Спасти Рим

НАЗВАНИЕ СЦЕНАРИЯ: "СПАСТИ РИМ".

ФОРМАТ: графический роман.

ЖАНР: военно-историческая драма, шпионский детектив.

ОБЪЕМ: 300 страниц комикса.

РЕФЕРЕНСЫ: "Гладиатор", "Орлы Рима".

ЦЕЛЕВАЯ АУДИТОРИЯ: 16+; сценарий — победитель Майского конкурса в номинации "Выбор администрации" (2022).

СТЕПЕНЬ ГОТОВНОСТИ: написан.

КОНТАКТЫ: loktin0364@gmail.com

ЛОГЛАЙН: В ходе войны Рима с непобедимой армией Ганнибала римский полководец Фабий спасает своё войско, в котором служит добровольцем его единственный сын. Если сын погибнет — Фабий этого не переживёт. Меж тем Фабий узнаёт, что среди его помощников есть тайный агент Ганнибала.

ТЕМА: отеческая любовь против смерти.


СЦЕНАРИЙ

[Здесь опубликованы первые главы повести; у автора есть полный сценарий, написанный в "американском" формате.]

        ПРОЛОГ
       
        В III веке до н. э. могущественные города-республики Рим и Карфаген соперничали за господство над античным миром.
        Римляне владели Италией, карфагеняне — частью Северной Африки и Южной Испанией.
        В 218 году до н. э. Рим объявил Карфагену войну.
        Римские войска и флот готовились вторгнуться на вражеские территории в Испании и Африке.
        Неожиданно для римлян карфагенская армия под командованием Ганнибала двинулась из Испании, перешла через Альпы, вступила в Северную Италию.
        Два римских войска преградили противнику дороги на Рим.
        Летом 217 года до н. э. армия Ганнибала в течение трех суток переходила через болотистую долину реки Арн, чтобы обойти римлян и вторгнуться в Среднюю Италию.


        Глава I
        НАШЕСТВИЕ ГАННИБАЛА

                Эй, флейтиста сюда!
                У плачущего врага
                давайте пить, веселиться,
                его бедами наслаждаясь.
                Феогнид

        Днем над широкой долиной реки Арн висела дымка, сквозь которую проступали очертания Апеннинских гор. По болотистой пойме, заросшей камышом, двигались походные колонны разноплеменной армии Ганнибала под знаменами. Бряцало снаряжение, плескалась вода, трещали заросли.
        ...Впереди шли колонны испанской и ливийской пехоты.
        ...Испанцы и ливийцы в туниках[1] брели по пояс в воде. За спиной они несли вещевые мешки, скатки плащей, на плечах — длинные щиты в чехлах, мечи, древковое оружие, подвешенные шлемы. Испанцы были вооружены парами копий, ливийцы — пиками... Один из ливийских воинов провалился в болото по шею; соратники помогли ему выбраться.
        ...За испанцами и ливийцами следовали колонны вьючных животных. Криками и щелканьем бичей обозники гнали мулов, нагруженных мешками.
        ...Изнуренные животные по брюхо вязли в болоте, звенели бубенцами.
        ...Один из мулов упал в воду, ревел и бился в агонии, взбивая брызги.
        ...За обозом шли колонны галльской пехоты.
        ...Вислоусые косматые галлы в пестрых рубахах устало тащились по пояс в воде. За спиной они несли вещевые мешки, скатки плащей, на плечах — мечи, копья, длинные щиты в чехлах, подвешенные шлемы.
        ...Вдоль пути следования войсковых колонн над водой возвышались груды туш павших вьючных животных, на которых сидели и лежали вповалку обессиленные галлы. В небе с карканьем летали стаи воронья.
        ...За галлами двигались колонны испанской и галльской конницы.
        ...Испанцы в туниках и галлы в кольчугах брели в воде по пояс, ведя под уздцы коней. На плечах у воинов висели шлемы. Кони тащили на себе вьюки, круглые щиты, пики, длинные мечи, скатки плащей. Животные по брюхо вязли в болоте, храпели, ржали.
        ...За конными испанцами и галлами следовала нумидийская конница.
        ...Нумидийцы в туниках брели в воде по пояс, ведя на поводу коней, навьюченных мелкими круглыми щитами, мечами, дротиками в колчанах.
        ...Вязкое истоптанное дно болота засасывало копыта и ноги.

    [1] Туника — длинная шерстяная или льняная рубаха с короткими рукавами, обычно подпоясанная.

        После перехода через болота тридцатисемитысячная армия Ганнибала прошла мимо города Арретий, у которого стояло лагерем двадцатипятитысячное римское войско под командованием консула[2] Фламиния.
        Ганнибал двинулся на Рим, опустошая всё на своем пути.
        Фламиний бросился в погоню за противником, настиг его возле Тразименского озера.

    [2] Консулы — двое высших должностных лиц Рима, ежегодно избиравшиеся народным собранием, которые командовали войсками.

