-324-4               




Экологическая катастрофа, и город над бездной – реальность, к которой многие уже почти привыкли. Каменногорск – собирательный символ таких катастроф, и таких городов. Герои этого повествования живут в местности, которой не должно быть. Каждый день проживания в «городе смерти» может стать последним. Власти и посылаемые ими комиссии пытаются что-то сделать, хотя город давно обречен. Рано или поздно, его не станет. Главные герои напряженно ищут пути выхода. Но, есть ли этот выход? И какой смысл его искать? Окончательного ответа нет. А город, так и продолжает стоять над бездной.





ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Ярослав Александрович Поляков – главный герой; кочегар, в прошлом – ди-джей, музыкант.
Дмитрий Серафимович Рождественский – начальник строительства аквапарка.
Светлана – официантка в кафе «Сосновый бор».
Валентина Васильевна – мама Ярослава.
Анатолий Волков – заключенный, по прозвищу «Серый».
Константин Евграфович Староверов – художник, друг Ярослава.
Олег и Роман – друзья Ярослава, погибшие при пожаре в аквапарке.
Священник Михаил – настоятель храма Каменногорска.
Сергей Васильевич Старостин – майор полиции, начальник следственного отдела.
Денис – сын Ярослава.
Надя – жена Дмитрия Рождественского.
Таня – дочь Дмитрия Рождественского.
Виктор Федорович – церковный староста.
Бабушка Ярослава.
Мама Ярослава в молодости.
Святогор – былинный богатырь.
Владлен – муж Светланы.
Беляев Сергей Львович – руководитель ревизионной инспекции.
Васильев Петр Иванович – директор шахты номер четыре.
Виолетта Петровна – замдиректора санатория «Сосновый бор».
Эдуард Васильевич – директор санатория «Сосновый бор».
Начальник котельной санатория «Сосновый бор».
Рабочий котельной.
Людмила – продавщица магазина «Сосновый бор»
Куратор строительства аквапарка – молодой человек.
Александр Евгеньевич – друг Рождественского, разместивший ГСМ в аквапарке.
Махмуд и Исмаил – чеченцы в зоне.
Скряга, Кожаный, Флинт – заключенные.
Вадим Петрович – доктор в лазарете зоны.
Медсестра лазарета.
Строители аквапарка.
Работники полиции Каменногорска.
Священник и друзья Рождественского на похоронах его дочери.
Гости и участники торжеств открытия аквапарка.
Члены ревизионной комиссии и представители конференции.
Работники лесной противопожарной службы в Сосновом бору.
Медработники больницы Каменногорска.
Члены суда.
Охранники тюрьмы.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -







                I
   Из окна летящего над большим индустриальным городом вертолета были видны уходящие слева по борту дома. В салоне вертолета сидели около десяти чиновников, одетых в плащи, из под которых выглядывали вороты белых рубашек с галстуками. Чиновники глядели в иллюминаторы. Вскоре внизу показались корпуса и трубы предприятия, затем лесная зона с поселком из пятиэтажных домов.
   - Мы пролетаем над санаторием «Сосновый Бор», - произнес громко один из чиновников, - через десять минут будем на четвертой шахте, где произошла авария.
   На лицах некоторых чиновников появилось внимание. Один из них, расположившийся в заднем кресле, сказал своему соседу: «Пять лет назад я отдыхал здесь. Ничего, сервис неплохой». Сосед флегматично кивнул, но особого внимания не выразил. Прослушав информацию, чиновники согласно покивали, после чего вновь устремили взоры к иллюминаторам.

   Из динамиков, укрепленных на фасаде здания, с надписью над входом «Культурно-досуговый центр», раздались вступительные аккорды рок-эн-ролла, а затем, высокий баритон запел первый куплет:

Зачем нам принципы, зачем –
Условности границ?

   Главные ворота санатория, на арке которых, в обрамлении искусно сделанных еловых веток алела надпись: «Санаторий Сосновый бор», открылись, и изнутри начал выезжать черный «Фольксваген».
Издалека продолжало доноситься пение высокого баритона:

Зачем бежать от пошлых тем,
Пред правдой падать ниц?

   Автомобиль остановился напротив охранного помещения, и переднее боковое стекло машины стало открываться. Из помещения вышел охранник и быстрым шагом приблизился к «Фольксвагену».
   - Да, Эдуард Васильевич, - подобострастно прильнул к стеклу страж главных ворот санатория.
   Сидящий за рулем импозантный мужчина взглянул на приклонившегося к окну охранника, и произнес тоном барственного недовольства: «Позвоните, пожалуйста, Виолетте Петровне, чтобы она провела беседу с этим… ди-джеем, - и мужчина кивнул в сторону доносящейся из динамиков музыки, - его, кажется, уже предупреждали».
   - Хорошо, Эдуард Васильевич, передадим.
   - Сделайте это, прямо сейчас.
   - Будет исполнено, - заверил охранник начальника, после чего «Фольксваген» выехал наружу. 

Не нужно лишних размышлений,
Конфликтов, споров, столкновений,
Непримиримых лиц.

   Долговязый, лет сорока – сорока двух мужчина, с лицом рабочего парня, стоял на эстрадном возвышении зала кафе с микрофоном в руке. При этом, в облике его было нечто неуловимое, от Дон Кихота и Хемингуэя одновременно. Особую выразительность придавала рыжеватая бородка и шевелюра из волнистых каштановых волос. Одет он был в темно-коричневый костюм и черные, до блеска отполированные туфли. Из под несколько коротковатых штанин выглядывали ослепительно белые носки. Ди-джей пел рок-эн-ролл под заранее записанное инструментальное сопровождение. Его слушатели состояли из людей среднего и пенсионного возраста. Диск-жокей пел истово, с огнем, но никто из находящиеся в кафе, даже глазом не повел в сторону развлекавшего их человека.

Давайте в глаза не смотреть друг другу,
И, по расчету искать подругу.
Давайте будем лгать!

Зачем дерзать, не лучше ль нам
Сказать: «На все плевать!»
Ведь, бесконечность не объять.
Спокойно лучше спать.
Не нужно лишних размышлений,
Конфликтов, споров, столкновений.
Всех истин не объять.

Давайте судить о людях смело,
Насколько в связях преуспел он.
Давайте будем лгать!

Зачем дерзать! На честь плевать!
Чтоб в «высшем обществе» бывать,
И сладко есть, и мягко спать,
И ни за что не отвечать,
И деньги даром получать,
Всего лишь совесть надо взять,
И в грязь ногами затоптать.

Давайте судить о людях смело,
Насколько в жизни преуспел он.
Давайте будет лгать!

   После этого припева зазвучала инструментальная импровизация. Ди-джей исполнил во время него танцевальный номер. Когда импровизационное сопровождение отзвучало, ди-джей остановился и эффектно закончил «коду»:

Будем, будем, будем… лгать!
Лгать!..

   Закончив номер, диск-жокей воткнул микрофон в стойку и с гневным видом удалился за кулисы.
   В следующую минуту, он вошел артистическую уборную и с порога произнес: «Димон, дай пива! Я, для этих дебилов полчаса рвал глотку! Ноль внимания!»
   Тот, кого назвали Димоном, сидящий за пультом невысокий, крепкого сложения мужчина в наушниках, с уже заметной проплешиной на макушке, безразлично взглянул на вошедшего, и сняв с головы наушники, ответил: «Слай! Я знал, что ты крейз! Но, что такой, - и он покрутил пальцем у виска, - узнал только сегодня».
   - Ладно, всё! - оборвал его пререкания Слай, - дай пива.
   - Вон, на столе, - флегматично ответил  Димон, и показал рукой назад.
   Ди-джей взял банку пива, и откупорив ее, отпил глоток.
   Расположенный в глубине стола телеэкран транслировал программу новостей. На экране, в небеса извергались тучи пепла и дыма. Жокей взял пульт и увеличил звук.
   - Уже вторую неделю продолжается извержение вулкана Эйяфьядлайёкюдль в Исландии, - раздался голос за кадром, - что создало серьезные препятствия к нормальной работе авиакомпаний не только Великобритании, но и севера Европы… 
   Слай убрал звук и положил пульт на стол.
   - Все еще дымит? - кивнул он в сторону телеэкрана и вновь отхлебнул пива.
   - А-а, это, - флегматично усмехнулся звукооператор, - как печная труба. Накрыло пеплом уже пол Европы, скоро до нас дойдет.
   - Апокалипсис, - вздохнул жокей, и едва успел отхлебнуть пива в очередной раз, как в помещение ворвалась разгневанная женщина.
   - Поляков! - закричала она с порога, - мое терпение лопнуло! Мне уже Эдуард Васильевич делает замечание!
   Услышавший эти слова оператор усмехнулся и вновь одел наушники. Ди-джей изумленно взглянул на вошедшую, и застыл с банкой пива.
   - Мне бумагу и ручку!.. Дима, где бумага и ручка?! - прокричала начальница.
   Звукооператор снял один наушник и показал начальнице на тумбочку у стены: «Там, в верхнем ящике!»
   Женщина выхватила из тумбочки несколько листков бумаги и положила их на стол.
   - Пиши! - приказала она, грозно взглянув на подчиненного.
   - Что писать то? - примирительно отозвался жокей, после чего поставил на стол банку пива.
   - Заявление!.. Я, Поляков Ярослав Александрович, прошу уволить меня по собственному желанию, с сегодняшнего дня.
   - Да, я хотел расшевелить этих дегенератов! - закричал жокей и застучал по столу костяшками пальцев.
   - Ничего не знаю! Мне это надоело!
   - А, они только жуют! Понимаете, жуют! Им ничего не надо!
   - Виолетта Петровна, - звукооператор снял наушники полностью, - до майских праздников осталось семь дней, - пусть бы поработал до конца заезда. Я, что-ли, должен за всех париться?
   В лице начальницы мгновенно появилось тигриное выражение. Как зверь, изготовившийся к прыжку, она медленно подошла к оператору и раздельно произнесла: «Дмитрий Серафимович! У меня в мае заезд из Перми и Екатеринбурга! Уважаемые люди! И чтобы они слушали вот это!» - После чего она ткнула пальцем в сторону Ярослава.
   - Да, они жуют, - вновь, оправдываясь, произнес ди-джей.
   - Хорошо, - флегматично отозвался Дима, - тогда, я тоже увольняюсь. Мне Валера Кравчук предложил быть замом по строительству. В Каменногорске  аквапарк хотят строить? Я, в свое время строительный институт заканчивал, кстати.
   - Увольняйтесь хоть все, - злобно прошипела директриса и, выхватив из рук Ярослава заявление, вышла.
   Ярослав, засунув руки в карманы, поглядел с полуулыбкой вслед ушедшей начальницы. После чего саркастически произнес: «Напылила, и ушла».
   - Ладно, не переживай, - примирительно ответил Дмитрий, - найдем тебе работу.
   - Я, и не переживаю, - спокойно отозвался Ярослав и сняв с вешалки куртку, накинул ее на себя. Застегнувшись на пару пуговиц, направился к выходу. Уже приоткрыв дверь, остановился и вопросил: «Это точно, что аквапарк будут строить?»
   - Амбивалентно, - пожал плечом Дмитрий, - проектная документация полностью готова.
   - Да, так, - задумчиво произнес Ярослав, - говорят, там был храм до революции. Подписи собирали. Я, тоже, подписывался.
   - Ну, был, - Дмитрий вновь пожал плечом, - какое это сейчас имеет значение? Караван пошел. - И желая показать, что разговор окончен, снова надел наушники и, выразительно взглянув на собеседника, сделал прощальный кивок.
   Ярослав вышел из помещения радиоузла и направился по коридору. Внезапно распахнулась створка двери, за которой находилось помещение кафе. На пороге стояла невысокого роста, хрупкая как балерина женщина, в одежде официантки и с подносом грязной посуды в руках. В ее несколько восточных глазах царила глубокая печаль. При виде Ярослава, женщина тихо ойкнула, и испуганно взглянув на представшего перед ней человека, чуть не уронила поднос с посудой.
   - Простите, пожалуйста, - с улыбкой произнес Ярослав, одновременно подхватив поднос обеими руками.
   - Ой, это вы меня простите, - стушевалась женщина и попыталась улыбнуться.
   - Да, ничего, - добродушно отозвался Ярослав, - я вас раньше не видел в этой столовой. С осени веду развлекательные программы.
   - Да, правда, - отозвалась женщина, - я только второй день. Раньше работала в лаборатории, но там мало платят.
   - Вот, как, - задумчиво произнес Ярослав и отпустил поднос, - а меня увольняют, с сегодняшнего дня.
   - Почему?
   - За мои песни.
   - Да, песни у вас… - женщина чуть задумалась, - немного чудные, - она сделала ударение на второй слог, - но, мне понравились.
   - Правда? - Ярослав радостно улыбнулся.
   - Да, они со смыслом… но, простите. У меня работа. - И женщина, зацокав каблучками, поспешила на моечную кухни.
   Ярослав, томным взглядом посмотрел ей вслед, и когда она удалилась, произнес со вздохом: «Просто, Консуэло. Сразила наповал». После этих слов, покачал головой, и тоже направился к выходу.

   Вертолет приземлился на вертолетной площадке, и от края поля, не успели еще остановиться винты машины, навстречу им отъехали несколько иномарок.
   Высокопоставленные гости стали выходить, и по одному спускаться по трапу на поле. К этому времени подъехал эскорт иномарок. Из кабин автомобилей вышли несколько человек. С радушными улыбками они направились к гостям. Первый из них, с заискивающим видом улыбнулся и протянул руку главному представителю комиссии: «Васильев Петр Иванович - директор шахты номер четыре».
   - Беляев Сергей Львович, - хмуро отозвался ревизор, и не удостоив более никого взглядом, направился к черному «Мерседесу».
   Директор шахты продолжал пожимать руки членам комиссии. Остальная делегация, стояла чуть поодаль, сохраняя на лицах выражение подобострастной доброжелательности.
   Когда гости расселись по машинам, то, лишь директор сел в автомобиль, в котором расположился главный инспектор. Остальные разместились в отдельно стоящем «БМВ». Минуту спустя, автомобильный эскорт двинулся на выход от взлетного поля.

   Ярослав вышел из помещения санатория и направился вдоль аллеи. В небе пролетел вертолет и исчез где-то за лесом. Ярослав проводил его глазами и… взгляд его упал на трубу котельной, находящейся сразу за территорией санатория.
   Ярослав подошел к котельной и заглянул в полуоткрытую дверь. Навстречу ему вышел человек в спецовке, но в светлой рубашке и в галстуке.
   - Вы к кому? - спросил человек мимоходом и направился прочь, в соседнее здание.
   - К вашему начальству, - ответил Ярослав.
   - Я здесь, начальство, - на ходу ответствовал человек.
   - Гм, я сам с Каменногорска, но здесь в санатории работал, с прошлой осени. Сейчас пришлось уволиться.
   - Насчет работы, заходи, - оборвал мастер объяснения и открыл дверь находящегося рядом с котельной гаража.
   Пройдя гараж, мастер открыл ключом дверь кабинета и знаком пригласил войти.
   - Ну, что могу предложить? - произнес мастер, усаживаясь, - или слесарем, или кочегаром. Еще отопительный сезон не кончилось, а двое уже уволились.
   - Хорошо, - без раздумий кивнул Ярослав, и пропел строчку известного хита Бориса Гребенщикова: «Поколение дворников и сторожей потеряло друг друга».
   - Что говоришь?
   - Говорю, кочегаром, как Виктор Цой.
   - Угу, - мастер мрачно взглянул на посетителя и в следующую секунду подвинул ему ручку и листок бумаги, - пиши, но только по договору, потому что летом будут менять оборудование. К осени начнем набирать специалистов.
   - Нет проблем, - со вздохом отозвался Ярослав и, взяв ручку, подвинул к себе листок бумаги.

                II   
   Одетый в засаленную спецовку Ярослав прошелся мимо работающих водогрейных котлов. Включены только два агрегата, один из которых работает на мазуте, другой на угле. Ярослав заглянул в глазок топки мазутного котла и слегка подкрутил вентиль подачи топлива. Затем придирчиво взглянул на топливный манометр и проследовал к другому котлу. Открыв дверцу угольного котла, он также придирчиво посмотрел на ярое пламя, и швырнул в топку несколько лопат. Закрыв дверцу, и отставив в сторону лопату, проследовал в дежурную комнату, расположенную тут же рядом, за дверью из рифленого стекла. В комнате кочегара обстановка предельно простая: у ажурно зарешеченного окна тумбовый стол с кипой журналов и газет. Здесь же стояла открытая банка с консервами и лежащими рядом кусками хлеба на газете. У стола расположены два колченогих стула; рядом со стеной - потертый топчан, у другой стены – шкаф для одежды. На самих стенах щиты с инструкциями, между которыми развешаны фотографии из журнала «Плейбой», а также фотографии звезд кино, эстрады и рок-музыки.
   Едва Ярослав закрыл дверь, как со стороны улицы раздался шум и звук голосов. Голоса приблизились, и дверь через мгновенье распахнулась. Вместе с ворвавшимся шумом работающих агрегатов и котлов, в помещение вошли трое мужчин разного возраста. Все они были навеселе, причем, в ладони вошедшего первым, была зажата початая бутылка водки. В руке следовавшего вторым – гитара шестиструнка. Третьим вошел, с видом хозяина, мужчина роста ниже среднего. Комплекция крепыша, твердость походки, и выражение лица – «ходячая справедливость», позволяло думать о нем, как о человеке знающим себе цену. Но, по неуловимой печати на этом, исполненном благородства лице, можно было сказать: обладатель его недавно вернулся из мест заключения.
   Находящийся впереди молодой человек, радостно крикнул: «Кого я вижу! Славик, собственной персоной!»
   Ярослав лишь качнул головой: «Рома, Олег, - обратился он к двум первым вошедшим, - явились, не запылились. Я на работе, блин!» 
   - Стакан давай! - прокричал парень, которого назвали Романом, после чего с размаху поставил бутылку посреди стола.
   - Стакан?.. Будет! - ответил невозмутимо Ярослав и, открыв шкаф, вытащил оттуда пару стаканов, - только, вы ребята недолго. Начальство здесь еще.
   - Плевать на начальство! - также безапелляционно ответил молодой человек и стал разливать водку по стаканам, - давай, первым! - после чего протянул заполненный на треть стакан кочегару.
   - Страху нет, - отозвался Ярослав и выдохнув, залпом опрокинул в себя содержимое. Затем, снова выдохнув, поморщился и занюхал лежащей на столе корочкой хлеба.
   Вторым, под одобрительные крики, выпил мужчина прошедший места заключения. Третьим – гитарист. Последним допил содержимое обладатель бутылки. Мужчина с печатью прошедшего не столь отдаленные места, вытащил из кармана пачку сигарет и, вытащив одну уголком губ, прикурил, и произнес как-бы себе, но и всем остальным тоже: «Короче, я этому подонку просто взял и отвернул башку! Педофил! За что срок и схлопотал!» - после чего, словно сейчас заметив хозяина помещения, протянул руку: «Меня Толиком зовут!»
   - Ярослав! - однозначно отозвался кочегар и ответил на рукопожатие.
   - Во, слышь, Толь, - пьяно вмешался обладатель гитары, этот черт шарит на гитаре как бог, не то, что я.
   - Точно? - легкое удивление обозначилось на лице Анатолия, и он со значением выпустил струю дыма, - а, ну-ка, сбацай! - и, взяв гитару, протянул ее Ярославу.
   - Запросто, - флегматично отозвался Ярослав и, приняв в руки инструмент, присел на топчан. Секунду подумав, он ударил по струнам и запел известный хит Бориса Гребенщикова:

Поколение дворников и сторожей потеряло друг друга…

   Сразу раздались одобрительные крики и свист гостей, лишь только Анатолий стоял и с серьезным видом курил сигарету.

В просторах бесконечной земли все разошлись по домам.
В наше время, когда каждый третий – герой,

   - О, кей! Славик. Наша!.. - прокомментировал песню хозяин гитары и, повернувшись к Анатолию, добавил: «Мы с ним раньше в одном ансамбле играли!»
   - Понял, - невозмутимо отозвался Толик и, сделав очередную затяжку, продолжил слушать исполнителя:

Они не пишут статей, они не шлют телеграмм, они стоят как ступени,
Когда горящая нефть хлещет с этажа на этаж,
И откуда-то им слышится пение.
И кто я такой, чтобы говорить, что это мираж?

   Анатолий, тем временем докурил сигарету и, бросив ее в урну, флегматично произнес: «Молодец! Дай пять!»
   Ярослав ответил на рукопожатие, одновременно отдавая гитару хозяину.
   - Все ребята, двигаем дальше, - подвел резюме Анатолий и направился к выходу, - водки, все-равно, больше нет.
   - Славик, давай! - пьяно прокричал один из гостей и протянул руку.
   - Рома, Олег! - отвечая на рукопожатие, в тон им отозвался Ярослав, - увидимся еще.
   - Не жалей угля! - крикнул на прощание Олег, обладатель гитары, и дверь захлопнулась.
   Во время прощания гостей продолжилось звучание песни «Поколение дворников», но уже в исполнении самого Бориса Гребенщикова и группы «Аквариум»:

Мы молчали как цуцики, пока шла торговля всем,
Что только можно продать, включая наших детей,
И отравленный дождь падает в гниющий залив.
И мы еще смотрим в экран, мы еще ждем новостей.

   Ярослав вышел в помещение котельной. Вновь подошел к мазутному котлу и взглянул в смотровой глазок. Пламя горело яростным желтым огнем. Ярослав отошел от агрегата и приблизившись к угольному котлу и открыв дверцу, пошуровал внутри длинной железной кочергой. После чего подкинул в топку несколько лопат.
   Закрыв топочный люк, он взял лопату и начал забрасывать в одноколесную тачку остывший угольный шлак. Шлаку была целая гора, в тачку же можно было забросить не более десяти лопат.

Наши отцы никогда не солгут нам.
Они не умеют лгать, как волк не умеет есть мясо.
Как птица не умеет летать.

   Ярослав выкатил тачку на улицу и, прокатив ее в сторону по наклонной насыпи, остановился у края, после чего высыпал содержимое вниз. Проделав операцию, бегом вернулся назад, и снова стал забрасывать шлак в тележку. После чего снова побежал по эстакаде…

Скажи мне, что я сделал тебе, за что эта боль?
Но это без объяснений, это видимо что-то в крови,
Но я сам разжег огонь, который выжег меня изнутри.
Я ушел от закона, но так не дошел до любви.

   Ярослав бегал с тележкой взад-вперед, содержимое кучи уменьшалось, и сам Ярослав, постепенно покрываясь угольной пылью, стал черным как негр, так что светились лишь белки глаз и зубы. Если после первой высыпанной тачки, солнце только клонилось к закату, то к концу, когда от кучи шлака не осталось ничего, наступил уже вечер.

Но молись за нас, молись за нас, если ты можешь.
У нас нет надежды, но этот путь наш.
И голоса звучат все ближе и строже,
И будь я проклят, если это мираж.

   Ярослав стоял под струей душа, и с наслаждением терся мочалкой, смывая пот и угольную пыль.

                III   
   Над городом летел вертолет. Внизу, покачиваясь, проходили стоящие на берегу реки корпуса зданий, заводов, за которыми, уходя к горизонту, простиралась тайга.
   На борту вертолета сидели около десятка человек. Это были те же представители ревизионной комиссии, что и на предыдущем облете.
   - Прошу членов комиссии обратить внимание на провал у лесного массива за железнодорожным вокзалом! - громко произнес один из присутствующих и указал на иллюминатор по правому борту.
   - В связи с движением почвенных вод, образование провала особо активно происходило в марте-начале апреля нынешнего года. Но, как показывает мониторинг, положение, в течение последних двух недель стабилизировалось.
   - Руководитель комиссии, который на шахте номер четыре назвал себя Беляевым Сергеем Львовичем, спросил: «Какова ситуация на железнодорожной ветке? Есть ли необходимость перекрывать движение?»
   Комментатор кивнул и громко ответил: «Наблюдение за железной дорогой ведется круглосуточно! В целях безопасности отменены  все пригородные электрички и пассажирские поезда! Но, что касается составов с грузами… с соблюдением всех мер предосторожности, поезда продолжают ходить».
   Председатель комиссии выслушал доклад и, кивнув, произнес: «Хорошо, понятно! Есть предложение закончить облет! Результаты осмотра шахты номер четыре, а также, провала почвы вблизи города Каменногорска, обсудим на конференции!»
   Члены комиссии, одобрительно заулыбались при последних словах, и теперь уже весело стали наблюдать за проплывающим внизу пейзажем.

