Шутка жизни.
Даже не знаю, с чего начать. Эти несколько дней стали для меня настоящим испытанием, и кто знает, чем всё это закончится. Одно лишь знаю точно: я запустил механизм адовой мощности, который точно изничтожит меня рано или поздно. Но, пожалуй, нужно начать с самого начала, чтобы хоть немного прояснить сложившуюся ситуацию.
Все девять лет обучения в моей школе можно было бы назвать тщательным изучением самого себя. Каждый год я открывал в себе новые возможности. В первом классе я, например, развил навык чтения практически до максимума, который больше, как мне кажется, развить не удастся.
Во втором классе я познал всю прелесть власти и контроля над другими людьми. Боже мой, как было приятно управлять действиями своих друзей путём обмана, лжи и приукрашивания слов. До сих пор не могу поверить, что тогда мне было всего девять, а я уже мог стравливать друзей друг с другом, при этом всём оставаясь в тени. Можно сказать, что в итоге я всегда добивался поставленной задачи…
Третий класс был ознаменован победой разума над чувствами. Иными словами, я заперся в себе. Спросите моих знакомых, и они вам ответят, что именно после десяти лет я стал таким, какой я есть и сейчас. Молчаливый, даже замкнутый парень, который делает только то, что от него требуют. А если не требуют, то он уходит в себя, ища, чем бы себя занять. Фактически, сейчас я описал свой портрет. И становление меня таким было обусловлено многим. В основном, разводом моих родителей и ухудшением моего здоровья: именно в этот год у меня начались проблемы с сердцем, носовыми сосудами и коленом.
Четвёртый класс был нацелен мною на получение как можно лучших оценок. Конечно, у меня и до этого не было проблем с учёбой, но именно в этом году я поставил перед собой задачу выйти в итоге только на пятёрки. Что я и сделал, в принципе. Как тогда, так и сейчас, наверное…
Пятый класс открыл для меня уйму знаний о психологии человека. Дело в том, что я очень быстро опознал своих новых учителей, понял, что они требуют, и стал поступать на каждом уроке так, как хотелось бы учителю. Таким образом, я очень быстро нашёл общий язык с преподавателями, и зарекомендовал себя как прилежный ученик. Практически все учителя брали меня в пример другим ученикам из моего класса, хотя я и знал, что никакой я уж и не отличник. Да, у меня практически не было четвёрок в годовых оценках, но я фактически и не старался. Я просто делал то, что говорят, не прилагал к этому каких-либо лишних усилий и никогда не выпрашивал дополнительных заданий, как это делали некоторые мои знакомые. В целом, все мои хорошие результаты получались как-то сами собой. Вероятно, тут сыграла моя начитанность и воспитание, а также то, что я просто-напросто слушал учителей и понимал, о чём они говорят.
Шестой класс… как сейчас помню нашего классного руководителя, Вячеслава Георгиевича. Один из моих любимых учителей в школе. Жаль, что проработал он у нас всего года два, но за эти два года он нашёл во мне потенциал и даже открыл его, сам того не зная. Все мои писательские качества, безусловно, были и до шестого года моего обучения, но именно в шестом классе я дал им выход и придумал свою собственную вселенную. Я начал писать свою книгу именно в этом году. Специально не назвал её первой, ведь до этого у меня уже были провальные работы, о которых мне не особо хотелось упоминать.
Седьмой класс. Круг моего общения вышел за мои привычные рамки. Пусть и редко, но я начинал разговоры с одноклассниками, до которых мне сейчас и дела-то нет. Я больше не отвечал односложными ответами на их вопросы, стал интересоваться их достижениями. Но даже здесь я был под контролем своей собственной корысти. Я собирал истории, которые моё воображение перекраивало в сюжет моей книги. Я изучал каждого своего одноклассника и вычислял, полезен он мне будет в будущем или нет. Лишь одного своего одноклассника я так и не разгадал… но об этом позже.