        Вечером на северном берегу Тразименского озера тысячи римских воинов окапывали военный лагерь рвом и валом. Звякали лопаты, звучал топот, бряцало снаряжение.
        На земляном валу стоял консул Гай Фламиний — силач лет пятидесяти, с бритым лицом, в пурпурном плаще и опоясанном мечом панцире. Позади него выстроилась дюжина ликторов[3] с фасциями[4] на плечах.
        Фламиний, держа на руках щенка, наблюдал за земляными работами.
        Походные колонны римской пехоты под знаменами устало входили в строившийся лагерь через промежуток во рву.
        Римляне в кольчугах или нагрудниках, опоясанные мечами, шли с полной выкладкой. На боку они несли длинные щиты в чехлах, за спиной — вещевые мешки, скатки плащей, на плечах — копья, жерди для палисада, подвешенные каски. У всех на правых голенях были поножи.

    [3] Ликторы — служители римских должностных лиц, шедшие перед ними, неся фасции.
    [4] Фасции — связки розог со вставленными в них топорами.

        Настала ночь. Возле Тразименского озера расположился палаточный лагерь римлян.
        На лагерной площади был разбит консульский шатер, перед входом в который при свете факелов выстроилась дюжина ликторов с фасциями в руках. Рядом у коновязи топтались лошади.

        В освещенном масляными лампами шатре находился ящик с песком. Вокруг ящика стояли консул Фламиний и двое легатов[5] с бритыми лицами — седой Марк Публиций лет шестидесяти и сорокалетний кудрявый Тиберий Семпроний. Все были в туниках. В стороне щенок лакал молоко из миски.
        Песочный макет на ящике изображал долину севернее Тразименского озера. С запада, севера и востока долину ограничивала подковообразная гряда холмов, с юга — озерный берег. В глубине долины цветными камешками был обозначен карфагенский лагерь, к западу от неё — лагерь римлян. От римского лагеря в долину вела дорога, пролегавшая через теснину между озером и юго-западной оконечностью холмистой гряды.
        Фламиний, указывая кинжалом на песочном макете, сказал по-латыни:
        — В третью стражу ночи[6] мы тихо войдем в долину, развернем наше войско в боевой порядок вдоль озера. Перед рассветом — нападем на Ганнибалов лагерь. Врагов мы застанем врасплох — спящими и безоружными.
        — Гай Фламиний, — промолвил Публиций, — подумай, как странно поведение Ганнибала.
        — О чём ты, Марк? — спросил Фламиний.
        Публиций жестами указал на макете долины.
        — Почему Ганнибал не укрепил свой лагерь? Почему он не выставил сторожевое охранение в теснине? Что если это хитрость какая-то?
        — Это не хитрость, — сказал Семпроний. — Это беспечность.
        — Наши воины устали от марша, от земляных работ, — произнес Публиций. — Нам надо опасаться многочисленной конницы противника. Я предлагаю отложить сражение и дождаться подхода легионов[7] консула Сервилия.
        — Ты предлагаешь выпустить Ганнибала из рук? — возмутился Фламиний. — Пусть он гуляет по Италии, не встречая сопротивления? Пусть он разорит страну, всё сожжёт и уничтожит?
        — Я предлагаю вступить в битву после того как мы объединим наше войско с легионами Сервилия, — сказал Публиций. — Пока же мы будем следовать за Ганнибалом, не теряя его из виду. Мы разошлем отряды всадников и легкой пехоты с целью мешать врагу опустошать поля.
        — Что скажут граждане наши, если противник дойдет до самого Рима?! — вскричал Фламиний. — Я не допущу, чтобы битва произошла под стенами Города! На заре мы ударим по Ганнибалу!
        Фламиний вонзил кинжал в карфагенский лагерь на макете долины.

    [5] Легат — помощник римского полководца.
    [6] Стража ночи — четвертая часть ночи, продолжительностью три часа.
    [7] Легион — римское боевое соединение, набиравшееся из граждан Рима. Легион состоял из четырех тысяч двухсот пехотинцев, из которых три тысячи были вооружены тяжело, а тысяча двести — легко. Тяжеловооруженная пехота образовывала три боевые линии: первая линия — тысяча двести опытных воинов, вторая — тысяча двести новобранцев, третья — шестьсот ветеранов. Каждая линия подразделялась на десять манипулов под своими знаменами, состоявших из двух центурий ("сотен"). Легиону было придано триста конных воинов, подразделенных на десять эскадронов, по тридцать всадников в каждом.

        Следующим утром, 21 июня 217 года до н. э., произошла битва при Тразименском озере.
        Перед рассветом над озерной водой клубился туман. Квакали лягушки.
        В теснине между северным берегом озера и юго-западной оконечностью лесистой гряды римская пехота под знаменами двигалась на восток тремя параллельными колоннами: левая и средняя колонны — по шесть воинов в ряд, правая — по три. Звучал топот, бряцало снаряжение.
        Римляне шли, держа в руках длинные щиты. Воины левой и средней колонн были вооружены парами копий, воины правой колонны — пиками.
        Сбоку пехотных колонн ехали на конях консул Фламиний и легат Семпроний — оба в касках с плюмажами и опоясанных мечами панцирях.
        Фламиния сопровождала конная свита. Перед ним скакала дюжина ликторов колонной попарно, позади него — трубачи и эскадрон в тридцать римских всадников под своим знаменем. Всадники в касках с плюмажами, в опоясанных мечами панцирях и поножах были вооружены пиками и круглыми щитами.