   Ярослав не спеша прошелся вдоль котельной, на ходу проверяя взглядом показания манометров. Возле третьего котла остановился и, взяв рукавицу, лежащую на табуретке и противоположной стены, открыл люк топки. Поглядев секунду-другую на ярое пламя, Ярослав закрыл топку и последовал к выходу. 
   Тихий вечер стоял на дворе. В закатном солнце было видно, как с юга летят последние перелетные птицы.
   Вышедший на улицу Ярослав присел на скамейку, расположенную рядом, у входа в котельную. Рядом со скамейкой стояла урна с надписью на табличке, укрепленной выше на стене: «Место для курения». Ярослав облокотился на спинку и устремил взор на небосвод.
   Со стороны санатория, по идущей мимо котельной дорожке, прошла женская фигура. В глазах Ярослава появилось осмысленное выражение, и в следующую секунду он поднялся и направился вслед за женщиной.
   - Э-э, простите, девушка! - прокричал Ярослав еще издали.
   Женщина остановилась и оглянулась на крик.
   - Прошу прощения за беспокойство, - подбежал к ней Ярослав, и став несколько впереди, смущенно улыбнулся, - я позавчера забыл спросить, это… - он замялся на секунду, - как вас зовут?
   Женщина улыбнулась едва-едва, одними уголками губ и, взглянув с печальной укоризной, тихо ответила: «Светлана».
   - А-а, да, - радостно улыбнулся Ярослав, - прекрасное имя, а меня… меня Ярослав, можно просто Славик.
   На миг воцарилась тишина и женщина, печально посмотрев в сторону, будто что-то решая, уже твердо посмотрела на Ярослава.
   - Ярослав вмиг посерьезнел, и уже просительно, дрогнувшим голосом произнес: «Прости, Свет. Можно, я тебя… вас провожу».
   Светлана вновь печально посмотрела в сторону, но Ярослав повторил просьбу: «Вот, хотя бы до той опушки. А дальше мне и самому нельзя, я сейчас на дежурстве».
   - До опушки можно, - отозвалась женщина, и улыбнулась, теперь уже светло, по доброму.
   - А-а, вот я про то же говорю, - радостно заулыбался Ярослав и, встав с правой стороны, пошел рядом с женщиной, - а вы в Сосновом бору живете?
   - Да, в Сосновом бору.
   - Странно, а почему я раньше вас не видел?
   - Мы всего три года здесь. Причем, не в самом поселке, а в институтском городке.
   - Вот оно что, - обескуражено отозвался Ярослав, - теперь понятно. Я тоже здесь только два года, у мамы свой дом. Когда учился в старших классах, жил здесь, но после училища переехал в Каменногорск.
   - Вот как, - тихо произнесла Светлана, - и что же вас заставило вернуться на родину?
   - Да, как сказать, - замялся Ярослав, - женился-развелся, такая жизнь. Пытался в областном центре устроиться, даже в Москве год на стройке проработал. Вернулся назад. Так, в двух словах, оказался в родных пенатах.
   - Гм, - согласно кивнула Светлана, - а отец, что?
   - Отец, - Ярослав горько вздохнул, - он в шахте погиб. Мне тогда было восемь лет.
   Светлана сочувственно посмотрела на Ярослава и, остановившись, взглянула на видневшиеся за кронами деревьев крыши пятиэтажек.
   - Всё, мы уже почти пришли, - решительно произнесла Светлана и твердо взглянула на Ярослава, - давайте прощаться.
   - Что же, давайте, - с сожалением ответил Ярослав.
   - Тогда, до свиданья, - кротко улыбнулась женщина и пошла по дорожке, теперь уже более решительной походкой.
   - А простите, - прокричал вслед Ярослав, - забыл спросить. Вы замужем?!
   Женщина остановилась. Внутренняя борьба отразилась на ее внешне бесстрастном лице и, немного помедлив, она ответила: «Будет считать, что – да!» - И мгновение спустя добавила решительно: «Муж приехал три дня назад. Я не должна задерживаться». После этих слов, она повернулась и быстро пошла в направлении поселка. Ярослав проводил женщину взглядом и, вздохнув, отправился назад.

                *  *  *
   Ярослав вошел в дверь деревянного, обшитого вагонкой дома и переобувшись в тапочки, повесив на вешалку куртку, направился в свою комнату.
   В углу, возле шкафа стояла гитара-шестиструнка. На стенах расклеены плакаты рок и кино-звезд. У внутренней стены стояла кушетка. Между окнами небольшой столик со стопкой журналов. У другой стены – книжный шкаф. На шкафу – статуэтка восточного божка. Тут же рядом – иконка Божьей Матери и святителя Николая.
   - Слава, ужинать будешь? - донесся из кухни женский голос.
   - Нет, мам, не хочу! - ответил Ярослав и, растянувшись на кушетке, взял пульт и включил телевизор.
   - Да, я же для чего старалась? - отозвалась из кухни мать. Через мгновенье в коридоре послышались ее шаги и, через секунду-другую мама появилась в дверях. Среднего роста, сухопарая женщина, в фартуке, в крупных очках на тонком, чуть удлиненном носу, держала в одной руке поварешку, в другой хозяйственное полотенце.
   - Я там рыбу поджарила, сегодня на рынке купила. Салат сделала.
   - Ладно, мам, спасибо тебе, - поднялся Ярослав с кушетки и, на ходу, взглянув на экран телевизора, чуть добавил звук.
   - Мы можем заверить руководство области, а также жителей Каменногорска, - уверенным тоном говорил представительного вида чиновник, - мы сделаем все от нас зависящее, чтобы город мог спокойно жить и трудиться.
   Ярослав приостановился у двери комнаты и переключил программу. Теперь на экране показывали какое-то ток-шоу. Он снова щелкнул пультом: с высоты птичьего полета было видно, как вдалеке исходит дымом вулкан. Ярослав снова щелкнул: камерный оркестр исполнял инструментальное произведение. Ярослав вздохнул и отключив телевизор, оправился на кухню.
   На столе уже стояла корзинка с нарезанным хлебом, и большая тарелка с салатом. Мама накладывала рыбу со сковородки в тарелку, которую поставила на стол, едва Ярослав вошел на кухню.
   - Вот, только что сготовила, - радушно произнесла она.
   - Спасибо, мам, - односложно отозвался  Ярослав и усевшись, взглянул на расположенный наверху шкафа переносной телевизор.
   - Тот же, представительного вида чиновник заканчивал отчет о проделанной работе. Ярослав лениво подцепил кусок рыбы и отправил в рот. На следующей заставке начался показ катастрофы на одной из шахт.
   - В результате взрыва метана происшедшего на шахте «Каменногорск – 4», - прокомментировал голос диктора, - погибли два шахтера. - Ярослав отложил вилку и, взяв пульт, усилил звук. - Четверо других, оказавшихся под завалом, были освобождены спустя три часа после аварии, – продолжил рассказ диктор. - Им была оказана медицинская помощь. Никто из них не получил серьезных травм.
   Мама поставила сковородку на плиту и с тревогой посмотрела на экран.
   Сначала на экране отобразился общий план шахты «Каменногорск – 4», потом, крупным планом – носилки с двумя погибшими шахтерами. Потом, общим планом, заседание в конференц-зале. В числе заседавших, а также находящихся в президиуме, угадывались лица инспекторов из центра и встречавших на вертолетном поле руководителей шахты.
   Лица Ярослава и мамы застыли в неподвижности. На экране, крупным планом: несколько женщин, пожилых и молодых с плачем рвутся к носилкам, но их удерживают родственники и другие шахтеры.
   Вдруг, звук ушел. На экране отобразился похожий сюжет, но изображение уже было не цветное, а черно-белое. Одежды людей, окруживших носилки с погибшими, были не современными, но времени 60-70 годов. Одна из женщин, сухопарая, высокая, похожая на маму Ярослава, беззвучно крича, словно прорываясь через глухоту и немоту,  рвалась к носилкам. К ней прижимался плачущий мальчик, лет семи-восьми. Женщин и родственников оттесняли шахтеры и горноспасатели.
   На экране снова появился цвет и звук. Корреспондент заканчивал репортаж с места аварии:
   - Сейчас, шахта «Каменногорск – 4» снова в действии. Руководство предприятия, города и области выразило соболезнование. Родственникам погибших будет выплачена компенсация.
   Ярослав убавил звук, и отложил пульт в сторону.
   Мама тяжело вздохнула и, вытерев тряпкой руки, зажгла плиту.
   - Больше тридцати лет прошло, а как-будто вчера все было, - произнесла она с горечью, - ты во втором классе учился, когда отец погиб.
   - Помню, - односложно произнес Ярослав, - вскоре после аварии сюда и переехали, - и он окинул взглядом кухню.
   - Не могла я там, - чуть всхлипнув, ответила мать, - а в этом поселке я ведь родилась.
   Ярослав доел кусок рыбы и решительно отодвинул тарелку.
   - Спасибо, мам.
   - Что, поел уже?
   - Да, спасибо.
   Ярослав поднялся и пошел к выходу.
   - Слушай Слава, - остановила его мать, - у Дениса, сына твоего, завтра день рождения. Ты не забыл?
   - Не-е, не забыл, - остановился Ярослав, - правда, пока не придумал, что подарить.
   - Я, там, купила ему джемпер китайский, - смущенно улыбнулась мама, - недорогой, но красивый. Ты бы съездил, подарил.
   - Ладно, провентилируем, - односложно отозвался Ярослав и пошел на выход.
   - Позвони ему, - произнесла мать вдогонку, - где он завтра будет.
   - Позвоним, ¬¬ - ответил Ярослав и направился в свою комнату.
   Войдя в комнату, Ярослав взял лежащий на столике мобильный и, поискав имя, нажал на кнопку вызова. Через несколько секунд послышался голос: «Да, пап, слушаю».
   - Денис, привет, - радушным тоном отозвался Ярослав, после чего начал не спеша ходить по комнате, - у тебя завтра день рождения, как ты там?
   - Да, все в порядке, пап. Готовлюсь к сессии, ко всему, едем на конкурс, сам знаешь.
   - Бабушка просила тебе подарок передать, где тебя найти.
   - Вечером мы с друзьями собираемся… - ответил неуверенно сын.
   - Нет, вечером не могу, у меня дежурство.
   - Ну, тогда днем, в ДК комбината, у нас там репетиция.
   - О, кей, в час дня устроит?
   - Устроит, - отозвался сын.
   - Всё, буду, - завершил разговор Ярослав и отключился.
   Не успел Ярослав положить телефон, как снова раздался звонок.
   - Да, Костя, слушаю.
   - Здравствуй, Славик. Мир тебе, - донесся из трубки рокочущий, с юродствующими интонациями голос, - хочу завтра видеть тебя по важному делу.
   - Говори, - односложно произнес Ярослав.
   - Нет, это не по телефону, - снова донесся голос, - вопрос нужно решать тет-а-тет.
   - По моему тебе пора спать, - произнес с улыбкой Ярослав и, хотел было отключиться, но голос на другой стороне возразил: «Не вижу повода для веселья», - после чего тон говорящего обрел нормальное звучание: «Вчера узнал, котлован под аквапарк уже начали рыть».
   - И, что? - возразил Ярослав.
   - Вот, об этом и хотел бы с тобой побеседовать.
   - Ладно, завтра во второй половине дня, если успею, - согласился Ярослав, - во всяком случае, позвоню, - после чего нажал на кнопку отбоя, и вопросительно посмотрев на мобильный, положил его на тумбочку.

        IV
   Ярослав вышел из маршрутки и направился к зданию Дома культуры, расположенного на площади жилого микрорайона. В его руке сверток. Одет он в легкую осеннюю куртку. На противоположной стороне улицы, в отдалении находятся дымящий комбинат. Где-то в отдалении звучит музыка:

Технозо-о-й!..
Технозо-о-й!..

   Ярослав огляделся, как-бы вслушиваясь, после чего направился к вестибюлю ДК. По вхождении в здание звучание рок-композиции усилилось:

Технозо-о-й!..
Технозо-о-й!..

Дурацких прожектов отринь омерзительный вздор,
В этой жизни обязанный всем и повсюду субъект.
Позабудь губошлеп навсегда эстетику нор.
Дурачок! То не жизнь, то – давно закрытый проект.
Закрытый проект!

   Ярослав прошел по коридору Дома культуры, затем открыл дверь небольшого, по всей очевидности репетиционного зала, огляделся по сторонам и, войдя в него на цыпочках, уселся с краю на переднее сиденье. Ярослав вновь огляделся и положил сверток рядом с собой на соседнее сиденье.
   На сцене зала находился рок-ансамбль из пяти человек, который и исполнял композицию. В зале находились еще около десятка молодых людей обоего пола. Кто-то щелкал семечки, кто-то ел чипсы, кто-то сидел с банкой пива. В целом царила непринужденная обстановка, хотя содержание текста призывало к серьезному отношению.

Восприми недотепа, коль жить хочешь, мудрый совет.
Так и быть, укажу на один очень тонкий аспект:
Заключи поскорей с антимиром навечно завет.
Сразу жизнь твоя станет как залитый солнцем проспект!
Широкий проспект!

   На экране за сценой проплывали кадры заводских труб, высотных домов, мчащихся по ночным улицам города автомобилей, виды ночного города с высотных зданий, снова чадящие заводские трубы…
   Перед взглядом Ярослава проплыли кадры вчерашнего телерепортажа аварии на шахте, затем – детские воспоминания: мертвый отец на носилках… мать, зашедшаяся в истошном крике… Ярослав закрыл глаза рукой, через минуту вновь взглянул увлажненным взглядом на видеоряд экрана монитора.

Твои боги здесь – «Яндекс» и «Гугл».
И твой храм – электронный портал.
Творишь чудо движением рук ты.
Шлем волшебный отправит в  астрал.
На полях виртуальных чудес,
Обретешь ценностный идеал.
Открывает путь в небо прогресс.
Позабудь про грядущий финал.

«Оставь надежду всяк сюда входящий», -
В своей поэме Данте возвестил.
Горят огни рекламою кричащей.
Входите! Вы попали в антимир!
И в этом мире нет ни тьмы, ни света,
Лишь только сумерки и полумрак.
Во власти полной джойстиков, гаджетов,
Ты прежде всех, себе здесь первый враг.

Технозо-о-й!..  -  4 раза.

   Когда звучание куплета завершилось и началось инструментальная часть композиции, то певец группы, длинноволосый парень лет двадцати, в джинсовой куртке, кивнул Ярославу, на что Ярослав улыбнулся и ответил взмахом руки и, укрепив микрофон на стойке, спустился в зал.
   - Па-а, привет, - произнес по приближении молодой человек, и знаком показал на выходную дверь.
   - Денис, привет, - отозвался Ярослав и, захватив лежащий рядом сверток, поднявшись, устремился к выходу…
   - Вот, представляешь, репетиция за репетицией, - словно оправдываясь, произнес сын, когда оба уже вышли в коридор, - послезавтра едем на региональный конкурс.
   - Зд;рово! - бодро отозвался Ярослав, - мне нравится.
   - Правда? - испытующе поглядел на него сын.
   - Честно, - отозвался Ярослав, - это вполне на уровне.
   Денис испытующе поглядел на отца, потом протянул ему руку для пожатия: «Спасибо, па-а. У меня прямо сил стало в пять раз больше».
   Ярослав с улыбкой ответил на рукопожатие и хлопнул сына по плечу. Денис тоже ответил хлопком по плечу, после чего Ярослав протянул ему сверток: «Это бабушка тебе подарок приготовила».
   - Спасибо, па-а, - нехотя отозвался сын, и равнодушно взяв сверток, сунул его подмышку, - как там бабушка?
   - Слава Богу, не болеет.
   - Хорошо, привет передавай, - так же равнодушно отозвался сын. После секунды молчания оглянулся на закрытую дверь, показывая, что – ему пора, но Ярослав удержал его: «Денис, это, не стал ломать себе голову насчет подарка, - и он лихорадочно, несмотря на вмиг изменившееся выражение сына, стал шарить по карманам, - купишь себе что-нибудь сам», - после чего протянул Дмитрию три тысячи рублей.
   - Да, пап, брось, что ты, в самом деле! - сын выставил свободную руку и отступил назад.
   - Не-не, возьми, - Ярослав сунул деньги в нагрудный карман куртки, - двадцать лет все-таки. Прости, что много не могу.
   - Пап, ты меня тоже прости, - неожиданно смягчился сын, когда Ярослав уже засунул деньги ему в карман и, помолчав мгновенье, произнес решительно, - все, мне пора. - И он, кивнув в сторону зала, прощаясь, поставил перед собой ладонь.
   Ярослав хлопнул сына по ладони, и ослепительно улыбнулся.
   - Все, па-а, до встречи, - ответил с улыбкой сын, и вновь взмахнув ладонью, исчез за дверью зала.
   Ярослав постоял некоторое время с блаженной улыбкой, и затем, когда зазвучал новый куплет композиции, побрел на выход из ДК.

Смиренно мурлыкая, преданно глядя в глаза,
Гаджеты и джойстики путь твой определили.
Всему, что учили, забудь, и – скупая слеза,
Пусть высохнет, ждет тебя друг в антимире.
Друг в антимире!

Беги в этом мир, когда скука задушит тебя.
Скорей! Приложи максимально усилья.
Живешь, прозябая – значит, не любишь себя.
Обочина жизни, это удел слабосильных.
Удел слабосильных!

   Ярослав покинул здание Дома культуры, окинул взглядом открывшийся впереди заводской ландшафт и, заметив приближающуюся маршрутку, проголосовал рукой.
   Маршрутка остановилась. Ярослав сел в машину, отдал деньги водителю и, когда такси двинулось с места, уселся на боковое сиденье. Под приглушенные звуки композиции мимо проплывали корпуса завода, дымящие трубы, затем, просто заводской пустырь…

В антимире верности нет.
О любви здесь не говори.
Здесь твой друг – твой любимый гаджет.
Нет закатов здесь и зари.
Только твой виртуальный кумир,
Здесь достигнет небесных высот.
Плюнь на этот замученный мир.
Лишь компьютерный рай без забот.

Кто не рожден летать, тот будет ползать.
Любой сидеть в канаве может идиот.
Тебе триумф приуготовлен звездный.
Достигнешь здесь зияющих высот.
И средь огней  рекламою слепящих,
В «инет-кафе» твой истинный кумир.
Оставь надежду всяк сюда входящий.
Welcome! Вы попали в антимир!

Технозо-о-й!...   –  4 раза.

   Маршрутка остановилась на городской площади. Ярослав вышел из такси и направился к находящейся в отдалении огороженной дощатым забором стройплощадке. Сквозь открытые ворота был виден эксковатор, самосвал, несколько рабочих в касках.
   Ярослав вошел внутрь. От самосвала к эксковатору бегал с начальствующим видом человек, в облике которого еще издали можно было узнать бывшего сотрудника по санаторию. Его сопровождал почтенной комплекции мужчина. Оба о чем-то возбужденно разговаривали.
   - Я говорю, надо углублять котлован еще на полтора-два метра! - потрясая документацией, прокричал он оппоненту, и одновременно с тем, высунувшемуся из кабины эксковаторщику.
   - А, я отвечаю, что геотехнадзор запретил углублять котлован! - ответствовал оппонент, и в доказательство раскрыл свою папку с документацией.
   - Мне плевать на технадзор! - возразил Дмитрий, - у меня проектно-сметная документация!
   - Дмитрий Серафимович, не шутите с огнем! - возразил оппонент, - я буду докладывать в главк!
   - Докладывай, хоть папе римскому! - рявкнул на него Дмитрий, и затем крикнул эксковаторщику, - продолжай работу! Я здесь начальник строительства!
   Оппонент в сердцах махнул рукой и развернувшись, быстро направился к стоящей поодаль «Ниве». Дмитрий направился от заработавшего эксковатора в сторону строительного вагончика и заметив Ярослава, протянул руку для приветствия.
   - Третий день работаю, уже все нервы вымотали!
   - Что так? - с безразличным видом спросил Ярослав.
   Инспекция за инспекцией! То, им не так, то ни этак! Вчера примчался этот, благочестивый… как его, благочинный! Тоже машет разными бумажками. Здесь, видите ли собор был. А, мне какая разница, у меня документация! - И Дмитрий вновь потряс папкой с проектом. - Я на работе нахожусь! - и он кивнул на укрепленный на двери вагончика плакат. Плакат давал краткую информацию о строительной организации, номере лицензии. Надпись внизу гласила: «Начальник строительства аквапарка Д.С. Рождественский».
   - Этот хрен поддел еще под конец, - прокомментировал Дмитрий надпись на плакате, - случайно, я не родственник последнего настоятеля собора?
   - Ну, а ты? - настороженно вопросил Ярослав.
   - Да, мне какое дело! - взъярился вновь Дмитрий, - я на работе нахожусь! Сюда уже десятки миллионов вложено!
   - Раньше, Дим, ты по другому размышлял, - грустно произнес Ярослав, и посмотрел в лицо бывшему сотруднику, но тот уже не слушал его, так как с ругательствами побежал к заглохшему эксковатору.

   Перед глазами Ярослава, сменяя друг друга, пошла череда эпизодов:
   Дмитрий и Ярослав сидят за столом застеленным газетой. На столе, початая бутылка водки, банка открытых консервов, несколько кусков хлеба.
   - Слав, ты скажи, что делать? - плачущим тоном произнес Дмитрий, - ведь срок грозит, понимаешь! Эти сволочи, всю растрату на меня валят! Скажи, кому хоть свечку поставить, ты в зоне, говорят, верующим стал.
   Ярослав флегматично кивнул и, посмотрев в лицо Дмитрию, твердо произнес: «Свечка не поможет!»
   - А, что поможет? - ошарашенно отозвался Дмитрий.
   - Покаяние! Твое! - также твердо произнес Ярослав и ткнул пальцем в грудь Дмитрия. - Поехали на «Белую гору». Уральский Афон, знаешь?
   Дмитрий молча посмотрел на собеседника.
   - Вот, там, во всех грехах покаешься. Бог тебя простит.
   - Да, у меня же подписка о невыезде, - начал было возражать Дмитрий.
   - Ты хочешь получить на суде оправдание?! - вдруг взъярился Ярослав и схватил друга за ворот рубашки.
   - Хочу! - также яростно отозвался Дмитрий и сбросил с ворота руку Ярослава.
   - Тогда, поехали! Прямо сейчас! - решительно произнес Ярослав. - Я просто так, что-ли, на два года раньше вышел по УДО?!.. Едем!
   - Едем, - неуверенно отозвался Дмитрий, после чего оба поднялись из-за стола.

   Ярослав и Дмитрий поднимались по ступеням к огромному собору Уральского Афона. На лице Дмитрия читался трепет и страх. Перед входом в собор оба перекрестились. Затем оба вошли в помещение нижнего криптового храма. Внутри храма проходило богослужение. Дмитрий с трепетом сделал несколько шагов. В это время из алтаря прозвучал возглас: «Святая святым!»
Присутствующие на службе монахи и паломники встали на колени. Встал на колени и Ярослав. На лице Дмитрия отобразилась неуверенность. Вдруг, он встретился с взглядом святителя Николая на иконе. Вновь, трепет пробежал по его лицу и, рухнув на колени, плача и стеня, он пополз к иконе, бия себя в грудь, размазывая по щекам градом катящиеся слезы.
   В храме своим чередом продолжалось богослужение, а Дмитрий все полз и полз к иконе, безутешно рыдая беззвучным плачем, сквозь марево слез неотрывно взирая на своего спасителя.

   - Встать, суд идет! - произнес грозный голос судьи, и сидящий на скамье подсудимых Дмитрий поднялся.
   - Суд постановил: По делу №  295 «О хищении государственного имущества строительного треста №  6, города Каменногорска», - произнес бесстрастный голос прокурора.
   Лицо Дмитрия мгновенно осунулось при этих словах, и лишь только напряглись желваки скул.
   - С подсудимого Рождественского Дмитрия Серафимовича, полностью снять обвинение, за недоказанностью состава преступления…
   Проблеск надежды сверкнул в глазах Дмитрия. Еще не веря, он посмотрел на беззвучно произносящего оправдательный приговор судью, затем, на присутствующих в зале суда, в глазах Дмитрия заблестели слезы и, все стало закрываться колеблющейся дымкой…

   Над «Белой горой» победно звучал колокольный звон. Дмитрий и Ярослав стояли на краю смотровой площадки монастыря и, обнявшись, глядя на открывшийся внизу окоем, кричали во весь голос: «Слава Богу, что Он все это сотворил!.. Эгей!.. Слава Богу, что Он все это сотворил!.. Слава Богу за все! Эге-гей!.. Слава Богу!»

   Ярослав печально посмотрел на начальника строительства, распинающегося перед эксковаторщиком. Тот, тоже, не оставаясь в долгу, отвечал ругательством на ругательство. Наконец, эксковатор вновь заработал. Ярослав повернулся и пошел на выход со стройплощадки.

