Тик-так

Саша Тельман
Тик-так.
 Тик-так. Стрелка часов все отстукивает уходящее в небытие время, ежесекундно сокращая пребывание в мире. Тик-так и сердце стучит в такт, готовое остановиться в любой момент. Ждешь этого. Боишься. Еще цепляешься за жизнь. Тик-так. Откинув голову, смотришь на столик, заставленный пузыречками, таблетками, уколами, недочитанной книгой.
— Добрый вечер, Виктор Иванович.
Полноватая медсестра улыбается, будто и правда рада видеть старика, но гримаса отвращения и глаза все равно ее выдают.
— Да, вот, не добежал я до туалета. Приспичило... — скрипя голосом оправдываешься, смотришь виновато на ведро, с гордым названием «биотуалет». Вся комната пропахла дерьмом и лекарством.
— Ничего страшного, я открою окно? — задав риторический вопрос, медсестра быстро подходит к окну и открывает его. В комнату ворвался морозный воздух, медсестра задерживается у окна, ты тут же мерзнешь, но терпишь, вдыхая морозную свежесть.
В комнату заходит дочь, берет молча ведро с дерьмом и быстро выходит. Медсестра закрывает окно, садится на край постели, на лице снова дежурная улыбка.
— Ну, как вы себя чувствуете, Виктор Иванович?
Никак. Чувствуешь каждый орган, чувствуешь, как постоянно давит уставшее сердце, как затекло все тело, как тяжело подняться.
— Полегче, — врешь . — Вот только бессонница замучила. Медсестра кивает, достает тонометр, просовывает худощавую руку в манжету, одевает стетоскоп, смотрит на стрелку манометра. Неодобрительно качает головой.
— Давленьице высокое, Виктор Иванович. Закрываешь глаза, пробуешь на вкус противное слово «давленьице», с трудом глотаешь его. Без слов поворачиваешься набок, чтобы получить очередной укол в болезненный, дряблый зад. Всегда стыдно. Представляешь насколько это противно – старая жопа.
— Пейте валерьяночку перед сном, будете спать. До свидания, Виктор Иванович. Киваешь. "Валерьяночка". Очередное противное слово. Тик-так. Медсестра о чем-то шепчется с дочерью, хлопает дверь, снова тишина. Тик-так. Время идет, минута за минутой, бухает сердце, легкие тяжело выпускают затхлый воздух, пропитанный лекарствами.
— Пап, тебе чего-нибудь принести? Как ты себя чувствуешь? Дочка стоит рядом, напряженная, уставшая, смотрящая со скорбью. Замечаешь, как много стало на ее лице морщин, как поблекли ее глаза, как она располнела. Ее тоже поразила старость, она тоже стремительно увядает, но еще не чувствует столь стремительно уходящие секунды, не следит за бегущей стрелкой часов. Стараешься ее ничем не тревожить, но понимаешь, сегодня можно.
— Приготовь мне борща, Ир. С кислой капустой, как я люблю. Дочка кивает , уходит, тут же начинает греметь посудой, включает телевизор, где поются предновогодние песни.
 Тик-так. С трудом приподнимаешься и смотришь в окно. Падает снег. Неожиданно приходит желание поваляться в снегу, что так и не сделал по молодости, хочется походить и похрустеть снегом, где-то в зимнем лесу. Хочется потрогать снег руками. Как много было упущено простого, обыденного, которое вдруг, тут ,в постели, наедине с отстукивающими часами, стало важным. Сердце сжимает тоска и привычная мысль о том, что скоро всему конец становится невыносимой.
 Тик-так. Ложишься на осточертевшую кровать, закрываешь глаза, чувствуешь запах борща.
 Тик так. Тоска уходит, сердце утихает и душа наполняется долгожданным покоем. Стрелка часов останавливается.