        Занималась заря. Между Тразименским озером и подковообразной грядой лесистых холмов лежала долина шириной два километра, затянутая туманом.
        Внутри долины расположился карфагенский лагерь, в котором среди сотен шалашей дымились кострища. Сквозь туман доносились топот ног и копыт, бряцанье оружия и снаряжения. Загудели сотни труб и рожков.
        Из тумана выбежали лаявшие собаки, ревевшие мулы. За ними вышли двадцать тысяч римской пехоты в трех боевых линиях[8] под знаменами.
        Первая линия наступала сомкнутым шестишереножным строем. За ней следовали вторая и третья линии, в которых манипулы[9] расположились в шахматном порядке, колоннами по десять воинов в шеренгу. Во второй линии манипулярные колонны были построены глубиной в двенадцать шеренг, в третьей — в шесть шеренг. Позади манипулов шли легковооруженные с круглыми щитами и пучками дротиков в руках.
        За пехотой двигались три тысячи римских всадников в линии эскадронных колонн под своими знаменами, на полных интервалах.
        Римляне топтали кострища, рушили пустые шалаши, кричали:
        — Здесь никого нет!
        — Здесь пусто! Где враги?!
        Между второй и третьей пехотными линиями ехали на конях консул Фламиний и легат Семпроний в сопровождении конной свиты.
        Сквозь туман консул разглядел, что на склоне холма, замыкавшего долину с севера, стоит вражеская пехота в строю.
        Фламиний крикнул римлянам через рупор:
        — Противник впереди!

    [8] Три боевые линии — построение римской пехоты в три эшелона манипулов под своими знаменами, по две центурии ("сотни") в каждом, расположенных в шахматном порядке колоннами, с промежутками, равными их фронту. В разомкнутой линии манипулярные центурии стояли одна за другой: задняя (левая) за передней (правой). В сомкнутой линии центурии располагались бок о бок — сплошным строем без промежутков.
    [9] Манипул — подразделение пехоты легиона, состоявшее из двух центурий ("сотен"). В каждом из тридцати манипулов легиона были знаменосец и трубач. В первой и второй линии манипул насчитывал сто двадцать тяжеловооруженных воинов и сорок легковооруженных, в третьей — шестьдесят тяжеловооруженных и сорок легковооруженных.

        ...Из-за гор брезжил рассвет. На лесистой гряде туман был редок.
        На склоне холма, замыкавшего долину с севера, расположилась испанская и ливийская пехота под знаменами строем в десять шеренг. Испанцы держали копья наизготовку. Ливийцы щетинились лесом пик.
        Позади пехотного строя, выше по склону холма, стоял карфагенский полководец Ганнибал в длинном белокуром парике и опоясанной мечом кольчуге, скрестив руки на груди. Это был суровый аристократ лет двадцати девяти: широкие плечи, крепкая шея, бритое лицо с перевязанными глазами. Трое телохранителей в полном вооружении защищали его с боков и спины.
        За ними стояли два карфагенских военачальника: Гискон лет пятидесяти и двадцатитрехлетний Магон — брат Ганнибала. Оба были бородатые, в шлемах и опоясанных мечами панцирях.
        В стороне выстроились трубачи и адъютант Бакон — красавец лет двадцати пяти, с бритым лицом. Рядом топтались кони, привязанные к кустам.
        Свита главнокомандующего наблюдала, как в долине из тумана выходили передовые шеренги римской пехоты, приближаясь к подошве холма.
        Ганнибал властным жестом дал знак. Загудели трубы.
   
        ...В туманной долине римляне, Фламиний и Семпроний на конях испуганно оглядывались. Спереди, слева, справа от них на холмах гудели сотни труб и рожков, звучали боевые кличи противника.

        ...Части карфагенской армии в строю наступали с подковообразной гряды на запертое внутри долины римское войско, по мере наступления сближаясь по сходящимся направлениям.
        Девять тысяч конных испанцев, галлов и нумидийцев съезжали с юго-запада.
        Восемь тысяч галльских пехотинцев спускались с западного склона.
        Двенадцать тысяч пехоты испанцев и ливийцев сходили с севера.
        Восемь тысяч легковооруженных — испанских и ливийских дротикометателей, балеарских пращников — сбегали врассыпную с востока.

        ...В туманной долине испуганные римляне ломали ряды, кричали:
        — Это засада!
        — Марс, Юпитер, помогите нам!
        Повернув коня, Фламиний крикнул римским воинам через рупор:
        — Мы спасемся не молитвами, а силой и доблестью! Пробьемся через вражеский строй! Чем меньше страха, тем меньше опасности!

