Предыдущая часть http://www.proza.ru/2019/06/04/1629
В сети рассказ есть. Его Алинка написала года за три до последних моих приключений. Тогда я, что называется, прочитал и забыл. То есть, думал, что забыл.
Теперь-то я знаю, откуда мои знания о тайнике партизан, знаю, что это был за ворон и что за собака. И это при том, что я тогда ничего, абсолютно ничего, Алинке не рассказывал.
Только, если во всё это верить всерьез, можно и свихнуться.
А вообще, по чесноку, мне кажется, что я уже давно...
А ладно, смотрите сами.
Война катилась вперёд. Все ближе и ближе. Где-то за лесом ухали взрывы. Днём от грязно-пыльных облаков тянуло горькой, удушливой гарью. А по ночам небо на западе мерцало заревом пожаров.
По темному лугу, в туманных сумерках бежала собака. Серая, мышиного окраса. Мокрая трава цеплялась за длинную, свалявшуюся шерсть на животе. Холодила до боли набухшие соски. Собака торопилась. Её давно ждали в западничке под старой сосной.
Под сенью леса было ещё темнее и так тихо, словно сосны, как стеной отгородились от остального мира. От человеческого горя и нечеловеческой жестокости.
Вот развилка, за ней песчаная осыпь. А там дальше за сторожкой молодые сосенки и редкие кустики вереска.
Из избушки вышел лесник. Ласково потрепал собаку за ухом, поправил винтовку на плече и отправился в обход. Нынче было неспокойно. И его главной задачей было недопустить, чтобы в руки немцев попал схрон с боеприпасами. Подорвать, если будет замечен неприятель.
А немцы уж вовсю сновали по окрестностям. А наши им пока уступали. Так что склад в чужие руки сдавать было нельзя, а свои до него никак не дотягивались.
Собака ухватила варёную картофелину из миски возле лавочки, лакнула пару глотков дождевой сладкой воды и побежала дальше.
Теперь прямо по краю поляны, от сосны со сломанной верхушкой до можжевелового куста, обогнуть старый выворотень и аккуратно между двух пеньков. Только так. Иначе здесь не пройти.
Собака нырнула в щель в западничке. Тёплый, родной запах шерсти, молока, знакомый тонкий писк, мокрые прохладные носы, рвущиеся наперебой под живот. И блаженство, смешанное с болью, от настырных десен, царапающих переполненные молоком соски.
А там, дальше в сырой темноте деревянные ящики, брезентовые кули, мешки. Запах металла, пороха и непролитой крови.
Щенков было четверо, лохматых, неуклюжих. Пока она ещё не выносила их на свет. И до них никто, ни один человек не смог бы добраться. Узкий лаз между бревен в земле, тёмный и тёплый закуток - пока лучшее место для этих несмышлёнышей.
Дичи в лесу почти не стало и теперь собаке приходилось уходить все дальше в поисках пропитания. Лесник подкармливал ее как мог, деля пополам редкую краюшку, да миску жидкой похлёбки из чудом добытой куропатки.
- Приноси своих хомяков в избушку, Мышка, - говаривал собаке лесник, - не ровен час, придут изверги. Мне ведь не до твоих будет... Ты вон их куда запрятала. А придется землянку твою изничтожить? Кто их вытаскивать будет? Что молчишь?
Старик отщипывал кусочек хлеба из картофельных очисток, долго мял его пальцами, потом подкидывал, а собака жадно, одним движением ловила роскошное угощение.
- Вот так, Мышка, вот она. война пришла. Ни детей, ни стариков не жалеет. А я-то всё думал, что Митьку найду. Внучок мой жив ли, и то не знаю. Отец его на фронте, а доченьку мою... - старик опустил голову, посидел в тишине, вытер рукавом набежавшие жгучие слёзы, - Полететь бы по белу свету большекрылой птицей, проглядеть бы все пути-дороги. Где бы свидеться, чем бы помочь ему? Помнит ли он деда старого? Эх, Мышка, Мышка, куковать нам тут с тобой, видать, до недолгой смерти...
Слушала его Мышка, умными глазами смотрела, тыкалась понуро в стариковские колени. А как только шептал он ей на ухо: «Ладно уж, беги скорее», срывалась с радостным уканьем и к детям неслась. Жалко ей было старика, да щенки-то роднее.
Маленькие, беззащитные, всегда голодные.
В тот раз с рассветом Мышка по привычному маршруту уже снова бежала на охоту. Через прилесок, через овраг, через пыльную проселочную дорогу, что серой лентой вилась меж двух холмов.
Вдруг её внимание привлекло какое-то шуршание в придорожных кустах. Мышка сунула нос в траву, принюхалась. Тут копошилась нерасторопная мышь. Собака так и замерла. А мышь, глянув на неё агатовыми бусинками, продолжила невозмутимо пропускать сквозь передние зубки золотистую метелку какого-то сорного злака.
Лёгкая, конечно, добыча. Но уж больно мала, на один зуб. Да ещё и глупая. Или больная, раз бежать и не думает.
