Подружки увлеченно играли на крылечке своего дома, и в раскрытое окно кухни Мадина слышала детскую возню и звуки похожие на щенячий визг.
- Девочки жарко, зайдите – позвала она.
Но дети будто не слышали ее, часто бегали на кухню то за молоком, то за хлебом, и собака во дворе не унималась, все время лаяла и бряцала цепью. Улька была пятимесячным щенком, чистокровной кавказской овчарки. Ее мать по кличке Роксана охраняла хоздвор. Роксану купили очень дорого, и экстерьер ее отвечал по всем статям и пропорциям породы. Хозяева гордились своими собаками. Будка стояла рядом с домом, и любопытная Улька ничего не пропускала мимо. Прерывистый скулящий лай выдавал ее любопытство и нетерпение. Мадина выглянула в окно. На крыльце сидели дети, ее младшая дочь Асель, и две Насти. Одной четыре года, другой было шесть. Подружек всегда видели вместе, и чтобы определить о которой Насте идет речь, детвора не затруднялась с фамилиями, а просто называла их по росту-Настя большая и Настя маленькая. Имя дочери дети тоже путали, и вместо Асель, говорили Асоль. На голове маленькой Насти была понамка, а двух других девочек в панамках, лежали, живые черные комочки. Они кого-то нежно убаюкивали.
-- Что это у вас? – догадываясь, спросила Мадина.
Поняв, что щенят обнаружили, дети подошли ближе к окну, откуда выглядывала сейчас мама Асель, и стали оправдываться. Большая Настя, торопливо затараторила, пот ручьем стекал по ее лицу.
-- Тетя Мадина, это собачкины детки.
-- Вижу, вижу. Откуда детки у вас?-спросила она.
– Мы в-о- н там их взяли, -- показала она в сторону заброшенного дома.-- Мальчишки зна-е-те как их мучили,- потянула она на распев, изображая взрослую девочку, - вот так их кидали – она одной рукой показала как мальчишки это делали.
На маленькой Насте сандалика на ноге не было, и она подогнув босую ногу за вторую, балансировала стоя, держа в руке подсолнух. Она внимательно слушала о чем говорит ее подруга и забавно морщилась, когда ставила босую ногу на горячий асфальт.
-- Вы бы шлышали как они плакали, – вступилась подружка за щенят, и потерла свой облупленный носик ладошкой.
Улька нарочно громко гавкала, не давая сказать никому ни слова. Детям приходилось кричать, чтобы тетя Мадина слышала.
-- Уля! Ты можешь хотя бы минуту помолчать,- и подражая маме, с укором сказала - ну где твоя совесть находится?!
Маленькая Настя вытащив из под крыльца затерявшийся сандалик, торопливо одела его, подошла к Ульке, и задрав ей хвост стала искать там совесть.
-- Вот смешная! – засмеялась большая Настя, -- Ты где ее ищешь? Она же не под хвостом находится. Это же совесть! Правда Асоль?- спросила она у маленькой хозяйки.
-- Подружка многозначительно подтвердила.
Улька радуясь вниманию, с еще большим рвением принялась облаивать, скулящие комочки в руках девочек.
-- Ну-ка,дайте мне на них взглянуть, -- Мадина всем корпусом вылезла из окна. Большая Настя взяла щенка и поднесла ей.
-- Посмотрите! Какой милый! Возьмите хотя бы одного.
-- Мам! Давай собачек возьмем, -- попросила Асель.
Внимательно рассмотрев щенка, она отмахнулась, и вместо ответа, спросила:
--А где Анель?
-- Сестра спит, -- ответила ей младшая дочь.
Мадина пожалела детей и предложила:- Вы лучше в поселке поспрашивайте,- и успокоившись исчезла в проеме окна.
Наигравшись, дети оставили спасенную находку и убежали.
Чуть позже, выйдя на улицу, хозяйка обнаружила под крыльцом тех самых щенят. Они скулили, прося еду. Мадина дала им миску с водой, накрошила в нее хлеба, и щенята оживились. К вечеру один из щенков убежал за ворота, а другой покрутился вокруг порога и стал проситься к овчарке в будку. Улька не желая вторжения на свою территорию, лениво облаяла прищельца. Утром щенка обнаружили в будке, живым и здоровым
Кавказцам готовили еду два раза в день. Покупали кости, рисовую сечку, овощи и разные витамины. Варили пищу в специальной посуде. Большую кастрюлю несли Роксане, а поменьше, – Ульке. Собаки нужны в хозяйстве, ведь семья держала баранов, корову, бычка.. Кавказцы хорошие охранники. Улька еще щенок, а вот от вида Роксаны, все дурные мысли у воров скота, сразу улетучивались.