        Рассвело. Шел третий час битвы.
        В туманной долине звучал смешанный гул: испуганные и яростные крики тысяч сражавшихся людей, топот ног и копыт, ржание коней, стоны раненых, лязг и скрежет оружия. Воины топтали кострища и разодранные шалаши. Окровавленные тела и поломанное оружие падали на землю, усыпанную копьями и дротиками.
        Галльская пехота наступала на третью пехотную линию римлян.
        Галлы шли строем в десять шеренг под знаменами, сомкнув длинные щиты, держа копья наизготовку. Все были голые по пояс, в штанах, с гривнами на шеях.
        Римляне стояли строем в три шеренги, сомкнув длинные щиты, ощетинившись пиками. С тыла к ним примыкали две шеренги легковооруженных воинов. За их спинами расхаживали центурионы[10] в касках с плюмажами.
        Позади строя находились Фламиний и Семпроний на конях, с конной свитой.
        — "Черепаху" сформировать! — скомандовали центурионы.
        В первой шеренге римские воины выставили щиты перед собой, во второй и третьей шеренгах — подняли щиты над головой, сомкнули их в "черепаху", образовали сплошную защитную кровлю.
        Когда галлы подошли к "черепахе" на двадцать шагов, они остановились; две их передние шеренги бросили копья в римлян.
        Галльские копья соскользнули с кровли "черепахи", лишь немногие вонзились в щиты.
        Из-за "черепахи" легковооруженные римляне бросили дротики.
        Галлы пригнулись, закрылись щитами, в которые вонзились вражеские дротики. Выпрямившись, галлы отошли вправо, чтобы дать возможность атаковать своей коннице, вооруженной круглыми щитами и пиками.
        Римляне разомкнули "черепаху", сдвинули щиты, выставили пики.
        Конные галлы строем подъехали к римским воинам, принялись бить пиками в их щиты, но не могли прорвать ряды противника.
        Галльские лошади отворачивались, ржали, пугаясь вражеских пик.
        В строю конных галлов сражался галльский вождь Дукарий — вислоусый богатырь лет сорока, в шлеме и опоясанной мечом кольчуге.
        Дукарий указал пикой на Фламиния и крикнул по-галльски:
        — Эй! Вон тот, это консул Фламиний! Это Фламиний! Убьём его!
        Галлы издали клич: "Будика[11], будика!", пришпорили коней.
        Под натиском противника римский строй закачался, треснул, рассыпался.
        Через брешь в рядах римлян конные галлы прорвались к Фламинию.
        Римские всадники, охранявшие консула, поскакали наперерез прорвавшимся врагам, схватились с ними врукопашную.
        Дукарий пробился через сражавшихся конников к Фламинию, вонзил пику ему в горло. Консул рухнул с коня, громыхнув доспехами, задёргался в агонии.
        Опершись на пику, Дукарий спешился, подбежал к Фламинию.
        Римские воины во главе с конным Семпронием бросились на помощь консулу, чьи ноги ещё дрожали. Щитами они прикрыли его тело, пиками отогнали Дукария.
        По краям бреши в рядах римляне обратились в бегство, которое волнообразно распространилось по всей линии римской пехоты. Бежавшие воины бросали оружие, сбивали друг друга с ног, издавая панические вопли.
        Лавина ошалевших от страха беглецов натолкнулась на еще сражавшихся Семпрония и его воинов, увлекла их за собой.
        Галлы с радостным ревом преследовали римлян, поражая их в спины.

    [10] Центурион — командир центурии ("сотни") — половины манипула. В легионе было шестьдесят центурионов, по двое в каждом манипуле ("передний" и "задний").
    [11] Будика — по-галльски "победа".

        Тем временем в туманной теснине между озером и лесистой грядой испанские и галльские конники загнали римских пехотинцев в озерную воду. Крики, стоны, треск камыша, плеск смешались в общий гам.
        Римляне поднимали руки, но конные испанцы и галлы, въехав в озеро, кололи их пиками.
        Некоторые римские воины безрассудно пытались плыть в кольчугах, но под весом их тут же тонули. Другие снимали кольчуги, пускались вплавь.       
        ...Группа римлян во главе с центурионом и седым легатом Публицием брела по заросшей камышом отмели вглубь озера. Когда вода дошла им до плеч и горла, они остановились. Поверх воды торчали только их головы.
        Публиций снял с пальца перстень, вручил его центуриону, сказал:
        — Если ты спасешься — отдай это моему сыну... А теперь убей меня.
        Тихо плача, центурион надел перстень на палец, вытащил кинжал, вонзил его в шею Публиция, из которой хлынула кровь.
        Легат захрипел, погрузился в озеро. Центурион перерезал себе горло кинжалом, тоже скрылся под водой, окрашенной кровью.