Восьмой класс, или, как его называю я, триумфальный. Тогда мне казалось, что все мои качества достигли апогея. Я снова вернул себе звание отличника, добившись всех пятёрок в году. Я закончил свою книгу, что тогда мне казалось просто нереальным. Теперь же, когда первый том третьей книги окончен, я осознаю ту простоту, с которой мне далась первая книга о Семнадцатом. И, раз я написал слово «теперь», пора бы подвести итог.
Девятый класс. Класс, в котором чувства снова заявили о своём существовании. Класс, в котором я начал задумываться о ней. Класс, в котором проза для меня отошла на второй план, хотя всё равно была от меня неотделима. Класс, в конце которого и начинается этот рассказ.
Её зовут Аня. Полного имени называть не буду, ведь, всё-таки, для этого нужно спросить её разрешения. Она и есть тот самый человек, разобраться в психологии которого я так и не смог. Смело могу заявить, что Аня – самая загадочная девушка в моей жизни. Скорее всего, именно это и навело меня на мысль выяснить, что же я к ней чувствую.
Вначале всё начиналось словно бы в шутку: ночью я проснулся и на память написал маленькое стихотворение из четырёх четверостиший. В нём я перечислил все её главные особенности: тихий, но очень милый голос, необъяснимо быстрый шаг и ярко-красная куртка с голубеньким (может, даже слегка бирюзовым) портфелем, с которым она приходила в школу. Только на следующий день я осознал, что в конце стиха было слово «люблю». Это слово так въелось мне в мозг, что я не на шутку перепугался. Вторая книга, которую я тогда писал (если я правильно вспомню, все события начались с 29 декабря – со дня написания первого стиха), остановилась в своём развитии. Я даже перестал играть в компьютерные игры, которые и составляли до этого половину всего моего дня. Нет, с того дня я стал слушать музыку и тупо пялиться в пустой рабочий стол своего компьютера. Вторая половина моих зимних каникул была объявлена как время, когда я либо пишу стихи, либо вообще ничего не делаю.
Постепенно я стал реально ощущать, что мне не всё равно на Аню. Главным подтверждением тогда для меня являлся наш устный экзамен. Пожелав ей удачи, ведь она была после меня в очереди на эту аттестацию, я вышел из школы и направился домой. Но не к себе домой, а к ней. Я встал около её дома и решил подождать её, заодно разузнав, как она сдала экзамен. Я ждал полчаса и уже начал думать о чём-то неладном. В итоге, я замёрз и с красными руками поплёлся домой, так её и не встретив. Сам факт, что меня остановило лишь обморожение рук, уже надвигал на меня мысль, что всё гораздо серьёзней, чем я ожидал. Но на этом история с экзаменом не закончилась.
В понедельник, когда я пришёл в школу, результаты этого пока что пробного экзамена были готовы. Я зашёл к Елене Владимировне, нашему преподавателю по русскому и литературе, и спросил, сдал я или нет. «Ну, естественно, ты сдал», – ответила она. Но мне было нужно знать другое, поэтому я спросил, сдала ли Аня, перед этим поинтересовавшись ещё про своего друга, чтобы не выглядеть странно. И тут меня пробила дрожь. Она не сдала и, как я понял, даже устроила истерику. Весь последующий день мне было мерзко на душе. Не от того, что мой идеал, которым уже успела стать Аня, нарушен, нет. Представьте себе, я стал упрекать себя в том, что я, сидя с ней за одной партой, так мало с ней общался, что это именно из-за меня она провалила аттестацию. Конечно, это был полнейший вздор, но тогда эта мысль не давала мне покоя.
Затем произошло очень много событий, о которых стоит лишь упомянуть, чтобы сохранить целостность рассказа. Так, я отправил Ане валентинку на 14 февраля, содержащую очередной мой стих, получил ответное послание и даже немного поучаствовал в диалоге с ней, который состоял только из стихов. Признаться, было очень интересно узнать, что она тоже может писать стихи, и что у неё к этому, можно сказать, талант.