   Ярослав ехал на автобусе, и безучастно смотрел в окно. Мимо пробегал лесной пейзаж, но, через некоторое время показались среди деревьев панельные пятиэтажки. Въехав на площадку среди домов, автобус остановился. Ярослав очнулся словно из забытья и, поднявшись, последовал на выход за пассажирами автобуса…

   Взойдя по лестничной площадке, Ярослав нажал на дверной звонок и в глубине помещения послышался мелодичный сигнал. Через секунду-другую за дверью послышались шаги и, дверь открылась. На пороге стоял коренастый человек в очках, с короткой бородкой и сильной проплешиной на крепком черепе.
   - Заходи! - императивно произнес человек и сделал шаг в сторону. - Сейчас занят грандиозным замыслом, - пояснил он входящему в помещение гостю, - Триптих «Вехи истории».
   - Давно начал? - без особого энтузиазма вопросил Ярослав.
   - Сегодня! - ответил с жаром хозяин квартиры, - но обдумывал его давно.
   Гость и хозяин вошли в комнату, в которой царил творческий беспорядок. В центре стоял мольберт. На столе лежали тюбики с красками, кисти, нарисованные карандашем эскизы. На стенах висело около десятка картин, иконы. У противоположной стены работал телевизор, по которому транслировали «Новости»: на экране дымился вулкан, извергавший до небес тучи пепла. На столике, рядом с телевизором, дымилась в пепельнице недокуренная сигарета. Тут же стояла открытая банка пива. Ярослав равнодушно взял банку и, отхлебнув, поставил ее на место.
   - Слушай, Костя? Как ты работаешь? - спросил он хозяина, - с одной стороны, высокое искусство, и тут же пиво, сигареты и этот ящик.
   - Он подсказал мне тему, - возразил Константин, - вся история Двадцатого века закрыта от нас такой завесой, - и он кивнул на экран телевизора, - я своим творчеством хочу эту завесу снять. - В довершение слова, хозяин подошел к окну и решительно отдернул занавеску на окне.
   Ярослав невольно обратил внимание на открывшийся во дворе вид: к припарковавшейся у обочины площадки дома иномарке подходили двое – мужчина и женщина. В женщине Ярослав узнал недавнюю знакомую, Светлану. Увидев ее, он невольно подался к окну. Константин тоже приблизился к оконному проему и произнес язвительно по поводу грузного высокого мужчины лет сорока-сорока пяти: «Не появлялся с самых Рождественских каникул. Заказывал мне свой портрет. Позировал всего один сеанс, да, тем и кончилось. Даже денег не заплатил».
   - В самом деле? - рассеянно отозвался Ярослав и, отойдя от окна, произнес словно самому себе, - ладно, сообщаю последние новости, сейчас был на строительстве аквапарка.
   - Вот, это интересно. Я весь внимание, - Константин прошел от окна к телевизору, убавил звук  и сделав затяжку от лежащей в пепельнице сигареты, затушил окурок.
   - Там отмываются огромные деньги, - грустно произнес Ярослав и, засунув руки в карманы куртки, стал прохаживаться по комнате, - по всей очевидности, проплачено сверху донизу, причем – всем и вся, - он снова взглянул в окно – было видно, как автомобиль дал задний ход и вышел из поля зрения, - поэтому заказчику никто не указ. Дима Рождественский там, как мальчик на побегушках, рвет и мечет.
   - Понятно, - грустно произнес хозяин квартиры, но, вдруг глаза его лихорадочно заблестели и он, шумно задышав, рубанул воздух ладонью, - скурвился сука! А, такой, поначалу был святоша!
   Ярослав недоуменно поглядел на художника, но, тот, возбужденно шагая по комнате, дал волю чувствам.
   - Я когда, в архиве работал, установил интересный факт: наши деды были последними клириками собора перед его закрытием. Только, мой был дьяконом, а его – священник, настоятель собора. А теперь, на месте, где наши деды служили, он аквапарк строит!? Сука! - и художник в сердцах сломал подвернувшуюся под руку кисть.
   - Орудие труда зачем ломаешь? - мягко пожурил его Ярослав.
   - Плевать! - резко отозвался художник и, бросил на стол сломанную кисть. Неожиданно, на лице художника появилось осмысленное выражение, и он, сделав шаг к телевизору, выдернув шнур из розетки, твердо произнес: «Завтра идем к благочинному!»
   - Благочинный для него тоже не указ, - усмехнулся Ярослав и, вновь взяв банку пива, отхлебнул глоток.
   - Плевать! - настойчиво повторил художник, - иначе, я за себя не отвечаю.

                V
   Ярослав и Константин сидели за столом в кабинете настоятеля храма. Небольшое по размерам помещение было плотно заставлено. Вдоль стены стоял шкаф с документацией. На соседнем столе – компьютер. На столе священника – телефон, журналы и папки с документацией, иконка Божьей Матери на подставке. За спиной, на стене висел портреты Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла и правящего архиерея. На других стенах, несколько небольших икон, церковный календарь.
   - Ну, что я могу сказать, братья, - со вздохом произнес священник и, поднявшись, прошел вглубь кабинета.
   Гости непроизвольно обернулись вслед прошедшего настоятеля.
   - Два дня назад я лично посещал стройплощадку, - он снова прошел к рабочему столу, но остановился у окна, из которого был виден церковный двор. - Как я понял, начальник строительства ни за что не отвечает. Он просто исполнитель. Ему заплачено.
   - Вот-вот, - поддакнул Константин и, поднял было руку, чтобы вставить реплику, но, настоятель выставил ладонь, прекращая прения, после чего закончил фразу: «Разумеется, я обзвонил все инстанции, - он выразительно взглянул на портреты Патриарха и архиерея, - но, здесь, - и он снова перевел взгляд в окно, - правят бал деньги. Причем, очень большие. Те же самые чиновники, что год назад были за восстановление собора, теперь решительно уходят от разговора. - Настоятель снова взглянул в окно, где за крышами пятиэтажек в небе появился вертолет, который тут же исчез из поля зрения.
   - Поэтому, - настоятель снова вздохнул и сел на прежнее место, - несмотря на то, что я бывший офицер-афганец, в данной ситуации просто опускаю руки.
   В этот момент раздался тихий треск расходящейся кладки и, по углу пробежала тонкая паутинка трещины.
   Сидевшие за столом друзья переглянулись.
   Настоятель храма тоже взглянул на только что появившуюся трещину, но, внешне никак на это не отреагировал.
   - Да-да, там, на горных тропах Афганистана было не в пример легче. Потому что там был видимый враг, а здесь – невидимый. - Здесь, он вновь взглянул на трещину в углу. - И воевать с невидимым врагом гораздо тяжелей.
   - Э-э, отец Михаил, - нерешительно произнес Константин, и в поисках поддержки посмотрел на Ярослава, - я бы хотел предложить метод духовного противодействия.
   - ? - настоятель вопросительно посмотрел на гостей.
   - Обойти стройку крестным ходом.
   Настоятель секунду подумал,  и ответил без особого энтузиазма:
   - Почему нет? Я, очень даже – за. Именно так и надо бороться с невидимым врагом: постом, молитвой и… крестными ходами. - Подтверждая свои слова, настоятель вздохнул, и поднявшись, снял со стены иконки, после чего вручил их посетителям: «Благословляю!.. И еще, это…» - священник взял с сейфа небольшой деревянный крестик и вручил его Ярославу: «Тем более, в такой день, как сегодня. В День Победы. С Богом!»
   
   - Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас, грешных! - Ярослав и Константин с нестройным пением шли вокруг забора стройплощадки аквапарка, - Господи, Иисусе Христе Сыне Божий… - на площади уже стала собираться толпа зевак, наблюдавших необычное зрелище. На отворотах плащей прохожих были прикреплены, у одних Георгиевские ленточки, у других красные банты. Некоторые держали в руках красные флажки.
   - Господи, Иисусе Христе Сыне Божий… - впереди, широко шагая, двигался Ярослав с крестом и иконой, подаренной отцом Михаилом. Позади семенил Константин. У обоих к отворотам курток тоже были прикреплены Георгиевские ленточки.
   Территория стройплощадки, по причине праздника, была пустынна, сваренные из арматуры ворота закрыты на замок. Когда друзья, в очередной раз приблизились к воротам, то навстречу к ним, из глубины территории направились двое охранников. Приблизившись к воротам, один из охранников (это были те молодые люди, которые заходили в котельную к Ярославу, в первый день дежурства), прокричал: «Эй, товарищи! Прошу не нарушать порядок!»
   Ярослав и Константин остановились у ворот, молча переглянулись. Затем, Ярослав крикнул: «Олег! Не узнаешь, что ли?! Сколько тебе платят?! А, ты Роман, тоже им прислуживаешь?»
   Тот, которого назвали Олегом, дернул щекой и вопросительно взглянул на сотрудника.
   - Да, чего там, - тихо произнес сотрудник по имени Роман и, вытащив из пачки сигарету, прикурил, - звони Серафимычу. Или, сразу в полицию.
   - Не препятствуй Божьему делу, Олег! - нравоучительно добавил Константин, после чего, друзья вновь пошли с Иисусовой молитвой вдоль забора.
   - Придется звонить, - глухо отозвался Олег, и достал из кармана мобильник, - иначе, достанут. 
   После этих слов, он вновь взглянул на сотрудника, но тот, выпустив дымную струю, только усмехнулся.
   - Дмитрий Серафимыч! - прокричал в трубку охранник.
   - Да, я слушаю, - Рождественский ехал за рулем машины. Вместе с ним, расположившись на заднем сиденье, ехали жена и дочь. На отвороте пиджака Рождественского висела Георгиевская ленточка.
   - Тут, такое дело, - послышал голос из трубки, - каких-то двое сумасшедших устроили акцию протеста.
   - Ничего не понял? - и Рождественский оглянулся на своих родных.
   - Понимаете, собрали народ, выражают протест!
   - Сейчас буду, через пару минут, - недовольно отозвался Рождественский и вопросительно посмотрел на жену и дочь. На повороте, Дмитрий свернул в проулок, но, тут же остановился, так как увидел ограждение с плакатом: «Опасная зона! Проезд запрещен!»
   - Черт! - выругался он, и стал медленно сдавать назад, - вчера еще здесь ездил!
   - О чем говорить, - добавила со вздохом жена, - улицу Свердлова и то закрыли. Из некоторых домов жителей начали выселять.
   - Понятно, - недовольно отозвался Дмитрий, - сдадим объект, и-и… только нас здесь и видели, - он ободрительно взглянул на жену с дочерью, после чего переключил скорость, и нажал на газ, - я тебе, обещаю.
   
  Автомобиль Рождественского, видавший виды «БМВ» подъехал к стройке. Из него вышел начальник строительства и быстро направился к стоящей у ворот толпе. Неподалеку стоял автомобиль полиции. Двое охранников и полицейские сдерживали возмущение протестующих, а также, стоящих среди них Ярослава и Константина.
   Рождественский протиснулся сквозь толпу и подошел к полицейским.
   - Я, начальник строительства! - произнес он, приблизившись к стражам порядка, - что здесь происходит?!
   Вместо ответа, один из охранников, которого назвали Романом, указал на друзей с иконами: «Устроили тут показательный молебен!»
   - А, знакомые все лица, - произнес Рождественский, с притворным радушием, - Ярослав, приходи ко мне на объект. Как человек будешь зарабатывать. И ты, Костя. Приму, по старой дружбе. Свободным то художникам несладко живется.
   Константин, все это время презрительно смотревший на Дмитрия, как-бы невзначай сплюнул и тихо произнес: «Гнида!»
   Рождественский замер на миг, как от пощечины, но, в следующую секунду выдохнул: «Та-ак! А, вот это называется оскорблением личности!»
   - Вы, слышали?! - плаксивым тоном обратился он в сторону стражей порядка. - Все слышали?! Я требую сатисфакции!   
   - Да, чего там, - лениво произнес старшина полиции, после чего кивнул сослуживцам, - грузи этих двоих, - и он указал на друзей с иконами, - в отделении разберемся.
   - Граждане, просим всех разойтись, и не создавать напряжения общественной ситуации! - громким голосом произносил полицейский, оттесняя толпу из двух-трех десятков человек. Двое других полицейских взяли Ярослава и Константина под руки, и повели их в направлении служебной машины.
   - Да, мы, прошлой осенью подписи собирали за возрождение собора! - громким голосом возглашала пожилая женщина, а они что строят – аквапарк! На месте святом! Да, что б он сгорел!
   - Граждане, просим разойтись! Вы можете выразить свое несогласие в установленном законом порядке, а сейчас, просим освободить проезжую часть!
   - Да, где этот законный порядок!? - возразил еще один, пожилого возраста участник собрания, - не было этого порядка и нет! - после чего, возмущенно потряс красным флажком.
   Высоко в небе, над домами пролетел вертолет. Едва слышно прозвучала работа его двигателя и, летательный аппарат стал уходить из поля зрения.
   Ярослав, кривляясь, с ужимками, первый влез в двери оперативной машины. Следом, с невозмутимым взобрался видом Константин.
   - Нет, я этого не прощу! - возмущенно прошипел начальник строительства, поправляя воротничок белой рубашки, - посидите, отдохните, и – посмотрим, кто прав!
   Наконец, двери «воронка» захлопнулись, оперативники сели по местам, и машина тронулась с места.
   - Помяните мои слова, - повернулась к стройке активно возражавшая женщина, - накажет Бог! Не пройдет это даром!

   - Так, что же это вы? Поляков Ярослав Александрович и Староверов Константин Евграфович - за столом сидел крепкой комплекции майор полиции, который взял поданный секретаршей протокол и, развернув его в сторону задержанных, положил на стол: «Ознакомьтесь и подпишите».
   Ярослав и Константин наклонились к тексту протокола.
   - С наших слов, записано верно, - пояснил полицейский и положил авторучку на листок бумаги.
   - Прошу прощения, э-э, - Константин зачем-то оглянулся назад, а затем посмотрел поверх головы офицера полиции, туда, где висел портрет президента РФ Медведева Д.А. - Сергей Васильевич.
   - Можно, просто, товарищ майор, - оборвал его начальник кабинета.
   - Да, товарищ майор, - поправился Константин, - здесь написано, что я лично оскорбил начальника строительства.
   - Вы согласны с текстом протокола? - устало вопросил его майор.
   - И да, и нет, - возразил художник, - потому что то, с позволения сказать оскорбление, имело давнюю историю, и…
   - В общем, подписывайте протокол, - уже грубо оборвал его полицейский, - и ограничиваемся, на первый раз предупреждением, если нет…
   - Мы подписываем, - ответил за обоих Ярослав и, многозначительно взглянув на товарища, первым взял ручку. Поставив подпись, он безапелляционно отдал ее художнику.
   Константин покачал головой и, вздохнув, тоже поставил подпись.
   Затем, оба, с видом собачьей преданности уставились на майора полиции.
   Хозяин кабинета взял два лежащих на столе пропуска и, подписав их, взял телефонную трубку.
   - Дежурный? Это, Старостин, - устало произнес майор, зайдите ко мне.
   Через секунду в дверях появился полицейский и бодро вопросил: «Товарищ майор, дежурный Лебедев…»
   - Да, хорошо, - чуть поморщившись, остановил его майор и указал рукой на задержанных, - проводи их. Пропуска я подписал.
  - Слушаюсь! - бодро отрапортовал дежурный  и, встав в дверях, сделал знак, повелевая задержанным выйти.

   - Обследование площадей подверженных проседанию грунта показали, что опасения носят преувеличенный характер! - группа чиновников из восьми человек двигалась прочь от стоящего на вертолетной площадке вертолета. Двигатель машины набирал обороты, и когда процессия приблизилась к двум черным иномаркам, вертолет взлетел.
   - Во всех цехах предприятия поставлены сейсмодатчики, - продолжал делать доклад один из чиновников, и показал рукой на стоящие в отдалении цеха, - и проседание почвы не отличается от нормативного. Если желаете, мы можем пройти в Управление комбината, и нам предоставят графики за два последних месяца.
   - Это, прошу прислать по электронной почте, - оборвал чиновника инспектор, а сейчас мы отъезжаем в область, и через три дня должны представить полный отчет.
   С этими словами, инспектор сел в головную машину. Трое, следовавших за ним чиновников, сели в ту, что стояла рядом.
   Обе иномарки тут же тронулись с места, и четверо других оставшихся чиновников стояли, провожая их взглядом.
   - Если примут решение закрыть предприятие, - задумчиво произнес один из чиновников, то город перестанет существовать.
   - По большому счету, города не существует, - флегматично усмехнулся другой чиновник, - в Каменногорске нельзя жить, как минимум, пять лет. Но, он, почему то стоит. А раз так, то комбинат не закроют.
   - Думаешь? - также флегматично ответил первый чиновник.
   - Я не думаю. Просто, наше предприятие дает десятую часть областного бюджета. Поэтому, комбинат никогда не закроют.
   - Но, тогда зачем это? - и первый чиновник кивнул вслед машинам, уже выезжавших через заводские ворота.
   - А, бог их знает?! - зло огрызнулся второй. - Им надо работать, и нам, тоже надо работать.



                VI
   Работающий на рытье котлована эксковатор лязгнул ковшом по каменной кладке, так, что от удара сломался крайний его зуб. Эксковаторщик приглушил двигатель и, соскочив вниз, приблизился к краю ямы.
   Несмотря на то, что рытье котлована еще не завершилось, но по периметру уже торчали вбитые сваи. В основании лежали в несколько рядов бетонные блоки.
   - Так, что там опять?! - махнув папкой, крикнул еще издали начальник строительства и направился к месту инцидента.
   - Наткнулись на фундамент здания, - задумчиво ответил эксковаторщик и, показав рукой кладку из валунов, отошел в сторону.
   - Ох, ты, черт! - выругался начальник и вынув проект из папки, стал изучать план. Затем, обратившись к приблизившимся строителям, дал указание: «Быстро, сделать промер диаметра котлована!»
   - Щас, сделаем, - нехотя отозвался один из рабочих, по виду бригадир и крикнул строителю, находящемуся на противоположной стороне: «Витек, брось сюда шнур!.. Да-да, привяжи болт и, брось шнур!»
   - Щас, будет, - отозвался Витек и, отойдя в сторону, взял из груды инструментов смотанный в клубок шнур. Быстро размотав его, привязал к концу большой болт и, раскрутив над головой, швырнул на противоположную сторону котлована. Болт пролетел над котлованом и плюхнулся на землю в полутора-двух метрах от его края. Рабочие и начальник строительства отскочили в сторону. Затем, бригадир взял болт, укрепил его на краю ямы и снова крикнул: «Натягивай шнур!»
   Рабочий послушно натянул веревку, после чего бригадир снова крикнул: «Режь, по краю!»
   Рабочий вынул из кармана куртки нож и обрезал шнур.
   Веревку тут же подхватили, и растянув по длине, промерили рулеткой.
   - Тридцать один метр, двадцать пять сантиметров! - доложил минуту бригадир.
   - Так, а ничего не напутали? - недоверчиво вопросил начальник строительства.
   - Для более точного подсчета нужны геодезисты, - ответил бригадир и пожал плечами, - но ошибка небольшая. Плюс-минус двадцать сантиметров.
   - По проекту, диаметр центральной части – тридцать три метра, - задумчиво произнес Рождественский, - и даже, если расширять котлован за счет другой стороны, - и, он тоскливо посмотрел на бригадира.
   - То, выиграем, максимум метр, - закончил рассуждения начальника бригадир, - дальше, охранная зона кабеля. К тому же… - и, он многозначительно кивнул на торчащие сваи и блоки фундамента.
   - Именно, так, - со вздохом заключил Рождественский, после чего спрыгнул на уходящую вниз покатую насыпь котлована. Бригадир последовал за начальником.
   - Так, - Рождественский отряхнул ладонью кладку фундамента и, приклонившись к месту сцепки валунов, внимательно осмотрел ее.
   - Монолит, - произнес он минуту спустя.
   - Понятно, - поддакнул ему бригадир, - тогда известь для строительства гасили по сто лет.
   - Н-да, - задумчиво отозвался начальник, - и в раствор бросали куриные яйца, для крепости, - что будем делать?.. - вновь обратился он к бригадиру. - Никакой отбойник это не возьмет.
   Бригадир помолчал некоторое время, потом протянул руку, - можно, план, Дмитрий Серафимыч.
   Рождественский протянул коллеге папку с документацией. Бригадир раскрыл план и принялся за его изучение.
   - Так-так, - произнес он про себя, и затем добавил уверенно, вынося решение, - в этой части проекта нет никаких подземных коммуникаций, поэтому, на нулевом уровне ничто не мешает нам  расширить фундамент во-внутрь.
   - Оригинально, - отозвался со вздохом начальник, - по проекту мы не должны были касаться фундамента бывшего храма. Я, с этим условием и соглашался вести проект.
   - Теперь ничего не изменишь, - равнодушно отозвался бригадир.
   Рождественский лишь дернул щекой, но ничего не ответил. Он молча смотрел на кладку фундамента, что-то решая для себя, потом, с собачьей тоской посмотрел на бригадира и тихо произнес: «На сегодня работы закончены. Завтра начнем рыть вручную».

   Рождественский вошел в прихожую квартиры. Бросив на полку вешалки кепку, скинул куртку, которую повесил на крючок. Затем, на ходу переобулся в шлепанцы. В этот момент из кухни выглянула жена и, улыбнувшись, произнесла приветливо: «Привет, Димуль. Я, ужин как раз приготовила».
   - Хорошо, ты просто, молодец, - грустно улыбнулся Рождественский и чмокнул жену в щеку, - как там, Танюша?
   - Ой, от бабушки ее теперь трактором не вытянешь. Каникулы же начались.
   Рождественский снова грустно улыбнулся и, пройдя в кухню, сел за стол.
   - Димуль, ты что такой невеселый? - вдруг всполошилась жена.
   - Да, так, Надюша. На работе, нервы мотают.
   - Что-то серьезное? - жена поставила на стол тарелку с супом
   - Как сказать, - Рождественский придвинул тарелку и отхлебнул пару ложек, - вне всякого плана вышли на фундамент собора, который стоял там до начала тридцатых годов.
   - И-и, что?
   - Ничего, - Рождественский задумался на миг, но, потом вновь приступил к пище, - завтра будем решать. Нулевой цикл должен быть закончен, максимум через неделю.

   - И, последнее, о чем хотелось-бы доложить членам совещания, это положение на металлургическом комбинате города Каменногорска.
   Докладчиком был тот инспектор, который возглавлял комиссию в Каменногорске. Участники совещания внимательно слушали докладчика, но по их лицам нельзя было угадать, интересует или нет их доклад инспектора.
   - Мониторинг движения почвы показал, что ситуация на территории комбината находится в пределах нормы. Вот, смотрите. - Инспектор взял лежащий рядом пульт и нажал на кнопку. Тут же, на экране отобразилась схема разреза почвы. Она была похожа на гребенку с пустотами между вертикальными стенками.
   - Сейчас мы видим на экране схему подземной части центра Каменногорска, а также прилегающих с северо-запада территорий. В результате выработок залежей калийных солей, которые с нарушением технологий производили в годы Отечественной войны, мы имеем все сегодняшние проблемы. Пустоты постепенно заполнились водой. Вода размыла стенки выработок, - инспектор щелкнул кнопкой и на экране появился следующий план, с изображением истонченных стенок.
   - Поэтому, там, где стенки полностью размыло подпочвенными водами, начали образовываться провалы, как это случилось вблизи железнодорожной ветки, обслуживающей комбинат. 
   Инспектор снова щелкнул кнопкой и, на экране появилось фото провала, снятого с высоты птичьего полета. 
   Подождав несколько секунд, он вывел на экран следующее изображение, где схематично изображался металлургический комбинат с подземной его частью.
   - Как мы видим, сам комбинат стоит на твердом грунте, так как подземные работы под территорией комбината не производились. Единственно, что вызывает опасение, это территория части складов предприятия. Их построили в послевоенное время, во время модернизации завода.
   Инспектор снова щелкнул кнопкой и, перед взорами членов совещания предстала испещренная гребенкой с пустотами подземная часть зоны складских помещений. Изображение повисело на экране нескольких секунд, после чего докладчик выключил изображение.
   - Если у членов совещания есть вопросы, я готов на них ответить, - произнес инспектор по окончании доклада.
   - Прошу пояснить, - произнес один из участников совещания, - какова оползневая динамика в образовавшемся провале и не повлияет ли это в ближайшее время на бесперебойную работу железной дороги.
   - Вопрос понятен, - отозвался докладчик, - изучение ситуации последнего месяца указывает на стабилизацию положения, так как образование провала связано, прежде всего, с таянием снегов и движением подпочвенных вод. Но, поскольку, движение вод прекратилось, то прекратилось и образование оползней. По крайней мере, за означенным участком ведется круглосуточное наблюдение.
   Задавший вопрос чиновник удовлетворенно кивнул, и руку поднял следующий чиновник.
   - На прошлом заседании поднимался вопрос об установлении сейсмодатчиков во всех зданиях центра города. В каком состоянии находится это предложение?
   - Если говорить о жилом комплексе Каменногорска, - отозвался инспектор, - то этим занимается  смежная комиссия, но, насколько мне известно, этот вопрос находится в стадии решения.