        Следующим утром над долиной, усеянной окровавленными телами, с карканьем летали стаи воронья. Ручей, стекавший в озеро с лесистых холмов, был окрашен кровью. На поле битвы бродили тысячи карфагенских воинов.
        Одни из них выносили тела павших соратников. Другие добивали раненых врагов, снимали с убитых вооружение, одежду, обувь, извлекали монеты из поясных мешочков. Третьи собирали в кучи трофеи: щиты, панцири, кольчуги, нагрудники, каски, поножи, мечи, кинжалы, пики, копья, дротики.
        Через бранное поле шли шестеро ливийцев, неся на плечах носилки, на которых полулежал Ганнибал в пышном рыжем парике с фальшивой бородой. Глаза молодого полководца были перевязаны. По бокам от носилок ехали на конях трое телохранителей и красавец Бакон.
        Ганнибал спросил по-финикийски:
        — Бакон, вы нашли тело Фламиния?
        — Нет, — сказал Бакон. — Мы еще поищем.
        — Ищите. Я хочу похоронить его с почестями.
        ...Посреди поля битвы стояли двадцать галльских вождей. Все были вислоусые, косматые, в пестрых плащах, в штанах и опоясанных мечами кольчугах. Многие держали за волосы отрезанные головы врагов. Среди вождей находился Дукарий с перевязанными ранами. Рядом топтались кони.
        В стороне лежали грудами сотни знамен манипулов и эскадронов, два легионных штандарта, масса труб. Там же была насыпана куча перстней.
        Шестеро ливийцев, несшие на плечах Ганнибала, подошли к вождям, опустили носилки. Спешившись, Бакон помог полководцу встать. Телохранители тоже сошли с коней, защитили главнокомандующего с боков и спины.
        Ганнибал приподнял повязку над левым глазом, который был воспален. Болезненно щурясь, он цепко оглядел вождей, спросил по-галльски:
        — Дукарий, как твое здоровье?
        — Как видишь, рикс[12], — сказал Дукарий.
        — Если так, как я вижу, то ты наполовину мертв.
        Галльские вожди загоготали.
        Ганнибал властным жестом водворил тишину, произнес:
        — Соратники! Я вас поздравляю с победой. Мы перебили девять тысяч римлян и союзников их, взяли в плен шесть тысяч, захватили римский лагерь с обозом. При этом потеряли мы всего полторы тысячи убитыми... Не надо мне никакой добычи, кроме вооружения, лагерного снаряжения, коней и пленников. Всю остальную добычу я дарую вам и вашим воинам.
        Вожди подняли отрезанные головы, закричали, перебивая друг друга:
        — Выпей с нами, хромой рикс!
        — Выпей за победу, одноглазый рикс!
        — Я поклялся выпить, когда мы выиграем войну, — сказал Ганнибал.

    [12] Рикс — по-галльски "вождь".

        Днем в шатре полководца Ганнибал с перевязанным правым глазом сидел на раскладном кресле. Рядом стоял его брат Магон.
        Напротив них переминались с ноги на ногу два карфагенских военачальника: Магарбал лет пятидесяти и сорокапятилетний Карталон — оба бородатые, в опоясанных мечами панцирях, со шлемами в руках.
        Болезненно щурясь, Ганнибал цепко оглядел Магарбала, спросил:
        — Магарбал, зачем ты обещал пленникам отпустить их?
        — Рабби[13], — сказал Магарбал, — всю ночь мы гнались за бегущими римлянами. Они укрепились в каком-то селении. Их было шесть тысяч.
        — Наша конница окружила римлян в селении, — произнес Карталон, — но мы не хотели сражаться с шестью тысячами отчаявшихся врагов. Потому Магарбал и обещал их отпустить, если они оружие сложат.
        — И что мне с ними делать?.. — спросил Ганнибал. — Отпустить их?
        — Брат, — сказал Магон, — давай мы их перебьем.
        Ганнибал властным жестом остановил Магона, потер шею.
        — Карталон, отдели пленных римских граждан от их союзников. Римлян заключи в оковы, а союзников собери. Я с ними поговорю.

    [13] Рабби — по-финикийски "господин"; обращение к старшему, главному.

        Вскоре посреди поля битвы на возвышении стоял Ганнибал с перевязанным правым глазом, держа в руках железные оковы и рупор. Молодой полководец был в коротком золотистом парике, в пурпурном плаще и опоясанном мечом панцире. Трое телохранителей защищали его с боков и спины.
        Перед возвышением сидели плечом к плечу три тысячи пленных римских союзников в туниках, окруженные шеренгами ливийских воинов. Все пленники были с обреченными лицами, многие — с перевязанными ранами.
        Позади сидевшей толпы ливийцы гнали колонну из трех тысяч пленных римлян в одних набедренных повязках, попарно скованных в цепи. Раздавались удары молотов по железу, лязг оков, стоны.
        Болезненно щурясь, Ганнибал цепко оглядел сидевшую толпу, звякнул оковами в руке, через рупор сказал пленникам по-латыни:
        — Доблестные союзники Рима! Я не уполномочивал Магарбала даровать вам жизнь и свободу! Ваши жизни и свобода принадлежат мне!
        Масса пленников замерла в ожидании решения своей судьбы.
        — Римляне отняли у вас земли! — продолжал Ганнибал. — Они лишили ваши города прав и свобод! Зачем вы за них воюете?!
        По толпе прокатилось слабое движение. Пленники снова замерли.
        — Мы пришли в Италию не для того, чтобы воевать с вами! — Ганнибал поднял оковы над головой. — Мы пришли сюда, чтобы воевать с римлянами за восстановление вашей свободы, за возвращение отнятых у вас земель! Поэтому я дарую вам жизнь и свободу!
        Полководец отбросил оковы.
        Шеренги ливийцев расступились, давая толпе возможность уйти.
        Пленники, переговариваясь, вставали. На их лицах появлялись улыбки.
        Ганнибал вскинул руку в боевом приветствии, произнёс через рупор:
        — Возвращайтесь к родным! Расскажите им, что мы — друзья всех италийцев, порабощенных римлянами! И если вы хотите поступить разумно — переходите на нашу сторону!


