Глава 5
Они снялись с места рано утром в июле 1921 года, когда деревня еще спала. Ехали и плакали. Дома, усадьбы, место, где родились оставили, а что ждет их впереди не знали. Ехать предстояло долго. Свекор сказал месяц, а то и больше. Ехали на двух подводах. В поводу вели корову и теленка. Свиней забили и мясо с салом засолили на дорогу. Напекли хлебов, на сушили сухарей, на вялили картошки. Мясо птиц закоптили да тоже на солнышке на вялили. Дорога дальняя предстоит, а есть надо. Взрослых трое, да детей четверо. Взяли с собой все, что можно было увезти. Катя все украшения из золота и серебра, деньги завязала в узел и спрятала на животе. Сертификат за лифом. Везла отрезы, иголки, нитки, спички, соль. Сертификат на деньги, положенные в Швейцарском банке. Было понятно, что им она уже не воспользуется, но выбрасывать было жалко. Какая Швейцария? Живыми бы остаться. Свекор со свекровью картины, книги, посуду. Погода стояла сухая, теплая. Спасли на земле, подстелив одеяла. Старались ночевать подальше от деревень, в роще или в лесу. Несколько раз ночевали в поле. Переселенцев по дороге было много. Они держались от них подальше. Лихих людей много, ожидать можно чего угодно. Теленка выменяли на картошку, муку, сало дней через пятнадцать пути. Ехали уже недели три, когда зарядили дожди. До Алтая оставалась неделя дороги, может чуть больше. Дети начали кашлять. Пришлось остановиться в деревне. И когда они уже встали на постой, заплатив солью, мылом и спичами, узнали, что в деревне тиф и сын хозяев умер два дня назад. На следующее же утро, они быстро выехали из деревни, но к вечеру третьего дня свалился свекор, на четвертый день свекровь, а через день и Катя. Они остановились на опушке леса, недалеко от деревушки. До места, где жил Кузьма с семьей оставалось два- три дня пути.
…Катя приходила в себя тяжело. Вначале она начала слышать какие-то звуки, голоса. Показалось, что лежит где-то между собак. Они скулили. Она попыталась открыть глаза, но веки были словно налиты свинцом. Попыталась повернуть голову. С трудом, но удалось. Собравшись с силами, приоткрыла глаза и рядом с собой увидела племянников Андрея, которые сидели прямо на земле и плакали. Дул сильный ветер, но было сухо. Лежала она на одеяле на земле. Катя попыталась сесть, но тут же снова упала.
- Пить…
Иван вскочил на ноги, вытер кулаками глаза, швыркнул носом и куда-то побежал. Гриша заплакал еще горше, а потом засмеялся и начал целовать Катю.
- Где все? Где родители, Верочка, твоя сестра?
- Родители померли уже давно. Верочка ваша тоже. А Аська вона лежит. Пока мест дышит еще. Вы уже три ночи не шевелитесь, только стоните. Нам страшно. Мы с Ванькой не знаем, чего делать.
Прибежал Ванька и принес в кружке воды.
- На, ручей рядом, я набрал.
Катя попила. В голове немного прояснилось. Она начала чувствовать тело, ощущать запахи. И ее затошнило. Тошнотворный запах бил в нос. Вначале она подумала, что что-то пропало, или где-то валяется падаль, и только потом до нее дошло, что это пахнут тела свекра, свекрови, Верочки и ее собственное. Она посмотрела на племянников, те с надеждой смотрели на нее. Катя вздохнула, и попробовала снова сесть. На этот раз ей с трудом, но удалось. Кружилась голова, болел живот, слезились глаза, но она была жива.
- Котомку с едой принесите.
- Так нету ничего, - Ванька развел руками. – Все утащили.
- Как утащили? Кто?
- Дядьки какие-то. Мы с Гришкой пошли к ручью, попить, ополоснулись еще, на клубнику наткнулись, исть стали. А потом, когда шли обратно, услыхали голоса. Мы испужались и спрятались. А потом, кода стало тихо, мы выбрались из схоронки и увидали, что лошадей и коровы нету. Мамка с батей и Аська в одной телеге лежат, вы на земле, а вторую телегу угнали. Там и еда была и все остальное. Только книги батькины остались. Вона на земле валяются.
Катя провела рукой по животу и похолодела. Пояса с золотыми украшениями и деньгами на ней не было. Она лежала в нижней рубахе, без платья и кофты. Ноги тоже были босые.
Иван понял, что она ищет и тяжело вздохнул.
- Это мамка с вас все поснимала. Вы вся мокрая были в жару. Под себя ходили. Воняло сильно. Мамка после жара пришла в себя, вас переодела, батю, Аську, узелок с вас сняла и в телегу запихнула. А потом у ей кровь из горла пошла и ее трясти стало. Она к бате под бок легла, сказала, чтобы согреться. Мы думали уснула, а она померла.
Катя посмотрела на 11 летнего Ивана, 10 летнего Гришку и заплакала. Ася толи выживет толи нет. А эти двое теперь на ней. Если конечно она останется жива, а не умрет, как свекровь. Та ведь тоже по словам детей пришла в себя и еще даже успела их всех переодеть и ее тоже. Лучше бы она этого не делала. Тогда бы у них сейчас были деньги и драгоценности, которые можно поменять на еду и кров. А что делать теперь? Бросить этих детей? Как после этого жить? Надо как-то добираться до Кузьмы. Это все же дети его брата. Может хотя бы дадут на первое время крышу над головой и еду. Или оставят детей себе, а она одна уж как-нибудь справится. В любом случае надо двигаться вперед. Но, как? Сил нет. И еды на восстановление сил нет. Надо как-то вместе всем похоронить умерших, иначе и не по-людски, да и очередную заразу схватят, тела уже разлагаться начали.
Верочка, доченька, красавица, что ж ты так мало пожила на этом свете? Такая красавица бы выросла. И с Андреем теперь ничего не связывает. Может, зря с деревни уехала? Зря на уговоры Гришки не согласилась? Гордыню свою показала. Не понравился он, видите ли. Грубым стал. Небось не сахарная, не растаяла бы. Зато жила бы сейчас в собственном доме. Ребенок был бы жив. Мужчина ранее очень любимый, да и сейчас еще не совсем забытый был бы рядом. А что теперь? Ни дома, ни ребенка, ни денег. Муж теперь то ли есть то ли его уже нет в живых. А если и жив, то как найдет ее теперь? А если и найдет, надо ли жить вместе? Федота нет, который придумал этот брак. Свекрови тоже нет. Назад не вернуться. Пешком в осень не дойти, а лошади нет.
Катя встала на четвереньки. Кружилась голова, дрожали руки, тошнило. Превозмогая слабость, она поднялась. Шатаясь, подошла к телеге. Ася лежала прямо на мертвой матери и постанывала. Катя потрогала лоб и ощутила испарину. Значит, температура спала. Глядишь, еще и выкарабкается. Почему ее Верочка умерла, а Ася жива? Почему? Катя вдруг устыдилась своих мыслей. Лучше бы что ли было, если бы умерла? Значит судьба ей жить.
Она позвала братьев.
- Помогите Асю переложить на одеяло.
Втроем они кое-как перенесли ее подальше от телеги, укрыли краем одеяла. Верочку Катя подержала на руках и положила на травку под кусты. Плакать сил не было.
- Надо пробовать телегу опрокинуть. Так нам их не стащить.
Только с четвертого раза у них получилось перевернуть телегу с мертвыми Василием и Агатой. Когда они перекатили их к Верочке, Катя увидела выпавшую из-под сена котомку. Развязав ее, она нашла немного сушеного мяса, которое брала с собой, мешочек с сухарями и кусок сала. Видимо свекор разделил продукты и часть спрятал на «черный» день. Вот он и настал. Грабители телегу с трупами видимо не смотрели, взяли только «чистую». У мальчишек заблестели глаза.
- Дай! Дай! Исть хотим!
Катя дала им по кусочку сушеного мяса и по сухарю.
- Много не дам. Вы давно не ели. Заворот кишок может случится. Я тоже сухарик пока погрызу и все.
- А мне? – услышали они слабенький тоненький голос Аси. – Я тоже исть хочу.
- Глянь-ка ожила, - засмеялась Катя. – На сухарик.
