Стали пропадать корондаши. Тут один. И там один. А в общем отделе вчера так целый пяток.
– А я знаю кто это! – сказала Клопик Вера Павловна. – Полторотский!
Павел Петрович прокатил её на выборАх снегурки три года назад.
– Тащит... а потом...
Кто-то захихикал...
– А берут какие? – деловито осведомился Монахов. – Долгие али так, коротеньки?
– Да всяки берут.
– Фетишист-корондашист.
– Корондаш – древний фоллический символ.
– А я, положим, так скажу, – заговорила Татьяна Михайловна, прячась за спины. – Если нужно человеку... то есть потребность... Я, например, всегда... он приходит – сама... И он так интересно рассказывал, оказывается, раньше в первом классе были точилки... Павел Петрович рассказывали... и туда вставляется корондаш... концом...
Она запнулась и покраснела.
"На Новый год с Монаховым, – густым баском сказали сзади. – Вот те и Павел Петрович".
– Господа, господа, – закричал тут Грофинов из отдела подследствий, – господа, господа! А если это сам Никонор Ондреевич... балуются...
– Ну, ему-то... сто лет в субботу... ему баловаться – премии нам срезать... только если... и всё... а не в дырочку...
– Начальство имеет тонкие виды. Более того... я уверен, что даже и сейчас...
Грофинов подбежал к двери и распахнул её. Выглянув, сотрудники увидали тёмную фигуру, которая быстро удалялась от них по коридору.
– Да это же не он, – сказала Клопик с дрожью в голосе. – Это... барон Дельвиг Антон Антонович!
Дельвиг надоел. За последние два месяца то здесь, то там он означил своё присутствие, неизвестно с какой целью. Ребята жаловались и в "Карелгражданпроекте", и в "Южно-Карельских электрических сетях". Ходит, мешает...
– Господа, господа, – не унимался Грофинов, – но был же случАй, мне Левашева рассказывала... Ейный муж с этим самым Дельвигом договорились, что кто из них двоих помрёт раньше, тот к другому придёт в гости. И всё доложит: что там, как, и что за бобок... И вот этот самый Дельвиг ровно через год после смерти приходит в кабинет к мужу Катеньки – в двенадцать часов ночи! – садится, потом уходит, слова не проронив.
– Хер-ня, – сказал кто-то. – Коксу нанюхалась, и всё.
– Нет, господа, господа...
Павел Петрович, гремя и стуча корондашами, шёл по Советской в сторону Мурманки. "Нет, но какова! кАкова! – с горечью думал он. – Добро бы с кем другим, а то ведь с этим ничтожеством, Мо..."
– Ай, ай, ай, – сказали над ухом.
Полторотский быстро обернулся. Советская была пуста. Она и всегда не отличается проходимостью, эта улица. А в двенадцать...
– Я здесь, – услышал Павел Петрович откуда-то оттуда.
Задрав голову, он увидел на берёзе знакомый подрясник. Пустынник держал на ладони Олета и кормил крошками.
– Ты вот что, – не поднимая головы, сказал Паисий, – ты выбрось корондаши. Они тебе не пригодятся. На десятом участке есть местечко, туда и готовься.
– Скоро?
– Да не так чтобы, – подумав, сказал преподобный. – А к осени и востри лыжи... стри... лы... жи-во...
Полторотский распахнул пальто. Десятки разноцветных корондашей усеяли асфальтовый пятачок, где он стоял. "Завтра детишкам игрушки, – подумал Павел Петрович размягчённым сердцем. – Хорошо!"
И ему стало надмирно тихо так, как будто он кончил.
Зописал Мокаров Олешка эсквайр. Для подтомков.
4 июня 2019 г.