Нового соседа дядя Миша не любил. Когда трезвый, тот был вроде нормальный мужик, но все равно не нравился дяде Мише. А уж когда выпивал, сосед обзывал дядю Мишу жидом, без спросу лазил на его участок за малиной и грозился пристрелить дядьмишиного пса.
И не то, чтобы верилось, что пристрелит, но все равно ведь неприятно. Новый сосед вообще был неприятный тип.
И он был женат. А Дядя Миша женат бывал трижды, все три раза неудачно и недолго. Теперь же и не надеялся уже на четвертую. В деревне свободных женщин младше пятидесяти было три, привлекательных из них ноль, а в то, что кто-то из городских к нему переедет, он не верил даже во сне.
А сосед пил. Но все равно был женат, и жена его хоть и ругалась на его пьянки, все равно его не бросала, и этим лишь усугубляла дядьмишину к нему неприязнь. А еще сосед сломал забор между их участками. Забор дяде Мише нравился.
Когда живешь в деревне, поневоле учишься ценить заборы. Особенно ранней весной и поздней осенью, когда дачников нет, а снег еще не превратил дома в неприступные крепости. Весной и осенью в деревне время воров. Несут все — инструмент, бытовую технику, если бомжи, так просто вламываются и устраивают лежбища. Дядю Мишу грабили несколько раз, пока он был в городе — каждый раз по весне. Никто конечно ничего не видел. Самым ценным, что у него украли, была пила-болгарка. Пилу было жалко. А в остальном спасибо хоть не подожгли. Горят дома в деревнях тоже в основном ранней весной и поздней осенью.
В-общем, дядя Миша ценил заборы. Обновлял по мере возможности. А когда забор окончательно покосился — усилил забор капканами и выкопал яму с кольями по дальней стороне участка, что на пустырь выходила. Раньше на том пустыре школа была. Раньше вообще много что было.
Собственно, из-за забора дядя Миша и поссорился с соседом. Забор между их участками прохудился, и сосед считал, что менять его дядя Миша должен сам. На что дядя Миша уверенно возражал, что уже ставил забор со стороны вторых соседей, поэтому четвертая сторона — не его забота, и вообще его, дядю Мишу, все устраивает.
Тогда сосед напился и по пьяни сломал забор окончательно.
«Сломал забор — поставь забор» — потребовал дядя Миша.
— А меня всё устраивает! — нагло заявил в ответ сосед.
И после того повадился по малину.
— Эй, Миш, я у тебя тут малины взял чуток. Очень она у тебя вкусная, селекционная. И ходить далеко не надо — ухмылка соседа так и просила добрососедского полена, но дядя Миша прекрасно отдавал себе отчет в том, что сосед бодр не по годам.
Поэтому он продолжал меланхолично чистить садовый инструмент и отвечал покладисто:
— Да, малина у меня отличная, элитная можно сказать малина…. Мухтар, иди погуляй.
Где дядяМиша раскопал это лохматое чудовище, история умалчивает. По слухам, это был потомок умной служебной овчарки, но на его внешнем виде и поведении это мало сказалось. Пес худо-бедно понимал, что гадить на своем участке — грех. Гулять ходят на улицу. А вот участок соседа в его собачьем понимании своим не был и по статусу ничем от улицы не отличался.
Услышав заветную команду, Мухтар протрусил на участок к соседу и сделал свои большие черные дела между его маленьких зеленых еще помидоров.
— Какого хрена?! Твоя собака гадит мне на грядки! Пристрелю паршивца!
Дядя Миша только плечами пожал, мол, мне-то что, меня все устраивает, и добавил проникновенно:
— Видишь ли, друг мой. Тебе удобно ходить ко мне за малиной, и это по-соседски, это нормально, я понимаю. А моей собаке удобно срать на твоих грядках. Поставь забор.
Забор грозил стать вечным камнем преткновения между ними, но несмотря на разногласия, соседи были солидарны в одном — чужаков снаружи они не любили оба, и заборы, отделяющие их участки от улицы, оба старались содержать в наилучшем состоянии. Когда живешь в деревне у железки, а на той стороне железки стоит цыганский табор, поневоле привыкаешь обращать внимание на ночные шумы, на внезапное рычание пса, на настораживающихся кошек.
То, что в городе вы и не заметили бы, здесь заставляет вылезать в ночи из кровати, обуваться, брать фонарь, оружие, если есть — и проверять.