До вечера они по очереди копали могилу. Хорошо, что земля была еще теплая и мягкая. Вначале палками рыхлили ее, а потом руками выбрасывали землю по краям. Похоронили всех вместе, застелив землю одеялом с телеги и подушками. Катя в последний раз посмотрела на дочку, сил не было даже плакать. Вспомнились слова колдуньи о многих испытаниях, которые должны выпасть на ее долю. Она тяжело вздохнула. Тогда ей казалось, ну и что что будут какие-то испытания. Она же справится. Она то справилась, а вот дочка нет. Укрыв всех ветками, руками засыпали землей. Теперь надо было думать о живых. Как жить дальше? На что жить? Мальчишки не заболели. Истощенные, но все же шустрые. А они с Асей, сразу видно, что после болезни. В деревне пока показываться нельзя. Не пустят. А то и камнями закидают. Тиф никому не нужен. Где-то надо достать одежду. В рубахе, грязной и пропахшей нечистотами, босиком, далеко не уйдешь. Еда на первое время есть. Не бог весть что, но дня два-три продержаться можно. Столько им и надо, чтобы хоть немного привести себя в божеский вид и окрепнуть. Катя сходила к ручью, простирнула рубаху. Выжала до суха. Одела влажную, зато чистую.
Ночь они спали все тесно прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Утром Катя открыла глаза и увидела Асю, которая бегала по траве и смеялась. Вот, что значит ребенок, подумала она. Стало чуть лучше, и уже радуется жизни, бегает. Она поглядела на холмик под кустами и сердце защемило. Она уже никогда не услышит звонкий, веселый смех дочки. Мальчишки сбегали за водой. Они позавтракали сухарями и мясом. Сало Катя пока берегла. Это на потом, когда закончатся сухари и мясо. Сало можно сосать, жевать долго и сытость от него хорошая. Но, пока им с Асей нельзя, а мальчишкам дай, они быстро все съедят.
- Вам надо сходить в деревню. – Катя посмотрела на мальчишек.
- Зачем? – испугались мальчишки, - страшно. Мы боимся.
- Знаю. Но, надо. Нам с Асей нужна одежда. Высмотрите, где белье сохнет. Если увидите: платья, рубахи, штаны, берите все. Если вдруг сапоги или ботинки увидите, тоже берите. Пусть и драные.
- А ежели нас споймают? – Гришка даже зажурился от страха.
- Скажите, что сироты, есть хотите, думали украсть одежду и выменять на хлеб. Только про тиф и нас с Асей ни гу-гу. Иначе могут побить.
- А если вовсе забьют? - Иван заревел в голос.
- Вот это и будешь делать. Ревите громче. Авось пожалеют. Все довольно разговоров. Шагом марш! Два раза повторять не буду. Ладно, пока ничего не тащите. Пробегите по улицам, оглядитесь, приметьте где что есть. С утра-то все на дворе, хозяйством занимаются, зараз поймают. вернетесь, скажите, что увидали. А вот как солнце к закату пойдет, все в дома уйдут, молодежь на гулянку соберется, гармошка заиграет, тогда и пойдете.
Мальчишки, шмыгая носами, поплелись к дороге. Кате было жаль их до слез. Но, показать слабину она не могла, иначе бы они не пошли, а в таком виде, ей в деревне показываться нельзя. Ася набегавшись уснула прямо на траве. Катя перенесла ее на одеяло. Хоть день и был теплый, солнечный, а земля уже не отдавала, а начала забирать тепло. Катя еще раз оглядела все что лежало у телеги, переворошила сено, в надежде найти хоть что-то еще из еды или деньги, но ничего не нашла. Ей подумалось, что за странные люди, которые их ограбили. Они же не могли не понимать, что здесь тифозные умершие и больные. Не побоялись взять и одежду, и продукты и весь скарб с чашками, тарелками, самоваром и другими вещами. И вдруг, она поняла. Это могли сделать только те, кто уже переболел такой заразой и не боялся заболеть снова. Значит, это были либо такие же, как они, переезжающие куда-то на новое место, либо из деревни, куда ушли мальчишки. Но, тогда в деревне тоже тиф. А она послала туда Ивана и Гришу. От них они не заболели, а в деревне могут и подхватить другую заразу. Но, сделанного обратно не вернешь. Время шло медленно. Катя начала уже переживать, и тут увидела бегущих к ней мальчишек.
- Теть Кать, - в голос начали они, - вот чего мы притащили! – Они вывалили на землю из рубашонок помидоры, морковь, картошку и арбуз.
Катя строго посмотрела на них.
- Я вам чего велела сделать? Пробежаться и посмотреть. А вы чего натворили?
Иван шмыгнул носом - Мы думали вы обрадуетесь. Вона сколь еды приташили. Дня на два хватит. Одёжки почти нет. На заборе рубаху видели, сушится, да штаны одни и все.
Катя покачала головой – Ну, и что теперь что делать будем? Увидят, что вы напакостили, поймут, что чужаки появились и либо жать будут, караулить к ночи, либо пойдут смотреть вокруг деревни.
Мальчишки заревели в голос. Катя задумалась. А что она от них хотела? Ума-то кот наплакал, а животы пустые. Надо уходить. Но, куда? Ноги-руки дрожат, голова кружится, босиком и в рубахе далеко не уйдешь. Да и Ася очень слаба, ее нести надо будет. Нет, тут проблем нет, Ася как воробушек стала, мальчишки по очереди могут нести. Значит, все дело в ней, Кате. И. вдруг ей в голову пришла мысль.
- Иван, подь сюда.
Иван боязливо приблизился к Кате.
- Там брошенные дома видел?
- Как это?
- Ну, заколоченные или разрушенные какие.
Иван почесал затылок - Есть. Развалины видел. Целых три на краю с нашей стороны и один дом на другом краю. Третий вроде от краю. Там головешки одни. Пожар видать был.
- Хорошо. Идите, намойте морковь, да помидоры с картошкой, обедать будем. Раз уж все равно сорвали. А арбуз разобьем. Ножа-то все равно нет.
Иван с Гришей побежали к ручью. Слышно было, что они смеются. Катя улыбнулась. Дети есть дети. Поняли, что гроза миновала, и сразу стало весело. Плохо, что все сырое придется есть. Мальчишкам-то ничего не будет, а вот им с Асей после болезни чего-то горячего бы по хлебать. А от сырого живот может заболеть. Но, спичек нет. Огонь развести не получится. Значит можно поесть картошку, там крахмал и арбуз. Помидоры и морковь будут для Ивана и Гриши.
Прибежали мальчишки, мокрые, веселые и довольные. Катя поняла, что они уже успели угоститься добытыми овощами и окунуться, и теперь чувствовали себя сытыми и счастливыми. Катя забрала у них овощи, сложила в сумку. Личики мальчишек вытянулись. Гриша посмотрел на Ивана. Иван спросил: - А мы исть не будем?
Катя рассмеялась: - Будем, только позже. Ася проснется. Да потом, вы же уже я смотрю налопались?
Мальчишки покраснели.
- Мы только по одной морковке, картошке и помидору съели.
- Ну, вот и славно. Я тоже картошку съем. А Ася проснется, арбуз будем есть. Нам еще не ясно сколь придется добираться до дяди Кузьмы. Надо беречь еду-то. Не обижайтесь. Хорошо? – она потрепала их по вихрам. - А сейчас давайте, все перенесем к ручью. Телегу оставим здесь. Если искать будут, то увидят могилку и телегу, подумают, что после похорон ушли и дальше искать не будут.
Ася не проснулась, даже когда Ваня нес ее на руках. Она открыла глаза уже к вечеру и сразу запросила еду. Все с удовольствием съели сочный, немного переспелый арбуз. Ребятишки сгрызли даже корочки.
Когда стемнело, пошли к деревне. Было тихо, только редкий собачий лай нарушал тишину. Катя шла и удивлялась. Их никто не искал. Толи не увидели урона на огороде, то ли не таков был урон, чтобы искать. И потом, у них вечером всегда молодежь шла на гулянку. Пели, плясали, женихались. А тут тишина. Гармонь не играет, смеха, девичьего визга не слышно, частушки никто не поет. Война, революции, смена властей у них в деревне никак не отражались на вечерних посиделках. Любить и радоваться жизни хочется во все времена. Может, парней всех по выбило? Так девки бы сами вышли по секретничать, посплетничать. Тревожно.
Они обошли деревню с другой стороны и подошли к четвертому дому от края. Он действительно был разрушен. Обугленные остатки стен, да бурьян.
- Теть Кать и где мы тута прятаться будем – спросил Иван.
- Не шуми. Вишь как тихо. Далече голос разносится. – Катя начала бродить по развалинам. - Идите сюда, - шепотом позвала она ребят. - Помогите, крышку сдвинуть.
Иван нагнулся к земле.
- Погреб, - прошептал он.
- Да, погреб. Он всегда остается. Вот тут и будем жить, пока не окрепнем и одежду не добудем.
Они втроем подняли деревянную крышку, присыпанную пеплом и мусором. Катя заглянула внутрь. Темно, не видно.
- Гриша, иди сюда. Мы тебя с Ваней за ноги подержим, а ты руками поищи, вдруг лестница есть.
Гришка захныкал: - Я боюсь. А коли уроните?