Затем мы с ней поговорили 7 марта, за день до Международного женского дня и за день до моего Дня Рождения. Я задал ей один вопрос: «Взаимно ли это?», на что она ответила: «Да… Наверное… Не знаю». Это был весьма неоднозначный ответ, но меня очень взволновало именно то, что первое, что она сказала, было как раз-таки «да».
После мы сыграли с ней в шахматы, я пригласил её в кино, отправил ей две свои книги… в общем, всё это можно было бы растянуть на ещё один рассказ, но, раз уж это уже упомянуто тут, я этого делать не стану. Можно уже начинать мой рассказ.
24 мая. Было весьма неожиданно узнать, что у 9-ых классов тоже будет последний звонок. Обычно, это привилегия 11-го класса. Но, раз уж классные руководители выпросили у директора этот злосчастный последний звонок, то пускай. Так я думал до момента, когда началось чаепитие.
К кабинету подошла Елена Валерьевна, учительница по ОБЖ и, по совместительству, человек, отвечающий за медицинскую практику. Она поздоровалась с моей мамой, которая уже собиралась уходить, и с братом, который учился здесь ещё до меня. Когда я заканчивал начальную школу, Кирилл заканчивал 11-й класс.
– Конечно, мы берём его, даже бесплатно, – пошутила Елена Валерьевна, когда Кирилл уже ушёл, а мама спросила о моём поступлении в 10-11 классы.
– А кого ещё берёте? – поинтересовался я, прислушиваясь. – Я имею ввиду, из нашего класса.
Елена Валерьевна, видимо, не правильно расслышала мой вопрос, поэтому она перечислила только мальчиков. Я хотел было спросить про Аню, но понял, что при матери это было бы весьма… неожиданно для неё, ведь мама ничего не знала о моей… «симпатии» к Ане. Простите, но при слове «симпатия» у меня снова разгорелась ненависть… ладно, об этом позже.
Когда мама всё-таки ушла искать какую-то Иру, я в несколько прыжков догнал Елену Валерьевну и чётко спросил её:
– А вы берёте Аню Х.?
Внесу ясность: «Х.» – это я так зашифровал её фамилию.
– Нет, – тут же донеслось мне в ответ. – У неё слишком много пропусков…
– Понятно… – в моём голосе сразу можно было заметить перемену.
– Ну, знаешь, она пока под вопросом, – тут же попыталась успокоить меня Елена Валерьевна. – А что, она – твоя девушка, что ли?
На этот вопрос я лишь нервно усмехнулся и, развернувшись, пошёл обратно в класс. У нас было чаепитие, а после я проводил Аню до дома, уже по привычке, если честно. Я рассказал ей о нашем разговоре с Еленой Валерьевной и, после того как процитировал последний её вопрос, услышал такое заявление:
– Ну, ты не дал чёткого ответа на этот вопрос.
– Так потому что ты тоже не дала ответа на мой вопрос! – возмущенно воскликнул я.
– Ты и не спрашивал… – протянула Аня.
– «Да… Наверное… Не знаю…», вот что ты мне ответила!
Аня замолчала на несколько мгновений и, когда заметила, что я уже и забыл, о чём мы только что говорили, спросила:
– Смотри. Вот, у главного героя есть половина Амулета, который показывает прошлое, да? И если вторая показывает будущее, то почему он так долго…
Она потеряла мысль, или же просто решила не продолжать разговор. Но я сразу понял, что она говорила о Нейро Севентине и его половине Амулета Времени, ведь это было из моей книги. Значит, она её хотя бы читала, в отличии ото всех, кому я её отправлял (не считая некоторых «соавторов» и одного моего друга, а также отца). Затем мы немного поговорили о любовной линии, которая в первой книге представляло уж больше обрезки, нежели всю линию целиком. И, наконец, я проводил её до подъезда и поехал домой.