        Глава II
        ДИКТАТОР

                Кирн, трудно врага
                и недруга обмануть,
                а другу это легко —
                обманывать друга.
                Феогнид

        Пять дней спустя возле каменной стены города Рима плакавшие римские женщины в длинных подпоясанных платьях и накидках толпились перед раскрытыми створками Фонтинальских ворот.
        В стороне стояли угрюмые старики в тогах[14]. Среди них находился римский сенатор[15] Квинт Фабий. Это был добродушный аристократ лет пятидесяти восьми: седоватые волосы, бритое лицо с высоким лбом, маленькая бородавка над верхней губой. Он нервно снимал и надевал перстень-печатку.
        Через ворота в город въехал на коне легат Семпроний — с перевязанной головой, небритый, в рваной тунике.
        Женщины обступили Семпрония, закричали:
        — Из какого ты легиона?!
        — Ты знаешь, что с моим сыном?!
        Спешившись, Семпроний растерянно огляделся, упал в обморок на мощеной дороге. Кричавшие женщины собрались вокруг упавшего легата. Те, которые стояли позади, расталкивали впереди стоявших.
        Фабий пробивался через женскую толпу к Семпронию.
        — Матери! Это легат Семпроний! Не затопчите его!
        Добравшись до Семпрония, Фабий нагнулся, взял его под мышки, силой поднял на ноги. Женщины напирали на них со всех сторон.
        — Матери! — крикнул Фабий. — Пропустите нас!

    [14] Тога — шерстяная верхняя одежда римских граждан в форме эллипса, которая обертывалась вокруг туловища, оставляя открытой правую руку.
    [15] Сенатор — член сената — верховного совета из трехсот старейшин Римской республики.

        Позже Фабий привел Семпрония в свой дом на Квиринале — одном из семи городских холмов, на которых стоял Рим.
        ...В середине Фабиева дома был атрий — зал, освещенный дневным светом через прямоугольное отверстие в крыше. Под отверстием в глинобитном полу находился водоем для стока дождевой воды. К атрию примыкали помещения: спереди — прихожая; с боков — спальни, кладовые, кухня, туалет; сзади — таблин — кабинет, вход в который был задернут занавесом.
        Между водоемом и таблином располагался каменный жертвенник, возле которого стоял массивный мраморный стол. Мрачный Фабий и Семпроний с перевязанной головой сидели на табуретах за столом. Фабий нервно снимал и надевал перстень. Семпроний правой рукой ел кашу из миски.
        — О каком втором поражении нашем ты говоришь? — спросил Фабий.
        Семпроний, вытирая руки полотенцем, сказал:
        — После разгрома при Тразименском озере на пути домой я встретил четыре тысячи наших всадников. Ими командовал легат Центений. Консул Сервилий направил их на помощь нам, но к битве они опоздали. Я к ним присоединился. Это было три дня назад... Мы преградили Ганнибалу дорогу на Рим, но нас окружила вражеская конница. Половина наших всадников погибла. Остальные сдались в плен. Мне же вновь удалось спастись.
        Фабий изменился в лице, встал, осевшим голосом спросил:
        — Сын мой был среди тех всадников? Ты знаешь, что с ним?
        — Сына твоего там не было, — сказал Семпроний. — Он остался с пехотой консула Сервилия. Думаю, он жив.
        Фабий вздохнул.
        — Надо что-то делать.

        Настала ночь. Сад во внутреннем дворике Фабиева дома был освещён масляными лампами. Стрекотали цикады. Перед цветником Фабий расхаживал вперед-назад, нервно снимая и надевая перстень.
        Рядом на скамье сидел претор[16] Марк Помпоний — лет пятидесяти семи, лысоватый, в тоге. В руках он держал посох.
        — Марк, — сказал Фабий, — я видел дурной сон. Мне снилось, как сын мой гибнет в битве.
        — Квинт, — произнес Помпоний, — ты спишь. Проснись. Мы знаем, что сын твой жив и находится в войске консула Сервилия.
        — Наши консулы воюют с Ганнибалом неправильно. Они обрекают наши войска на убой. Я хочу спасти наших воинов, спасти наших сыновей. Чтобы сделать это, мне нужна диктаторская власть.
        — Консул не сможет назначить тебя на должность диктатора[17].
        — Потому я тебя и прошу. Марк, предложи сенату принять постановление, которое поручит народному собранию избрать меня диктатором.
        — Кандидатуру твою сенаторы не одобрят... — Помпоний ткнул посохом в землю. — Почему ты не убедил сына остаться в Риме? Почему он не захотел избираться в эдилы[18]?
        — Ты сына моего не знаешь? Ему стыдно отсиживаться дома во время войны, стыдно добиваться должностей. Он пошёл воевать добровольно... — Фабий остановился, хмуро посмотрел на Помпония. — Марк, если сын мой погибнет — я этого не переживу... Помоги мне убедить сенат, а я тебя поддержу на выборах преторов будущего года.
        — Даже если сенаторы кандидатуру твою утвердят, — Помпоний пожал плечами, — народ за тебя не проголосует.
        — Я предложу Марку Минуцию должность начальника конницы[19]. Взамен он убедит народное собрание голосовать за меня.
        После паузы Помпоний, опершись на посох, встал.
        — Хорошо. Завтра я предложу сенату принять постановление.
        Фабий подошел к Помпонию, пожал ему запястье.
        — Да поможет нам Геркулес.