- Ты легкий. Ваню мы с тобой не удержим. Ася маленькая, не дотянется. Не трусь. Давай. – рассердилась Катя.
Лестница на их счастье была. Они по очереди спустились вниз. В погребе было холодно. Катя начала шарить руками по сторонам и вскоре наткнулась на ларь. Открыла его. Там оказались рваные одеяла, какая-то одежда, худые сапоги, какие-то платки. Больше ничего в погребе не было. Видимо не одни они оказались такие умные. После пожара унесли все, кроме того, что не было годно. Но, Катя была рада и этому. Можно ночевать, закутавшись в это тряпье. Она замотала Асю в рванное одеяло. Натянула на себя сапоги, какую-то драную кофту.
- Иван, где одежду во дворе видели, помните?
- Помним. Отседова недалече.
- Давайте, идите и принесите сюда.
Мальчишки опять заныли. Но, Катя была непреклонна. Крышку она оставила приоткрытой. Так теплее, да и мальчишки, когда вернуться, чтобы не шумели. Ночью их вряд ли кто пойдет искать. Плохо, если одежу сняли. Время тянулось долго. Ася спала. До утра вряд ли проснется. Катя выбралась наружу и села на землю у остова обгоревшей печи. Ночь была теплой, звездной, лунной. Она задремала.
- Теть Кать, теть Кать!
Катя вздрогнув, очнулась.
- Что? Кто?
- Это мы. Вы че здесь сидите? Мы вас сразу-то и не заприметили. Спустились, вас нет. Испужались. Вылезли, Гришка вон увидал.
- Ладно, ладно. Все. Здесь я. Нашли чего?
- Ага. Целую кучу притащили. В одном дворе, недалече, мужик телегу разгружал. В дом зашел, а сундук на телеге оставил. Мы с Гришкой открыли, в охапку чего смогли захватить и сюды.
Катя начала смотреть и ахнула. Это была ее одежда. Вон платье бархатное, с кружевным воротничком, плюшевая куртка, сапожки. А это Верочкино платье. Значит, из деревни мужик. А отсюда получается, что в деревне тиф. Поэтому и тихо. Никого на улице нет. Уходить надо.
Катя быстро оделась, обулась, спустилась в погреб, достала спящую Асю. Мальчишки молча смотрели на нее.
- Уходим.
- Ночью-ю? Спать охота.
- Тиф тут. Нам с Асей не страшно, а вы заболеть можете.
- Мы че помрем? – Испугался Гришка.
- Все потом. Пошли быстрее. Мужик хватится, может шум поднять. Уйдем подальше и тогда передохнем.
- Аська вон спит, - завистливо протянул Иван.
- Все. Пошли. Я взяла котомку с едой, вы вещи что принесли берите. Утром разберемся что к чему.
Они быстро пошли по дороге за околицу. Шли долго, пока не дошли до рощи, которая виднелась справа. Катя видела, что мальчишки еле плетутся. Да и она еле передвигала ноги. Ася, хоть и весила мало, а все равно руки оттягивала.
- Вон туда идем – махнула она головой, - передохнем чуток, посидим.
Мальчишки кинулись бегом. Они зашли вглубь, наломали веток и легли. Мальчишки сразу засопели, а Катя никак не могла уснуть. Тяжкие думы не давали покоя. Что делать, если мальчишки заболеют? А ежели и не заболеют, и дойдут, как их примет Кузьма? Как дальше жить? Может довести детей, отдать и вернуться обратно? Что ей тут одной делать? Андрей то ли вернется, то ли нет. А если и вернется, найдет, дочки-то нет. Их ничего вместе уже не связывает. Но, чтобы вернуться домой, нужны деньги, а их нет. Значит, все равно, надо вначале заработать денег, а потом думать о возвращении. А где их заработать? Ну, вернется она домой. К кому? Где жить? Вопросов много, а ответов нет. Забылась она уже на рассвете.
Ася проснулась первой и затребовала еду. Мальчишки тоже соскочили и уставились на Катю.
- Нате, ешьте. – Катя достала по морковке, сухарю и помидору.
- А сало? – Робко спросил Иван.
- На обед будет. Ножа-то нет. Может чего придумаем.
Пока ребятишки ели, Катя просмотрела одежду. Большой платок с кистями. Можно разорвать посредине и будет Асе вместо пальто. Вечерами уже довольно холодно. Добавит к тифу простуду, тогда уж точно не выживет. Она нашла сломанную ветку, подняла, накинула на нее платок и резко дернула вниз. Дырку разорвала и надела накидку на Асю. Ася было заартачилась, но Катя прикрикнула на нее, и та немного похлюпав, успокоилась. Хорошо, что хоть у мальчишек были рубашонки, да вязаные кофты. Небось не замерзнут. И она снова в своем и с обувью.
- Поели? Передохнули малость? Все, пошли дальше.
Они шли еще три дня. Ночевали то в лесу, то в брошенных домах на окраине сел. Еда закончилась. Шатало от усталости и голода. Последние пол дня дались уже совсем тяжело. Мальчишки нарыли немного картошки. Помыли ее в ручье и грызли сырую. Болел живот. Ася капризничала, плакала. Несли ее по очереди. И вот утром четвертого дня они увидели столбик с надписью: «Андроново».
Глава 6
- Дошли! – Катя села на землю и заплакала.
- Ура! Ура! Дошли – Скакали мальчишки. Даже Ася тихонечко захлопала в ладоши.
Они спросили у проходящей мимо женщины, где находится дом Кузьмы. Она махнула рукой куда-то влево и сказала, что дом через улицу. На крыше две кирпичные печные трубы. Дом пятистенок, не перепутают. На всю улицу такой один. У остальных одна печная труба. Видно тепло любит, куркуль пришлый. А тебе он зачем? Он чужих на свой двор не пускает.
Катя насторожилась. Видно было, что Кузьму тут не любят. Или он чем-то насолил этой женщине.
- Спасибо. Пошли, - прикрикнула она на развеселившихся детей, не отвечая на вопрос. Они быстро пошли по указанному направлению. Дом действительно был большой, с голубыми наличниками, с большими окнами и высоким забором. Катя постучала в калитку большим железным кольцом. Ждать пришлось долго. Наконец дверь со скрипом отворилась и в проеме появился Кузьма.
Окинув их взглядом, он махнул рукой, - Пошли отсюда! Я не подаю. – Он начал закрывать дверь.
- Дядя Кузьма, это я Катя, а это ваши племянники. Не узнали?
- Какая еще Катя? Какие племянники?
- Я жена Андрея. Катя Глазова. А это дети вашего брата Василия.
Кузьма пристально вгляделся в лицо Кати. – Вроде похожа. Худая больно. Катерина справная бабенка была. А где Василий с Агатой?
- Померли по дороге. Тиф.
Кузьма побагровел – вы, что тиф нам притащили?
- Мы уже переболели. Более недели прошло, как оклемались. Мальчишки так вообще не болели.
Кузьма прикрыл дверь и крикнул – на край деревни идите, до конца улицы, там землянка моя осталась. Жили, как приехали. Там пока поживете. Недельки через две, коли живы будите, придете, поговорим. Ключ вынесу счас.
- Дядя Кузьма у нас все украли по дороге, пока в тифу лежали. Ребятишкам есть нечего. Голодные другой день уж. – Катя чуть не плакала.
- Еду счас работник вынесет. – Дверь захлопнулась.
Вскоре вновь послышался скрежет отпираемого замка, на землю упала котомка, большой амбарный ключ и дверь закрылась. Катя взяла котомку, кивнула ребятам, - пошли.
- Куда? Мы же дошли. – Мальчишки зашмыгали носом.
- Не знаю! – рассердилась Катя, - дойдем, увидим. Не нужны мы дяде Кузьме. Бояться он, что тиф притащили.
- Исть хотим!
- Цыц! Дойдем, посмотрим, что нам положили. Вот тогда и видать будет сколь и чего есть можно.
Землянку они нашли без труда. Она была закрыта деревянным притвором, на котором висел большой замок. Катя открыла замок, откинула створки и спустилась по ступенькам внутрь. Кузьма видимо все делал добротно. В землянке стояли три деревянные кровати, стол, три табуретки. На двух кроватях лежали одеяла, третья была голая. В углу Катя увидела сундук. Открыв его, она нашла еще одно одеяло, 3 подушки набитые сном, несколько алюминиевых чашек и ложки, 2 кружки, чугунок. Главное, там было 3 коробка спичек. Можно было что-то сварить. Горячего хотелось до дурноты.