28 мая. День сдачи письменного экзамена по русскому языку. В прошлый день у нас была консультация, и я даже не переживал. Более того, когда мы пришли в «ППЭ 939» (откуда-то я взял и запомнил это), я не чувствовал своего сердцебиения, которое, по обыкновению, отдавало в голову. Я был максимально спокоен. До момента, пока я, стоя в очереди, не услышал вот эту фразу:
– Кстати, меня не берут в 10-11.
Я мигом опомнился и увидел в очереди Аню. Она, безусловно, обращалась ко мне. Дело в том, что её голос обладает странным свойством: его слышат лишь те, кто должен услышать.
– М-м, понятно, – протянул я в ответ.
Сразу же в голове почувствовались удары сердца, к которым я так уже привык. Я прикоснулся к груди пальцем, чтобы посчитать свой пульс, и ошалел: сердце билось как сумасшедшее. И это, собственно, и является началом рассказа.
Мы с Аней писали экзамен в одной аудитории. Если я правильно помню, моё место было под номером 1-Б, а у неё – 3-Б.
Сам экзамен был легче лёгкого. Изложение я писать был научен, поэтому труда это мне не составило. 107 слов в изложении. Тест был также прост, за исключением пары заданий. А вот сочинение… оно снова вернуло меня в моё детство, в момент развода родителей, ведь именно этот пример я взял на тему «ВЫБОР». В конце концов, сочинение вышло размером 234 слова. Мои писательские таланты и тут меня не подвели, но я знал, что это слишком много. Поэтому я быстро сократил сочинение «15.3» до 156 слов, слегка изменив свой пример. Так, по сочинению, я живу у бабушки, но на самом деле – у мамы. Но самое главное заключается в том, что этого никто не будет проверять.
В итоге, экзамен был написан. Я закончил за 2 часа и 12 минут, если верить часам в аудитории. Тихо сказав: «До свидания», я вышел из 53 аудитории и пошёл вниз. Я видел Аню, которая тоже была готова сдавать работу, поэтому я решил чуть подождать её. Я подошёл к доске с именами всех сдающих в данном ППЭ экзамен и стал искать совпадения. Там я нашёл и Ваню, которого исключили из нашей школы за плохое обучение, как я помню, и Лизу, ушедшую из школы после начальных классов.
Шли минуты, а Ани всё не было. Я вздохнул и под предлогом того, что мне просто показалось, будто бы она закончила, пошёл за своей курткой. На пути мне по странным стечениям обстоятельств встретилась Лиза, о которой я вспоминал выше.
– Здравствуйте, – весело поздоровалась она.
– Я как раз смотрю, что ты тоже тут сдаёшь… – проговорил я, не останавливаясь.
– Ты чего такой грустный?
На этот вопрос ответить было легко: Аню не взяли в 10-11. К тому же, я ещё и про развод вспомнил, а это было одной из самых больных тем для меня… короче, настроение у меня было, и правда, паршивое.
– Да так… – я ей не ответил и прошёл к вешалкам, где забрал свою куртку.
Уже собирался выйти из раздевалки, как на моём пути возникла Марина Александровна, наша классная руководительница.
– Ты должен был сначала отметиться, что ты уже написал… – начала она, пока я одевал шапку.
– Какая разница: приду я к вам с курткой или без? – вякнул я, перебив её.
Признаться, я не хотел грубить, но, на мой взгляд, это вышло достаточно грубо. Но Марина Александровна не растерялась и тут же заботливо спросила:
– Ты почему такой грустный?
Было очень весело приметить, что она задала вопрос почти также, как и Лиза.
– Да я просто… – я не нашёл чего бы такого ответить. – С утра… там…
– Родители? Дома что-то произошло?
– Да нет, уже после.
– Анька, что ли?
Вопрос ударил в ухо. Какого чёрта Марина Александровна всё знает?
– Да, – вздохнул я.
– Не переживай ты так. Она тоже на нервах, вот и могла сказать всякое…
– Да я не из-за этого. Просто сам факт, что её не взяли в 10-11…
У меня было настолько плохое настроение, что я даже не помню, обняла она меня или же только попыталась это сделать, но зато я помню её успокоение:
– Успокойся, ещё ничего не решено… у вас ещё будет много времени…
– Да знаю я! – чуть ли не крикнул я, выйдя на улицу.