   К церковной ограде подъехал автомобиль «Лада» и из него быстро вышел настоятель храма.
   - Виктор Федорович, что случилось? - обеспокоенно вопросил он ожидающего на крыльце пожилого мужчину.
   - Отец Михаил, смотрите сами, - озабоченно произнес староста и направился внутрь, вслед за настоятелем, - вчера вечером все было в пределах нормы, только редкие трещины, а сейчас…
   Священник и староста вошли в притвор под колокольней и оба устремили взгляд на потолок. Сводчатая сень вся была испещрена глубокими трещинами.
   - Бог ты мой, - с тихим ужасом произнес настоятель, и перекрестился, - это, так, за одну ночь.
   - Именно так, - со вздохом добавил староста, - на кабельном заводе, через дорогу, - и он кивнул, указывая к выходу, - на складах и вовсе стена рухнула, и у нас… тут далеко ли.
   - Так-так, - настоятель еще раз посмотрел на сень потолка, - вчера вечером ехал мимо стройки аквапарка. Что-то там не ладится у них? - и он вопросительно взглянул на старосту.
   - Н-да, не ладится, - подтвердил староста, - наткнулись на кладку фундамента бывшего Преображенского храма.
   - Вот так, значит, - с удовлетворением отметил настоятель, - и что же?
   - Пока, решают, - твердо отозвался староста, - работы приостановили.
   -Угу, - кивнул настоятель и вновь озабоченно взглянул на сень, - решают… нам тоже надо что-то решать. Если так пойдет, то колокольню придется полностью разбирать.
   
   - Еще раз объясняю, Дмитрий Серафимыч, - на площади, у въезда на стройплощадку, возле черного «Мерседеса» стоял высокий молодой человек, в черном костюме, черных очках и белой рубашке с красным галстуком; его длинные аккуратно причесанные волосы были стянуты сзади в хвост резинкой, - пересматривать проект никто не будет, так как объект должен быть сдан в середине августа.
   - Да, конечно, я понимаю, - слабо оправдывался начальник строительства, - но, геодезические исследования показывали, что нам не придется вести строительство на фундаменте бывшего собора. Это, создает серьезные сложности, потому что фундамент – монолитный.
   - Очень хорошо, - равнодушно отозвался молодой человек, - раз нельзя взломать, залейте его бетоном. Это не повредит проекту.
   - Да, согласен, но…
   - А раз согласны, то работайте, - безапелляционно произнес молодой человек, после чего сел в машину. Затем, сняв очки, грозно взглянул на подчиненного и строго добавил, - если не хотите работать, то найдем другого. Разумеется, с вычетом всей суммы выданного аванса. Сколько вам заплатили?
   Гамма чувств прошла по лицу начальника строительства и, он сдавленно ответил: «двести пятьдесят тысяч». И уже в следующую секунду, вытянувшись по стойке смирно, отчетливо произнес: «Не беспокойтесь! Мы немедленно приступаем к работе!»
   - Приступайте, - теряя к нему интерес, произнес начальник и уже отъезжая, добавил, - сдадите объект вовремя, получите еще такую же сумму, и это, кроме заработной платы. У меня все!
   Машина отъехала, и Рождественский, с серым лицом направился на территорию стройки. Вынув из кармана платок, он вытер испарину со лба, и еще издали, заметив ожидающих его рабочих, закричал: «Что стоим, приступаем к работе!»

   По испещренному перистыми облаками вечернему небу летел пассажирский самолет, оставляющий за собой турбулентный след. Под гитарное сопровождение звучала элегическая мелодия, тоже исполняемая на гитаре.
   Постепенно план стал снижаться, показывая лес, который вскоре снизился до уровня земли, где на скамейке возле котельной сидел Ярослав с гитарой в руках. Мечтательно глядя в небеса, он аккомпанировал на гитаре. Самолет продолжал лететь в небе.
   Ярослав взглянул в сторону санатория. По дорожке двигалась женская фигура. Женщина издали помахала рукой и, Ярослав поднявшись, поспешил навстречу. Хотя, Ярослав перестал играть на гитаре, но музыка продолжала звучать в сопровождении оркестра, хотя и более приглушенно, чем в начале.
   - Свет, я тебя жду с самого утра, -  радостно произнес Ярослав, по приближении к женщине, и улыбнувшись, пригладил непокорную шевелюру.
   - А, зачем меня ждать? - игриво произнесла она, продолжая двигаться по дорожке, - рабочий день только закончился.
   - Все-равно, я же не знаю твоего графика, - Ярослав поспешил за ней.
   - Всю эту неделю, с восьми до пяти, - отозвалась с улыбкой  Светлана.
   - Очень хорошо, - ослепительно улыбнулся Ярослав, - можно я тебя чуть-чуть провожу?.. Хочу показать новую песню, только сегодня сочинил. - И, он просительно взглянул на Светлану.
   - Можно, - Светлана остановилась на миг, но затем вновь пошла, хотя и медленней чем вначале, - но, только до той рощи, - и она кивком показала вперед, - муж… еще не уехал. - После чего, ее лицо сразу помрачнело.
   - О,кей, понял, - по лицу Ярослава тоже пробежала тень, но, в следующую секунду он вновь ослепительно улыбнулся, - вот, послушай.
   Он начал аккомпанировать себе на гитаре, и запел на тот же мотив, который звучал только что в инструментальном сопровождении.

В краю непуганых зверей,
Где на руки садятся птицы,
Где правит добрый Берендей,
И, с ним, красавица царица.
Туда спешит моя душа,
Где строем встав, как для парада,
Хранят дремучие леса,
Воспоминанье Китеж-града.

В краю неугасимых зорь,
Живет души моей отрада.
Ты, с сердцем любящим не спорь,
Ему и горы не преграда.
Ты, быть себе собой позволь,
Ведь женщине судьбой от века,
Дана спасительная роль,
Душею зваться человека.


   Ярослав закончил пение куплета и припева и, далее мелодия зазвучала в инструментальном сопровождении. Они остановились на опушке леса. Глаза Ярослава наполнились мольбою, отчего Светлана в смущении потупила взор. В следующий миг в ее глазах блеснули слезы и, Ярослав обеспокоенно спросил: «Что с тобой?»
   - Нет, ничего.
   - Но, я же, вижу.
   - Я не знаю, что мне делать… Понимаешь, - и Светлана с болью посмотрела на Ярослава, - Владлен, мой муж, опять просит меня вернуться, начать все с начала. - После этого она начала говорить быстро, перескакивая с одного на другое. - Я знаю, что он лжет. Он снова лжет и… верит как ребенок своей лжи. Я знаю, что его хватит, много на три месяца. А потом, у него появится новое увлечение… И, снова будет эта ложь. Раньше, я верила как дура, прощала вновь и вновь, потому что хотела обманываться. А, теперь, не хочу. Тем более, что наш брак не венчан… - Тут Светлана откровенно заплакала.
   - Свет… выходи за меня, - севшим голосом произнес Ярослав, и вновь с мольбой посмотрел на Светлану.
   - Я-а, я-а не знаю, - в ее глазах появилась растерянность, - мы, так мало знакомы. И, потом… - она быстро смахнула слезы ладонью, - у меня, наверное, как у Татьяны Лариной: «Но, я другому отдана, и буду век ему верна».
   Ярослав взял в руку ее ладонь и, встав перед ней, произнес горячо: «Ты не Татьяна, нет. Ты – Консуэло. Я как тебя увидел, сразу понял, ты и есть моя Консуэло! И, это – навсегда. Точно!»
   Испуг отразился в глазах Светланы, и она поспешно шагнула назад.
   - Не говори так, - произнесла она требовательно, - Владлен, после каждого обмана, говорит мне тоже самое.
   Тень недоумения пробежала по лицу Ярослава, но в следующую секунду, печально взглянув поверх крон деревьев, он ответил: «Значит, ты действительно Консуэло, но только не его!»
   Вопрос отразился в глазах Светланы и, отвечая на невысказанное слово, Ярослав добавил: «Консуэло не изменяют. Ей остаются верными по гроб жизни». После чего резко повернулся и, опустив гитару вниз, пошел прочь от Светланы, не оглядываясь. Звучание музыки закончилось, и вслед уходящему Ярославу, продолжилось пение последнего куплета.

Но, суд неправедный верша,
Всяк узел гордиев – сечётся,
Разбилась вдребезги душа,
О твое каменное сердце.
Кто может боль мою унять,
Из сердца вытравив кручину,
Что б ты сама могла понять,
Что ты – есть боли той причина.

   Светлана, провожая взглядом Ярослава, растерянно стояла на опушке леса, и по мере его удаления, просветление появлялось в ее лице. Она даже сделала движение, чтобы окликом остановить Ярослава, но, в следующий миг пресеклась, и тихо улыбнувшись самой себе,  просветленно взглянула вслед Ярославу, после чего направилась по дорожке, в сторону виднеющихся из-за деревьев крыш пятиэтажек.
 
                VII
   Священник Михаил находился вместе со старостой на верхней площадке колокольни. Внизу открывался задымленный городской пейзаж.
   - Неужели, такие пожары в лесах? - спросил он, как бы самого себя.
   - Да, торфяники горят, - отозвался староста, и бегло взглянув на задымление, стал осматривать сень колокольни.
   - Здесь, слава Богу, крепко стоит, - произнес он с удовлетворением.
   - Да, пожалуй, - рассеянно отозвался настоятель и снова взглянул на задымленный город.
   - А, знаете, Виктор Федорович, - священник проникновенно посмотрел на старосту, - что-то странное стало происходить с городом, после того, как началось строительство аквапарка.
   Староста вопросительно взглянул на священника, но тот продолжил с воодушевлением:
   - Я, когда еду в храм, то волей-неволей проезжаю мимо этого строительства… Там, уже готов фундамент, теперь возводят стены. И, вот, что замечаю. Город уже давно в опасном состоянии, но… сейчас началось что-то невообразимое. Улицы закрывают одну за другой. Людей выселяют из домов. На предприятиях закрыты некоторые цеха. И это, за короткий срок. Вот, тоже, наша колокольня, - и священник указал рукой, - трещины пошли от самого фундамента. А теперь, леса горят – весь город в дыму.
   - Да, что там, по всей России, пожары. - Обеспокоенно добавил староста и покачал сокрушенно головой.
   - И, как вулкан в Исландии заработал, так строительство сие богомерзкое и началось. - Священник выразительно посмотрел на старосту. Тот ответил молчанием, поэтому священник продолжил: «Я, понятно, мистикой не увлекаюсь, и не поддерживаю. Но, глядя каждый день на эту стройку, прихожу к таким странным выводам».
   - М-да, верно, богомерзкая стройка, - задумчиво отозвался староста, и теперь уже более внимательно посмотрел на задымленный город, в центре которого эта стройка должна была находиться.

   Подъемный кран устанавливал на опоры балку дугообразной формы. Рабочие подхватили ее края, и тут же приступили к сварочным работам.
   Внизу, с мрачным видом стоял в белой каске начальник строительства и наблюдал за работой. Теперь, когда на опоры установили дугообразную балку, аквапарк стал приобретать очертания храма.
   На противоположной стороне площади остановилась «Лада» настоятеля. Сидя за рулем машины, священник поглядел, пригнувшись, на стройку и, произнес, сидящему рядом старосте: «Вот, Виктор Федорович. То, о чем вам говорил: храм сатаны!»
   Староста шумно вздохнул и сокрушенно покачал головой.
   - И так, лицезрю это ежедневно, - продолжил настоятель, - просто, уже нет никаких сил. К старцу бы какому поехать, - здесь, он нажал на стартер, - пусть бы посоветовал: что делать?

   Подъемный кран взял вторую дугообразную балку и понес ее к опорам. В следующую минуту, она легла крестообразно на первую, после чего вновь засверкали сварочные огни.
   Рождественский, наблюдавший, как ведется монтаж купола, вдруг улыбнулся мрачно, люцифериански, после чего произнес твердо, будто давая кому-то отчет: «Объект сдадим вовремя. Несмотря ни на что!»

                VIII
   Константин и Ярослав поднимали с земли ветви деревьев, а также распиленные на чурбаки стволы и складывали их в кучи. Откуда-то из глубины леса тянуло дымом, отчего работники то и дело кашляли. Впереди трудилась бригада лесорубов, которая валила с помощью бензопил стволы деревьев, создавая таким образом просеку. Упало еще несколько стволов и, за деревьями открылся вид на лесное озеро.
   - Все! На сегодня норму выполнили! - произнес один из лесорубов, видом похожий на бригадира. - Шабаш!
   - Оно, и верно, - отозвался кто-то из работников, - сколько ни работай, а торфяникам что сделаешь? Горят себе.
   - Сушь! - высказал мнение другой лесоруб, - хоть бы капля дождя.
   - А, что ей станет? Палит себе и палит.
   - По «Новостям» передавали, в Москве-реке пираньи завелись, а в лесу – скорпионы.
   - Во-во, - усмехнулись в тон рабочие, - скоро и у нас будут. Армагеддон.
   Константин бросил последний чурбак в кучу и, отряхнув руки, достал из штанов пачку сигарет. Потряс пачкой – последняя. Вставив сигарету в зубы, выкинул пачку, прикурил от зажигалки. Но, тут же закашлялся, то ли от сигаретного дыма, то ли от дыма стелющегося из-за леса. После чего выплюнул сигарету и затоптал ее ногами.
   - Вот-вот, - подначил его Ярослав, - я тебе давно говорю: пора бросать!
   - Твоими молитвами, - сипло ответил Константин и, утерев выступившие на глазах слезы, вытащил берет из кармана куртки. 
   - А, прошу прощения, господин начальник, - обратился он в следующую минуту к проходившему рядом бригадиру и, одел берет на голову, - какие будут распоряжения на завтрашний день?
   - Всех добровольцев известят через жилуправления, - отозвался бригадир на ходу и, сделав вдоль просеки несколько шагов, остановившись, добавил: «Сегодня можете быть свободными!»
   - Есть! Всегда готовы исполнять! - шутливо отозвался Константин и, взяв под козырек, обратился к Ярославу: «На сегодня, работа над триптихом «Дымы Отечества», так сказать – в реальном воплощении, завершена».
   - Все-таки решил исполнить свой замысел? - иронически вопросил Ярослав.
   Константин пожал плечом и, испытующе взглянув на товарища, произнес: «Если хочешь, зайдем, покажу! Заодно, сыграем партию в шахматы!»
   - Пойдем, посмотрим, - нехотя ответил Ярослав, - время детское. 

   Константин и Ярослав стояли на лестничной площадке, у двери квартиры художника. Константин вынул из кармана ключи, вставил в скважину, но в следующую секунду задумался на миг и, вынув из кармана две сотни, протянул их Ярославу.
  - Славик, будь другом. Сходи, купи чекушку, и пачку сигарет… мне. А, я пока ужином займусь.
   Ярослав взял деньги, и недовольно произнес: «В такую-то погоду, пить!»
   - Да, ладно, - примирительно улыбнулся художник, - чего там пить. Я сейчас котлет нажарю. Самое то.
   - Ладно, - в тон ему отозвался Ярослав и сунул деньги в карман, - одна нога здесь, другая там. Сбегаем. - После чего отправился вниз по лестнице.
   
   Ярослав вышел на улицу и направился к углу пятиэтажного здания, где рядом с подъездом белела вывеска: «Продуктовый магазин».
   Войдя во-внутрь, Ярослав пропустил пожилую женщину и, положив деньги на прилавок, произнес: «Люд, дай мне чекушку, и каких ни то сигарет». Продавщица вопросительно взглянула на Ярослава и он, поймав ее взгляд, добавил: «Сигареты, не мне. Косте художнику».
   - А-а, понятно, - ответила продавщица и, положив просимое на прилавок, также дежурно спросил, - как жизнь? Давно в наших краях не появлялся.
   - Да, нормально, - отозвался Ярослав, забирая сигареты и четвертинку, и рассовывая их по карманам, - я сейчас, в котельной санатория работаю.
   - Да, ты что? Кочегаром, что ли?
   - Ну, так. Как Виктор Цой. Всю жизнь мечтал, - усмехнулся Ярослав и, забрав с прилавка мелочь, отправился к выходу. - Ладно, всего.
   - В случае чего, заходи, - крикнула вдогонку продавщица.
   - Зайдем, - на ходу отозвался Ярослав и вышел на улицу.
   Напевая на ходу неопределенный мотив, Ярослав проследовал в сторону подъезда художника, но, вдруг остановился.
   Впереди, на расстоянии сорока-пятидесяти метров из подъезда вышли двое. Первым был мужчина высокого роста крупной комплекции. Он нес в руках два саквояжа. Вслед за ним шла… Светлана, с большой сумкой в руке. Она вдруг заметила Ярослава и испуганно замерев, остановилась. Но, уже в следующий миг, потупив взор, быстро направилась вслед за мужем. Пройдя несколько метров, она оглянулась, и жалобно взглянув на Ярослава, поспешила к легковой машине, рядом с которой муж поставил саквояжи.
   Ярослав проследил, как муж Светланы забросил поклажу в багажник, затем, взяв из рук жены сумку, поставил на заднее сиденье. Светлана тоже села на заднее сиденье, и дверь машины захлопнулась. Муж сел за руль, и в следующий миг автомобиль двинулся с места.
   Ярослав проводил растерянным взглядом отъезжающий автомобиль и, развернувшись, словно сомнамбула пошел в сторону леса.   
   Едва войдя в рощу, он сдавленно вскрикнул и вдруг, рванул что есть мочи по перелеску. Ярослав мчался во весь опор, слезы ручьем лились из его глаз, периодически он вскрикивал, будто раненый зверь. Ветви хлестали по его щекам, но он все бежал, бежал и бежал.
   Неожиданно Ярослав выскочил на берег озера и встал как вкопанный.
   Перед ним открылся живописный вид, который дополнял исходящий с другого берега дым. Дым стелился по воде, и в свете клонящегося к закату солнца, пейзаж был особенно поэтичным.
   Выравнивая дыхание, Ярослав смотрел невидящим взглядом на открывшийся пейзаж и в следующую минуту, обхватив голову руками, припал лбом к стволу дерева. Судороги плача начали сотрясать его плечи, и лишь время от времени раздавались сдавленные стоны: «За что? Господи, за что?»
   Вдруг, Ярослав оторвался от ствола дерева, и отчаянная решимость отобразилась на его лице. Он твердым шагом направился к воде, на ходу снимая башмаки, затем куртку. Уже шагнув в воду, он бросил куртку на берег и принялся расстегивать рубашку. Куртка упала и в ее кармане что-то звякнуло. Звук стекла о камень привел Ярослава в чувство.
   - А-а, - что-то понимая, произнес он, и шумно хлюпая по воде, пошел к берегу. Приблизившись к валявшейся на земле куртке, он схватил ее, вытащил из кармана чекушку, и сорвав крышку зубами, залпом выпил содержимое. В следующий миг, с шумом выдохнув, швырнул бутылку в озерную даль.
   С шумом отдышавшись, Ярослав лихорадочно похлопал по карманам куртки и, вытащив пачку сигарет, зубами разорвал упаковку. Также, зубами вытащил сигарету, поспешно сунул пачку в карман, вытащил оттуда зажигалку, и прикурив, бросил куртку на землю. Сделав пару затяжек, смял сигарету и бросил ее в воду. Затем, обхватил голову руками и со стоном упал на землю. Цепляясь пальцами за землю, Ярослав горько рыдал, повторяя периодически: «Господи, Господи!» Наконец, он затих, и лишь только иногда плечи его вздрагивали от плача.
   В этот момент тихо зазвучало гитарное арпеджио, и полилась спокойная элегическая мелодия.

Не тщись других подстроить под себя.
Всяк драгоценен тем, каков он есть.
Взаимности не требуют любя.
Вердикт отказа, восприми за честь.

   Ярослав лежал на спине, раскинув руки, и выплаканным взором смотрел на бегущие по закатному небу облака.

И, понапрасну не кляни судьбу,
Коль Бог к тебе участьем не спешит.
Путь покаянья! – грешному рабу.
Не кается лишь тот, кто не грешит.

   Ярослав поднялся с земли, закинул на плечо куртку, и посмотрев невидящим взглядом в озерную даль, развернулся, и побрел по березовому перелеску. Ярослав брел бесцельно, лишь бы куда-то идти, рассеянно отводя руками ветки деревьев, и лишь только звучание песни сопровождало его.

Вдруг, с пути сойдешь, обезоружен,
Прекращая начатый разбег.
Потому что, человеку нужен,
Человеку нужен человек.
Снова, как ребенок, сердце плачет.
И шумят березы на ветру.
Пусть, с тобою будет все иначе,
Пусть изменит Бог мою судьбу.

   Автомобиль, в котором ехала Светлана с мужем, мчался по идущей вдоль леса трассе. Светлана недвижно смотрела на летящую гладь автострады, и лишь только грустная мелодия сопровождала их движение.

Любовь глупа, и искренне слепа.
И, поначалу может быть безумной.
Но, если вдруг сожжет тебя дотла,
То, чтобы стать и праведной и мудрой.
Любовь светла, и девственно чиста.
Но, даже, если страсти борят душу.
То, знай, что никакие силы зла,
Любви, от Бога данной, не разрушат.

   Ярослав вышел на опушку, грустно посмотрел на голубое, без единого облачка небо, вздохнул и молча, отрешенно глядя перед собой, побрел в сторону отрывающегося впереди луга.

Если сердце и скорбит и любит,
То, такое сердце слышит Бог.
Он твоей надежды не погубит,
В скорби будет радостный итог.
Убежит от сердца злая черствость,
И душа начнет, ликуя, петь,
Если в трудную минуту, просто,
Просто человека пожалеть.
 
                *  *  *
   Маленький Ярослав, в возрасте лет восьми, сидел на руках у мамы, прижавшись щекой к ее плечу. Рядом шла бабушка, которая ласково посматривала на внука. На головах обоих одеты черные траурные платки. Впереди, на высоком обрыве стоял крест, под которым лежал камень. За обрывом открывался вид поросших лесом сопок, внизу играла солнечными бликами река.
   Бабушка заботливо поправила воротник на куртке внука. Позади них устремлялась в небо деревянная церковь с высокой колокольней.
   Ярослава поднесли ко кресту и поставили на землю. Стоял он неуверенно, и его поддерживала мама. Бабушка присела на корточки и, стала развязывать шнурки на ботинках внука. Затем мама подняла сына и бабушка сняла ботинки с его ног.
   Вдвоем они поставили Ярослава на камень босыми ногами. Он едва коснулся холодного камня и отдернул ножки.
   - Ничего-ничего, - успокаивающе произнесла бабушка, - видишь углубление. Это след от стопы богатыря Полада.
   Затем, они поставили Ярослава на след богатыря, поддерживая его с обеих сторон. Бабушка взглянула на невестку и произнесла смиренно: «Эта стопа чудотворная. Она дает силу». Мама Ярослава только кивнула и, на глазах ее блеснули слезы.
   - А теперь, поднимем Славика, и поставим еще раз, - дополнила бабушка свои слова.
   Ярослава приподняли невысоко и вновь опустили босыми ножками в углубление стопы.
   - Мы, из рода Полада, а Полад из рода Святогорова. Был такой богатырь Святогор, ростом до небес, - вновь пояснила бабушка. - Полад был весь в него. Охранял он эти места, сторожил край сей от ворогов. И однажды пришли вороги, видимо-невидимо, из-за Урала, из-за Большого Камня. Взял тогда Полад палицу, и вышел один на несметное полчище. Бьется день и ночь, бьется другой день, а сила вражья всё прибывает. Тогда топнул он в ярости ногой, и потряслась земля, и река вышла из берегов и горы задымились. И побежал враг в ужасе, бросая и оружие, и раненых и убитых. И более не приходил в сей край. Но, Полад от полученных ран вскорости скончался. Остался же след от ноги его в этом камне.   
   Бабушка задумчиво посмотрела на гору, находящуюся за рекой, после чего добавила, - и мой сын, а значит и мой внук, тоже из этого рода. - Мама лишь согласно кивнула на эти слова. - А значит, со смертью сына род не пресекся, - с нежностью глядя на внука, добавила бабушка, - Славик продолжит дело отца… Давай, поставим его в третий раз.
   После этих слов, бабушка и невестка вновь подняли Ярослава и в третий раз опустили в след богатырской стопы. Теперь, они позволяют ему стоять самому, лишь едва поддерживая.
   - Поставим его на мать-сыру землю, - повелительно произнесла бабушка и они, сняв Ярослава с камня, поставили на землю подле него.
   Бабушка строго взглянула на невестку, и знаком показала, отпустить сына.
   Ярослав стоял, растопырив руки, напряжение отражалось на его лице, но он продолжал стоять сам.
   Бабушка присела рядом и ласково посмотрев на Ярослава, произнесла тихо, но со властью: «А, теперь, иди внучек, иди».
   - Я, боюсь, бабушка, - жалобно произнес Ярослав, - вдруг, снова упаду.
   - А, ты не бойся, - вновь, тихо и со властью добавила бабушка, - видишь, мать-земля держит тебя. Значит… иди.
   Ярослав, неуверенно, выставив вперед руки, сделал шаг, затем еще. Потом, третий. На третьем шаге, он было заколебался. Мама, в заплаканных глазах которой отразился страх, сделала движение к сыну, но бабушка оставила ее жестом и строгим взглядом.
   - Иди, не бойся, - подбодрила его бабушка и ласково улыбнулась.
   Ярослав со страхом взглянул на бабушку, но встретившись с ее лучистым взглядом, сделал следующий шаг. Потом еще. Движения его обретали уверенность и он сделал сразу два шага… и вдруг, земля стала уходить из под ног Ярослава. Он начал подниматься вверх, и… полетел в сторону реки, над косогором.
   Детский смех огласил окрестности. Река, косогор, дома городка стали уходить вниз, а Ярослав, с радостным смехом летел вверх, навстречу облакам…
 
   Ярослав открыл глаза. Он лежал на постели в своей комнате. Включив ночник, огляделся. Все было как всегда, на тумбочке тикал будильник. Ярослав посмотрел на часы. Стрелка показывала начало третьего часа. Ярослав провел некоторое время в неподвижном положении, затем, не глядя, щелкнул выключателем ночника. Некоторое время смотрел в темный потолок, потом закрыл глаза.
   Туманная дымка стала обретать все более четкие очертания, и Ярослав снова двигался вверх, к облакам в синем небе. Вновь детский смех огласил окрестности, и откуда-то сверху послышался бабушкин голос: «Помни! Ты из рода Святогора! Помни всегда! Ты, наследник Святогора! Ты, из рода богатырей!»