Когда вечером ребятишки уснули, Катя выбралась на воздух, села на пенек и закручинилась. Совсем не такой она представляла встречу с родным дядей ребятишек. Сам же позвал их всех сюда. Расписывал про рай земной. Хвастался богатством. Это его родные племянники, а не ее. Но видать не до конца совесть растерял. Хоть еду дал и какую-никакую крышу над головой, хоть и земляную. Но, дальше-то что? Одной можно попробовать устроиться работницей в какую-нибудь зажиточную семью с проживанием и питанием. Копить деньги, сухари и после попробовать вернуться домой. А с детворой куда идти? Кому она с таким выводком нужна? По всему видно, что племянников дядя не возьмет. Бросить их, уйти одной? А как после этого жить? Дети и так остались без мамки да бати, далеко в чужой стороне. Жить, зная, что они бродяжничают и побираются? Ася совсем маленькая, не выдержит такой жизни. А если бы она, Катя, умерла, а Верочка осталась жива и ее бы бросили на произвол судьбы? Катя тяжело вздохнула и приняла окончательное решение. Она детей не оставит. А дальше, как судьба распорядится. В Бога Катя не очень-то верила. И даже не потому, что Бог забрал к себе и мамку и любимого папаню. Она привыкла с детства слушать – «на все воля божья». А все началось с того, что через дорогу от их дома жил с семьей батюшка. Он был грузный, тяжелый. Ходил по деревне в рясе, с большим крестом, который висел на большой цепи. Крест почти лежал на животе. У него было 5 дочерей. Катя дружила с двумя младшими Соней и Марфой. Когда началась война и всех мужиков забрали, семьи очень голодовали. Радость для детей было съесть яйцо, мясо, кусок хлеба. Ели в основном картошку, да затируху (мука размешанная в воде). Летом варили суп из крапивы да капусты. Как-то на Пасху Катя пришла вечером к подружкам и увидела, что батюшка вываливает все принесенные людьми яйца свиньям. А попадья режет куличи и ставит их в печку на сухари. А ведь каждая семья отрывала от детей это яичко, чтобы отдать в Церковь. Дочки батюшки красиво одеваются, богато живут, вкусно едят, в то время, как женщины, оставшиеся без мужей и с выводком детей, еле-еле сводят коны с концами. Кате подумалось, что батюшка мог бы раздать эти яйца и куличи бедным семьям. И это было бы правильно. И вот тут-то в ней пошатнулась вера в Господа. Если Он позволяет убивать невинных, забирать близких, умирать детям от голода, а тем, кто служит ему толстеть и богатеть, то может его и нет вовсе? Впервые подумав об этом она испугалась. Но, теперь, потеряв дочь, не зная есть ли у нее или уже нет мужа, столкнувшись с черствостью и несправедливостью, она задумалась, почему это происходит с ней? Чем она провинилась? Осталась сиротой, приживалкой в семье брата. Трудилась не отлынивала. Замуж отдали за нелюбимого. Ребенок умер. А сейчас она одна с чужими детьми без крова, денег, работы. Почему? За что? Если Бог есть, то чем она так перед ним провинилась? Брату, Мотре не перечила. С мужем жила, старалась угодить. Свекровь слушалась. И Катя решила, что будет рассчитывать только на себя, на свои силы. А еще ей подумалось (это была крамольная мысль) что если людям на земле даются такие испытания, то, наверное, земля это и есть Ад, про который так много говорят и которым так пугают. Значит, хорошего ждать нечего. Надо жить как живется. От осознания открывшейся ей истины она вдруг, успокоилась. Легко вздохнув, улыбнулась и пошла спать
. Утром выйти наружу не получилось, так как шел проливной дождь, сопровождающийся шквалистым ветром. Очень похолодало. Хорошо, что в землянке было сухо и тепло. Кузьма на совесть укрепил жилище. Дети, умаявшиеся за длинную дорогу, обессилившие от недоедания, поев снова уснули, а Катя перебрав все вещи, отложив хорошие, разделила еду на несколько дней. По скромным подсчетам выходило, что хватит на дней на пять. Если урезать, то на 7. От слабости дрожали ноги и руки. Кружилась голова. Тело чесалось и требовало бани. В голове бегали вши. Был бы керосин, этих тварей не было бы назавтра и в помине. Намазал голову, замотал, промыл часа через три и все. Но керосина не было. В лампе было чуть и Катя берегла его на крайний случай. Сейчас на столе в плошке тлела тряпка с прогорклым салом. Так делали и у них в деревне. Прогорклое сало не выбрасывали, а пускали на освещение. Значит, надо терпеть. Она легла на топчан и тоже уснула. А назавтра выпал снег. Снег вначале сентября? Дома сентябрь был самым любимым Катиным месяцем. Уже не жарко. Листва на деревьях начинает желтеть, багроветь. Красиво. В лесу полно грибов и ягод. Яблоки от тяжести падают с яблонь на землю. Душистые падалки вкуснее всего есть. Огромные сахарные помидоры, «бычье сердце», можно есть просто так, с хлебом, как лакомство. А если еще обмакнуть в сахар, то вкуснее и ничего нет. А здесь снег! Ребятишки радовались, кидались снежками, а Кате было страшно. Если ударят морозы, как они проживут без дров? Оставив детей, она пошла к Кузьме, но он к ней не вышел. Работник сказал, что хозяин занят и просил не беспокоить. Катя поняла, что рассчитывать на него больше не стоит. Она вернулась в землянку, нашла нож и попросила мальчишек коротко обрезать ей волосы и повыбивать вшей. Мальчишки как могли опилили ножом ей косы по плечи, повозились в голове. Катя набрала снег, подождала, когда он растает и как могла помылась. Стало легче. Надев платье, сапожки и повязав голову платком, она накинула плюшевую курточку, она наказала детям никуда не выходить и пошла в деревню. Встретив первую попавшуюся женщину, она спросила, кому в деревне могут понадобиться работники. Женщина окинула Катю внимательным взглядом И покачав головой сказала:
- Одета ты хорошо, но больно тощая. Сразу видать, что хворала. На сусудней улице немцы живут. Им горничная нужна. Иди, спытай счастье. Мобуть возьмут. Дом под железным колпаком.
Катя и сама знала, что очень спала с тела. Платье висело как на огородном чучеле. Дом она нашла сразу. Крыша была в виде каски железной. Ворота выкрашены зеленой краской. Она постучала в затвор. Открыл большой молодой мужик. Он окинул ее оценивающим взглядом.
- Че тебе?
- Мне сказали хозяевам горничная требуется.
- Ну?
- Работу ищу.
- Ну?
- Чего ну? Не запряг еще, чтобы понукать. Хозяев позови.
Мужик почесал затылок, захлопнул затвор и ушел. Катя уже думала, что он ушел совсем, когда затвор снова открылся и в проеме появилась полная женщина.
- Заходи.
Подворье было большое. Дом, два флигеля, амбар, летняя кухня. На высокое крыльцо вышла полная дебелая женщина лет сорока.
- Ты работу ищешь?
- Я
- Чего умеешь?
- Все могу. Убирать, готовить, стирать.
- Одета ладно. А пошто такая тощая? Больная?
- Нет. Переселенка я. Почитай три месяца шла. Вот и отощала. Телегу угнали со всем скарбом ночью, а родных поубивали.
- А тебя ж чего не порешили?
- А я до ветру отошла, да обмыться к воде.
- Свезло тебе. А документ есть?
- Нету. Все утащили.
- Откедова прибыла?
- Из Москвы.
- Пошто?
-Голод. Власть советска, все по отнимала. Дом забрали. Вот и решились ехать. Свекор прослышал, что здесь хорошо. Земли много.
- А мужик твой где?
- Не знаю. Воюет где-то. А может уже и сгинул.
- Ну, давай, проходь, с хозяйкой будешь говорить.
Катя не стала говорить ни о Кузьме, ни о тифе, ни о ребятишках. Главное, чтоб взяли, а там видно будет.
В доме было чисто, просторно, красиво. Ее провели в гостиную. В кресле сидела пожилая женщина в пенсне, с высокой прической, худая. Катя про себя подумала, что женщина похожа на их деревенскую учительницу. Женщина подошла к ней и внимательно начала осматривать с ног до головы.
- Плат скинь.
Катя сняла платок. Женщина брезгливо поморщилась.
- Вши? Тиф?
- Нет. Нет.
- Почему косу срезала?
- Путь долгий, мыть негде.
- Худая почему?
- Оголодала. Месяц шла без еды. Ела что придется.
Женщина, которая встретила ее на крыльце, начала быстро пересказывать Катин рассказ.
- Ладно, возьму на неделю, посмотрю, как работать будешь. – В ее говоре слышался сильный акцент. Слово работать она произнесла работАть. – Жить будешь во флигеле, есть с работниками. Будешь хорошо работать, расчет будет, а нет, так и пойдешь со двора. В доме будешь прислуживать. Называть меня будешь фрау Амалия.
- Я землянку брошенную нашла. Могу там жить.