Только дверь закрылась, как я тут же шепотом произнёс:
– Дебил!
А дебилом я был потому, что рассказал о главной причине классной руководительнице. Я ведь мог бы соврать, но нет. Благо, тогда это выражение вызвало у меня улыбку. Но, к сожалению, лишь тогда…
Потом я, соблюдая традиции, пошёл в свою родную школу №11 рассказывать о впечатлениях об экзамене. Там же меня предупредила Ирина Владимировна, учительница английского и будущий мой классный руководитель, что в 15:00 будет собрание тех, кто идёт в старшую школу. Это только меня огорчило: мне придётся где-то занять себя целых два часа. Но я кивнул, сказав, что приду туда, и поднялся на третий этаж школы, к 20 кабинету. Там мы поговорили с Еленой Владимировной об экзамене. Там я узнал, что, оказывается, текст изложения у всех был одинаков. А после я пошёл в столовую, где, найдя у себя в кармане 14 рублей, купил себе чай и два кусочка чёрного хлеба. В остатке у меня было 5 рублей, что хватило бы ещё на один чай.
Я перекусил и вышел на улицу. Настроение ухудшалось с каждой минутой. Мои больные мысли стали корить меня за то, что я слишком поздно осознал, что чувствую к Ане, что я на самом деле дебил и теперь буду, цитирую: «пожинать плоды своего бессмысленного труда все эти два года». Самое печальное, что у меня не было наушников, которые сломались как раз перед этим, ибо, слушая музыку, я отвлекаюсь от всяких раздумий и просто наслаждаюсь. Это был не этот случай.
Помню, что пошёл было к бабушке, которая жила через две дороги от школы, но её дома не было. Тогда я сел на качели и, уперевшись головой в металлическую балку, стал рассматривать песок. В тот момент я заметил, что мои глаза странным образом не могли подняться выше уровня земли. Я, слегка раскачиваясь, стал считать, сколько встреч с Аней мне ещё осталось. Насчитал три: 6 июня, когда все сдают математику; 11 июня, когда я сдаю информатику, а она – биологию; 29 июня, в день вручения аттестатов. Три встречи. И всё. Больше я её могу и не увидеть вообще.
Отвлёк меня лишь маленький мальчик, который, подойдя к качелям, начал меня раскачивать. Ему было лет так 5, поэтому, естественно, он не смог раскачать шестнадцатилетнего парня и попросил уйти с качелей. Я улыбнулся, встал и помог ему сесть поудобней, а после пошёл, слегка прихрамывая на левое колено и загнув левую руку за спину (и это являлось, между прочим, моей стандартной позой для ходьбы).
Я припёрся обратно в школу, снова снял кожаную куртку, повесил на свой 134-й номер в раздевалке и вновь поднялся в столовую. Там я купил себе всё-таки чай за 5 рублей и, обойдя своих одноклассниц, которые рьяно обсуждали экзамен, сел где-то в середине пустого зала. Жадно выпивая чай, я практически мог не заметить подруг Ани: Олесю и Катю.
– Ты когда вышлешь фотографии? – машинально спросил я, обращаясь к Олесе.
– Какие фотографии? – поинтересовалась у подруги Катя.
– Да, там по последнему звонку, – ответила ей Олеся, после повернув голову на меня. – Аня сказала, что есть одна фотография, которую она просила тебе не перекидывать…
– Хорошо, когда она скажет, перекинь, пожалуйста.
Мы ещё немного побеседовали об экзамене, и, когда я допил чай, я снова вышел из школы. Вышел, не понимая, куда идти. Я сделал круг вокруг школы, а затем перешёл дорогу и пошёл на стадион.