                IX
   Автомашина «Лада» отца Михаила подъехала к церкви. Священник вышел из машины и преподал благословения подошедшим старосте и еще двум прихожанкам.
   - Что, Виктор Федорович? - вопросил священник, - как идут дела?
   - С утра приступили к штукатурным работам, - доложил староста.
   - Очень хорошо, - отозвался настоятель, - а, это кто? - и, он жестом указал на трех рабочих в касках, которые вставляли какой-то прибор во вмонтированную подле фундамента капсулу.
   - Это сейсмологи, - пояснил староста, - приехали из области. Им дано указание, ставить датчики на всех зданиях в районах просадки грунта.
   - Понятно, - отозвался священник. Остановившись на миг, он поглядел на рабочих и сделал распоряжение: «Когда закончат работы, пусть зайдут ко мне в кабинет».
   - Хорошо, - кивнул головой староста и устремился вслед за направившимся к вратам храма настоятелем.
   Войдя в уставленный лесами притвор колокольни, в котором уже трудились штукатуры, священник стал придирчиво осматривать стены.
   - Сегодня начали наносить шпатлевку, - пояснил появившийся рядом староста, - но, я смотрел утром. На штукатурке, ни трещинки. Металлическую обмуровку тоже совсем не видно.
   - Дай-то Бог, - в тон ему отозвался священник, - к Преображению, надеюсь, успеем. - После чего  вышел из-за лесов в центр притвора, и еще раз поглядев на производящиеся работы, задумчиво добавил: «Вчера ехал домой. Видел, как из храма сатаны выезжала торжественная процессия».
   Староста вопросительно поглядел на священника.
   - Объект сдан на неделю раньше срока, - пояснил настоятель, - я интересовался: через три дня будет торжественное открытие аквапарка.
   - Прости Господи, - истово перекрестился староста, - в самом начале Успенского поста.
   - Вот так, - назидательно подтвердил настоятель, - я все вспоминаю Афганистан. Под Салангом и Кандагаром все было не в пример проще. - Затем, с горьким вздохом кивнул, и направился ко входу в церковь. У дверей остановился, и громко произнес: «Не забудь позвать ко мне этих сейсмологов, когда закончат работы!»
   - Будет исполнено! - заверил настоятеля староста и проводил его взглядом.

   Настоятель вошел в притвор храма, затем вынул ключ и открыл дверь кабинета. В следующую минуту вошел и, подойдя к столу, сел на стул. Посидев некоторое время в раздумье, открыл дверцу тумбового стола и стал доставать из ящиков папки с документацией. Развязав первую папку, взглянул на ее содержимое, и отложил в сторону. Затем, вторую. Открыв третью папку, хотел было отложить и ее, но задумался. Перед ним лежал проект нового храма, с изображением оного. Священник открыл папку полностью и медленно прочитал: «Проект храма Преображения Господня». Затем, повернул голову к стене, где в рамке висела большая фотография старинного собора. Внизу фотографии подпись печатными буквами: «храм Преображения г. Каменногорска. 1913 г.» Отец Михаил тяжело вздохнул и закрыл папку. Преклонив голову на ладонь, он, продолжая смотреть на фото, горько произнес: «Не отстояли мы тебя, не отстояли. Ни тогда, ни сейчас. И будет ли нам за это прощение?»

   Рождественский вышел из подъезда дома и, вынув из кармана пульт автоматического открытия дверей автомобиля, нажал на кнопку. «БМВ» мигнул огоньками и послышался щелчок автоматики безопасности. Начальник строительства сунул пульт в карман и взглянув налево, увидел возле угла дома рабочих в белых касках. Рабочие вставляли какой-то прибор во вмонтированную в основание фундамента капсулу.
   Выражение вопроса появилось на лице Рождественского, и он, ленивой походкой направился к рабочим.
   - Извиняюсь, какие работы производите у нашего дома? - вопросил он сдержанно.
   Рабочие безразлично взглянули на него, и лишь один, наблюдавший за работами, отозвался: «Устанавливаем сейсмодатчики».
   - Гм-м, датчики? - удивленно произнес Рождественский, - а-а…
   - Ваш дом находится в зоне просадки грунта, - пояснил наблюдавший за работами сейсмолог, - поэтому, по периметру должно быть установлено восемь датчиков. Прошу вас не отвлекать от работы, вы уже не первый, кто задает этот вопрос. - И в знак окончания разговора, строго посмотрел на вопрошавшего.
   - Гм-м, понятно, - односложно отозвался Рождественский, и повернувшись, направился к своему «БМВ». Тут в его кармане зазвонил мобильник. Сунув руку в карман, он вытащил телефон и продолжая движение спросил: «Да, Рождественский слушает». На другом конце раздался голос: «Дима, прошу помочь в последний раз. Опять эти двое фермеров отказались от горючки, можешь на пару дней поставить у себя?»
   - Слушай, Санёк! - недовольно произнес Рождественский, - у меня через три дня торжественное открытие объекта.
   - Ну, так, кому моя солярка помешает, - отозвался голос, - тем более, что заберу. Все будет – о,кей. Ко всему, я не бесплатно.
   - Да, Санёк, - вновь недовольно отозвался Рождественский, хотя уже и не так безапелляционно, - ты, знаешь, сколько я заработал за три месяца. Тебе год париться надо. Что мне твои копейки. - Рождественский открыл переднюю дверь машины и сел за руль.
   - Да, я понимаю, - отозвался голос на другом конце, - я же тебе Дим, сколько раз помогал. Сделай, по старой дружбе.
   - Ладно, в последний раз, - примирительно отозвался Рождественский, - но, чтобы через два дня в аквапарке ничего не было.
   - О,кей, - бодро отозвался голос, - век не забуду.
   Рождественский отключил мобильный и, вставив ключ, нажал на стартер.

   На заднем дворе аквапарка, который блестел новеньким мрамором, стеклом и металлическими ребрами купола, стоял грузовик «КАМАЗ». Один человек подкатывал к открытому борту металлическую бочку с соляркой, трое внизу принимали ее и скатывали ее по накату на землю. Затем транспортировали к открытым дверям подсобного помещения аквапарка. Рождественский стоял во дворе, засунув одну руку в карман брюк, и наблюдал за работами.
   Один из участников разгрузки бегал между грузчиками, временами помогал им, но по факту, больше мешал.
   Находящийся в кузове рабочий подкатил очередную бочку и выкрикнул оттуда: «Евгеньич! Двадцать пять!»
   Тот, которого назвали Евгеньичем, прекратил суматошно бегать между рабочими и, направляясь к кузову, крикнул им вдогонку: «Еще одна бочка и – шабаш!» Затем, подошел к Рождественскому и протянув ладонь, улыбаясь произнес: «Спасибо, Дим. Я уж думал, придется везти на дачу. Да, там, теща такая, что – сгрызет».
   - Ладно, кому они здесь помешают, - примирительно отозвался Рождественский и посмотрел вслед рабочим, закатившим внутрь предпоследнюю бочку, - вчера объект сдали. После банкета никак отойти не могу.
   - Понятно, - ответил с улыбкой Евгеньич, и вдруг спохватился, - да, с меня причитается.
   - Ладно, брось Санёк, - недовольно отозвался Рождественский, - я ж, по старой дружбе.
   - Не-не, - запротестовал Евгеньич, - я так не привык. - После этих слов, он быстро отсчитал купюры и подал Рождественскому. Тот кисло улыбнулся и, не глядя, сунул деньги в карман. Рабочие уже скатили последнюю бочку, и Рождественский пошел вслед за ними. Остановившись, произнес с кислой улыбкой: «У меня до послезавтра три дня отдыха, вообще-то. Сейчас, собираюсь к теще поехать в деревню».
   - Хорошее дело, - в тон ему отозвался коллега.
   - Поэтому, когда приедешь, охрана отдаст твой ГСМ. Я дам распоряжение.
   Коллега согласно кивнул, и Рождественский пошел в сторону аквапарка.
   
                X
   Ярослав остановился возле котла в кочегарке, посмотрел в глазок топки, затем перевел взгляд на манометры и немного приоткрыл кран подачи топлива. Пламя в топке зашумело сильней и Ярослав, вытерев руки тряпкой, направился к дежурному помещению.
   Войдя внутрь, он сел на скамейку и откинулся к стене. Ярослав недвижно глядел перед собой, и взгляд его ничего не выражал. Глубокая печаль стояла в его глазах.
   Неожиданно зазвенел лежащий на столе мобильный телефон. Словно очнувшись ото сна, Ярослав поднялся, и с тем же отсутствующим видом взяв телефон, поднес его к уху.
   - Да, Костя, слушаю, - глухо произнес Ярослав.
   - Слушай, Слава. Такое дело! - раздался взволнованный голос на другом конце трубки, - сегодня вечером открытие аквапарка! Знаешь об этом?!
   - Нет, ничего не знаю. - На лице Ярослава стало появляться осмысленное выражение.
   - Надо быть на этом открытии!
   - Зачем?
   - Чтобы сказать этим сволочам всё, что мы о них думаем!
   - Ну, допустим.
   - Вот-вот, сказать перед телекамерами, в прямой эфир. Всё, что мы думаем. Я договорился, нас пропустят. Предварительно беседовал с журналистами.
   - Хорошо, постараюсь, - оборвал его Ярослав, - но, у меня сегодня смена до восьми вечера.
   - Подменись, надо быть к семи!
   - Хорошо, буду, - заверил Ярослав и отключил трубку. Мстительная улыбка появилась на его лице, и он произнес тихо, но решительно: «Сегодня я видел вещий сон!»

   Ярослав бежал по грунтовой дороге через лес, периодически останавливаясь и утирая пот со лба. Едва восстановив дыхание, он снова приступал к бегу. Вскоре выбежал на асфальтированную трассу и, продолжая двигаться по обочине, голосуя, время от времени поднимал руку. Машины проезжали мимо, наконец, вдали показалась маршрутка. Ярослав снова поднял руку. Маршрутка остановилась.
   - В город? - вопросил Ярослав, - приоткрыв дверь.
   - В город, - отозвался водитель. Ярослав влез в салон, и маршрутка продолжила движение.
   
   Выйдя из автобуса, Ярослав направился через площадь вечернего города, к сияющему иллюминацией аквапарку. Остановившись в десятке метров, он огляделся по сторонам. Со всех сторон к аквапарку подходил цвет города: празднично одетые дамы и мужчины в черных костюмах и белых рубашках. На входе стояли две телекамеры.
   Ярослав вынул из кармана мобильный и, набрав номер, позвонил. Послышались гудки, и через некоторое время, Ярослав вопросил: «Костя, ты где?!»
   - Прости, буду минут через пятнадцать-двадцать! - послышался ответ, - там должно быть человек пятьдесят манифестантов.
   - Никого нет, только я один, - отозвался Ярослав, - как попасть во-внутрь?
   - Спроси корреспондента Тамару. Она тебя проведет.
   - Понятно, - раздраженно ответил Ярослав и отключился.
   Спрятав мобильный в карман, Ярослав поправил пуловер и рубашку, после чего, с решительным видом направился ко входу.
   - Уважаемый, у вас есть приглашение? - с дежурной улыбкой вопросил стоявший у входа человек в сером пиджаке. На нагрудном кармане пиджака распорядителя висела бирка с его – фамилией, именем, отчеством.
   - Меня ждет корреспондент, по имени Тамара, - невозмутимо отозвался Ярослав.
   - Нет-нет, - также дежурно улыбаясь, отозвался распорядитель, - без приглашения – нельзя.
   - Но-о, - попытался было возразить Ярослав.
   - Без приглашения, нельзя, - уже строго отозвался распорядитель, и знаком приказал отойти.
   - Здесь, что-то происходит? - спросил подошедший к распорядителю полицейский, Рядом с полицейским появился охранник, которого звали Олегом, но распорядитель успокоил обоих: «Нет, ничего особенного. Входят только приглашенные».
   Ярослав с надеждой взглянул на Олега, но тот взглядом указал на распорядителя и пожал плечами, мол – не судьба. После чего, направился за последовавшим ко входу в здание полицейским, и оглянувшись, снова пожал плечом – не судьба.
   Ярослав сокрушенно покачал головой и, спустившись вниз, наткнулся на телеоператора, снимавшего подходящую к фойе праздничную толпу.
   - Прости, друг, - обратился к нему Ярослав, - ты не мог бы позвать Тамару? Она журналист. Находится внутри помещения.
   Оператор недоуменно посмотрел на Ярослав и ничего не ответив, продолжил съемки.
   - Понимаешь, нам надо пройти внутрь. Там нас ждут журналисты.
   Оператор недовольно дернул щекой и резко ответил: «Гражданин, не мешайте работать. Никакой Тамары не знаю».
   - Черт! - выругался Ярослав и отойдя в сторону, нервно заходил по площади. - Манифестация пятьдесят человек. Корреспонденты ждут. Шишь с маслом. Дайте хоть одного корреспондента, который назвал бы все своими именами! Где неравнодушный народ?! Где хоть слово протеста?! Мы, видите ли, подали прошения во все инстанции! Мы собрали подписи! Успокоили свою совесть. А завтра будем сидеть перед телеящиками, с кофем и чаем, и наблюдать, как глумится эта нечисть над святым местом!.. Вот, это – кто?! - Ярослав показал пальцем на запоздавших гостей. – Вас не удивляет, что их глаза светятся в темноте. И, почему у них такие нетопыриные уши. И такие хищные улыбки. А, вы обратите на это внимание! Потому что, я глубоко сомневаюсь, что сюда съезжаются люди! Потому что тот, кто глумится над святым местом, это уже не человек! Это, не человек! И сюда съезжаются сейчас ведьмы и колдуны! На свою Вальпургиеву ночь!
   Ярослав замолчал на некоторое время, обессиленный. Потом произнес горько: «История повторяется. Прав был Максимилиан Волошин. Ну, вот, хотя бы…» И, Ярослав начал медленно декламировать, сначала задумчиво, а потом, со все более нарастающим гневом:

С Россией кончено. На последях
Ее мы прогалдели, проболтали.
Пролузгали, пропили, проплевали
На улицах и грязных площадях.
Распродали на торжищах, не надо ль
Кому земли, собраний, да свобод,
Гражданских прав, и родину народ,
Сам выволок на гноище, как падаль.

О, Господи! Разверзи, расточи!
Пошли на нас огнь, язвы и бичи!
Германцев с запада! Монгол с востока!
Отдай нас в рабство вновь, и навсегда!
Чтоб искупить смиренно и глубоко,
Иудин грех, до Страшного Суда!

   Из фойе аквапарка, в котором уже начались торжества вышел майор Старостин, одетый в гражданскую одежду. Вместе с ним вышел представительного вида мужчина. Оба достали из карманов сигареты и закурили.
   - Что это за юродивый там кривляется? - спросил с усмешкой представительный мужчина.
   - Да, знакомый тип, - в тон ему усмехнулся Старостин, - помню, проходил у меня по статье -  групповая драка, с отягчающими обстоятельствами. В мае устроил несанкционированный митинг, побывал у меня в участке. Но, в целом, Иван Семенович, он не опасный. Если не уйдет через пять минут, вызовем оперативников.
   - Вы, уж проследите, - начальственно посоветовал Иван Семенович и, сделав последнюю затяжку, бросил сигарету в урну.
   - Проследим, - ответил Старостин и, строго взглянув на Ярослава, тоже бросил окурок.

   Ярослав гордо оглядел происходящее действо, и громким шепотом произнес: «Ненавижу этот Содом! И, призываю на него Божий гнев!» После чего повернулся и пошел во тьму.
   В это время зазвучало вступление рок-композиции «Поколение неудачников». Ярослав прибавил шаг и направился с площади, к залитой огнями улице. Когда закончилось музыкальное вступление, зазвучал голос певца:

Твои стихи читает – никто.
Твои дерзанья нужны – никому.
И песни твои звучат – низачем.
Проекты внедряются – никем.

   В это время к главному входу аквапарка подбежал Константин Староверов. Он был одет в темно-коричневый костюм тройку. Ворот светло-голубой рубашки был повязан сбившимся темно-вишневым галстуком. Подбежав ко входу, он сдернул с головы берет и прерывисто дыша, стал объясняться с распорядителем и охранником-полицейским: «Уважаемые! Меня ждут журналисты! Я должен дать интервью! Как представитель областного Союза художников!»
   - Ваш пропуск. - Равнодушно отозвался один из охранников и презрительно посмотрел на опоздавшего.
   - Пропуск? Сейчас! - захлопал Костя по карманам, но уже через минуту развел руками: «Нету! Оставил в другом пиджаке!»
   - Тогда, просим прощения. Мы не можем вас пустить. - Ответил въедливым тоном распорядитель.
   - Но, как же!? Меня ждут журналисты. - Пытался возразить Константин.
   - Ничего не знаем, - отозвались безапелляционно полицейский, после чего подтолкнул художника, направляя его прочь.
   - Это, просто безобразие какое-то, - недоуменно возразил Константин, после чего начал спускаться вниз по ступеням, - а, как же пресса? Заявление общественности? Где демократия, в конце концов?
   В это время продолжала звучать рок-композиция:

Твои мечты воплотят – никогда.
Стремления духа – в объятьях спрута.
Талант не пробьется, ни после, ни – до…
И путь твой, и жизнь – исчезают в ничто.

И, мы – легионы.
Мы есть, и нас нет.
Мы те, кто рожден
Для убитых побед.
Наш разум – вдали,
От красивых оков.
Мы – легионеры
Незримых полков.

   Ярослав быстро идет по залитой неоном улице города. Мимо него проходят толпы гуляющей молодежи, по проезжей части мчатся автомобили. Но, Ярослав идет, ничего не замечая. Кто-то возмущенно вскрикивает, но Ярослав, не останавливаясь, идет дальше.

Твой голос один тихо гаснет во тьме.
Глашатай идеи – ненужной нигде.
Мимо годы летят – спичкой чиркнувший свет.
А впереди – только черный рассвет.
Мы шагали сквозь строй закрытых дверей.
И слушали всюду, лишь слово – не смей!
Но, все ж верим свято – можно рок победить,
Когда ничего – нельзя изменить!

   - А теперь, дамы и господа, мы приступаем к торжественному открытию аквапарка! - провозгласил ведущий мероприятия.
   Присутствующие громко зааплодировали и ведущий, под звуки оркестра перерезал ленточку. Стоящий позади всех Рождественский оглядел присутствующих, затем прошелся вдоль стены и развернувшись, направился в коридор служебных помещений.
   Подойдя к двери складского помещения, дернул за ручку, затем вынул ключи и открыл дверь. В полумраке склада он увидел несколько больших туб и с десяток пластиковых фляг. Рождественский вошел внутрь.
   - Салидол, - Прочел он на одной из картонных туб. Злобная усмешка промелькнула на лице Дмитрия и, выхватив телефон, быстро набрав номер, он прокричал: «Олег! Быстро ко мне! Я на складе!»
   Через пару секунд, в помещение вбежал охранник, и Рождественский крикнул с порога: «Это, откуда здесь?!
   - Да-к, этот хренов ГСМщик сказал, что все договорено! - начал оправдываться охранник, - сказал, что только до завтра.
   - Японский драндулет! - выругался Рождественский, и пнул одну из фляг. - Что здесь!
   - Смазка, пять туб, и лаки-краски, десять фляг.   
   - Черт! - злобно выругался Рождественский, - этот друг меня уже достал. - Несколько секунд он смотрел на бочки и затем принял решение: «Зови Романа, и перекати их в дальний угол. Потом, прикрой брезентом. Что б все было в ажуре».
   - Нет, проблем, - отозвался охранник и, вынув мобильный произнес: «Рома, дергай ко мне. Начальник дал распоряжение!»
   - Я проверю, - на ходу произнес Рождественский, после чего направился в зал.
   - А теперь, перед вами выступит группа водных гимнастов, которые исполнят акробатический этюд.
   - Толпа шумно зааплодировала, приветствуя бегущих к сверкающему лазурными бликами бассейну артистов.

И мы – легионы.
Мы есть, и нас нет.
Мы те – кто рожден.
Для убитых побед.
Наш разум – вдали,
От красивых оков.
Мы – легионеры,
Незримых полков.

   Ярослав продолжал бежать по улице города. Вдруг Ярослав увидел открытую танц-площадку, на которой рок-музыканты исполняли композицию. Главным солистом был сын Ярослава. Ярослав остановился на несколько минут и, умеряя дыхание, слушал доносящуюся с площадки музыку.

Ты взглядом окинешь путь прожитых лет.
Вся жизнь – эволюция умерших тщет.
И вспомнишь, ты счастья добиться желал.
К чему-то стремился, о чем-то мечтал.

   Ярослав тяжело вздохнул и, помотав головой, последовал дальше.
   
И требуем вновь – не привыкшие лгать.
И пусть журавля в небесах не поймать.
Ведь горько и больно сегодня понять.
Что нам уже поздно, и верить и ждать.

   Охранники, Олег и Роман переносили фляги в дальний угол помещения. Наконец, перенесли последнюю. После чего, Олег взял рулон брезента, и они вдвоем закрыли смазку и краски.
   - Ладно, шабаш, - произнес Олег, выравнивая дыхание, после чего вынул пачку сигарет. Охранники закурили. Безразлично глядя на бочки, сделали по несколько затяжек, после чего, побросав окурки в стоящую рядом с бочками урну, пошли на выход. Один из окурков упал на кучу масляных тряпок, лежащих рядом с урной. Охранники вышли и закрыли дверь.

И мы – легионы.
Мы есть, и нас нет.
Мы те, кто рожден
Для убитых побед.
Наш разум – вдали,
От красивых оков.
Мы – легионеры
Незримых полков.

   Ярослав наткнулся в полутьме на перегородившую тротуар красно-белую полосу. Сразу за ней стоял прибитый к треноге плакат: «Стой! Опасная зона!» Не обращая никакого внимания на предупреждение, он оборвал полосу и последовал дальше. Затем, сошел с тротуара на пустынную проезжую часть и побежал по улице. Улица была совершенно пуста и, если-бы не горящие кое-где окна пятиэтажек, можно было подумать, что Ярослав попал в город призрак.
   Вскоре Ярослав выбежал из городской зоны и едва не сразу наткнулся на переезд железной дороги. Без остановки преодолев его, он выбежал на освещаемый лунным светом пустырь, и внезапно остановился… Теперь он стоял на краю провала, края которого были ограждены красными полосами и предупредительными надписями на столбах: «Стой! Опасная зона!»

Быть может смысла творенья,
Нам никогда не узнать.
И Книгу книг не прочесть.
В этом мире, где – самосожженье,
Единственный способ сказать,
Что, ты – все-таки, есть!

   Ярослав отвернулся от провала и пошел назад.

   Под тихую музыку группа водных гимнастов исполняла номер и гости, с довольными лицами следили за выступлением.

И, мы – поколение неудачников,
Требуем, требуем! Для себя трибуны.

   Константин, в расстегнутом пиджаке, со сдвинутым набекрень берете, стоял возле ларька и пил баночное пиво.
   - Я спрашиваю, где демократия, где общественность? - беседовал он сам с собой, - где голос народа? Почему никто не пришел на манифестацию?

И, мы поколение неудачников,
Требуем, требуем! Для себя трибуны.

   Ярослав, с отрешенным лицом, шел молча по улице города.

И, мы поколение неудачников,
Требуем, требуем! Для себя трибуны…

   Вновь и вновь повторялось пение «Коды» рок-композиции.