- Нет. Жить будешь тут. Покажи ей все, - приказала она полной женщине.
- Иди за мной. Меня Агафьей кличут. Я на вроде управляющей по дому. Меня слушать будешь. Че скажу, все выполнять должна. Хозяева чистоту и порядок любят. Найдет пылинку, грязь, все сразу на улицу. Будешь стараться, будешь хорошо жить. Кормят сытно. Во флигеле с Дашкой и Машкой в комнате будешь. Дашка готовит, а Машка на скотном дворе управляется.
- А можно я за вещами схожу?
- А чего там у тебя? Ты сказывала, что все утащили. Ай чего скрыла?
- Нет. Дети у меня там. По дороге прибились.
- Дети?! Обманула все ж, окаянная!
- Нет. Правду сказывала. Не мои дети. Прибились по дороге, бросить не смогла. Помрут одни. Скажу им про то, где жить буду. Може еду какую им смогу передавать. Сама много не ем.
- А где они?
- В землянке тут недалече.
- Побожись что не твои.
- Ей Богу, не вру. – Перекрестилась Катя.
- Ну, смотри, коли соврала. Я перед хозяйкой за тебя в ответе.
- Не бойтесь. Не подведу. Я мигом.
Катя выбежала на улицу и быстрым шагом пошла к землянке. Услышав, что Катя будет жить отдельно, дети заревели в голос. Катя вначале успокаивала их, потом прикрикнула.
- Все. Обсуждать нечего. Если не так, так с голоду помрем все. Так хотите?
- Нет! Не хотим помирать!
- А коли не хотите, так радуйтесь. По очереди будите ко мне приходить, я буду еду выносить. Вы уже большие – кивнула на Гришу и Ивана Катя, - привыкайте. Спасть есть где, есть буду давать. На первое время сгодится. За Асей смотрите. Только уговор, я вам не родня. Будут спрашивать, отвечайте, что по дороге подобрала. Поняли?
Иван было начал что-то возражать, но Гриша, толкнул его и кивнул Кате – поняли.
- И про тиф никому ни гу-гу. Ежели прознают, выгонят меня, и тогда уж точно с голоду помрем.
- А дядя Кузьма? – робко поинтересовался Гриша.
- Отказался он от нас.
Дети снова захлюпали носами. Катя тяжело вздохнула. Ей было жалко их, но другого выхода не было.
- Гриша, пойдем покажу где жить буду. Потом сходите веток натаскайте. Буржуйка стоит, будите подтапливать. Только смотрите не угорите. За трубой следите, чтоб исправно работала. Коли дым в землянку пойдет, сразу дверь отворяйте и мне сказывайте.
Так началась Катина жизнь в работницах. С утра до ночи она терла, мыла, обметала, вытирала. К ночи падала замертво, а с утра начиналось все заново. В доме жили фрау Амалия, ее муж Ганс, их дети двое сыновей, дочь, внук и сноха. Между собой они разговаривали только на немецком языке. Они пили кофе, курили сигары, лежали на диванах. Рисовали красками, устраивали вечерние чтения. А после с немецкой педантичностью фрау Амалия перед сном проходила по всему дому и проверяла, как все убрано и нет ли где пепла или не убранной чашки, пыли или размазанной краски. Чем больше она была не довольна, тем тише она говорила. Почти шипела. Слуги боялись ее шипения как гиены огненной. Фрау Амалия могла влепить пощечину за малейшую провинность. Любимым выражением ее был – Швайн! Ели они вместе все работники. Ставилась большая миска на стол с картошкой и с мясом, нарезался ломтями хлеб и одна большая тарелка с супом или квасом. Все хлебали оттуда деревянными ложками. Катя с детства была гребливая. Да и росла в доме, где у каждого всегда была своя чашка ложка и кружка. Поэтому ела только то, что можно было взять отдельно. Большую часть оставляла для ребятишек. Гришка и Иваном приходили по очереди, рассказывали, как дела. Агафья оказалась шумливой, но не незлобивой женщиной. Отдала много старой одежды хозяев, предназначенных на выброс. Поэтому дети были одеты, накормлены. В один выходной, который полагался Кате, она шла с ребятами в лес, и они набирали веток на растопку. Ася поправилась. В деревню то входили красные, то белые, но Кате было все равно. Главное, что они не трогали ее хозяев и ребят. Кузьма не помогал, но и не требовал освобождения землянки. Проходя мимо вежливо здоровался и только. Ребята говорили, что дважды приходил от него работник, приносил картошку, сало. Так прошли осень, зима, весна, лето. Говорили, что вроде повсюду установилась советская власть. В деревню начали возвращаться мужики. Беднота организовывала коммуны. Кого-то убивали, кого-то палили. Сгорело несколько домов. Все это время Катя жила, как в тумане. Она ни с ем в деревне не подружилась, ни с кем не вела никаких разговоров, не принимала участие в митингах. Ее закрытый мир устраивал ее. Он был как островок в бушующем океане. На нем было относительно спокойно и безопасно. Она пообвыклась у хозяев, приноровилась к работе и характерам. Пополнела, на щеках снова появился румянец, отросли волосы. Хозяйский сын Франц стал заглядываться на нее, а потом как-то вечером попробовал овладеть ею, когда она зашла в чулан поставить ведра и развесить тряпки. Катя сильно испугалась, закричала. На крик прибежала фрау Амалия и отхлестала Катю по щекам, обвинив ее в соблазнении сына. Она шипела, как гусыня, обзывая Катю всякими непотребными словами. А утром указала ей на дверь. Катя пыталась оправдываться, что-то объяснять, но все было тщетно. Ее выгнали, заплати малую часть от того, что должны были заплатить. Катя ругала себя. Чего было кричать? Она сильная, здоровая, могла оттолкнуть. Могла убежать. Сама виновата. Мелькала даже мысль о том, что можно было и уступить. Столько лет живет без мужика. Толи вдовая, толи замужняя не понятно. А Франц мужчина симпатичный, аккуратный. Что женат, так всех мужчин на чужое тянет. Своя всегда хуже и уже не интересна. А теперь что? Как жить? В селе не так много зажиточных семей, которым бы нужны были работники. У каждого своя семья большая. Своими силами управляются. Она шла по улице, опустив голову и корила себя, когда услышала крик:
-Катя!!!
Катя вскинула голову и увидела… Андрея. Вначале она даже не поверила своим глазам. Потрясла головой, но мужчина схватил ее в объятия и начал целовать. Катя отбивалась.
- Ты, что? Не узнаешь меня? Это я, Андрей, твой муж.
Это точно был Андрей. Заматеревший, с ясными голубыми глазами, в солдатской шинели, в картузе, с вещевым мешком за спиной, в кирзовых сапогах.
- Андрей? Ты? Как же ты нас отыскал?
- Так отец писал, что вы к дяде Кузьме поедите. Война кончилась. Вот меня и отпустили. Я сразу же сюда поехал.
- А, что же ты не писал, коли знал, что я здесь?
- Так из Якутии сильно не напишешь. Я же почти два года в Якутии служил.
- Кому?
- Как кому? Советской власти.
- А, так ты тоже большевиком заделался ? Богатых изгонял?
Андрей смутился. – Так получилось. Сложно все Катя. Сразу не объяснишь. Давай не будем об этом. Знаешь, я тебя увидел и глазам не поверил. Иду, спросил где дом дяди Кузьмы, и ты тут. Пойдем скорее, хочу всех увидеть. Соскучился. – Катя заметила, что Андрей говорил как-то не так. Правильно, что ли. Как ее хозяева бывшие. Или она просто забыла. Он же всегда много читал, знал, говорил, как в книгах.
- Пойдем.
Катя ничего не стала объяснять ему на дороге. Они подошли к землянке.
- Спускайся.
- Куда? – поразился Андрей. – Вы, что тут живете?!
- Тут.
Они спустились в землянку. Дети еще спали.
- А где отец с Агатой? Где дочка?
- Нету. От тифа по умирали по дороге. Я вот жива осталась, да ребятишки.
Андрей потрясенно смотрел на нее. – И Верочка?
- И Верочка. Как знаешь об этом?
- Отец писал, когда я еще в Екатеринбурге был. А почему вы тут живете? Почему не у дяди Кузьма? Он жив?
- Жив, чего ему сделается. Паразит. Знать нас не желает. Хотя, спасибо что землянку нам отдал, иначе в зиму околели бы на улице.
- А, чего не купили домик? Деньги же были и у тебя и у отца, лошади были. Отец говорил скот с собой возьмете.
Катя горько усмехнулась: - Ничего не осталось. Пока я в тифу лежала, свекор со свекрухой померли. Ася тоже в жару металась. Гришка да Ванька не заболели. А что они. Супротив бандитов? Все утащили. Хорошо меня не пришибли, да ребят. Очнулась в грязной рубахе, босая.