    [16] Преторы — четверо римских должностных лиц, ежегодно избиравшиеся народным собранием, из которых двое заведовали правосудием и охраной правопорядка в Риме, а двое других командовали войсками.
    [17] Диктатор — римское высшее должностное лицо с неограниченной властью, в чрезвычайных ситуациях назначавшееся консулом на срок не более шести месяцев.
    [18] Эдилы — четверо римских должностных лиц, ежегодно избиравшиеся народным собранием, которые заведовали городским благоустройством, снабжением населения хлебом, рыночной торговлей и организацией зрелищ.
    [19] Начальник конницы — заместитель диктатора.

        Позже Фабий пришел в дом Минуция, разбудив хозяина среди ночи.
        ...Минуциев таблин, отделенный от атрия занавесом, был освещен масляными лампами. У стены стоял сундук, перед которым на табуретах сидели Фабий и сенатор Марк Минуций — огромный богатырь лет пятидесяти, в тунике. Над Фабием он возвышался на целую голову; его грубое лицо пересекал шрам.
        Нервно снимая и надевая перстень, Фабий сказал:
        — Да, Марк Минуций. Я предлагаю выдвинуть наши кандидатуры в паре: меня — на должность диктатора, тебя — на должность начальника конницы. Народное собрание голосовать будет за нас одновременно.
        — Народ проголосует за меня, — усмехнулся Минуций. — Ты пойдешь как бы в нагрузку.
        — Пусть так, — сказал Фабий. — Но если сенат поручит избрать диктатором не меня, а Корнелия — не быть тебе начальником конницы.
        Минуций хмыкнул, встал, принялся расхаживать вперед-назад.
        — Когда народ нас изберет, — продолжал Фабий, — мы будем вести дела совместно, с помощью трёх легатов. Кандидатуры легатов мы утвердим тоже вместе.
        Минуций остановился, посмотрел на Фабия.
        — Пожалуй, я согласен на твое предложение.
        Фабий встал, подошел к Минуцию, пожал ему запястье.
        — Да поможет нам Геркулес.