   Рождественский, нервно оглядываясь по сторонам, прохаживался позади зрителей. Вдруг, выражение его лица изменилось и, он потянул носом. Быстро побежав в коридор, он подбежал к дверям подсобки и дернул за ручку. Дверь оказалась запертой и из под двери валил дым.
   В подсобном помещении вспыхнула куча тряпок, на которую попал окурок, и пламя быстро перешло на полог брезента.
   Рождественский вытащил из кармана ключи, и начав открывать дверь, другой рукой стал набирать номер телефона. Наконец, набрал имя и закричал: «Олег, бегом сюда! На складе, пожар!» Тут же заработала пожарная сигнализация, и раздался леденящий вой сирены.
   Примчавшийся охранник рывком открыл дверь. В следующую секунду, Рождественский подал ему огнетушитель, и охранник бросился внутрь, туда, где уже бушевало пламя. Но, едва он приблизился к флягам, как раздался взрыв. Рождественский инстинктивно отскочил от двери, и в следующий миг из нее вылетела лавина огня. На четвереньках он выполз в зал, где уже царило паника. Толпа людей металась в беспорядке по аквапарку. Перепуганные артисты, один за другим выскакивали из бассейна, зато гости с криком падали туда. Мимо Рождественского промчался другой охранник, которого звали Романом.
   - Где Олег?! - прокричал он.
   - Там! - крикнул начальник строительства и махнул в сторону коридора, из которого валил черный дым.
   - Эх! - крикнул охранник и, скинув на ходу куртку, замотал ею голову. - Олег! Олег! Ты, где?! 
   Толпа народа с криками вываливалась на площадь перед аквапарком, к которому уже подъезжали пожарные, полицейские и санитарные машины. Но, пламя разгоралось неудержимо, и через несколько минут заполыхала главная часть аквапарка.

   Ярослав ехал по городу на маршрутке, и недвижно глядел в одну точку перед собой. Маршрутка остановилась на площади аквапарка. Отблески пожара заблестели на стеклах микроавтобуса. Некоторые пассажиры прильнули к окнам, с возгласами: «Пожар! Пожар! Что там горит?!»
   Ярослав очнулся из забытья и поглядел в окно отсутствующим взглядом. Уже через миг его взгляд начал проясняться, и в следующую секунду решимость появилась на лице Ярослава. Вскочив, он опрометью выпрыгнул из маршрутки, после чего, во весь опор побежал к горящему зданию.
   Прорываясь через толпу кричащих людей, он приблизился к зданию насколько возможно. Страх, недоумение, восторг – отразились на лице Ярослава. Но, спустя минуту спокойствие сошло на его лицо и, лишь тонкая мстительная улыбка заиграла на губах.
   - Поляков, ты что здесь делаешь? - наткнулся на него Рождественский. Но, Ярослав, лишь едва взглянул на него и ответил с презрительным спокойствием: «Наблюдаю за яростью Божьего гнева!»
   В следующий миг толпа увлекла за собой Рождественского, и лишь один Ярослав продолжал непоколебимо стоять.
   Мимо, также увлекаемый толпой, проследовал майор Старостин. На краткий миг полицейский остановился и прошил Ярослава острым взглядом. Но, уже через секунду и его увлекла напирающая толпа. Оглянувшись пару раз, он был вынужден отойти дальше, туда, где стояли машины полиции и скорой помощи.
   Расположившиеся по периметру пожарные тщетно пытались залить бушевавшее пламя.

                XI
    - А, скажите, Дмитрий Серафимович, - вкрадчиво спросил Рождественского сидящий за рабочим столом кабинета майор Старостин, - могли ли у вас быть недоброжелатели? Если предположить причину искусственного возгорания аквапарка.
   Рождественский осторожно взглянул на портрет главы государства Д.А. Медведева и кашлянув, произнес: «Наверняка были. И, думаю, немало. Например, год назад общественная группа собирали подписи».
   - Так, - согласно кивнул Старостин.
   - Постоянно досаждал настоятель местного храма.
   - Гм, - перебил его начальник следственного отдела, - а, угрозы в ваш адрес были?
   - Угрозы? - Рождественский задумался на миг, - оскорбления и угрозы приходилось выслушивать часто и, от многих людей.
   - А, конкретно… например, такой человек, как Ярослав Поляков, вам ничем не угрожал?
   На лице Рождественского стало появляться осмысленное выражение, и в следующий миг его глаза просветились: «Да, вы знаете. В мае он устроил несанкционированный митинг. Пришли с иконами, транспорантами, флагами… Мне, еще пришлось вызывать полицию… В мой адрес тогда летели грубые оскорбления».
   - Да, я помню этот случай, Дмитрий Серафимович, - перебил его Старостин, - а позднее, он ничем вам не угрожал.
   - Как же, неоднократно, - задохнулся от гнева Рождественский, - при встрече – настойчивые разговоры по поводу кары Господней. Один раз, даже за грудки схватил. Вот, и во время пожара, натолкнулся на него. Спрашиваю: «Ты что здесь делаешь?» Отвечает с издевкой: «Наблюдаю за яростью гнева Божьего!» Фанатик! От таких, что угодно можно ожидать!
   - Спасибо! - остановил майор полиции тираду Рождественского, - выводы будем делать мы!
   - Да, конечно, - поспешно согласился Рождественский.
   - А теперь, подпишите пожалуйста текст протокола, - Старостин пододвинул Рождественскому листок бумаги, - записано с моих слов, число, подпись.
   - Да, конечно, где? - Рождественский подписал, не читая, протокол, и преданно поглядев в глаза следователю, положил ручку на стол.
   - Можете быть свободными, - произнес майор задумчиво и внимательно поглядел на свидетеля, - вас проводят.

   - Еще раз, прошу, Ярослав Александрович, вспомнить все детали вашего появления на территории аквапарка? - майор Старостин оперся локтями на стол и смотрел в упор на сидевшего против него Ярослава.
   - Я приехал вечером четырнадцатого августа, около семи часов вечера, для того, чтобы выразить несогласие, или – протест, против открытия аквапарка.
   - Прошу уточнить: несогласие, или протест.
   Минутная пауза повисла в кабинете, на лице Ярослава отобразилось борение, но, в конце концов он произнес тихо, но твердо: «Протест».
   - Так, допустим, - Старостин скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, - и, в чем он конкретно выражался?
   - Я требовал от охраны пропустить меня внутрь, чтобы сделать заявление перед журналистами.
   - С вами кто-то был, или вы были одни?
   Возникло секундное замешательство, но Ярослав ответил также тихо и твердо: «Я был один».
   - Продолжим, - поставил точку Старостин, - с кем из охранников вы были знакомы?
   - Я видел Олега Снегирева, мы знаем друг друга с детства, но он даже не стал меня слушать.
   Старостин задумчиво поглядел на Ярослава, затем рассеянно произнес: «Снегирев погиб в первые минуты пожара, поэтому подтвердить ваши показания не может».
   - Как, погиб? - боль и удивление отобразились на  лице Ярослава.
   - Он бросился прямо в огонь, с огнетушителем. Его сотрудник, Роман Коваленко, в ожоговом центре, в тяжелом состоянии. Поэтому, увы, он также не может подтвердить ваших показаний.
   Ярослав молча осенил себя крестным знамением и, ничего не ответил.
   - Но, продолжим допрос, - прервал Старостин возникшую паузу, - что вы делали после того, как вас не пустили в аквапарк? Я, например, видел, как вы стояли на площади.  При этом, что-то выкрикивали, дополняя это активной жестикуляцией.
   - Я читал стихотворение… Максимилиана Волошина.
   - Гм, - Старостин кивнул, - произносили ли вы, при этом, какие-то призывы?
   - Нет, не произносил.
   - Что вы делали дальше?
   - Пошел гулять по городу.
   - Кто это может подтвердить?
   Снова возникла пауза: «Никто».
   Старостин внимательно посмотрел на Ярослава.
   - Хорошо, - шумно вздохнул он, - на сегодня закончим. - Затем, взял поданный секретаршей текст допроса и протянул его Ярославу: «Прошу ознакомиться и подписать».
   Ярослав бегло прочитал протокол и поставил подпись.
   - И, еще, - добавил Старостин, - вам, подписка о невыезде. После чего протянул Ярославу заранее заготовленный бланк.
   Ярослав, с похолодевшим лицом посмотрел на протянутый документ, и нерешительно взглянув на следователя, осторожно забрал его.

   Отец Михаил остановил машину на площади, взглянул в боковое стекло, за которым, сквозь редкие косые линии дождя был виден обгоревший аквапарк. Священник открыл дверь и, выйдя на улицу, поднял воротник плаща. Пройдя десяток-другой шагов, остановился и тихим шепотом воскликнул: «Жажду!.. Свершилось!»
   Интессивность дождя стала падать на глазах, и лишь редкие капли еще падали в лужи. Сквозь тучи блеснуло солнце. Священник покивал задумчиво, отвечая своим мыслям, затем развернулся и глядя вполоборота на аквапарк, произнес: «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущие». Затем, развернулся окончательно, и не оглядываясь, степенно направился к своей машине.

   Отец Михаил в полном облачении ходил по центру храма и окроплял кропилом фрукты в корзинах и пакетах, которые прихожане держали в руках. Стоящий возле солеи хор пел песнопения праздника «Преображения Господня»: «Преобразился еси на горе, Христе Боже, показавый учеником Твоим славу Твою, якоже можаху: да возсияет и нам грешным свет Твой присносущный, молитвами Богородицы, Светодавче, слава Тебе». За священником шел алтарник с чашей. Отец Михаил окунал в него кропило, и кропил и фрукты, а также прихожан. Верующие радостно улыбались, кто-то при этом просил: «Батюшка, а нас. Покропите и нас». Отец Михаил с готовностью кропил и тех, кто находился в задних рядах. Хор продолжал петь тропари и кондаки Преображения.
   Вдруг, в окно, через которое было видно пасмурное небо, ударило солнце. На лице священника отобразился тихий восторг, и он воскликнул: «Христос, Воскресе!»
   И весь храм дружно ответил: «Воистину, Воскресе!»
   - Христос, Воскресе!

   Константин сидел за столом, заставленным пивными банками, грязными чашками, и пустыми бутылками. Художник курил сигарету и взирал безразлично на бедлам в своей комнате. Сделав еще пару затяжек, затушил окурок в консервной банке, и поднявшись, шатаясь направился к пюпитру.
   Сдернув с него холст, язвительно произнес: «Дымы Отечества». Затем, порывисто проследовал к окну и резким движением отодвинул тюль. Редкий моросящий дождь бил в стекла.
   - А, что нам покажет «мир иной»? - также язвительно произнес художник, и схватив со стола пульт, махнув им, будто собирался бросить его в экран, включил телевизор. Экран ожил, и голос диктора прокомментировал события «Новостей»: «Несмотря на дождливую погоду, во всех храмах Русской Православной Церкви совершился чин освящения плодов, который из-за обилия народа, происходил даже на улице».
   Константин увидел, как священники вышли на паперть, и пошли вдоль рядов. Люди стояли одетые в плащи, с зонтами. В руках они держали корзины с фруктами. Лица их светились радостью.
   В следующем кадре, корреспондент брал интервью у молодого священника.
   - Скажите, батюшка. Вас не смущает, что все лето стояла страшная жара, а теперь, во время церковного праздника льет дождь, и прихожанам под этим дождем пришлось освящать фрукты и виноград?
   - Нет, даже радует.
   - ?
   - Я вижу в этом знак милости Божьей. Потому что обильные дожди затушили многочисленные лесные пожары. И мы рады этой милости, ниспосланной на нас.
   Неожиданно в окно квартиры Константина попал робкий солнечный лучик. Выражение лица художника переменилось; как-бы холод коснулся его чела. Нажатием кнопки он выключил телевизор, и с криком: «Всё! Начинаю новую жизнь!» - грохнул об пол пультом. Бросившись к окну, одним рывком распахнул рамы, вдохнул полной грудью влажный воздух.
   - Начинаю новую жизнь! - раздался гулкий крик над омытым дождем лесным пространством.

   Константин, одетый в плащ, в неизменном берете, бежал по проселочной дороге, скользя по глинистому мокрому грунту. Редкие капли дождя еще падали в большие мутные лужи, но на небе уже появлялись первые проблески солнца. Константин, порой соскальзывая, и едва не падая, продолжал бежать по скользкой мокрой дороге.

   Ярослав медленно шел по направлению к аквапарку. Он, тоже был одет в плащ. Над головой его чернел купол большого зонта. Остановившись поодаль, недвижно глядя на черные останки аквапарка, он словно бы смотрел внутрь себя. Зияющие провалы здания будто взывали о помощи, но, присутствующий на площади человек смотрел сквозь них.
   Из глубины площади к Ярославу подошел Константин. Ежась, он поднял воротник, и стал рядом в молчании. Ярослав взглянул на художника, но никак не отреагировал на его появление. Через минуту сказал будто себе: «Мне грозит срок. Сейчас, только что от следователя».
   - Надо подать апелляцию.
   - Думаю, это не поможет.
   - Надо бороться.
   - Я не хочу ни от кого бегать, и не хочу никому лизать пятки. - С этими словами Ярослав сложил зонт и опустил его вниз.
   Константин помотал головой и, сняв с головы берет, с громким шепотом, - Господи, помоги, - опустился на колени.
   Ярослав взглянул на друга и тоже опустился на колени.
   Дождь уже прекратился, но Константин все-равно продолжал кутаться в плащ. Ярослав молча взирал на остовы аквапарка. Наконец, Константин нарушил тишину: «Говорят, что на месте разрушенного храма, даже если остался один фундамент, до Страшного суда стоит Ангел».
   Ярослав молча взглянул на друга.
   - А, раз так, то стоит и здесь… - затем, начал сбивчиво объяснять, - я, когда работал в архивах, узнал, что главный престол собора был освящен в честь Преображения, а сегодня, как раз день Преображения Господня.
   Ярослав, с удивленной улыбкой посмотрел на друга, и Константин радостно залопотал: «Вот, увидишь. Все образуется. Сказано: «Сеющий слезами, радостью пожнет». Все образуется».
   При этих словах, в небесах сверкнул робкий лучик солнца. И, друзья, с надеждой возвели «очи горе».

                *  *  *
   Ярослав сидел за столом на кухне. В центре стола, корзинка с нарезанным хлебом. Ярослав собрал ложкой остатки каши в тарелке, и проглотив, отставил ее в сторону. Затем, взял стакан с компотом и отпил глоток. 
   В кухню зашла мама, спросила: «Что, хоть сказал следователь?»
   - Ничего особенного. Взял подписку о невыезде.
   Лицо мамы посуровело: «Как тогда. Если кто имел судимость, они особо не церемонятся».
   Лицо Ярослава помрачнело, но ответил как можно спокойнее: «Тогда меня сразу взяли под стражу. А, здесь, вот сижу перед тобой».
   - Дай то, Бог, - со вздохом произнесла она и, открыв шкаф, достала оттуда тарелку с фруктами, - вот, сегодня в церкви освятили.
   - Спасибо, - с улыбкой ответил Ярослав, и взял одно яблоко. Затем, вдруг задумался и спросил: «Мам, ты не могла бы дать мне фотографию отца?»
   - Да, могу. А, почему ты спрашиваешь?
   - Так, нужно. Он всегда был такой жизнелюбивый. Верил во все доброе. Мне его не хватало.
   - Хорошо, сейчас принесу.
   Через некоторое время, мама принесла альбом с фотографиями, раскрыла на нужном месте. Ярослав поднялся из-за стола, внимательно посмотрел на черно-белые фото. На одно из них обратил внимание: мужчина в шахтерской каске – вылитый Ярослав, стоял и улыбался среди окруживших его товарищей.
   - Вот эту, можно… тем более, их здесь две.
   - Да, конечно, - разрешила мать и, когда сын взял фотографию, закрыла альбом.
   Ярослав  вновь внимательно посмотрел на фотографию, будто желая получить ответ, потом вздохнул и, взяв яблоко, вышел из-за стола.
   Ярослав вошел в свою комнату, где горел только свет торшера, положил яблоко на тумбочку, среди дисков и книг, фото отца поставил за стеклом книжного шкафа. Затем, лег на диван, и отвернувшись к стене, закрыл глаза.
   Снова, он увидел себя летящим над рекой и высоким косогором. Над патриархальным городком раздался детский счастливый смех. Ярослав улетал все дальше, и откуда-то с поднебесья раздался голос бабушки: «Помни, ты потомок Святогора! Помни, ты наследник Святогора!»

   Сцена в зале суда. Ярослав сидит на скамье подсудимых. В зале, среди присутствующих, в первом ряду – плачущая мама, Константин, начальник котельной, представитель администрации. Позади них, тревожно выглядывающий Дмитрий Рождественский. На самом последнем сиденье, с краю – высокий молодой человек, непосредственный начальник Рождественского. Молодой человек сидел в том же черном костюме, белой рубашке с красным галстуком. Его длинные волосы были стянуты сзади в хвост. Черные очки подчеркивали надменное выражение лица.
   Раздалась команда: «Встать, суд идет».
   Ярослав поднялся первым. За ним, поочередно, находящиеся в зале.
   По решению районного суда города Каменногорска, - объявил судья, - согласно статье № 167, части 2, Уголовного кодекса Российской Федерации – умышленный поджог связанный с гибелью людей, суд постановил осудить Полякова Ярослава Александровича к семи годам лишения свободы, с отбыванием наказания в колонии строго режима, и назначением штрафа в сумме семисот тысяч рублей, в пользу семей пострадавших...
   Вздох ужаса прошел по залу, и мама Ярослава, горько заплакав, уткнулась в платок. Страх прошел по лицу Рождественского. Он, с остановившимся взглядом глядел перед собой.
   - Начало отбытия наказания считать со дня взятия подсудимого под стражу.
   Ярослав развернулся и, посреди воцарившейся мертвой тишины, вышел в сопровождении охранников из зала суда.

                XII
   Рождественский ехал по городу на своем «БМВ». Впереди стояли укрепленные на треногах плакаты: «Стой! Опасная зона!»
   - Черт! Уже и по Дзержинского не проехать! - произнес сам себе Дмитрий и свернул направо.
   Внезапно зазвонил лежащий на другом сиденье мобильный. Рождественский взял телефон и, продолжая управлять машиной, произнес: «Да, Надя. Суд прошел нормально. Ко мне нет никаких претензий».
   На другом конце раздался взволнованный голос.
   - Что-что?! - переспросил Рождественский, - Таня, что с ней?! Попала под машину?! В больнице?! Подожди, я за рулем. Перезвоню!

   Рождественский припарковал автомобиль на площадке перед корпусом больницы. Затем, вышел из салона, и на ходу, поставив двери щелчком кнопки пульта на автоматику безопасности, проследовал в сторону больницы.
   Зайдя в приемный покой, Рождественский показал водительские права и коротко объяснил цель своего пребывания: «Я, отец Тани Рождественской. Ее привезли сюда около часа назад».
   Дежурная медсестра бегло взглянула на документы, затем, сухо сказала: «Оденьте белый халат. Идите за мной. Но, хочу сразу предупредить: девочка в тяжелом состоянии и беспокоить ее нельзя».
   - Да, я понимаю, - согласно кивнул Рождественский и, одевая на ходу белый халат, последовал за медсестрой. 

   В коридоре, на кушетке, сидела убитая горем жена Рождественского. Уткнув лицо в ладони, она даже не заметила появления мужа и медсестры.
   - Надюша, что с Таней? - Рождественский приклонился к жене и чуть приобнял ее за плечи.
   - А?.. Что? - жена словно очнулась из забытья. Невидящим взглядом она поглядела на мужа, и ответила глухим бесцветным голосом: «Ее сбила машина, когда она шла из школы. Сейчас, врачи делают, что могут».
   - Господи, что  делать, - со стоном произнес Рождественский и присев рядом, обхватил голову руками.
   В этот момент, из палаты вышли два врача и медсестра. Надежда блеснула в глазах Рождественского и он, вскочив, побежал вслед за медработниками.
   - Простите, я отец Танюши, - сбивчиво начал объяснять Рождественский старшему по возрасту врачу, - я говорю о девочке, которая попала под машину.
   - Да, мы делаем, что можем, - отозвался врач и виновато развел руками.
   - Понимаете, я не пожалею никаких денег, - затараторил Рождественский, - если нужно купить лекарства или заказать оборудование.
   - Сейчас не об этом речь, - оборвал его доктор, - девочка находится в коме, в критическом состоянии, и поверьте, мы делаем все, что в наших силах.
   - Да, я понимаю, конечно, - обреченно отозвался Рождественский и, кивнув, собрался было отойти от врачей.
   Доктор и коллеги собрались продолжить движение, но в последний момент, старший врач с жалостью поглядел на Дмитрия и со вздохом произнес: «Положение девочки очень тяжелое. И, как отцу, могу сказать: приготовьтесь к худшему».
   Рождественский продолжал молча смотреть на врача, но тот, пряча взгляд, уже последовал по коридору. Двое его коллег направились за ним.

                *  *  *
   Ярослав, одетый в черную робу заключенного, сидел в зарешеченной тюремной машине. Машина качалась на ямах и ухабах, но Ярослав не обращал ни на что внимания, и лишь безучастно глядел перед собой.
   Откуда-то издалека зазвучала лирическая песня, сопровождаемая гитарным аккомпанементом.

Застывает  шуга на реке.
И, от этого некуда деться.
И, в промозглом глухом ноябре,
Нашим душам никак не согреться.
Поселяется в сердце печаль,
Если нет рядом близкого друга.
И, в завьюженный снежный февраль,
Душу студит холодная вьюга.

   Движение машины остановилось. С лязгом открылась дверь, и голос охранника снаружи произнес: «Осужденный Поляков. На выход!»
   Ярослав вышел из машины. Перед ним простиралось здание КПП, и – высокая стена с колючей проволокой. С обеих сторон от машины стояли два охранника с автоматами. Ярослав закинул на плечо вещмешок, и сцепив руки за спиной, направился к воротам КПП.

Жизнь прошла, как осенний туман.
Солнце яркое – редко светило.
До последнего верить в обман,
Отчего, твое сердце решило?
Сам себе, был всю жизнь, - государь.
А теперь, на кого опереться?
И, в студеный морозный январь,
Нашим душам никак не согреться.

   С лязгом открываются двери КПП. Ярослава проводят через решетчатые двери «приемника», далее ведут по коридору.

Ускоряется времени бег.
И забрезжит ли завтра восток?
Сей, стремительно мчащийся век,
Беспощаден, лукав и жесток.
И, отмеренных Господом дней,
Может быть, остается немного.
Не ищите широких путей,
Не ведут они к пажитям Бога.

                XIII
   На кладбище находилось около двух десятков человек. Работники кладбища под пение «Святый, Боже» опускали в могилу гробик. Молодой священник с кадилом, которым взмахивал – едва-едва, подпевал хору. Рождественский, одетый в осенний плащ, стоял рядом с женой, и смотрел перед собой невидящим взглядом. Надежда, жена Рождественского, одетая во всё черное, прижимала уголок платка к лицу, и слезы тихо катились по ее щекам. Обстановке соответствовала пасмурная погода. Тронутые желтизной листья деревьев дополняли общее состояние стылости и печали.
   Наконец, рабочие опустили гроб и, первые бросили вниз по комку земли. Словно очнувшись, Рождественский приблизился к краю могилы, тоже взял ком земли и, замерев на миг, взглянув в могилу взглядом полным скорби, разжал пальцы. Земля просыпалась вниз и Рождественский отошел в сторону. Его примеру последовала плачущая жена. За ней потянулись все приглашенные. Когда обряд прощания совершился, рабочие стали забрасывать могилу землей.
   Вскоре могила была засыпана землей. Быстро вырос холм, который рабочие аккуратно подровняли, затем лопатой сделали православный восьмиконечный крест. Родственники Рождественского поставили у могилы венки. Священник прочитал разрешительную молитву и, присутствующие на панихиде потянулись на выход из кладбища. К Рождественскому подошел крупного телосложения мужчина и остановив его, представительно произнес: «Дмитрий Серафимович, поминальная трапеза в ресторане готова. Можно ехать».
   - Да, конечно, - отозвался Рождественский, - едем. После чего последовал вслед за женой.
   Мимо проходил священник с клирошанками, и представительный мужчина обратился к нему: «Вы, батюшка, поедете с нами на поминальную трапезу?»
   - Нет, простите, - отозвался священник, - мне до вечернего богослужения надо причастить двух болящих на дому.
   - Простите, - мужчина поклонился священнику кивком головы, и последовал за удаляющейся процессией.

   Рождественский сидел в большой зале и, сцепив руки, неотрывно смотрел перед собой. В углу работал с выключенным звуком телевизор, комнату мягко освещал свет бра. Рождественский перевел взгляд на стену, где среди других фотографий висел портрет дочери, с черной полосой в углу наискосок. Несколько далее, на стене висели иконки Божьей Матери и Спасителя. На краткий миг, взгляд Рождественского остановился на них. На штукатурке, между иконами, проходила тонкая трещина. Рождественский тяжело вздохнул, поднялся и, подойдя к окну, распахнул фрамугу. В помещение сразу ворвался уличный шум, редкие отдаленные возгласы. Рождественский посмотрел вниз. При свете фонарей, стояли поникшие деревья с облетевшей листвой, припаркованные автомашины. Вздохнув полной грудью вечерний воздух, Рождественский закрыл окно и медленно пошел на выход из комнаты.
   Подойдя к спальне, осторожно приоткрыл дверь и произнес негромко: «Надюша, я пойду прогуляюсь».
   - Куда, так поздно? - жалобно ответила жена, - уже десятый час.
   - Подышу воздухом. Тошно на душе. Сорок дней уже прошло, все не могу поверить.
   - Ты только не пей, - вновь жалобно посетовала Надежда, но Рождественский поспешил ее успокоить: «Нет-нет, просто подышу».