Андрей застонал: - как же вы дошли-то сюда?
- А вот так и дошли. Руками могилу копали. Всех по человечьи схоронили. Ели что придется. Воровали. Вон мальчишки в одном дворе мои вещи отыскали. Хоть одеться смогла, чтоб работу найти.
- Какую работу?
- В услужении у немцев была. Горничной. Да выгнали ныне. Хозяйский сын сильничать хотел, а я воспротивилась. Шла вон и думала, как дальше будем. Да ты вон появился.
Проснулись мальчишки, за ними Ася. Все с удивлением смотрели на Андрея. Гришка вдруг узнал и закричал: - братка! Ванька. Это-же братка наш. Папкин сын.
Дети заревели и кинулись к Андрею. Он растерянно улыбался, обнимал их, потом повернулся к Кате.
- Спасибо, что не бросила их. Век помнить буду. Тебе-то они никто. А с дядей поговорю по-мужски. Ничего, теперь заживем. Я теперь с вами. Деньги у меня есть. Сила есть. Бумага, что в Красной Армии служил есть. Ничего.
Вечером, когда дети угомонились, большая часть рассказов была рассказана, Катя и Андрей вышли из землянки и пошли к лесу. Там сели на сваленное дерево. Катя видела, что Андрей хочет рассказать что-то еще, поговорить, но не решается.
- Чего маешься? Вижу не все обсказал. Сказывай, чего утаил?
- Знаю, не люб я тебе. Никогда не любила, терпела только. Не по своей воле замуж за меня шла. Думал ребенок будет, семья получится. Привыкнешь ко мне. А теперь ни моих родителей, ни твоего брата, ни дочки нет. Так может хочешь уйти? Я держать не стану. Ребят подниму. А тебе эта обуза зачем? А ты может встретишь хорошего человека, полюбишь. Или вон к своему ненаглядному вернешься? Сейчас венчание-то не считается действительным. Регистрируют теперь в совете. А мы с тобой не регистрировались. Так, что ты свободна.
Катя вдруг расплакалась. - Избавиться хочешь? Никак другую зазнобу завел? Ты же тоже не по любови на мне женился. Противна я тебе?
- Да, что ты говоришь? Я почти сразу тебя полюбил. Надышаться не мог. Останешься с нами, счастлив буду. Только хочешь суди меня, хочешь казни, а правду я тебе должен рассказать. Иначе жить не смогу.
Голос Андрея был очень серьезен. Катя снова испугалась. Только начала отходить. Ведь признался, что любит.
- Война такая была. Брат брата убивал. Смута по всей Руси. Меня в Якутию забросили. Зима десять месяцев. Ничего о вас не знаю. Живы, нет. Снег, морозы, и вокруг одна сплошная белая пустыня.
- И с кем ты там воевал?
- Воевал недолго. Там быстро все закончилось. Власть там советскую представлял. Жил в одной якутской семье. На постое стоял. Хорошие люди, радушные. Дочка у них. Семнадцать лет. Леной зовут. Так на меня смотрела, так смотрела. Год я держался. А потом ее отец попросил, чтобы я с ней жить стал. Рожать ей пора, а не от кого. Я честно сказал, что женат, дочь есть. А он мне ответил, что никаких претензий ко мне не будет. Поеду к тебе, когда захочу. Им главное внука или внучку получить. Уезжал, она на сносях была. Не знаю, кто родился. Вот так. Все как есть сказал. А теперь хочешь суди, хочешь прогони. Но, знай, я ее не люблю. Жить с ней не буду в любом случае и туда не вернусь. Видать плохой я человек. Но какой есть. Примешь такого, буду рад. Не примешь, ну, что ж, значит, так тому и быть.
Катя молчала. Хоть и не любила она Андрея, а на душе было муторно. Ей всегда казалось, что он не решительный, правильный, даже через чур, терпеливый. А теперь он ей открылся с новой стороны. Она знала, что мужчина устроен по-другому, нежели женщина. Он долго не может жить один без женского тепла и ласки. Знала, что у мужчин бывают любовницы, но Андрей? Получается пока она жила дома, рожала, растила дочку, отбивалась от ухаживаний Гриши, блюла свою чистоту, ее муж миловался в постели с другой? И он еще говорит, что любит ее? Странная любовь. Там ребенок, а ему даже не интересно знать сын или дочь. По просьбе спать с другой? Странно устроены мужчины. Уйти? Но, куда? Любовь к Гришке прошла. Возвращаться домой не к кому. Денег нет. А Андрей вот он, тут сидит. Ждет ее решения. Не так плохо с ним и жилось до войны. Стерпится, слюбится.
- Что было допреж, пусть там и останется. Знать и слышать боле о твоей девке не хочу. Но, ежели ты себе такое при мне позволишь, али без меня еще раз, прощения не жди. Я чистая и в грязи жить не желаю.
Андрей заплакал. Катя поморщилась. Они долго сидели молча, потом Андрей сказал: - Прости. Обещаю, больше никогда не нарушу клятву, данную тебе в Церкви. Завтра же пойдем зарегистрируем брак как сейчас положено.
- Нет. Никуда не пойду. Мне их бумажки без надобности. Ты мой муж, а я твоя жена. Запись в церковной книге есть. Пошли спать.
Глава 7.
Прошло три года. Андрей построил дом. Теплый, деревянный, уютный на две комнаты и кухню. Большие сени, кладовка. Катя не могла нарадоваться. Ребята подросли и было принято решение оставить их в старом доме, в котором жили до этого. Его купили по возвращении Андрея. Три года теснились все в кухне и комнате впятером. Дома были рядом на одной улице. А четыре месяца назад Катя родила мальчика, назвали Васей. Радости Андрея не было предела. Сын родился! Стало совсем тесно. Ваня и Ася ходили в школу. В одном классе сидели все - с первого по шестой класс. Учитель был один на все классы по всем предметам. Асе исполнилось восемь лет, и она пошла в первый класс. Гриша стал совсем взрослым и работал в Коммуне. Иван завершал обучение и мечтал учиться дальше. Много читал. Сидел с лампой до ночи. Андрей работал в Коммуне. Занимался лесозаготовками. Уставал. Засыпал за столом. Вася по ночам плакал. Поэтому и было принято такое решение. Мальчишки были рады, а Ася все цеплялась за Катю, хныкала.
- Ты чего? Не на край света же уезжаем. Рядом жить будем. Не понравится жить с братовьями, к нам вернешься.
- А можно я буду прибегать каждый день с Васей поиграть?
- Конечно.
На этом и расстались. Катя не могла нарадоваться. Тишина, простор. За последние годы она отвыкла от этого. По большому счету она считала, что свои обязательства перед детьми выполнила с лихвой. Они выросли и теперь Катя с Андреем вправе пожить своей семьей. Полюбить мужа она так и не смогла. Привыкла, что он рядом, заботиться о ней, обеспечивает всем, но полюбить и забыть обиду не могла, как не пыталась. И эти обиды вырывались недовольством по любому поводу, раздражением. Андрей молчал, терпел. Вася рос веселым, смышленым мальчишкой. Катя не чаяла в нем души. Так они и жили. Андрей работал, Катя занималась домом и ребенком. Когда сыну было около трех лет, он бегал по двору и выбежал на дорогу, по которой ехал грузовик. Машины редко проезжали по их деревне и поэтому заслышав гул мотора, мальчик кинулся со двора, посмотреть на это чудо. Шофер не увидел малыша.
Катя месяц лежала на кровати, отвернувшись к стене. Судьба снова забрала у нее ребенка. Жить не хотелось. Зачем и для кого? Андрей переживал молча. Гладил Катю по голове, плечам. Как-то раз Катя не выдержала:
- Это из-за тебя! Ты бросил своего ребенка! Вот судьба и забрала наших детей. Ты прелюбодействовал! На тебе грех! Постылый!
Андрей молчал. В его глазах стояли слезы.
- Я не отрицаю своей вины. Я мог тебе ничего не рассказывать. Ты бы никогда не узнала об этом. Но, я не хотел жить во лжи. Ты сама приняла все это и простила. Выходит, обманула. Я не держал тебя. Я и сейчас не держу тебя. Можешь уйти, уехать домой. Я дам денег на дорогу. Но, в том, что случилось, есть и твоя вина. Почему Вася бегал один во дворе? Почему калитка была не заперта? Я работаю. Семью содержу. Ты дома.
- Ах, так это я виновна в смерти сына? Я не доглядела? Я, что без дела сижу? Уборка, готовка, стирка, посадки – все на мне. Тетешкаться целый день с дитём не получается. Работников у меня нет.
