М.М.КИРИЛЛОВ
СЫНОК
Рассказ
Сразу после моего приезда в Ленинград из воинской части, где я уже 7 лет прослужил врачом, в клиническую ординатуру жильё моей семье предоставлено не было. Только обещали. Это было обычным для того времени. Шла осень 1962 года.
В результате семья осталась в Рязани, а я приступил к работе на терапевтической кафедре. Сложность была и в том, что за месяц до отъезда в Академию у нас родился сын, Серёжка. Получилось так, что жена осталась одна с двумя детьми. Рядом были и родители, но это помогало мало. Серёжка был грудничок, а дочка Машенька этой же осенью пошла в 1 класс. Так что жене одной трудно было. Скучали друг по другу. А что поделаешь? Приходилось ждать.
Мне было тогда 29 лет, жене 25. Меня-то всё-таки выручала напряжённая в то время, новая, увлекательная и ответственная клиническая учёба. А жену донимал домашний быт и бесконечные заботы о детях.
Жил я тогда у ленинградских родственников и знакомых, где придётся. Через 4 месяца, в декабре, мы всё-таки решили съехаться, не дождавшись служебного жилья в общежитии.
На экстренные поиски жилья нехватало, ни связей, ни времени. Из клиники же не уйдёшь. Обегали всех своих знакомых. Тут как-то приехал к нам на помощь отец и помог найти комнату в частном доме в пригороде Ленинграда по Финляндской железной дороге. Эта была небольшая комната на втором этаже, с печным отоплением. Дрова, правда, у хозяев были. Пользование ими входило в плату. Но рубить дрова во дворе на морозе, таскать их к себе по лестнице и топить раза два в день печку надо было нам самим. В комнате поместились две хозяйские кровати, детская кроватка, привезенная из Рязани, столик и три табуретки. У печки сушили пелёнки. Цена была сносная для моего капитанского содержания. Хозяева жили под нами, на первом этаже.
Это был посёлок у платформы «Песочное» по Финляндской железной дороге.
Устроили Машеньку в первый класс здешней школы. Запомнилось это время плохо: уходил в клинику рано, в полной темноте, и возвращался домой, тоже уже было темно. Радовала только снежная белизна посёлка: снега стояли высокие.
День заканчивался дровами, топкой печи и ужином, разогретым на плитке. Дочка работала с тетрадями. Училась она, несмотря на переезд и новую школу, хорошо, помогала маме и ко всему относилась очень спокойно и ответственно. Знаю, по её рассказам, что её местные одноклассники после уроков играли в школьном дворе и даже дрались портфелями. Приходилось и ей проявлять характер, защищать-то было некому.
Клиника моя располагалась в областной больнице на улице Комсомола, в 10 минутах от Финляндского вокзала. Это было удобно, совсем рядом, а электрички ходили часто. Через час я был уже дома.
Здесь же всё было родное. Это была взаимная радость. Особенно радовался Серёжка. Ему было уже 8 месяцев, но когда я приходил, он начинал прыгать у стенки своей детской кроватки, держась за её край, улыбался и тянул ко мне ручки. Словно ждал-ждал целый день и наконец, дождался. Он у нас тогда был беленький, а глазки были карие – в меня (позже, через пару лет, он стал темнеть и стал, как и я, чёрненьким). Он был дружелюбен со всеми, и один оставаться не любил. С мамой Люсей у него были особо тесные отношения. Она его кормила грудью и успокаивала. С ней он мог даже покапризничать, но это было редко. Он всегда был со всеми, даже когда сосал соску.
Я, приходя домой и, сняв шинель и шапку, к радости малыша, вытаскивал его из кроватки, брал на руки, прижимая его к себе, и мы отдавали друг другу своё тепло. Он затихал, словно оказывался в гнёздышке. Я гладил его по головке, а он изучал на моём лице всё, до чего мог дотянуться. Это и было счастье.
А потом топили печку. В углу были сухие полешки, они быстро схватывались огнём, и тогда в ход шли уже дрова, принесенные с улицы. Но когда в комнате становилось тепло, обои намокали и покрывались каплями воды. Становилось ясно, что стенки дома за день промерзают.
Так повторялось каждый день, и становилось тревожно, что наше счастье может обернуться ревматизмом или туберкулёзом. Особенно плохо было, когда меня ставили дежурить по больнице: разлучались на целые сутки.
Я стал хлопотать в академии о предоставлении комнаты в общежитии. В марте клинических ординаторов стали, наконец, размещать в общежитии в Обухово. Предложили комнату в 16 метров и мне.
Собрались мы быстро, и на машине сотрудника моей клиники переехали по новому адресу. Разобранная детская кроватка ехала с нами на крыше «Жигулёнка». А детская коляска не уместилась, и мне пришлось позже съездить за ней в «Песочное» ещё раз. Мы росли и взрослели. Но то, что было потом, было уже другой историей.