   Выйдя из подъезда, Рождественский, одетый в осенний плащ, проследовал к находящемуся в отдалении автомобилю. Открыв пультом двери, сел на водительское место и вставив ключ, завел мотор. Затем, дав газ, медленно повел машину по тротуару, выворачивая с него на проезжую часть. На улице, по которой изредка проезжали автомобили, переключил скорость и поехал вперед, без всякой цели. Рождественский ехал по прямой, останавливаясь на светофорах, но, вскоре увидел предупреждающий знак: «Проезд запрещен! Опасная зона!» Рождественский свернул влево, проехал еще квартал. Снова стоял предупредительный сигнал: «Объезд!» И, рядом – знак объезда, указующий на правый поворот.
   Рождественский свернул вправо. Теперь перед ним открывался широкий проспект. Проехав два квартала, снова увидел знак: «Проезд запрещен!»
   - Черт! - выругался Рождественский, и мстительная улыбка появилась на его лице. В следующую секунду он нажал на газ, и автомобиль полетел вперед, сорвав оградительную ленту и сбив, стоящий на треноге знак. Переключившись с третьей на четвертую скорость, Рождественский, продолжая мстительно улыбаться, помчался по пустынной улице, на которой не было ни одного прохожего. Лишь в редких окнах пятиэтажек светился электрический свет.
   Промчавшись два квартала, Рождественский сбавил скорость. Впереди показался указатель железнодорожного переезда. Жилая зона закончилась, и теперь он ехал по дороге, которую освещал только свет луны и автомобильных фар. На переезде, Рождественский сбавил скорость до минимальной, и проехав еще двести или триста метров, остановился.
   Впереди простирался пустырь. За ним, укрепленные на вбитых в землю арматуринах, отсвечивали красно-белые предупредительные ленты, а также знаки на столбах: «Стой! Опасная зона!»
   Рождественский выключил мотор, и некоторое время сидел в темном салоне. Затем, опершись локтями на панельную доску, со сдавленным вздохом обхватил голову руками. Помотав головой , откинулся на сиденье. На глазах его блеснули слезы, и взгляд его остановился на магнитных автомобильных иконках. В глазах Рождественского появилось осмысленное выражение, но, в следующую секунду он вдруг сник, и помотав головой, шепотом воскликнул: «Господи! За что ты меня наказал? Неужели, за это?» Затем решительно вышел из машины и, подойдя к краю провала, остановился. Минуту или две он постоял у обрыва и вновь, горько произнес: «Господи! За что?!»

   Рождественский осторожно вошел в квартиру. Горел только ночной свет. Разувшись и сняв плащ, прислушался.
   Из спальни раздался слабый голос: «Дима, ты?»
   Рождественский повесил плащ на вешалку и, приблизившись к двери спальни, приоткрыв ее, сказал вполголоса: «Надюша, я лягу в зале. Наверное, нескоро усну».
   - Хорошо, ладно, - жалобно отозвалась жена.
   Рождественский прошел в зал, в котором, по прежнему работал телевизор. Взяв пульт, он выключил его, затем сел на диван. Пробыв некоторое время в оцепенении, взглянул в красный угол, и его взгляд вновь остановился на иконах Божьей Матери и Спасителя. Дмитрий глухо простонал и лег на диван.
   Закрыв глаза, он лежал недвижно минуту или две. Вдруг перед его взором предстали события прошедших лет:
   - Слав, ты скажи, что делать? - плачущим тоном произнес Рождественский, - ведь срок грозит, понимаешь! - Дмитрий и Ярослав сидели за столом. На столе, стояла початая бутылка водки, банка раскрытых консервов, несколько кусков хлеба на расстеленной газете.
   Рождественский открыл глаза, но голос продолжал звучать: «Эти сволочи, всю растрату на меня валят! Скажи, кому хоть свечку поставить, ты в зоне, говорят, верующим стал!»
   - Свечка не поможет! - раздался голос Ярослава.
   - А, что поможет?
   - Покаяние! Твое!
   Рождественский поднялся и резко сел. Упершись широко открытым взглядом в пустоту, он спустя мгновение глухо произнес: «Так, значит?!..» -  Затем, застонал и закрыл лицо руками.
   Вдруг увидел себя, входящим в криптовый храм Белогорского монастыря. Внутри храма проходило богослужение. Из алтаря послышался возглас: «Святая святым!» Присутствующие на службе монахи и паломники встали на колени. Встал на колени и Ярослав. На лице Дмитрия отобразилась неуверенность. Вдруг он встретился взглядом со святителем Николаем на иконе. Трепет пробежал по лицу Дмитрия и рухнув на колени, плача и стеня, он пополз к иконе, бия себя в грудь, размазывая по щекам катящиеся слезы.
   И тут же последовал другой эпизод давно прошедших лет:
   Дмитрий и Ярослав стояли на смотровой площадке монастыря и, обнявшись, глядя на открывшийся внизу окоем, кричали во весь голос: «Слава Богу, что Он все это сотворил!.. Эгей!.. Слава Богу, что Он все это сотворил!.. Слава Богу за все! Эге-гей!.. Слава Богу!»
   Дмитрий сполз с дивана и став на колени, горько заплакал.

                XIV
   Светлана едет на автобусе по трассе. Она печально смотрит на пролетающий за окном пейзаж поздней осени. Весь облик ее выражает потерянность. Временами она ежится и, потуже затягивая кашне, поправляет воротник демисезонного пальто.
   Временами, перед ее взором появляются картины разрыва с мужем:
   Светлана, одетая в демисезонное пальто, упаковывает чемодан. Рядом стоит растерянный муж, в рубашке и брюках на подтяжках. Светлана, собирая вещи, говорит ему возбужденно: «Всё, Владик! Три месяца назад ты мне клялся – божился, что станешь другим! И, это в который раз?! А я, всё верю, верю! Как дура! И, каждый раз, ты снова принимаешься за свое!»
   - Подожди, Свет! Ты неправильно поняла, - Владлен начал бурно возражать, - эта женщина моя сотрудница. Понимаешь, сотрудница! Мы, с ней работаем в одном отделе!
   - Не надо мне лгать! - возразила Светлана с истерической интонацией, - я навела справки.
   С этими словами, она подхватила чемодан, и потащила его к выходу…
   …Автобус въезжает в город, останавливается на остановке. Светлана взяла стоящий в проходе большой чемодан на колесиках. После чего вышла из автобуса и, перейдя на противоположную сторону, махнув рукой, остановила идущую навстречу маршрутку. Войдя в маршрутку, она села на свободное сиденье и, снова поехала. Вскоре, маршрутка свернула на проселочную дорогу, и по обеим сторонам дороги побежали корабельные сосны.
   Перед глазами Светланы предстал образ Ярослава, когда он провожая ее, пел песню своей души:

В краю непуганых зверей,
Где на руки садятся птицы,
Где правит добрый Берендей,
И, с ним, красавица царица.
Туда спешит моя душа,
Где строем встав, как для парада,
Хранят дремучие леса,
Воспоминанье Китеж-града.

В краю неугасимых зорь,
Живет души моей отрада.
Ты, с сердцем любящим не спорь,
Ему и горы не преграда.
Ты, быть себе собой позволь,
Ведь женщине судьбой от века,
Дана спасительная роль,
Душею зваться человека.

   Маршрутка выехала из лесной зоны. Впереди показались пятиэтажные дома поселка «Сосновый бор». Светлана очнулась от воспоминаний. Теперь, она просветленным взором смотрела на окружающий ее сосновый лес и приближающиеся дома поселка, но… песня продолжала звучать:

Но, суд неправедный верша,
Всяк узел гордиев – сечется,
Разбилась вдребезги душа,
О твое каменное сердце.
Кто может боль мою унять,
Из сердца вытравив кручину,
Что б ты сама могла понять,
Что ты – есть боли той причина.

   …Светлана быстро шла по проселочной дороге, которая вела к санаторию. Проходя мимо котельной, она нерешительно остановилась, но затем пошла в сторону открытой двери. Когда она приблизилась к ней, из раскрытой двери вышел рабочий в замасленной спецовке и, вытащив из кармана пачку папирос, закурил.
   - Простите, - с волнением спросила Светлана, - как можно увидеть Ярослава? Он работал у вас летом.
   - Славу Полякова, что ли? - пыхнув папиросой, грубо отозвался рабочий, - э-ва, посадили на семь лет строгого режима. Месяца полтора уж будет.
   - Почему? - глаза Светланы наполнились ужасом.
   - Дело сие покрыто мраком, - многозначительно отозвался рабочий, но, вдруг догадка отобразилась на его лице, - да, вы к матери его сходите, Валентине Васильевне. Это, по улице, где частный сектор. Дом, номер пять.
   - Хорошо, спасибо, - потерянно отозвалась Светлана, и повернувшись, пошла назад.

                *  *  *
   Ярослав стоял в умывальнике. Закатав рукава, он стирал в раковине носки. На плечах его висело полотенце. В умывальник зашел другой заключенный, в светло-серой футболке, тоже с полотенцем через плечо. Открытые предплечья его были в татуировках. На груди заключенного виднелся большой крест. В руке он держал бритвенный прибор. Во всех движениях его чувствовалась уверенность в себе. Поглядев критически на свое отражение в зеркале, он видел спину стирающего Ярослава. Оглянувшись на него, заключенный приоткрыл кран и налил воды в стаканчик, из которого торчала рукоятка кисточки для бритья. Ярослав искоса взглянул на вошедшего, и снова принялся за стирку.
   - Слушай, друг, что-то мне твое лицо знакомо, - вопросил Ярослава вошедший заключенный и, начав взбивать кисточкой пену, внимательно поглядел на собеседника.
   - Вполне вероятно, - с улыбкой ответил Ярослав и, оставив на миг стирку, взглянул на вошедшего, - гм-м, мне кажется, что я вас тоже, где то видел.
   - Ты, случайно, не Каменногорский? - вошедший, продолжая взбивать пену в стаканчике, сделал пару шагов  в направлении Ярослава и, прищурившись, поглядел ему в лицо.
   - Случайно, да, - Ярослав повернулся к собеседнику лицом, и пожал плечами, - хотя, в последнее время жил в Сосновом бору.
   - Ха-ха, теперь, вспомнил, - засмеялся вошедший, - ты тот, который играл на гитаре в кочегарке.
   - Точно, - Ярослав улыбнулся, и склонил голову в знак признательности.
   - Я был тогда с двумя пацанами, - продолжил собеседник, - как там они?
   Лицо Ярослава разом помрачнело.
   - Оба погибли во время пожара, - сухо ответил он, - на меня повесили это дело. Поэтому, я здесь.
   - Понятно, - задумчиво ответил собеседник, но, мгновение спустя вдруг произнес с деланной бодростью, - а, я, одному чинуше личность повредил и, кое-что с его иномаркой сделал. Поэтому, тоже, здесь. - После чего расхохотался открыто и свободно.
   Ярослав рассмеялся вслед ему, также открыто и свободно. Вошедший хлопнул его по плечу и, продолжая улыбаться, отошел к своей раковине.
   Вынув кисточку из стаканчика, собеседник начал намыливать щеки, но, затем обернулся к Ярославу и громко произнес, - но, ты, главное, не дрейфь. Мы, Каменногорские, и своих не выдадим. Меня, кстати, Анатолием зовут. - Он уже намылил щеки и подбородок, после чего взял станок и начал бриться. Через секунду-другую, повернулся к Ярославу и произнес: «Или же, как все говорят: «Серый». Это, потому что фамилия моя – Волков.

                *  *  *
   Светлана ехала на стареньком автобусе «ПАЗ», где сидели еще несколько пассажиров. Деревья и обочины лесной дороги покрылись первым снегом. Она держала в руках большую сумку и печально смотрела на пробегающий мимо однообразный пейзаж. В это время зазвучала песня «Плат Вероники» поэтессы Марии Амфилохиевой:

Я платок вышивала, подарок готовила мужу,
Нанести собиралась узор из сплетенных ветвей,
Только вдруг услыхала и топот, и крики снаружи –
На порог (любопытство проклятое!) вышла скорей.
Шла толпа по дороге на место обычное казни,
Осужденный, шатаясь, свой крест деревянный тащил.

   В это время автобус затормозил, и водитель негромко произнес: «Кто здесь, до Учреждения?»
   - Я, - очнувшись, ответила Светлана и приподнялась с сиденья.
   - Выходите, - односложно повелел водитель, после чего добавил, - направо, по лесу, там недалеко.
   Светлана сошла с автобуса и, волоча тяжелую сумку, пошла в указанном направлении.

А мальчишки свистели, кидая в него без боязни
Комья твердой земли. Он совсем выбивался из сил.
Поравнялся со мной. Я в глаза ему храбро взглянула.
Он был грустен, но светел в колючем терновом венце.
И не помню сама, как платок я ему протянула,
Чтобы смог утереть капли крови и пот на лице.

   Светлана шла вдоль леса, и впереди вскоре показались стены и вышки лагеря.

Он платок возвратил, улыбнулся рассеянно, слабо.
И побрел по дороге, качая крылами креста.
Я осталась в пыли растревоженной, глупая баба,
В задрожавшей руке зажимая кусочек холста.

   Светлана приблизилась к зоне и, оглядевшись растерянно, направилась к железным дверям пропускника.

Годы… Годы прошли. Умер муж и разъехались дети.
И таков моей жизни – увы – невеселый итог,

   Светлана поднялась по ступенькам и нажала на звонок у двери.

Утешенье мое – только образ, печален и светел,
Что чудесно хранит не доставшийся мужу платок.


                *  *  *
   Ярослав зашел в сушилку, где вдоль стены висело постиранное белье. Поставив на подоконник иконку Божьей Матери, раскрыл молитвослов. Найдя нужную страницу, стал вполголоса читать акафист. Вдруг, входная дверь открылась и в помещение, презрительно улыбаясь, вальяжной походкой вошел заключенный кавказской наружности. Пройдя к окну, он взял иконку и, глядя в глаза Ярослава, произнес с акцентом:
   - П;ляк! - чеченец сделал ударение на первый слог, - я сколько раз тебе говорил: викинь эту дрянь!
   Ярослав выхватил иконку из рук чеченца и взгляд его полыхнул огнем.
   - Если не хочешь, я викину сам.
   - Только попробуй, - угрожающе произнес Ярослав, - и увидишь, что из этого получится.
   - А, что может полючиться, - въедливо вопросил чеченец, и протянул руку к отвороту куртки.
   Ярослав резко убрал его руку, но тот снова взял Ярослава за отворот. Ярослав быстро положил на подоконник иконку и молитвослов и взял чеченца обеими руками за отвороты его куртки.
   - Слушай, Махмуд, если будешь дергаться, я свою жизнь дорого отдам. Вот, увидишь!
   В этот момент в сушилку вошел Анатолий и нарочито бодро произнес: «А, что тут происходит? Слышу шум, а драки нет!» И подойдя к разгоряченным противникам, встал между ними.
   - Махмуд? Слав? - и, он вопросительно поглядел на обоих.
   - Он первый схватил меня за грудки, - пошел на попятную чеченец.
   - Врет! - отрезал Ярослав, - хотел выкинуть мою икону.
   Анатолий поморщился и, взглянув на Махмуда, произнес грозно-назидательным голосом: «Махмуд, надо уважать чужую веру! И потом, я прошел Первую чеченскую, но… война кончилась. И надо жить в мире. Якши?!»
   Чеченец ядовито улыбнулся и ничего не сказав, пошел к выходу. Остановившись у двери, обернулся и произнес с той же улыбкой: «Если бы не некоторые наши гяуры, там, - и он кивнул, взглядом указывая наверх, - Ичкерия уже давно была бы свободной». И ядовито улыбнувшись на прощанье, Махмуд вышел. Анатолий вздохнул и, хлопнув Ярослава по плечу, тоже повел его к выходу. В этот момент дверь сушилки распахнулась, и в проеме показался охранник. Увидев Ярослава, громким голосом произнес: «Поляков, на выход! Там, к тебе родственники приехали!»
   Ярослав удивленно поглядел на Анатолия и, едва не бегом направился к выходу.

   В сопровождении вооруженного офицера, одетый в стеганый ватник и шапку Ярослав быстро шел по территории лагеря. Его глаза горели тревогой и надеждой. По приближении к железной двери КПП, офицер коротко произнес: «Стоять!»
   Ярослав остановился, и сопровождающий нажал кнопку. С жужжанием щелкнул автоматический запор, и офицер знаком показал: «Проходи!» Ярослав вошел в камеру приема, и вновь остановился. Сопровождающий нажал на кнопку в боковой стене, и снова с щелчком открылся автоматический запор.
   Ярослав вошел в следующее помещение.
   - К шестому месту! - снова скомандовал офицер и, кивнув дежурному, который сидел с наушниками у пульта связи, вышел.
   Ярослав скинул ватник и шапку, и повесив их на вешалку, где уже висели несколько ватников, протиснулся за спинами получивших кратковременное свидание заключенных. Они разговаривали со своими родственниками посредством телефонных трубок. Сами родственники сидели за перегородкой с пластиковыми стеклами. Ярослав дошел до своего места, и… остолбенел. На другой стороне сидела Светлана. Увидев Ярослава, она вздрогнула, и медленно поднялась.
   - Свет, - с радостью и со слезами произнес Ярослав: «Ты?!»
   - Я, Слава, - тихо произнесла она, и слезы тоже блеснули в ее глазах.
   - Как?... - произнес Ярослав, но в следующий миг показал знаком, что надо сесть и взять трубку. Светлана повиновалась и, взяв трубку, присела. Ярослав последовал ей, и уже по телефону повторил свой вопрос: «Как ты узнала, что я здесь?»
   - От мамы, Валентины Васильевны, - ответила Светлана.
   - Как она, там? - озабоченно вопросил Ярослав.
   - Слава Богу, - с печальной улыбкой отозвалась Светлана.
   - Не болеет?
   - Нет, но только скорбит сильно.
   Ярослав сокрушенно кивнул, и пребыл некоторое время в молчании. Но, в следующую минуту, уже радостно взглянул на Светлану и тихо произнес: «Молодец, что приехала».
   - Я, там, передачу привезла, - поспешно заговорила Светлана, - сначала сказали, что не положено, но, потом начальник разрешил.
   Ярослав снова кивнул, и также тихо добавил: «Ты, просто молодец. Ты, такой подарок мне сделала. Даже не можешь представить».
   Светлана улыбнулась, и ничего не ответила. Ярослав, тоже, с тихой улыбкой продолжал глядеть на нее. В этот момент зазвучал романс «Когда-нибудь»:

Когда-нибудь, когда-нибудь,
ты скажешь взглядом:
«Моя душа, давно тобой полна».
Когда-нибудь, когда-нибудь,
ты станешь рядом.
И рухнет нелюбви твоей стена.

   В помещении для свиданий, по обе стороны переговорных устройств, сидят заключенные и их родственники. Вполголоса они  говорят друг с другом, и над всем этим замкнутым пространством звучит грустная, с широким дыханием песня:

Надежды нет, зарницы догорели.
Лишь после ночи может быть рассвет.
Забытый холст, с этюдом акварели,
Размоет дождь, и – списка больше нет.

   Ярослав и Светлана смотрят друг на друга, но, оба видят себя идущими по проселочной дороге, где Ярослав, с гитарой в руках поет спутнице песню:

Пусть выбор мой – нелепая ошибка.
Но, отчего, прошу тебя, ответь:
Твой нежный взгляд, и кроткая улыбка,
Мне так нужны, что – лучше умереть.

Но, верю я, что сбудутся желанья.
Протянется ко мне твоя рука.
И, кроткое, ответное признанье,
Когда-нибудь, произойдет, наверняка.

   Ярослав и Светлана, тихо и с любовью, но, теперь уже с тревогой, продолжали глядеть друг на друга.

   Ярослав, с большим пакетом в руках, вошел в казарму. Счастливо улыбаясь, он направился к койкам, где сидели несколько игравших в карты человек.
   - Мужики, сегодня гуляем, - еще издали произнес Ярослав.
   - О-о! - дружно отозвались мужики, и увидев Ярослава, прекратили игру.
   - Прошу прощения, браты! - Ярослав подошел к койкам и высыпал на одну из них содержимое пакета.
   - По какому случаю праздник? - вопросил Ярослава Анатолий, - мама приезжала?
   - Нет, - смущенно отозвался Ярослав, - невеста.
   - Вот, так, да, - со значением произнес Анатолий, - уметь надо. Не то, что некоторые.
   Компания дружно засмеялась, и Ярослав поспешил обратиться к старшему: «Анатолий, разрешишь по такому случаю твой чайник?»
   - Разрешаю, - с готовностью отозвался он и знаком показал сидящему напротив игроку, чтобы открыл тумбочку. Тот с готовностью исполнил приказание, и Анатолий достал из нее электрический чайник, который и передал Ярославу.
   - Я в сушилке буду, - пояснил Ярослав, - как вскипит – сразу к вам.
   - Якши, - отозвался за всех Анатолий, и игроки снова принялись за карты.
   Ярослав зашел в умывальную, набрал из под крана воду в чайник, после чего вошел в дверь расположенной рядом сушилки. Наблюдавшие за ним двое чеченцев поднялись со своих мест и пошли следом. За ними, гуськом, оглядываясь по сторонам, двинулись еще четверо заключенных.
   Ярослав поставил чайник на подоконник, и включил его в розетку. В это время, вошли друг за другом все шестеро. Причем, один остался у дверей.
   Махмуд грозно взглянул на троих русских заключенных и твердо произнес: «Кожаный, Скряга!  Загибайте эту суку! Флинт, работай!»
   Хищно улыбаясь, трое направились к опешившему Ярославу. И… вдруг, все замерло.
   Потолка не стало. Вместо него простиралось синее небо. Под ним зеленело травами бескрайнее поле. По полю неспешно скакал всадник, который вскоре приблизился и остановился. Всадник с улыбкой смотрел на Ярослава. Наконец, произнес: «Я пришел помочь тебе. Если хочешь, я помогу».
   - Кто ты? - изумленно произнес Ярослав.
   - Я тот, кто исцелил тебя в детстве, - ответил всадник.
   - Так, значит, ты и есть – Святогор? - изумленно вопросил Ярослав.
   - Нет, я Полад, его правнук. В крещении же назван Иоанном.
   Вдруг видение пропало, и один из приближавшихся насильников, скабрезно хохотнул: «Пора П;ляку сменить пол!»
   - Скряга, Кожаный, меньше разговоров! - одернул их один из чеченцев.
   Ярослав шагнул навстречу, и вдруг один из насильников взлетел и распластался по потолку. Провисев на потолке около секунды, рухнул на пол. Такая же участь последовала и с другим. Здоровый увалень влетел в стену, и медленно сполз вниз. Третий испуганно попятился назад, и… вновь все замерло.
   - Нет, Полад. Я не могу так, - произнес смущенно Ярослав.
   - Почему? - ответил с улыбкой богатырь, - зло должно быть наказуемо.
   - Потому что, тогда я стану таким, как они. Они сделают меня авторитетом, и я должен буду, следуя неписанным законам,  творить зло.
   - Что ж, мне приятен твой ответ, - ответил богатырь, - но, все-равно, я помогу тебе.
  Видение исчезло, и… вдруг, дверь в сушилку с треском растворилась. На пороге стоял Анатолий.
   - Алёй! Я что-то не понял! - грозно произнес он, и с холодным гневом поглядев на присутствующих, вошел внутрь. Поравнявшись с чеченцами, ядовито улыбнулся, и добавил с деланной вежливостью: «Я послал человека чай вскипятить. Жду, чуть не с прошлого столетия. Нехорошо!» Затем приблизился к Ярославу и, юродствуя спросил: «Они, что, на хвоста падают? Может, чаю хотят?»
   - Да-нет, - неопределенно отозвался Ярослав, - хотели чего то, но, я не совсем усёк.
   - А, ну это бывает, - развернувшись к заключенным, и разведя ладони в стороны, отозвался Анатолий, после чего хлопнул Ярослава по плечу, - чай вскипел?
   - Вполне, - с готовностью ответил Ярослав.
   - Тогда, вперед. Братва заждалась. - Повелительно произнес Анатолий, и многозначительно поглядев на злобно молчащих заключенных, пошел к выходу.
   Когда Волков и Поляков вышли из помещения, Махмуд, сверкнув очами, грозно прикрикнул: «Всё, бистро разбежались! На сегодня, шабаш!»
   Услышав приказание, четверо зэков нехотя направились к выходу. Махмуд же, взяв за руку другого, старшего чеченца, оглянулся и тихо  произнес: «Исмаил, хочу сказать что-то».
   Тот, с покровительственной готовностью поглядел на единоплеменника, и Махмуд, приклонившись к уху, что то громко прошептал по чеченски, лишь только дважды проскочили два понятных слова: «Серый», и – «достал». Тонкая улыбка озарила надменное лицо Исмаила, и он, слегка хлопнув Махмуда по плечу, ответил по русски: «Дело говоришь. Но, не сегодня. Завтра».
   Получив одобрение, Махмуд довольно улыбнулся. Исмаил снова произнес: «Завтра». После чего, оба пошли к выходу.