- Ты знаешь кем я работаю. Мне не положено. Ты же не захотела жить с моими братьями и сестрой. Была бы рядом с Васей Ася ничего бы не случилось. Но, тебе захотелось покоя, простора. Вот теперь он есть.
- Ты меня и этим попрекаешь?! Мало я на всех вас работала!
Они впервые сильно поссорились. До этого Андрей никогда не возражал своей Кате. Молчал и делал, как она хотела. И вот впервые за все годы совместной жизни, он возразил ей и практически обвинил ее в смерти сына. Они не разговаривали неделю. Андрей приходил ночевать и рано утром снова уходил. Катя забросила дом, хозяйство и лежала на кровати. Приходили ребятишки, сидели рядом. Катя их не замечала.
Прошла еще неделя, другая, Катя начала приходить в себя. С Андреем они так и не разговаривали. Жили каждый сам по себе. И вот на яблочный спас, в деревне устроили праздник. Пляски, частушки, смех. Катя сидела на лавочке и молча смотрела на всеобщее веселье. Подошла соседка, села рядом.
- Ох, Катерина и мужик у тебя видный, статный, сколь шуток да прибауток знает. Бабы наши по нему сохнут. Смотри, уведут, пока тут кислая такая сидишь. Знаю, горе у тебя. И чё, теперь не жить: Вона сколь детишков в деревне от тифа, да простуды померли. Через дом у бабы мужика нет, на войне сгинули, за лучшей жизнью подались. А бабы пляшут и поют. Хучь на минуточку, а порадуются жизни. Я и сама бы за твоего Андрея пошла.
- Так иди.
- Не зовет. Ни на кого не смотрит. Чем ты его так приворожила? Скольпо деревне вдов, да бобылок. Другие мужики так и шастают, подбирают, что плохо лежит. А твой каменный.
Катя посмотрела на Андрея и впервые будто увидела, что действительно мужик-то ладный. Серо-голубые глаза сияют, волосы треплет ветер. Широкие плечи, сильные ноги и руки. Такого действительно уведут, не успеешь глазом моргнуть. Он стоял в кругу мужчин и очень выделялся среди них. Опрятный, подтянутый, молодой. Катя посмотрела на свою одежду. Мятая черная юбка, серый жакет, ботинки. В последнее время она старалась не подходить к зеркалу. Смотреть было не на что. Желтое лицо. Впалые щеки, тусклые волосы. Где та красавица, которой восхищался отец? Где румяные щеки, блестящие волосы, смеющийся взгляд? Странно, что Андрей все еще с ней и не нашел себе никакую зазнобу. Странно, но смерть Верочки она приняла более спокойно и даже как-то отстранено. Может, потому, что тогда сама была чуть жива, была ответственность за детей, не было крыши над головой и надо было как-то выживать? Ей впервые подумалось, что Андрей тоже потерял любимого сына, но он не опустился и не потерял себя. Почему она решила, что это горе только ее? Дальше так жить нельзя. Готова ли она уйти от Андрея? Да, он скорее всего оставит ей дом и уйдет к ребятишкам, если она не захочет уехать в родное село. А ехать туда не к кому и незачем. И жить там негде. Это она уже раньше поняла, по возвращению Андрея. Жить одной? Значит, снова надо идти к кому-то в услужение или в коммуну работать. Андрей долго один не проживет, а новая жена не даст ему разрешения содержать бывшую. Детей-то нет. В коммуне женщины до ночи хлещутся на работе. Руки потрескавшиеся, опухшие. В услужении противно. А здесь сама себе хозяйка, Андрей хорошо зарабатывает. Да и мужик он нормальный, не скандальный, не пьющий. Привыкла она к нему. Авось детишки еще будут. Решение было принято. Она подошла к Андрею, взяла его за рукав.
- Пошли домой.
Андрей удивленно вскинул брови, в глазах появилась надежда.
- Пошли.
Они снова зажили как прежде. А через какое –то время Катя снова понесла. Осенью родилась девочка. Назвали Валей. Андрей хотел Октябриной, но Катя не позволила. Все новомодные имена Сталина, Октябрина, Кима она не воспринимал. Что за имя – коммунистический интернационал молодежи? Валя родилась слабенькой. Катя переживала, выживет ли? Рахитный животик, ножки, но хорошенькая! Глаза голубые, как небо. Лицо белое, как сметанка, волосы льняные. Зима была лютая, снежная. А весной пригрело солнышко, Катя начала выходить с дочкой на улицу и ребенок начал оживать. А через полтора года родилась еще одна девочка, назвали Машей. Жизнь вошла в нормальную колею. Ася помогала нянчиться с девочками. Мальчишки работали. Шли тридцатые годы. Началось создание колхозов. Шло раскулачивание, доносы, аресты. Андрей работал в Исполкоме, отвечал за лесозаготовки. Хороший знакомый, который работал в Краевом управлении, предупредил его, что на Андрея написан донос и скорее всего его скоро арестуют. Андрей знал, кто написал донос и почему. Секретарю райкома нужен был план вырубки леса, чтобы выслужиться перед краевым руководством, а Андрей не дал этого сделать, так как надо было в этом случае рубить молодняк. А деревья растут долго.
Катя плакала. Если мужа арестуют как врага народа, куда она с двумя детьми? Только начали жить как люди и на тебе. За что же ей такая судьбинушка выпала несчастливая?
- Дочушки мои маленькие, видать и вам сиротинками расти придется.
Андрей смотрел на жену, чувствовал себя виноватым, и думал, что он может сделать, чтобы избежать ареста. Идти на поклон к секретарю райкома? Бесполезно. Во-первых, он все равно не сможет переступить через себя и разрешить вырубку молодняка. Во-вторых, если он это сделает, позже этот же самый секретарь обвинит его в халатности и все рано тюрьма. Он карьерист и они все равно не смогут поладить. Прислали его всего полгода назад, а дел уже успел натворить много. Прикрывается красивыми лозунгами: «на благо народа», во славу революции» и другими, всегда в первых рядах на рекорды и обязательства. Не важно каким путем и какими усилиями. В исполкоме все осторожничали, старались лишнего не говорить, не делиться. И вдруг помощь пришла откуда не ждал. Где-то с год назад он оштрафовал за незаконный вывоз из леса четырех поваленных деревьев директора школы Симонову Марию Ивановну. Они долго выясняли отношения в исполкоме. Симонова кричала, что он бюрократ, старорежимник, упертый самодур. Эти деревья все равно бы сгнили. Андрей доказывал, что и на поваленные деревья должно быть разрешение на вывоз. И лесники следят за этим. Они даже не здоровались друг с другом. А вчера, когда Андрей шел вечером домой, она тих окликнула его из-за дерева.
- Андрей Васильевич, поди сюда. Поговорить надо.
Андрей подошел.
- Я тут прослышала о тебе. Случайно. Пришла в райком, а наш «вождь» разговаривал со своим замом. Арестовывать тебя приедут на днях.
Андрей удивленно посмотрел на нее. Ему казалось, что она принимает , как она выразилась «вождя» с восторгом. Даже кокетничает с ним.
- Да, я знаю. Спасибо. Не ожидал от вас.
- Мало ли чего ты не ожидал. А раз знаешь, чего ни чего не делаешь? Как овца на заклание пойдешь?
- А что я могу сделать?
- Ох, мужики, какие же все-таки неповоротливые тугодумы. Где-то не на жизнь, а на смерть за правду стоите, а где-то по мелочам пасуете и пускаете жизнь на самотек. Спрятаться тебе на время надо. Есть куда?
- И что, всю оставшуюся жизнь в бегах быть? У меня семья, дети. Я не могу.
- В том-то и дело, что у тебя семья. Хочешь в лагере сгнить, а на них клеймо врага народа навесить?
- Ну, хорошо, спрячусь я, на них же все рано это клеймо навесят.
- Как это? Чтобы навесить, надо арестовать, получить признание и вынести приговор. А нет человека, нет приговора.
- Спасибо, я как-то не подумал об этом.
- Знаешь, что я думаю? Тебе надо письмо Калинину написать. Все по полочкам разложить. В соседнем районе такое же было. Мужик написал Калинину, а он ответил, и мужика не арестовали, а того, кто на него донос написал, как раз забрали.
- Ну, это может раз на миллион случается. Не может же он все письма читать и разбираться.
- На то он и всесоюзный староста. Должен разобраться. Я твое письмо подпишу.
- А тебе это зачем? Ты же вроде моя врагиня была? Вон как меня везде чистила.
- А я несправедливости не люблю и карьеристов, примазавшихся к революции. А нас чет тебя я и сейчас считаю, что ты был не прав. Нашел кого штрафовать. Школу! Мы и так нищие, как церковные мыши. Ну, нарушили мы, поговорил бы, оформили вывоз задним числом и все. У нас вон крыльцо прогнило и коней нет.