Как часто вы ощущаете, что погода совсем не подходит к вашему настроению? Для меня это было в первый раз. Солнце так сильно жарило, что я просто не мог понять, почему. Я сел на самом солнцепёке и, укрывшись капюшоном, стал смотреть на женщину, которая делала уже второй круг на этом стадионе.
Затем моё внимание привлекли две девочки, класса так третьего, не больше. Они подошли к площадке, на которой я сидел и «загорал», и стали рассуждать, для чего нужен один из тренажёров. Как назло, самую молчаливую из них, подруга которой уж очень часто к ней обращалась, звали Аней. Только услышав имя, я было хотел уйти, подумав, что у жизни уж очень несмешные шутки. Но я остался и боковым зрением стал за ними наблюдать. Они проверяли тренажёр за тренажёром, один даже чуть не сломали.
– Влад? – удивился кто-то за моей спиной.
По голосу я узнал Катю, но не ту, что являлась подругой Ани, а ещё одну мою одноклассницу. Я не стал оборачиваться, зная, что она за забором стадиона. А она, видимо, просто прошла мимо.
Я посмотрел на свои наручные часы. Без пятнадцати минут три часа дня. Пора было уже идти в школу.
Придя, я в третий раз разделся и стал искать, куда идти. В итоге встретил Марину Александровну, которая послала меня в первый кабинет. Я зашёл в него одним из первых, но хотел занять самую последнюю парту, в углу. К сожалению, сел на вторую парту, да ко мне ещё и подсел один мой одноклассник, которого у меня уже не было сил выносить. Я опустил глаза на парту и стал поочерёдно, в ритм какой-то песни, которая играла у меня в голове, бить о парту пальцами.
В кабинет вошли три учителя: Елена Валерьевна, держащая в руках какой-то список, Марина Александровна и Ирина Владимировна. Елена Валерьевна стала зачитывать людей, которые писали заявление на поступление в старшую школу. Назвав меня, она упомянула моего брата, заставив меня выговорить какую-то шутку про него. Что я сказал, не знаю. Я вообще особо не слушал её. Понял лишь, что надо будет купить белый халат и копить деньги на поездку в Санкт-Петербург. И что учимся мы со 2 сентября.
– Анна Х., – проговорила она после того, как объявила, что берёт одного парня только из-за того, что у него мать работает в школе. – Нет, однозначно. Я её не беру.
Эта фраза заставила меня поднять глаза и устремить взгляд на Елену Валерьевну. Сожаление внутри меня начало перерастать в ненависть. Боковым зрением я заметил, как Марина Александровна посмотрела на меня, при этом перешёптываясь с Ириной Владимировной. Но взгляд я тут же опустил, продолжив набивать на парте песню и мысленно подпевая.
Затем начались вопросы. Первый вопрос задала, как странно, Марина Александровна:
– Скажите, Елена Валерьевна, – начала она. – А те, кому вы сказали «нет», они ведь ещё могут пройти? Как вы сказали, по остаточному принципу…
– Да, могут.
В моей голове разбушевалось пламя. Они ещё успокоить меня решили! Нет уж, я ведь итак знаю, что вы не возьмёте Аню в свою школу! У неё ведь нет мамы, которая работает здесь! При этом какая несправедливость: мне этот профиль с простым названием «Био-хим» к чёрту не сдался, я же не сдаю ни биологию, ни химию. А Аня ведь как раз сдаёт биологию! Только из-за дурацких пропусков, которых и у меня наберётся сотня с лишним, её не берут!
С этими разъярёнными мыслями я, когда все начали расходиться, хотел выйти из кабинета, но меня остановила фраза:
– Трунов и Б. (фамилии девочки называть не буду, боюсь ошибиться), останьтесь.
Ученики стали выходить из кабинета, ушла и Елена Валерьевна с Мариной Александровной. А Ирина Владимировна взяла меня за плечо и отвела в конец кабинета.
– Влад, мне тут сказали, что ты сегодня такой грустный, потому что Аню Х. не взяли. Это правда?
Я отвёл взгляд от неё, рассматривая какое-то растение (первый кабинет – кабинет биологии).