Мышка решала, стоит ли хватануть, да проглотить, или оставить эту потеху для щенков. То так голову повернет, то эдак. Сидит глупая мышь, метелку свою точит, да чёрными глазёнками поглядывает. Засмотрелась Мышка на мышу, не услышала, как из-за ближнего поворота автомобиль вывернул, да на полной скорости вперёд понёсся. Мимо куста, под которым две мышки друг на дружку глядели, проехал в клубах пыли, только правым крылом будто мешок с соломой задел, слегка так. Водитель и не заметил.
Рассеялась пыль. Мышь вытерла лапкой мордочку, а Мышка едва приподняв голову, последним движением подтянула задние лапы, словно пытаясь отползти с дороги. А под ее впалым животом уже растекалась чёрная лужица.
Машина остановилась недалеко. Два чужака, крепко сжимая в руках винтовки, двинулись в лес.
Целью их был схрон в лесу, что по словам языка, охранял старик с трёхлинейкой. Неподалеку от его избушки в земле было спрятано оружие и боеприпасы.
Шаги их были тяжёлыми, быстрыми. Чёрные носки сапог с хрустом сминали сухую, пожелтевшую траву.
Старик увидел их в окно. Ухватился за трёхлинейку, да сразу отложил. Не отстрелятся он тремя патронами, нет. Хитрость тут нужна.
Главное, не выдать им секретный подход к схрону. Мины удачно расположены, да мало их, можно пройти. Да ещё ведь хомяки там Мышкины. Хоть и мелкие, а все живые души. Дети.
Чужаки вывели старика. Быстро согласился он. Согласился идти, показать им тайник. Показать им секретный подход.
Подход к смерти их скорой.
Знал старик, очень хорошо знал, где из-под земли едва заметные усики растут. Сбавил шаг, поманил немцев, вроде бы показать, а сам ногой те усики дёрнул.
Только успел на блёклое небо сквозь дымку сосновой хвои взглянуть, да подумал, что вот он, полёт начинается...
Дрогнула земля. Грянул взрыв. Тугая волна раскатистого грохота понеслась во все стороны. Качнулась старая сосна. Неслышно посыпалась земляная пыль с бревен под землёй. Чихнул осиротевший щенок, уткнулся влажным носом в тёплое брюшко брата.
А из кусков лесной земли, что взрывом в воздух подняло, да человеческой кровью пропитало, вдруг будто чёрный ком собрался. Кувыркнулся в воздухе, обернулся крупным вороном, крыльями взмахнул и поднялся выше самых высоких сосен. Полетел над лесом, над выжженным солнцем полем, вдоль дороги.
Многое увидел ворон. И автомобиль на обочине, на котором чужаки те приехали, и Мышку под кустом лежащую, и ребят на телеге. Сел ворон на столб обгоревший, внимательно на мальчишку темноглазого поглядел. Увидел вдруг дочку свою, что в первое утро войны от бомбежки погибла. И понял старик-ворон, что нашел своего внука. Живой Митька его и будет теперь жить. А уж ворон его от всех бед защитит, спрячет. От солнца палящего крыльями укроет, от пули вражеской спасет, каменной стеной ему станет, от огня-пламени отгородит.
Полетел ворон к раскидистому кусту в низинке. Опустился перед самой мордой собаки. Согнал изумрудных мух, что словно брошки по серому меху расселись. Долго вглядывался в жёлтый помутневший глаз.
Мышка, Мышка, подвели мы друг друга. Хомяки твои в западничке одни остались. А первый, кто туда сунется, тот им и себе смерть принесет. Проход только ты да я знаем.
Так что слушай, Мышка, очень внимательно слушай. Дети твоих щенков из западничка вытащат. Покажи им только дорогу безопасную. Вставай, Мышка, вставай. Ты всё можешь. Помни, щенков твоих спасти надо.
Спала мутная пелена с глаз собаки, зажглись они словно два сернистых фонаря. Вздыбилась холка, и встала собака на ноги. Завыла протяжно. И вой этот слился с гулом самолёта в чёрных, дымных облаках.
А дальше, конечно, Алинка наврала. Хотя не так уж и много. Тайник они нашли, щенков спасли. А потом немцы чуть не сожгли их в сторожке лесника... Ничего не напоминает? Ребят выручили партизаны, что уже пару недель блуждали по лесу в поисках этого схрона.
Да, чуть не забыл. Вчера возвращался с работы. Поздно, дождь, холодно. А у подъезда лежит какая-то серая тряпка. Я хотел уже мимо пройти, а «тряпка» морду так ко мне поднимает, и в темноте глазки блеснули. Щенок!
Мне показалось, сквозь шорох дождя, с высоты, из непроглядного неба донеслось прощальное: «Талу-ун!». Ну показалось, я думаю...
А дома Иринка уже приготовила ужин, выскочила ко мне навстречу. Обнимает, целует. И тут я из-за пазухи это чудо достаю...
- Ой, какой же ты классный, - тут же взяла его на руки Иринка, посмотрела на брюшко, - извините, классная! Только мокрая, - подняла щенка к самому лицу, - какие у нас глазки серьёзные. Голубые-голубые. И сама вся серенькая... Назовем тебя Мышкой?
А Иринка пока ещё рассказ не читала...