Элай пробудился в жарких объятиях солнца, которое беспощадно палило сквозь стекло, лёгкий ветерок едва заметно раскачивал тюль, а старый размашистый дуб за окном соединял небо с землёй. Но что-то было не так.
Карина раскладывала плоды свежесобранного урожая на обеденном столе. Подёрнутые сединой волосы были аккуратно собраны в пучок, неглубокие морщины коренились в уголках губ, печально спускаясь к подбородку. Она перебирала увесистые баклажаны цвета дна Марианской впадины, поглаживала пузатые болгарские перцы, нумеровала пластиковые контейнеры с кабачками и огурцами. На кухонных полочках виднелись хрупкие стеклянные колбы, наполненные цветными жидкостями, пластиковые ёмкости разных форм и автоматические пипетки. Отдельно стояли банки с консервированными овощами, аккуратно подписанные чёрным маркером. Карина взвешивала каждый овощ и сосредоточенно вносила данные в тетрадь. На кухне пахло домашним уютом и стерильностью, но было нечто ещё, что Элаю сильно мешало.
С любопытством, присущим ему, он захотел осмотреться и попытался повернуться в другую сторону, но ничего не произошло. Карина, словно, что-то почувствовав, обернулась к нему.
«Мама! – мелькнула мысль. – Мамочка!»
Безудержная радость заклокотала в нём: она понимает его нужды, она рядом! Карина улыбнулась и развернула Элая к себе. Он ощутил, как потеплела его кожа, когда она дотронулась до него и ощутил холодок, когда её руки отдалились. Каждая клеточка отозвалась на это единственное прикосновение вскользь… Она изучающе смотрела на него, может быть, даже дольше, чем положено смотреть на своё дитя. Какой мудрый у неё взгляд под очками, безупречной красоты лицо и грубые большие руки… Настоящая женщина земли, мать всего сущего, живое сердце планеты.
Он захотел рассказать ей свой сон, подбирал слова одно за одним.
Карина отвела глаза в тетрадь, вдумчиво что-то записала и продолжила сортировку. Она взвешивала помидоры – насыщенно-розовые, мясистые, с яркими красными прожилками, тяжёлые, словно перезревшие дыни. Она сжимала их и разжимала, проверяя на упругость, улыбаясь сама себе. Казалось, что всё, к чему она прикасалась, наполнялось жизнью, дышало и пульсировало под её пальцами.
Солнце пекло в бок, из открытого окна залетал запах черёмухи.
Элаю снилось, что он был малюсенькой точкой, которая пыталась пробиться к заветной двери сквозь густую толпу таких же малюток. Он обходил одного, другого, подныривал и подпрыгивал, расталкивал и продирался, пока, наконец, не ворвался в пучок мягкого, обволакивающего света. Он остановился на пороге, понимая, что уже, в сущности, пришёл и спешить никуда не надо, но толпа подхватила его и толкнула вперёд, срываясь вместе с ним в ослепительно-сияющую яму. И снова темнота, он придавлен бессчётным количеством тел, еле может вздохнуть, и так длится долго, страшно долго, как вдруг тонкий, как спица, луч вытягивает его со дна, будто сок через трубочку, и бросает в корзину, где пахнет землёй и где, наконец, можно отдышаться. Он расправляет руки во все стороны, прорастая в самые недры. Он может объять необъятное, он часть этой вселенной, её неотъемлемая суть...
Элай пробудился в жарких объятиях солнца, которое беспощадно палило сквозь стекло, лёгкий ветерок едва заметно раскачивал тюль, а старый размашистый дуб за окном соединял небо с землёй. Но всё же что-то было не так.
Он начал ёрзать. Карина так тревожно на него посмотрела, что он захотел положить ей руки на плечи и утешить: «Всё в порядке, я рядом с тобой». Как всегда он утешал её более пяти лет. Долгие годы отношений, состоявшие из преодоления её бесконечных панических атак, ревности ко всему живому и глубоко скрытой надломленности. Он вдруг всё вспомнил. Так что же он здесь делает, ведь они расстались два года назад? У него молодая жена, тоже генетик, что…
Карина надела стетоскоп и стала слушать Элая, прикладывая холодную головку к его животу и шее. Он вдруг дико испугался. Она всё ближе придвигала железную головку к его глазу, и через мгновенье упёрлась прямо в него. Элая будто пронзили копьём, он завопил. Но вот что было странно… Кричать он не мог, как не мог и пошевелиться.
Карина помяла его в руках, чуть не переломав все кости. Схватила за щёку, потянула за рот. Элай ощущал каждое её движение всей кожей… всей сорванной кожей. Куда бы ни притронулась Карина – адская боль была повсюду. Какой ужасающий контраст между победоносным сном и уничижающей реальностью.
Куда делся его рот и почему он не может кричать? Куда делись его руки и почему он не может отбросить от себя этого монстра прочь? Как он вообще мог думать, что она его мать? Откуда эти мысли…
Карина, будто услышала его, и резким движением воткнула в него шприц. То ли в ногу, то ли в руку. Мир Элая вспыхнул и закачался. Карина капнула на стёклышко розовую вязкую жидкость и посмотрела в микроскоп. Ошибки быть не может. У Элая появилась кровеносная система, а судя на потуги к движениям, присутствуют и зачатки моторики. Она расплылась в улыбке и медленно повернула к нему голову. А вдруг он, наконец, слышит её и видит?
Она достала зеркало величиной с ладонь и направила на него.
– Не знаю пока, как у тебя дела, мой друг, это вопрос времени, но покажу тебе снова, какой ты у меня родился на этот раз. Смотри! Если тебе, конечно, есть чем это делать.
Элаю казалось, что глаз его заплыл, но сквозь жгучую боль он различил нелепые фиолетовые очертания, возникшие прямо перед ним. Бесформенный уродец, отдалённо напоминающий баклажан, смотрел прямо на него. Он лежал на обеденном столе, на голове подсохшая зелёная шапка-чулок, рук и ног нет, как нет и лица, и всего, что могло бы напоминать человеческий облик. Просто баклажан, вздувшийся, местами бугристый, размером с полугодовалого щенка.
Солнце на улице стало светить ещё злее, а шторка вдруг успокоилась и умолкла. Карина достала пластиковый контейнер с соломенным настилом и осторожно переложила в него Элая.
– Ну-ну, мой сладкий. Никто не будет тебя есть или заниматься прочими мерзостями. Я подожду пока ты дозреешь и только тогда вскрою, чтобы удостовериться в богатом внутреннем мире, о котором ты так часто мне рассказывал. Но здесь нет ничего личного, даже не думай, – ворковала она заботливо, - просто всегда хотелось знать, что получится из овоща, если скрестить его с человечком.
Карина благоговейно поправила солому и поставила коробку в одну из бесчисленных секций холодильной камеры. Чёрным маркером она написала на лицевой стороне: «Элай-365, урожай 05.06.2019; сознание +2?». На минуту она застыла, словно вспоминая какой-то приятный момент в своей жизни, с теплотой и вдохновением посмотрела на дуб, раскинувшийся под окном, и захлопнула дверцу.
5 июня 2019 год, город Москва