Так как я человек слова, я не поведаю то, что Ирина Владимировна просила меня не рассказывать. Могу сказать лишь, что огонь внутри моей головы после этих слов разгорелся ещё сильнее. Надо вот было Марине Александровне всё ей рассказать! Только масла в костёр подлили…
– Ты, конечно, понимаешь, что эта беседа строго между нами.
– Понимаю, – кивнул я, не смотря на неё.
– Честно, я боюсь с ней работать в следующем году, – призналась Ирина Владимировна, подытоживая нашу беседу. – Она человек настроения: то не приходит, то истерику может закатить… так, ты из-за неё так расстроен?
– Да я…
– Влад, только честно. Что ты думаешь по этому поводу?
– Обидно, – выдавил я из себя, опустив глаза.
– В плане?
– В том плане, что меня, человека, который идёт в старшую школу только потому, что ещё не определился с профессией, вы берёте, а её, человека, сдающего биологию и не имеющего троек в аттестате, нет!
– Меня вот она подкупила тем, – словно не услышав ответ, продолжила Ирина Владимировна. – Что она спросила, может ли она ходить в 10-11 классе в наш «Борей».
«Борей» – это наш школьный военно-патриотический отряд. Кирилл был в «Борее», это я помню точно. Но что меня ошарашило, так это то, зачем Ане ходить в «Борей». У меня появилась ещё одна загадка этой девушки, которую захотелось тут же решить.
– Я, всё-таки, ваш будущий классный руководитель, и моё слово при выборе будет учитываться. Так, если что, ты будешь не против того, что Аня пойдёт в 10-11?
– Я буду за, – честно ответил я. – Но… теперь это уже ей решать. Если она захочет пойти именно в эту школу…
– Я думаю, что она не будет за себя бороться, – так же честно перебила меня Ирина Владимировна.
В голове, почему-то, показалось, что она сейчас скажет что-то типа: «А ты будешь за неё бороться?» или вроде этого. Но она промолчала несколько секунд, а затем спросила:
– Так, у тебя к ней есть симпатия?
Таким тоном ещё никто в моей жизни не выговаривал слово «симпатия». Я тут же отвернул голову, но это действие сопровождалось приказным возгласом:
– Трунов, смотри мне в глаза!
В этот момент я задумался: неужели точно так было и с братом, когда лет шесть-пять назад она также спрашивала его о его «симпатии» к той же Маше, с которой он сейчас живёт? Неужели всё повторяется? С этой мыслью я поднял глаза и посмотрел на Ирину Владимировну.
– У тебя есть к ней симпатия? – повторила она свой вопрос.
– Да, – тут же ответил я, когда она даже не договорила слово «симпатия».
– Хорошо, я подумаю над этим.
Я тут же вышел из кабинета, накинул капюшон и прошёл в раздевалку, где быстро оделся и затем вышел из здания школы. Взял свой велосипед, припаркованный напротив школы, и поехал медленно домой. На этот раз, к себе. На часах было ровно четыре часа дня. Я думал, что всё уже кончилось, но в этот день жизнь не собиралась так просто бросать свои шуточки. Пока я ехал, я заметил впереди идущую девушку в красной куртке. По походке я узнал Аню.
Подъехав ближе, я заметил на её голове венок, сплетённый из жёлтых одуванчиков.
– Серьёзно? – удивлённо и заворожённо спросил я, остановившись перед ней.
– Что? – непонимающе спросила она.
– Ты умеешь плести вот такие венки?
– Да.
– А… ты чего здесь гуляешь?
– Я жду кое-кого.
– Кого?
– Мать жду. Езжай!
Это звучало ничуть не грубо, но мне почему-то стало обидно. Возможно, потому что я понял, что, действительно, у меня не было ни единого предлога остановиться. Я должен был проехать мимо, если бы тогда я ничего не сказал, не отправил. А вместо этого я тогда во всём ей признался. Вместо этого я теперь чувствую себя паршиво. Я что-то пробормотал, сел на велосипед и поехал домой.
