История тринадцатой песни

Александр Шнеур
   Борис-Борисыч - человек грассированно-жеманный,
но и богемный в хорошем смысле.
Снеся себе Нирвану на почве портвейна и ганджи,
он начинал свою творческую деятельность
с громкой самиздатовской сказки
«Посадил дед Конопку».
По ту пору полушабашной юности,
он страшно собой гордился,
но молчал, когда при нём читали этот шедевр
на подпольных творческих междусобойчиках.
А с годами он проветрил свой чердак
какими-то не идентифицированными отечественным законодательством эфирами
и никогда не заикался про своё авторство из-за стыда.
Но зато сколько он песен к тому времени напридумывал!..
Тьму!
И кругом полунамёки и ссылки
к полузапрещённым практикам постижения Истины!..
Кругом лица и переклички с бардами ушедшей эпохи трагических судеб…
В общем, харизмой Борис-Борисыч обзавёлся жирной как тамбовский окорок.

   Впрочем, в тот день что-то с харизмой у нашего героя не задалось.
Ныла она, надсадно и горестно.
Борис-Борисыч ехал куда-то в сторону Калуги
и уныло слушал завывания Александра Вертинского
про бананово-лимонный Сингапур, лилового негра
и прочие эти виньеточно-опереточные построения смыслов.
Доехав до поворота в какое-то Краснознамённое село
и до плача по Вере Холодной с её мёртвыми пальцами,
Великий гуру-рок заметил придорожный трактир,
за которым раскинулась шишкинская берёзовая роща.
Борис-Борисыч припарковался у обочины,
взял свой рюкзак со стразиками, плеер с наушниками, и вошёл в заведение.
Стиль скорее напомнил музыканту его полушабашную юность.
Но это и вдохновляло.
- А «Три топора» есть? – Вкрадчиво спросил он.
- Чернушка-то? – Ответил на чистом русском чистый Акутагава Рюноскэ.
– А как же? Имеется в наличии.
А ещё в наличие был отличный шашлык, домашние пироги и прочие ничтяки.
Оказались в трактире и комнаты для постояльцев.
Борис-Борисыч твёрдо вознамерился умыкнуть себя на недельку от общества
в этом Кришнаугодном месте,
и заплатил потомку великого Басё
(впрочем, скорее всё же, Хайяма) вперёд.
Спать ему,
хотя и крепко разомлевшему от винных паров,
положительно, не хотелось.
Так и завалился в китайском гостиничном халате
на металлическую кровать под войлочным ковром с набивной картинкой
«Петя и волк ведут политический разговор о Ленине».
И включил плеер,
куда ещё месяц назад накачал аудиокниг какого-то Пепси-Колова.
Их ему на почту Вадимыч прислал.
Слушай, мол, любезный друг и наслаждайся.
Там, дескать, и про тебя писано.
А про что книга-то, спрашивал у кореша Борис-Борисыч.
Но тот лишь смайлик прислал в ответ
и грозное имя Чапаев добавил после ЗЫ.
«Занятно!», - подумал наш герой, погружаясь в мир Пустоты…

  Шесть дней он возливался дешёвым портвейном,
слушал Глас Новый в озвучке некоего DrLutz,
и возводил свой очередной Многоярусный Мир.
Временами Борис-Борисыч рыбачил у поленовского прудика с окунями.
Благо, у азиата нашлись две простые русские удочки.
А вечерами трудился над новым альбомом «Great Усть-УГ».
Он успел написать все 12 песен, куда вошли и такие,
как с ног пронзительная композиция «Емельян Кутузов пришёл с войны»
и душенагибающая тема «Эдемская зона ВАЛААМ».
А на день седьмой, понял Борисыч, что утомился он от браги государевой
и охота ему что-то совсем уж для души.
И он обратился к хозяину трактира с прямым вопросом: «Есть?».
Наследник Авесты улыбнулся
и вручил постояльцу увесистый камень по сходной цене.
В общем, потянул наш дед конопку...
И айда опять Пепси-Колову внимать через голос докторский.
А надо сказать,
новые грани воздвигнутого Града Вавилонского внутри сознания борискиного
были барду приятны и угодны.
И услышал он притчу небывалую, да соцреалистическую
про Ultima Тулеева – новейший симулякр борхесовского поручика Ки-Хота.
И проникнувшись благодарностью,
написал пронзительный привет хорошему чуваку Вите Пепси-Колову.
Песню так и назвал «Человек из Кемерова» или «В Петушках моя любовь».
Впрочем, второй вариант не прижился.
  А песня Витьке понравилась потом,
когда он её на каком-то закрытом тусняке услышал из динамиков.
Ну ещё бы, кроме него, Витьки-то, никто и не понял смысл сакрального послания.

  А Борис-Борисыч, опять наполнился небесным эфиром и писал новые альбомы,
словно хотел перебрать все известные религиозно-философские доктрины.
Харизма его расправилась и тучнела день ото дня.
«Жизнь прекрасна», - вздыхал он, утомлённый Солнцем Парижа
и заказывал снифтер армянского коньяка.

ЗЫ:
А песен из сборника «Great Усть-УГ» Борис-Борисыч не пел никому,
кроме двойника Харуки Мураками,
в трактире которого теперь бывал на каждый День Победы.
В общем, последняя - тринадцатая (неканоническая) -
только и осталось доступной памяти народной.