Нет, дядя Миша вовсе не был расистом, и с цыганами он здоровался и даже нанимал их на подсобные работы и покупал у них стройматериалы. Но он не строил себе никаких иллюзий о вероятном происхождении этих материалов. Да и в краже болгарки, честно сказать, подозревал кого-нибудь из местных.
Капканы по дальнему забору, на его взгляд, были вполне оправданной мерой безопасности. Впрочем, кровожадным он тоже не был и калечить соседей не хотел, поэтому рассказывал о своих капканах всем и по нескольку раз — чтоб не лезли.
Каково же было его удивление, когда после особенно тревожной ночи, он утром нашел на дне одной из своих ям окровавленный ботинок.
- Вот значит оно как... ндаа, - дядьМиша задумчиво поскреб бороду, взял палочку и поковылял на ту сторону железки, в табор.
Когда дошел до ворот, его там уже ждал знакомый цыган:
— Эгей, дядьМиша! Чего хочешь?
Дядя Миша без лишних проволочек поинтересовался, не поранился ли кто нынче ночью, и не потерял ли ботинок.
«Все хорошо, все хорошо. Все живы-здоровы, не беспокойся» — торопливо заверил его цыган.
— А, ну ладно. Я просто думал… ну если это кто чужой был, то я даже вытаскивать ботинок не буду — пусть валяется.
Вечером по дальнему забору опять кто-то шарился, но дядя Миша пса не спустил и сам не пошел — сел на веранде в темноте и стал наблюдать.
На беду, сосед в тот день пил. Услышав подозрительный шум за забором, он выскочил на крыльцо и с криком:
— вот тебе, жидовская морда! — стал палить на звук. И хотя стрелял он в свой собственный забор, дядя Миша на его крики сильно обиделся, поэтому достал припасенные на черный день петарды, стал их поджигать и стрелять ими из рогатки навесом на соседский участок.
Осознав, что бандиты отстреливаются, сосед как заправский спецназовец нырнул в куст смородины, чтобы вести прицельную стрельбу оттуда.
Шум за забором стих еще после первого выстрела. Но в соседа продолжали стрелять, и он отстреливался тоже.
В конце концов одна из петард попала-таки в куст соседа, и тот, потрясая обожженной рукой, сбежал в дом, забыв ружье, чтоб излечить нервы и раны водочкой.
Воцарилась тишина. Через пять минут в ворота дяди Миши несмело поскреблись:
— дядьМиша… дядьМиша… у тебе удочка есть?
— зачем тебе удочка, Маноли? — лениво откликнулся дядя Миша, почесывая бороду.
— … ловить буду… — туманно объяснил цыган.
— Удочки нет, крючок вот могу дать.
— Давай! — обрадовался тот, и вскоре за дальним забором опять началась какая-то возня. Когда она переместилась по забору к соседу, дядя Миша присмотрелся, подумал, почесал бороду еще раз, подпалил еще одну петарду и снова "выстрелил".
За забором ойкнули, и ружье соседа упало назад в смородину.
Утром приехала полиция. И жена соседа тоже пришла.
— На Володю вчера напали, — нервно сказала она прямо с порога, и как-то даже обвинительно посмотрела на дядю Мишу.
— Да, я слышал, стреляли. Пьяный он был — кричал, палил в забор.
— В него тоже стреляли. У него отобрали ружье. Это Вы в него стреляли, Михаил?
Дядя Миша, хотя и чувствовал себя неуютно, позиций под ее пристальным взглядом не сдал:
— Да что вы?! У меня и оружия-то нет. Да и зачем мне в него стрелять?
Полиция нашла на участке соседа потерянное ночью ружье, дырки в заборе изнутри наружу. У соседа, как оказалось, охотничий билет был просрочен. Кое-как удалось убедить полицейских, что это недоразумение, и сосед отделался легким испугом и немалым штрафом.
Следов неведомых взломщиков так никто и не нашел. Только соседка еще долго подозрительно косилась на дядю Мишу. На поверку ботинка в яме утром не оказалось, и еще неделю дядьМиша старательно не замечал внезапной хромоты Маноли.
А забор сосед все-таки поставил. Через год. И хотя более приятным в общении он после этого не стал, дядя Миша усмехался в бороду, вспоминая ночную стрельбу, и впредь старался поддерживать добрососедские отношения.