- Каких коней?
- Таких! Для физкультуры. Прыгают через которых. Детям физическая подготовка нужна. А ты сразу штраф. Законник.
- Ну, извини. Не подумал.
- Вот-вот. Там не подумал, здесь не подумал. Думать уже пора. Не маленький. Короче, иди, собери вещи и возвращайся. Я тебя здесь подожду. У меня схоронишься до ответа. Все знают, что мы с тобой на ножах. У меня искать не будут. Жене не говори куда пойдешь. Ненароком проговориться, тогда вместе сядем.
- А что я ей скажу?
- Скажи в край поехал разбираться. Пусть они тебя там ищут. Письмо напишем, я сама отвезу в город и сдам. Все, иди.
Андрей пришел, собрал вещи, сказал, что уезжает в Барнаул и не дожидаясь дальнейших вопросов вышел.
Катя поплакала, потом посчитала деньги, проверила запасы и успокоилась. В кладовке стояло два мешка с мукой, мешок с сахаром, крупы, два больших куска соли. В погребе картошка, вяленое мясо и копченый окорок. Есть корова, куры, теленок. Не пропадут. Мыло, спички тоже есть. Если, конечно не конфискуют имущество. Катя оделась, пошла на огород, выкопала яму и спрятала туда половину всего. Андрей сказал, что без него их врагами не сделают. Что-то он придумал, но что говорить не стал.
Наутро приехал НКВДешник на воронке с солдатиками. Прошарили все. И сеновал и погреб и подпол. Катя сказала, что муж уехал к руководству в Барнаул по делам. Они пытались выяснить зачем уехал, знал ли об аресте, если знал, то кто сказал?
Катя только пожимала плечами. Муж никогда не говорит о работе дома. Зачем поехал, не знает. Надолго, тоже не сказал. С этим они и уехали.
Прошло три месяца, после отправки письма Калинину. Андрей все это время жил на крыше у Симоновой. Утром она приносила ему еду, вечером заглядывала узнать, как он и выносила ведро. Выходить даже ночью она ему не разрешала. Везде есть глаза и уши.
Про Катю и детей она ему рассказывала. Андрей скучал, времени было много, Вырезая ножом фигурки из дерева он анализировал свою жизнь, вспоминал детство, родных, войну, возвращение. В результате пришел к тому, что видимо, что кому на роду суждено, то и будет. Любил другую, женился на Кате и полюбил ее по-настоящему, всем сердцем. Много раз могли убить, но он остался жив. Сейчас могли посадить и в лагере он тоже мог сгинуть, но сидит вот тут, на чердаке и вырезает медведя. А женщина, которую он считал своим врагом, ему помогает.
Вечерами, подолгу разговаривая обо всем, они с Марией поняли, что у них много общего. Им интересно вместе. Андрей видел, что нравится Марии.. Муж у нее погиб в гражданскую. Детей не было. На Алтай ее сослали в 1916 году за неблагонадежность вместе с мужем. Родом она была с Петербурга. Но, здесь прижилась и осталась. Возвращаться было е к кому. Мать умерла, отца убили на первой мировой, комнату заняли. Но, Андрей помнил о том, что он обещал Кате, да и продолжал любить ее же. Они очень подходили друг другу, но сердцу не прикажешь А заводить пустую интрижку не хотел. О чем прямо и сказал Марии. Она помолчала, усмехнулась и ответила, что именно этого от него и ожидала, значит остаются друзьями.
И вот, в однажды, Мария прибежала днем и схватив Андрея в охапку, закружила.
- Получилось! Получилось! Ответ пришел. Арестовали Михеева, а тебя реабилитировали.
- Откуда знаешь?
- Так весь район знает. Ответ от Калинина пришел в Крайком партии, туда Начальника НКВД вызвали и письмо это отдали, а те приехали к нам. Увезли уже Михеева. А НКВДешник громко так сказал, чтоб все слышали, что ты реабилитрирован, и если кто знает где ты есть, чтоб сообщили. Тебе надо завтра приехать к ним, чтобы что-то там подписать.
- А это не ловушка? Может, специально так сказали?
- Ага, чтоб тебя поймать Михеева при людно арестовали. Не дури. Давай так, чтобы не знали, где ты был, до ночи досиди и иди домой. Кате своей не говори, а то она у тебя ревнивая, жуть. Не поверит, что у нас с тобой ничего не было. Волосы мне повыдерает.
- Катя ревнивая? Да она, - он хотел сказать, что она его не любит, но не стал. Тогда уж точно было бы не понятно, почему он с ней живет и не стал спать с Марией. – Ладно, ты права. Спасибо тебе. Я теперь твой должник, а жене я скажу, нам с тобой скрывать нечего. Она должна знать, кому обязана свободой мужа.
Увидев Андрея на пороге, Катя всплеснула руками: - Андрей! А я-то сижу горюю, что сообчить тебе не знаю как, что с тебя все наговоры поснимали. Ты как узнал-то? Где был: Боле трех месяцев от тебя ни слуху, ни духу, я уж думала сгинул. А ты, что где-то недалече был? У кого? Теперь с тебя все поснимали?
Вопросы сыпались один за другим. Андрей видел, Катя рада его возвращению. Он взял дочек на руки, расцеловал, посадил на колени.
- Да, я все это время у Симоновой на чердаке прятался.
- У кого?! – Катя охнула и схватилась рукой за сердце.
- У Симоновой. Она помогла и подсказала, что Калинину надо написать.
- Ты же говорил, что она тебя терпеть не может. Или обманывал меня? – Катя поджала губы. – Может у вас уже любовь случилась за это время? Сколь разов ее видала, ни разу даже не намекнула, что ты е нее. Я тут с ума схожу одна с детьми, а ты там с ней милуешься?
- Она просто помогла. И мы ей по гроб жизни обязаны должны быть. Я тебе слово давал? Я его сдержал. Ничего меж нами не было. Хочешь верь, хочешь нет. А сказать она не могла, вдруг кто бы узнал, ее бы за укрывательство посадили. Я сам удивился, когда она позвала. Тебе сказать не мог, ты бы не выдержала и начала к ней ходить. Скажешь нет? Да и думала себе бы каждый день бог знает, что. А если бы ответа не пришло, или другой пришел бы? Тогда мне вовсе надо было уходить. Вот тогда бы сказал.
Катя дулась почти неделю. Она-то так переживала за мужа, думала схватили или удалось скрыться, жив ли? Или его нет уже на этом свете. А он сидел рядом и отдыхал, отсыпался у этой бабы. Говорит, ничего не было. А правда ли это, аль нет, не узнаешь. Раз вернулся, значит даже если что и было, а остаться у нее не захотел. Симонова баба видная, ладная. Одна живет, без мужика. Катя изводила себя подозрениями, накручивала. Она понимала, что это не приведет ни к чему хорошему. Изменить уже ничего нельзя. И надо радоваться, муж жив, здоров, снова дома, а не могла.
Андрей съездил в Край, сходил в НКВД, вернулся и сказал:
- Не хочу больше с людьми работать. Устал от подлости, наговоров, оговоров.
- Так везде с людьми работать надо. Али ты дома отныне сидеть будешь? На что тогда жить будем?
- Дома не буду. Уволился я с исполкома. Лесником пойду работать. Уезжать придется в лес из дома.
- Отсюда? Куда-ж в лес-то с детьми поедем? Снова в землянку?
- Дом поставлю. Там избушка бывшего лесника есть, там поживу. Как дом поставлю, вас перевезу. Вам-то какая разница где жить? Ты все равно с бабами не дружишь. Девчонки малые еще, в школу не надо. Поживем годика три, а там посмотрим. Не могу я здесь! Ждать каждый день оговора да ареста? Тюрьмы вон переполнены. Хватают всех подряд. Не смотрят виноват или нет. Я в городе побывал, насмотрелся. Все друг друга боятся, все друг на друга доносят. Одни враги народа в государстве. И те, кто кровь свою проливал за этот народ и те, кто эту власть создавал, укреплял. Сегодня Калинин помог, а завтра его самого посадят. Кто поможет?
Катя испугалась. Замахала на него руками.
- Ты чего говоришь-то? Тише! Вдруг, кто услышит? С ума сошел? У тебя семья, дети.
-. Жена вон Калинина здесь в ссылке, на Алтае. Не смог ведь ее защитить. А может, не захотел. Вот поэтому и ухожу в лес. Не хочу этого всего видеть.
- Так все одно придется. Лесник ведь над собой начальника имеет.
- Вот пусть он и будет один.
- Ты же грамотный, такую должность занимал. Деньги платили хорошие. А здесь чего? Как жить будем?
- Хорошо жить будем. Хозяйство свое. Огород посадим. Лес накормит. Грибы, ягоды, зайцы, птица. Проживем.