Эту неделю я провёл в командировке. В Санкт-Петербурге. Осенью там особенно много иностранцев. И почему-то они подчас ведут себя слишком по-хозяйски. Питер постоянно щёлкает их по носу. Надо лишь уметь увидеть это.
Осенний ветер влепил в стеклянную стену гостиничного ресторана ком осенних листьев с такой силой, что раздался шлепок, похожий на звук пощёчины. Он был настолько резким, что ватага пожилых американцев за соседним столиком вздрогнула и притихла.
Минутой раньше они хохотали и салютовали друг другу, размашисто вскидывая ладони к глянцевым лысинам. Их длинноволосые, худые сыновья, напротив, сидели смирно. Давеча вечером они спрятались в закутке коридора и принялись раскуривать подозрительные самокрутки. По этажу поплыл сладковатый запах марихуаны. Коридорный унюхал это дело и прогнал их.
Замешательство американских пенсионеров длилось несколько секунд. Глянув на стеклянную стену, они снова загоготали, откинувшись на спинки стульев. Потом придвинули к себе широченные тарелки. И тут меня снова обуяло чувство национальной гордости.
Потому что с утра иностранцы принимали откровенную дрянь. Жареную, почти обугленную картошку, завитки бекона, истекающего жиром, ноздреватый хлеб и зелёную газировку. На нашем столе доминировала овсянка и высились бокалы с родниковой водой.
Тем временем верзила-немец решил стырить с завтрака фрукты. Он взял из вазы два яблока и невиноватой поступью двинулся к выходу. Вообще-то таскать продукты со шведского стола – дурной тон. Немец знал это, шёл и трусил. Швейцар при входе внимательно посмотрел на него, усмехнулся и снисходительно отвёл глаза.
Зато утром, в бассейне, те же немцы вовсе не отводили взглядов ни от русских девчонок, ни от зрелых дам. Ведь наша женщина, даже если она дородная, всё равно это пава. Она идёт невесомо, а уж в воду входит грациозно и плавно. Тощие англичанки, татуированные немки, обрюзгшие итальянки едва не шипели от злости и поочерёдно обрушивались в бассейн. Так, наверное, падают брёвна с баржи.
А поздним вечером, точнее, ранней ночью, я вообще пережил культурный шок. Дело было так. Тот же ветер, что пугал иностранцев за завтраком, призывно
трепал на доске объявлений рекламную листовку, зазывающую на экскурсию по питерским дворам. Сулил показать город таким, каким его видели Пушкин и Гоголь, Чаадаев и Достоевский.
И я решился на свидание с истым Петербургом. Только не с прогулочной группой – днём некогда, днём семинары и совещания. На экскурсию я пошёл вечером, наобум. Один. Заблудиться было не страшно. В городе, построенном по единому генеральному плану, как ни блуждай, всё равно выйдешь на широкий, узнаваемый проспект или к станции метро. Тем более, что над тёмным морем петербургских крыш высился, словно шлем витязя, купол Исаакиевского собора.
И вот я смаковал эти, не знающие рекламных вывесок, кондиционеров, и почти свободные от автомобилей дворы-колодцы, подворотни, укромные, безлюдные переулки. Когда солнце скатилось куда-то за Петропавловскую крепость, стало сумеречно, и обступила такая старина, что кажется, выйди из парадного господин в цилиндре, дама в кринолинах и с зонтиком, или выверни из-за угла пролётка, запряженная парой гнедых – ничуть не удивился бы.
Даже в этих гулких, неприглядных вроде бы уголках города-музея всё равно видна державность, неповторимое достоинство и лоск низложенной столицы. Они читаются и в мелочах, в архитектурной бижутерии – в виньетках художественного литья на оградах парков, в имперских гербах на решётках дворцов.
И можно было бы ещё долго вдохновляться дыханием ожившей истории, а потом упоённо писать что-нибудь лиричное, если бы темнота вдруг не ожила, и из мрака мне навстречу не вышагнул бы человек без лица.
Нет, серьёзно. У силуэта была светлая куртка, космы лежали на плечах, над ними угадывался белый вязаный чепчик. А вместо лица был чёрный овал. Свят-свят-свят…
Я присмотрелся – это ж негр. Он, видимо, тоже пригляделся и сообразил, что перед ним русский. И тогда голосом, в которым странным образом совмещались развязность и конфуз, афроамериканец вопросил:
- Sorry… Where is Isaakian council?
И тут меня опять окатило чувством гордости за нашу страну. Вы подумайте только – ночью, на холоде, под дождём, негр упорно шарится по подворотням, чтобы отыскать мировой шедевр архитектуры. И ведь он его почти нашёл. До цели туристу оставалось пройти около километра.
Жестом Ильи-пророка я указал ему на купол Исаакия:
- One mile to the west.
Негр воспрял, встрепенулся, и потопал куда сказано. Даже спасибо не сказал. Видимо, ему очень нужен был православный собор.