Но прибившегося приблуду никак не хотели замечать. Не привязывали, кличку не давали, и не выгоняли. Если детям хотелось поиграть, то подзывали песика просто, как уличную собаку, говоря «кутя-кутя», ведь он в любую минуту мог убежать, или просто пропасть из их жизни. Но песик рос и никуда не исчезал. Спал в Улькиной будке, и отзывался на кличку «Кутя». Утро домашних, ежедневно начиналось с ритуала любвеобильных Кутиных излияний. Как только открывалась дверь, пес пулей бросался под ноги домашним, и визжал от счастья. Из его горла вырывалось нечто человеческое, будто он не видел их целую вечность. Девочки обнимали, гладили его и все вместе шли к Ульке.
– Уля! Улечка! – подзывали ее.
Вальяжно подтягиваясь, овчарка добродушно виляла пушистым хвостом, и тыкаясь носом в девочек, требовала ласки. От ревности Кутя, заливался хриплым лаем, юлой крутился вокруг домочадцев и обидчиво скулил, кусая Улькин хвост. Та не обращая внимания на Кутины выходки, благосклонно посматривала на маленького дружка сверху.
Когда в дом заходили чужаки, овчарка срывалась с цепи, и грозный бухающий лай был слышен далеко за пределами дома. Кутя завывая отбегал в сторонку, и его писклявый вой переходил в скулеж, а затем и почесуху. И было не понятно от чего пес чешется, оттого что не может лаять, или все-же его кусают блохи. После ужина, в летние вечера, семья выходила посидеть на крылечке и Кутя прыгая возле каждого скакалкой, старался лизнуть всех в лицо.
И если кто из домочадцев поднимал его на руки, пес от прилива чувств, радостно подвывал растягивая ноты.
– Кутя, ну Кутя! Перестань! – говорили ему дети, – мы же тебя любим!
Именно в этот момент, момент наивысшего блаженства, на крыльце появлялась кошка Мурка. Пес склонял голову и услужливо ей уступал. Сердито шипя, она удобно устраивалась на перилах, брезгливо наблюдая сверху за дворнягой.
- Ничего! Потерпим.--думал пес.- Главное чтобы в эти счастливейшие минуты, кошка не затеяла драку.
Но если это случалось, его стыдили:
– Как ты себя ведешь?! – и он опять виновато скулил.
Кутя прижился. Не требовал к себе внимания, не выпрашивал еду, добывал ее сам, своими способами и ухищрениями. Кастрюлю с горячей кашей ставили от Ульки дальше, чтобы жадная овчарка не обжигала горло. Кутя пользуясь моментом выхватывал из кастрюли вкусные косточки и отбежав на приличное расстояние от овчарки, наедался добычей. Улька лаяла на воришку, но достать его ей не позволяла цепь. Бродя весь день за окрестностями поселка, Кутя часто приносил домой жирных тушканчиков, подбрасывал презент Ульке, и опасливо отбегал на расстояние чтобы не получить за добро трепку ибо, когда дело касалось еды, овчарка теряла разум.
Куда бы ни собиралась детвора, Кутя везде сопровождал домашних: за грибами, на рыбалку, а зимой его всегда видели с детьми на горке, он весело лаял и кубарем несся впереди детских санок.
Однажды зимой, детвора пошла на дамбу. Анель на всякий случай взяла с собой Ульку. Она хоть и добрая, но ее грозного вида люди боялись. Запруда на небольшом озерце замерзла, и ребятне не терпелось прокатиться по первому льду. Дети одели коньки и вышли. Вдруг Асель шлепнулась, и лед под ней пошел стрелой. Самый старший мальчик заметив опасность, крикнул:
– Лед трещит! Асель, не двигайся.
Все выскочили на берег. Дети растерялись, не зная что делать. Заметив что хозяйка осталась, Кутя вернулся и лег рядом. Не понимая, что происходит, Улька словно слониха продолжала весело носится по льду, бегая от берега к девочке. Лед под ней опять затрещал. Кутя цапнул за нос овчарку и ощерился. Та умчалась.
– Асель, отползай на безопасное место, и осторожно вставай, – крикнули ей.
Поняв откуда идет опасность, Кутя пополз вперед показывая девочке безопасный путь. Преодолев трудный участок, Асель вышла на берег. Все обошлось и притихшие дети, вернулись домой. С тех пор Кутя стал любимцем семьи и оставался самым преданным псом. Роксаны не стало, а Уля превратилась в грозную красавицу.