Зайдя в квартиру, мамы я там не обнаружил. Она была уже на работе. Тогда я по привычке включил свой компьютер и сел за игру. Через десять минут я вышел из игры и открыл книгу, но написал в ней всего одно слово. Я понял, что ничего не хочу делать. Я просто включил музыку и сидел так минут пятнадцать, а потом лёг в кровать. Но я не уснул: дурные мысли не давали мне покоя.
В конце концов, у меня зазвонил телефон. Это была мама. Она спросила, как я написал экзамен, на что я ответил ей, мол, что я ведь ещё не знаю. Как вдруг из трубки донеслось:
– Ты чего грустный такой?
В тот момент в моей голове что-то взорвалось. Чтобы объяснить почему, скажу, что все четыре раза звучало именно слово «грустный». Не «уставший», что было бы сейчас правдиво, не «сонный», что можно было бы сказать с утра, не «расстроенный» и даже не «злой». Нет. Все четыре раза именно «грустный». Ещё одна насмешка мне в лицо со стороны жизни.
– Да я просто сплю, – ответил я, сделав сонный голос.
– А, понятно… Ну, не буду мешать.
Звонок завершился. А я, полностью взбешённый, встал и с силой ударил по двери. Не знаю, на что я надеялся, но рука тут же отдалась болью, которая слегка помутнила сознание.
Не помню, что я делал. Опомнился лишь тогда, когда почувствовал боль в другом месте. В груди. Я открыл глаза и замер. В правой руке я держал кухонный нож, который я вдавливал в грудь. Но лезвие по счастливой случайности воткнулось в ребро и дальше не шло.
Нормальный человек с нормальным чувством самосохранения сразу бы выкинул нож из рук. Но не я. Я посмотрел на нож и подумал, почему бы не закончить всё это. Мои книги читают единицы, да и не нужен я, в принципе, никому. Только выгода маме, ведь денег на меня тратить не надо будет…
А затем в моей голове родилась мысль, являющаяся основой этого рассказа. Что если наверху реально кто-то есть? Что если он просто хотел пошутить надо мной, но, увидев, куда меня привела эта шутка, спас мою жизнь? Ведь я реально мог себя убить, если бы острие ножа воткнулось ниже на сантиметр.
Я глубоко вздохнул и положил нож на стол, вытерев маленькую капельку крови со своей груди.
Сейчас 29 мая. Весь день я был… высушен. Я пошёл гулять с друзьями, но так и не встретился с ними. Вместо этого я ходил по всему городу, слушая музыку. Мне было совершенно наплевать на тот факт, что слушал я её без наушников, просто выкрутив громкость телефона на максимум. У меня не было цели, не было никаких чувств. Даже аппетита не было, хотя, если на то уж пошло, я не ел двое суток.
Сейчас на часах 22:01. Шутка жизни, чуть не окончившаяся моей гибелью, не завершилась. Так, я пишу этот рассказ, и понимаю, что вошёл я в эту… депрессию благодаря этой шутке, и вышел благодаря ей же. Если бы не этот рассказ, я бы не смог успокоиться. Человеку иногда нужно выговориться, и плевать на то, что это никто может не услышать. Таким образом, человек снова начинает рассуждать о том, что наболело, и начинает искать решение проблемы.
Как вы уже поняли, сегодня я весь день размышлял о том, что было вчера. Так и не вспомнил, как взял тот злосчастный нож и как чуть не вогнал его себе в сердце. Но я понял вот что. Каждое действие имеет последствия. Я действительно дебил, который не подумал о том, что же будет, если я во всём признаюсь Ане, и я действительно буду пожинать плоды своего труда. Но даже шутка, сотворённая шутником, будь то какое-то божество или пятиклассник на перемене, может убить человека. Поэтому везде и во всём должна быть разумная грань. И если у вас этой грани нет, то у меня к вам новость: вы дебил похлеще меня.