                XV
   Рождественский открыл глаза, огляделся. Все, как всегда. Он спал на диване в зальной комнате, укрывшись пледом. За окном брезжил серый рассвет. В комнату, приоткрыв дверь, заглянула жена, Надежда, одетая в демисезонное пальто. Увидев, что Рождественский не спит, произнесла вполголоса: «Дима, я на работу. Завтрак в холодильнике».
   - Хорошо, Надюша, - отозвался Рождественский, и провел ладонью по лицу, - я, уже поднимаюсь.
   - Тогда, до вечера, - также, вполголоса ответила Надежда и прикрыла дверь. Через секунду-другую послышался щелчок входной двери.
   Рождественский поднялся, он спал в спортивном костюме, одел шлепанцы и проследовал к окну. Через стекло было видно, как падает редкий снег. Постояв некоторое время у окна, повернулся лицом в комнату и, опершись руками на подоконник, недвижимым взглядом устремился в пустоту. Через некоторое время, вздохнул тяжело, и сцепив руки за спиной, начал шагать по комнате взад-вперед.
  - Да, да, - говорил она время от времени. Затем, подошел к шкафу-стенке и, встав на колени, выдернул один из нижних ящиков. Вынув из него пакет из черной фото-бумаги, он высыпал фотографии на пол, и начал нервно искать нужную карточку. Быстро перебирая фотографии, которые мелькали в его руках будто калейдоскоп прожитой жизни. Фотографии детства, юности, свадебных торжеств, семейные фото, наконец, нашел нужную.
   - Вот! - Рождественский выхватил небольшое фото, где был изображен узник, в профиль и анфас. В его изможденном лице угадывался сам Дмитрий, и если бы не борода, и подпись – «Рождественский Н.А.», можно было бы посчитать за самого обладателя фотографии.
   Слезы заблестели на глазах Дмитрия. Он взглянул на иконы Богородицы и Спасителя, затем вновь, на фотографию узника, и тихо произнес: «Прости, дед. Прости».
   Вдруг, решимость появилась в лице Рождественского. Секунду-другую, он молча глядел перед собой, затем стал поспешно собирать фотографии. Собрав все, положил в ящик, который вставил на место в стенной шкаф. Поднявшись, уже твердо взглянул на иконы, и перекрестился. После этого решительно вышел из залы и направился в соседнюю комнату. Через некоторое время, вышел оттуда одетым, застегивая на ходу демисезонное пальто. Затем, пошел в залу, и взяв листок бумаги, написал: «Надюша, прости меня. Со мной все в порядке. Тебе сообщат. Твой Дима». После чего, вынул из кармана мобильный, ключи от автомобиля, и положил их рядом. Затем, повернулся к иконам, и поглядев на них минуту с радостно-торжественным озарением, одернул на себе пальто и направился к выходу. Взяв с вешалки кепку, он, прощаясь, оглядел комнату, затем открыл дверь, и, надев кепку на голову, решительно вышел.
   Выйдя из подъезда, он остановился на миг, вдохнул утренний воздух, оглядел запорошенный снегом двор, после чего направился вдоль здания на главную улицу. В это время, в сопровождении гитары, зазвучала песня, в женском исполнении, на слова Елены Ковальчук - Украина:
   
Русская душа, для всех загадка.
Русская душа, как феномен.
Русским никогда не было сладко.
Но, имели силы встать с колен.

   Рождественский вышел на тротуар главной улицы и, увидев маршрутку, махнул рукой. Маршрутка остановилась, Рождественский вошел в нее. Песня продолжала звучать.

Но, не только для чужих загадка.
Русский сам не может все понять,
Почему, и по каким раскладкам,
Он идет за други умирать.      - куплет дважды.

   Рождественский периодически смотрел на пробегающий мимо городской пейзаж. Сначала проехали мимо храма, потом, мимо площади, с торчащими в глубине черными, покрытыми первым снегом остовами аквапарка. Рождественский виновато потупил глаза и тяжело вздохнул.

Почему болит чужое горе?
Почему душа за всех болит?
А душа, как русские просторы,
Все объемлет, все в себя вместит.

   Маршрутка остановилась на очередной остановке. Рождественский взглянул на улицу, и на ходу отдав водителю плату, вышел. Он стоял перед пятиэтажным зданием полиции. Рождественский снял кепку, тяжело вздохнул и перекрестился. После этого решительно пошел к вестибюлю.
   - Я, к начальнику следственного отдела, - сказал он при входе, дежурному.
   - Ваш паспорт, - произнес полицейский. Рождественский вынул документ из внутреннего кармана. Дежурный сделал запись и, вернув его Рождественскому, пояснил: «Третий кабинет, направо, по коридору».

Феномен тот не в телесном здравье,
Не в талантах – каждому свое.
А душа у русских – Православная.
В этом, и загадочность ее. - куплет дважды.

   Рождественский остановился у двери, вздохнул для решимости и постучал. Через мгновенье, открыл дверь и вошел внутрь.
   - Можно, товарищ майор?
   - Да, заходите, - сидевший за столом Старостин удивленно поглядел на посетителя, после чего сделал приглашающий знак рукой.
   Рождественский вошел в кабинет и, подойдя к столу, сев на стул, произнес: «Я хотел бы сделал признание, по делу пожара в аквапарке».
   Следователь, отложив бумаги, недоуменно поглядел на посетителя.
   - В пожаре аквапарка виноват один я, - тихим чеканным голосом произнес Рождественский, после чего, светло и спокойно поглядел на майора полиции.

…В этом, и загадочность ее.

   Прозвучала кода исполняемой певицей песни.

                XVI
   Ярослав убирал снег с территории, со стороны фасада двухэтажной казармы для заключенных. Еще трое заключенных работали лопатами, каждый в своей стороне. Ярослав подровнял края еще небольшой, по причине начала зимы кучи, и поставив лопату перед собой, оперся на черенок. Взглянув на голубое небо, щурясь от солнца, он тихо и блаженно улыбнулся. Высоко в небе пролетел, оставляя след, пассажирский самолет.
   К Ярославу подошел один из заключенных, тоже поглядел на небо, и произнес иронически: «Глядим, как свободные люди летают?»
   - Что? - переспросил Ярослав, и с той же улыбкой посмотрел на собеседника.
   - Говорю, свободные люди, там, - пояснил заключенный, после чего направился ко входу в казарму, - потому что, летают.
   - Это точно, свободные, - согласился Ярослав.
   - Как фанера над Парижем, - хохотнул другой заключенный, тоже последовавший в казарму.
   - Шабаш, П;ляк, - добавил третий заключенный, - а то, от работы кони дохнут… чё тебя вчера Махмуд доставал?
   - Да, так, мелочи жизни.
   - Ты смотри, с ними не выпендривайся, - посоветовал заключенный, - а то, уже не один от них получил заточку в спину.
   - Ладно разберемся, - вяло отозвался Ярослав.   
   Заключенные поставили лопаты в каморку под лестницей, и стали подниматься на второй этаж.
   В это время зазвучала музыка инструментального ансамбля. А затем, певец запел грустную песнь:

Твой дом закрыт на прочные замки.
Лишь воет пес на полную луну.
Возврата нет, а на твои звонки,
Тебе дадут лишь посох и суму.

   Ярослав тоже поставил лопату и направился вслед за всеми. Войдя на второй этаж, снял ватник, и повесил его на вешалку. Сняв шапку, направился к своей койке. Двое заключенных сидели на кроватях и вполголоса беседовали.
   - Мужики, Анатолий, где? - Спросил Ярослав.
   - Да, был где-то, - пожал плечами один из них, - вроде в сушилку пошел.
   - Давно?
   - Не знаю, что пристал, как банный лист, - огрызнулся заключенный.
   - Ладно, - беспокойство отразилось на лице Ярослава, и он отошел в сторону.

Еще надеждами жива душа.
Но, на распутьях санный снег лежит.
А, за оградой замер зимний сад.
Но, только сердце о весне скорбит.

   Анатолий развешал в сушилке белье и, направился было к выходу, как в помещение вошли один за другим: Махмуд, Исмаил, а также трое русских заключенных. Анатолий окинул вошедших стальным взглядом, но Махмуд  широко и приторно улыбнулся: «Серый, поговорить надо!»
   - Поговорить? С какого перепугу?! - Анатолий дернул щекой.
   - Есть причины, - Махмуд снова приторно улыбнулся, после чего, зыркнув взглядом, кивнул троим подельникам.
   Заключенные, а это были те же, Кожаный, Скряга и Флинт, плотоядно улыбаясь, направились в сторону Анатолия.
   Анатолий кисло улыбнулся и скучающе вздохнул, дескать – опять, двадцать пять.
   Едва, Кожаный и Скряга приблизились к Анатолию, как он, двумя пушечными ударами разослал обоих по углам. После чего, сделав жест рукой – «извините, не хотел», с независимым видом пошел к выходу.
   Махмуд, словно ища поддержки, бросил огненный взгляд на Исмаила. Исмаил кивнул, и Махмуд выхватил из кармана складной нож. Щелкнуло лезвие, и Махмуд сделав шаг, остановился.
   Анатолий вновь грустно вздохнул: «на войне, как на войне», и взглянув на Исмаила, произнес с угрожающим спокойствием: «Ребятишки, считаю до трех!» Предупредив противников, начал мерно считать: раз, два… - взгляды Анатолия и Махмуда встретились; смеющийся Анатолия, и надменный Махмуда.
   -Три, - негромко произнес Волков и молнией бросился на Махмуда.
   Махмуд отскочил в сторону, и защищаясь, махнул ножом.  Анатолий тоже увернулся, после чего продолжил наступление.
   Махмуд снова махнул ножом.
   В этот момент, Исмаил вытащил заточку и мигнув стоящему позади Анатолия заключенному, передал ему орудие убийства. В следующую секунду, он едва слышно произнес: «Флинт».
   Флинт схватил заточку, и вопросительно взглянул на хозяина. Исмаил гневно сверкнул глазами, и кивком показал на Серого.
   Страх сверкнул в глазах заключенного, но Исмаил грозно смотрел на него. В этот момент Махмуд сделал резкий выпад, но Волков перехватил руку нападающего. И в следующую секунду Флинт вонзил заточку промеж лопаток Анатолия.

Нет, не цветут черешни в январе.
Зачем желать такие чудеса.
Когда нет места человеку на земле,
Ему откроют двери небеса. - повторить дважды.

   Перед глазами Анатолия все поплыло и замутилось: ядовито улыбающееся лицо Махмуда. Надменно улыбающееся лицо Исмаила. Горящие нечеловеческой злобой глаза Флинта. Полные страхом глаза еще двоих, уже поднявшихся с пола участников убийства. Анатолий медленно разворачивался к своему убийце, в этот момент Исмаил снова кивнул Флинту, и тот вонзил заточку в сердце своей жертвы. Анатолий начал медленно оседать, и лишь только печальный голос певца сопровождал его: «Когда нет места человеку на земле, ему откроют двери небеса».

Еще вчера, ты миру был своим.
Ну, а сегодня – странник и пророк.
«О горе тебе, гордый Хоразин!»
Теперь здесь только камень и песок.

   Ярослав напряженно походил по центральному проходу казармы, затем пошел в сторону подсобных помещений. Возле сушилки, прислонившись спиной к стене, с независимым видом стоял бугай.
   - Где Серый?! - грозно спросил его Ярослав.
   - Я разве сторож ему, - презрительно отозвался заключенный.
   - А, что ж ты на стрёме встал, паскуда?! - грозно произнес Ярослав, и взял его отворот куртки.
   - Руки! - угрожающе пророкотал бугай, но Ярослав отшвырнул его в сторону и, распахнув дверь, ворвался в сушилку.

О, горе миру, что лежит во зле.
«Плач Иеремии» - это плач Христа.
О, не ищите счастья не земле,
Ищите в своем сердце небеса.

   Ярослав пинком послал в нокдаун ринувшегося навстречу Флинта. Затем, двумя пушечными ударами разослал по углам Скрягу и Кожаного. Махмуд кинулся на Ярослава с ножом, но Ярослав  выбил нож ударом ноги и прямым справа отослал чеченца к вешалам сушилки. Последним был Исмаил. Он дважды увернулся от ударов, причем успел нанести противнику оперкот. Ярослав охнул, Исмаил снова ударил его в живот, но, в следующий момент, Ярослав коротким хуком уложил противника на пол. Скряга и Кожаный поднялись с пола и, цепляясь за штакет вешалов, кинулись вон из помещения. В следующий миг, Ярослав бросился к распростертому на полу Волкову.
   - Толь! Толя! Что эти гады с тобой сделали?! Толя!
   - С-слава, - Анатолий едва разомкнул посеревшие губы, - ты-ы…
   - Толя! - зарыдал Ярослав.
   Махмуд подобрал с пола складной нож и, шатаясь, двинулся в направлении Ярослава В этот момент, в двери появился перепуганный бугай и сдавленно крикнул: «Мусор;!.. Атас!»
   Исмаил и Махмуд дико взглянули на Ярослава с Анатолием и в следующий миг, Исмаил грозно крикнул: «Всех смыло! Флинт!» Но, Флинт уже поднялся с пола и, качаясь, как пьяный, последовал за чеченцами.
   Шедший в числе последних Махмуд, сложил одним движением нож и, вбросив его в карман, на миг задержался у входа. Борение отобразилось на его лице. Но в следующую секунду, он услышал шум со стороны лестницы и, сверкнув злобно очами, с грохотом захлопнул дверь.

Нет, не цветут черешни в январе.
Зачем желать такие чудеса.
Когда нет места человеку на земле,
Ему откроют двери небеса.

   - Толик! - снова прокричал Ярослав и схватил раненого за плечи.
   - Слава, в-всё, - судорожно произнес Анатолий, - мам-ме нап-пи-ши. Воды с-святой вып-пей з-за меня, свеч-чку поставь. А-а… - взгляд Анатолия вдруг наполнился удивления,  замер,  и через секунду-другую начал туманиться, гаснуть и уходить.
   - Толя, - обреченно прошептал Ярослав и, заплакав, приклонил голову ему на грудь.
   В этот момент в сушилку ворвались трое охранников и, увидев Ярослава, склонившимся над убитым, начали избивать его дубинками.

Нет, не цветут черешни в январе.
Зачем желать такие чудеса.
Когда нет места человеку на земле,
Ему откроют двери небеса.

                XVII
   Ярослав лежал на больничной койке. Лишь ночная подсветка слабо рассеивала полумрак. Голова Ярослава была полностью перебинтована, лишь только были видны щелки глаз и прорезь рта. Изо рта торчала трубка дыхательного аппарата. Ярослав тяжело дышал, глаза его были закрыты.
   В воображении Ярослава проплывали картины Каменногорска, в черно-белом цвете, как в старой кинохронике. Трубы заводов, корпуса заводов, однообразные панельные пятиэтажки… Вдруг, здания всколыхнулись от подземного толчка, и город начал рушиться – Трубы заводов, пятиэтажки, корпуса заводов – все стало уходить под землю.
   Ярослав сдавленно замычал, его тело напряглось, и в следующий миг он разомкнул глаза. Кошмар прекратился. Ночник освещал палату, где он находился один. Невидящим, исполненным боли взором, Ярослав минуту-другую смотрел в потолок, потом снова закрыл глаза.
   Вновь перед взором поплыли черно-белые корпуса завода… заседание руководства области, где докладчик показывает на экран, с изображением гребенки выработок под Каменногорском. И вновь, от толчка начали рушиться пятиэтажки, фабричные трубы и здания заводов… И снова взрыв… Ярослав видит себя в детстве, когда погиб его отец. Он жмется к матери, которая в истерике кричит, видя, как несут череду носилок с погибшими шахтерами. Двое спасателей останавливаются напротив них. Они виновато посмотрели на бьющуюся в истерике мать и, идущий рядом санитар отворачивает полог на носилках. Ярослав видит мертвого отца – точную копию его самого. И снова пятиэтажки рушатся, как карточные домики… Ярослав замычал, заметался в бреду.
   Вдруг, заполненное хаосом пространство осветил золотой свет. Свет становился все ярче, ярче… Ярослав открыл глаза, и увидел, что свет стал принимать очертания зеленого поля, с темнеющим вдалеке лесом. По полю медленно ехал всадник в доспехах русского витязя. И это видение освещало яркое летнее солнце. Витязь медленно приближался к Ярославу, это был Полад – Иоанн. Богатырь еще издали заметил Ярослава и приветственно улыбнулся ему. Конь перешел на шаг, и вскоре остановился. Полад легко соскочил с коня и, взяв его под уздцы, внимательно посмотрел на Ярослава. Безмолвный диалог продолжался минуту-другую, и затем Полад негромко сказал: «Я пришел за тобой, мой правнук».
   На минуту повисла пауза. После чего Ярослав недоуменно спросил: «Уже пора уходить?»
   - Да, если пожелаешь!
   - А, как же мама, сын? И… все? Что будет с городом?
   Лицо богатыря омрачилась, на миг он потупил взгляд, но затем посмотрел Ярославу в глаза, и горько произнес: «Город обречен! Он должен погибнуть!»
   Глаза Полада наполнились слезами, и казалось, минутная пауза не кончится никогда.
   - Что надо сделать, чтобы спасти город? - вопросил наконец Ярослав.
   Полад потупил взгляд, и снова повисла томительная пауза.
   Наконец, богатырь обратил лицо к Ярославу и твердо произнес: «Нужна жертва!»
   - Жертва чего?
   - Сокрушенного духа! - ответил Полад, - вся жизнь, как жертва Богу!
   - И тогда?..
   - И тогда, город будет стоять! Всегда, пока будет приноситься эта жертва!
   Вновь повисла томительная пауза, и Ярослав твердо ответил: «Тогда, я остаюсь. Для того, чтобы принести эту жертву».
   Богатырь смиренно улыбнулся, и в нахлынувшем золотом свете растворились небо, поле, и витязь с боевым конем…

   Отец Михаил сидел в своем кабинете. Перед ним лежал ворох бумаг. Он бегло просматривал документы и, ставил под ними подписи. Внезапно зазвонил лежащий на столе мобильный телефон. Недоверчиво покосившись на мобильный, взглянув на определитель, взял трубку и, нажав на клавишу приема, поднес телефон к уху.
   - Да, отец Алексий, я слушаю.
   На той стороне раздался рокочущий баритон:
   - Отец Михаил, хочу поздравить вас. Дело о возрождении Преображенского собора решено положительно.
   Недоумение отобразилось на лице настоятеля. Он медленно поднялся из-за стола и сдавленно ответил: «Да, я слушаю внимательно».
   - Решение о возрождении собора принято на высшем уровне, - продолжил голос на другом конце трубки.
   - Так точно, - по-армейски ответил отец Михаил, - я очень рад, - и на миг улыбка озарила его лицо.
   - Да, мы все этому рады, - ответил баритон, - а, теперь, конструктивно: на ближайшее епархиальное собрание представить Владыке все имеющиеся документы на восстановление собора в Каменногорске.
   - Да, будет исполнено, - снова по-армейски отозвался отец Михаил и вытянулся по стойке «смирно».
   - Очень хорошо, - отозвался голос, - о дне епархиального собрания сообщу дополнительно.
   Отец Михаил постоял секунду-другую по стойке «смирно», но в трубке уже звучал сигнал отбоя. Священник медленно положил трубку на стол и взгляд его упал на укрепленную на стене фотографию собора. Как-бы осмысливая ситуацию, он с внимательной преданностью посмотрел на изображение храма, и медленно осенив себя крестным знамением, произнес громким шепотом: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!» После чего, еще раз взглянув на собор, медленно сел за стол.

   В палату осторожно вошла медсестра. Она приоткрыла на одну четверть жалюзи штор, через которые мягко заструился рассвет и, приблизившись к Ярославу, взглянула ему в глаза. Удивление отобразилось на ее лице, потому что из прорези бинтов на нее смотрел светлый и спокойный взор. Сестра радостно улыбнулась и тут же побежала на выход из палаты.
   - Вадим Петрович! Вадим Петрович! - ликующе воскликнула сестра, - Поляков вернулся! Он вернулся!
   Из соседнего кабинета выбежал доктор в белом халате, маленького роста, похожий на медвежонка, и поспешил на зов сестры.
   - Он вернулся! - в третий раз произнесла сестра.
   Врач и медсестра быстро вошли в палату. Доктор взглянул на Ярослава, и увидел тот же спокойный и светлый взгляд. Врач порывисто взял руку Ярослава и пощупал пульс.
   - Не может быть. Шестьдесят ударов в минуту.
   Затем, взял висящий на груди фонендоскоп и поводил им перед глазами Ярослава. Ярослав отреагировал взглядом. Он поводил глазами, вслед за движущимся фонендоскопом.
   - Потрясающе, - возбужденно произнес доктор, - этого не может быть. - Затем, вновь пощупал пульс.
   - Так, - осмысливая ситуацию, произнес доктор, и знаком показал сестре на выход, - вчера пришел приказ на его освобождение, - заговорщически произнес он, - дело Полякова пересмотрено. - У входа в палату, он осторожно взглянул на больного, и прикрыл дверь. - Но, я, грешным делом, готовил письмо родным, чтобы забрали тело. Сейчас, ситуация меняется в корне. - И доктор, оглянувшись на прикрытую дверь, повел сестру по коридору. - Поэтому, подождем неделю-другую, и пошлем вызов родственникам, чтобы приехали на свидание. Это будет больному на пользу. Быть может, домой уедут все вместе.
   - Вадим Петрович, какой же вы молодец, - восхищенно произнесла медсестра и осторожно погладила его по предплечью.
   - Ну, «не нам, не нам, но имени Твоему», как сказано в Писании, - радостно отозвался врач и развел руками.

   Тихо, словно издалека зазвучала в инструментальном исполнении песня: «В краю непуганых зверей, где на руки садятся птицы…»

   Мама Ярослава, Валентина Васильевна звонит по телефону Светлане. Слов не слышно, но по мимике и жестам понятно, что речь идет о Ярославе. Из глаз мамы текут радостные слезы, Светлана тоже радостно плачет.

   Звучание оркестра все более усиливалось и крепло.

   В следующий эпизод, они вдвоем едут на автобусе.
   Вот, входят в зону через КПП.
   Ярослав, опираясь на костыли, ходит по палате. Подошел к окну и улыбаясь посмотрел на заснеженный двор. Внезапно, дверь палаты открылась, и он увидел на пороге маму и Светлану, в сопровождении доктора. Ярослав часто-часто заморгал глазами, и беззвучно произнес: «Мама, Света», - после чего сделал шаг навстречу. Но, они уже устремились к нему. Мама припала лицом к его плечу, Светлана уткнулась в грудь.
   К двери палаты подбежала улыбающаяся медсестра, но доктор, нахмурив брови, знаком приказал ей удалиться. После чего, светло улыбнувшись, тихо прикрыл дверь.

   Оркестр продолжал исполнять элегическую мелодию.

   Дмитрий Рождественский, в черной робе, ватнике, с вещмешком за спиной идет следом за охранником, по коридору тюрьмы. Позади него идет еще один конвоир.
   - Стоять! - произнес сопровождающий конвоир.
   Рождественский остановился. Он спокойно, полным достоинства взглядом, смотрел перед собой, и как если-бы думал одну бесконечную думу.  Зажужжали электронные запоры и, первый конвоир открыл решетчатую дверь.
   - Вперед! - скомандовал второй охранник и, Дмитрий вошел в коридор.
   На следующей стальной двери тоже зажужжали запоры и первый конвоир, отворив ее, встал у входа.
   - Вперед! - вновь скомандовал охранник.
   Дмитрий вышел на заснеженный двор и, взглянув на белесое небо, блаженно улыбнулся.
   - Вперед, не оглядываться! - вновь скомандовал конвоир. Дмитрий кивнул, едва-едва и, вздохнув, последовал за первым охранником. Он шел, в сопровождении двух вооруженных людей, но лицо его было безмятежно спокойно. А во взгляде Дмитрия читалось непоколебимое достоинство и смирение со своей участью.

   Ярослав, Валентина Васильевна и Светлана, прогуливались по зимнему саду. Женщины осторожно поддерживали Ярослава. Все трое счастливо улыбались. Звучала музыка песни «В краю непуганых зверей…» Счастливо улыбаясь, как если-бы услышав что-то, они вместе посмотрели в белесые небеса.

   Оркестр, тихо, постепенно умолкая, завершил исполнение элегической мелодии.

               
                Ноябрь 2015 года.