        Посреди Рима лежал форум — узкая мощёная площадь, от которой расходились кривые улочки. По краям площади стояли каменные храмы с колоннадами, ряды деревянных торговых лавок с навесами-балконами. В центре возвышалась мраморная колонна, украшенная бронзовыми таранами кораблей. К северному краю примыкал комиций — круглая площадка с амфитеатром ступеней, за ним курия — кирпичное здание с узкими окнами.
        ...Следующим утром на пыльном форуме беседовали группы зевак.
        В курии полторы сотни сенаторов в тогах сидели на двухместных деревянных скамьях, установленных рядами вдоль боковых стен.
        Фабий и Минуций находились бок о бок на одной из скамей.
        В конце прохода между скамьями на возвышении в раскладном кресле восседал лысоватый претор Помпоний.
        Напротив него, между раскрытыми створками входной двери, стояла пара ликторов с фасциями без топоров.
        — Отцы-сенаторы! — сказал Помпоний. — Весть о втором поражении нашем подтвердилась. Ганнибал идет на Рим. В интересах римского народа квиритов[20] я ставлю на обсуждение следующее предложение: постановить, чтобы народное собрание избрало диктатора Квинта Фабия и начальника конницы Марка Минуция сроком на шесть месяцев для ведения дел.
        Фабий, нервно снимая и надевая перстень, огляделся.
        Сенаторы обеспокоенно смотрели на Фабия, переговаривались:
        — Избрать диктатора в народном собрании?
        — Почему бы и нет?
        — Слабый кандидат.
        — Итак, — промолвил Помпоний. — Что следует сделать по этому вопросу? Луций Корнелий, говори.
        Старик-сенатор Луций Корнелий со сморщенным лицом встал, сказал:
        — По сравнению с разгромом при Тразименском озере, второе поражение наше невелико. Поэтому я против того, чтобы поручать избрание диктатора народу. Только консул имеет право назначить диктатора. Сказано.
        Корнелий сел.
        Фабий закрыл глаза.
        — Марк Атилий, — произнес Помпоний, — я хочу узнать твое мнение.
        Тучный старик-сенатор Марк Атилий встал, сказал:
        — Я не согласен с Луцием Корнелием. Консул Сервилий отрезан от Рима. Послать к нему гонца мы не можем, потому что Италия захвачена Ганнибалом. Все мы знаем мудрость Квинта Фабия и храбрость Марка Минуция. Поэтому я поддерживаю предложение избрать их на должности диктатора и начальника конницы. Сказано.
        Атилий сел.
        Фабий открыл глаза.
        — Квинт Фабий, — промолвил Помпоний, — говори.
        Фабий встал, сказал:
        — Дело не в величине второго поражения нашего. Больной человек даже лёгкий недуг переносит труднее, чем здоровый — тяжелую болезнь. Так и республика наша не перенесет новой беды, даже малой, ибо не имеет сил поднять еще какую-либо ношу... Я поддерживаю предложение избрать диктатора и начальника конницы в народном собрании. Сказано.
        Фабий сел, нервно снимая и надевая перстень, огляделся.
        Некоторые сенаторы, нарушая порядок подачи мнений, воскликнули:
        — Правильно!
        — Мы согласны с мнением Квинта Фабия!
        — Мне кажется, — сказал Помпоний, — предложение моё обсуждено со всех сторон и дальнейшие прения излишни. Очевидно, что все всё поняли... Понятно, отцы-сенаторы?!
        Большинство сенаторов закивало. Раздались возгласы:
        — Понятно, понятно!
        — Претор, спроси! — сказал сенатор Луций Эмилий — лет пятидесяти, бритоголовый, низкорослый, который сидел рядом со стариком Корнелием.
        Фабий закрыл глаза, покачал головой.
        — Луций Эмилий, — промолвил Помпоний, — говори.
        Эмилий с надменным видом встал, сказал:
        — Я придерживаюсь иного мнения. Квинт Фабий — человек мудрый и осторожный, но мудрости и осторожности недостаточно для успешного ведения войны, тем более с таким противником... Квинт Фабий нерешителен. Это качество — нерешительность — сделает его плохим военачальником. Поэтому я против избрания Квинта Фабия на должность диктатора. Хвала богам, у нас есть не менее достойные кандидаты. Сказано.
        Эмилий сел.
        Корнелий покивал.
        Фабий открыл глаза, огляделся.
        — Итак, — сказал Помпоний, — я ставлю предложение на голосование без дальнейших прений. Те, кто за принятие постановления, пусть подойдут ко Квинту Фабию. Те, кто против, пусть подойдут к Луцию Корнелию.
        Сенаторы встали, разошлись на две группы.
        Большая часть голосовавших собралась вокруг Фабия, рядом с которым стоял Минуций.
        Меньшинство членов сената подошло к Эмилию и Корнелию.
        — Хвала Геркулесу, — сказал Фабий Минуцию. — Мы выиграли.
        — Отцы-сенаторы! — произнес Помпоний. — Я установил результат голосования: большинство за принятие постановления. Итак, постановлено следующее. Пусть народное собрание изберет диктатора Квинта Фабия и начальника конницы Марка Минуция сроком на шесть месяцев для ведения дел. Принято.
        Сторонники Фабия рукоплескали.
        Голосовавшие за Эмилия и Корнелия недовольно переговаривались.
        Фабий сказал собравшимся вокруг него сенаторам:
        — Друзья! Благодарю вас за поддержку.

    [20] Квириты — название римских граждан при обращении на сходках.

        Днем на внутреннем дворике Фабиева дома в саду стояли Фабий и трое сенаторов в тогах — шестидесятилетний седой Марк Юний, лысый Спурий Кассий лет пятидесяти пяти, кудрявый Семпроний с перевязанной головой — легат погибшего консула Фламиния.
        — Друзья! — сказал Фабий. — Завтра я вступлю в должность диктатора. Затем Марк Минуций и я будем рекомендовать на утверждение сенату кандидатуры трёх легатов. Мне надо знать: вы согласны стать нашими легатами? Тиберий Семпроний, ты согласен?
        — Согласен, — кудрявый Семпроний улыбнулся.
        — Благодарю тебя, — сказал Фабий. — Марк Юний, ты согласен?
        — Да, — седой Юний шмыгнул носом.
        — Я горд, что ты — с нами, — сказал Фабий. — А ты, Спурий Кассий?
        Лысый Кассий, пародируя Фабия, нервно снял и надел перстень.
        Фабий рассмеялся.
        Семпроний усмехнулся.
        Юний остался невозмутим.
        — Разумеется, я согласен, — произнес Кассий.
        — Лысый шутник, — сказал Фабий, — я рад, что ты будешь с нами.
        Из двустворчатой двери дома вышел Фабиев вольноотпущенник[21] Квинтион — толстяк лет пятидесяти, с простодушным лицом, одетый в тунику. Вытирая руки о запачканный подливкой передник, он сказал:
        — Патрон[22], я тоже с тобой пойду.
        — Квинтион, — Фабий скрыл улыбку, — если я назначу тебя старшим ликтором, ты сможешь кого-нибудь высечь или казнить по моему приказу?
        — Патрон, — Квинтион приосанился, — я тебе тридцать лет служу. И за все эти годы ты ни разу не приказал кого-нибудь высечь, тем более — казнить... Отцы-сенаторы! Прошу вас к столу.

    [21] Вольноотпущенник — раб, отпущенный владельцем на свободу.
    [22] Патрон — знатный и богатый римский гражданин, покровитель бедняков.

        ...В атрии Фабиева дома Фабий, Семпроний, Юний и Кассий сидели на табуретах за мраморным столом, который был уставлен блюдами и чашами. Ложками они накладывали кашу в миски, подсаливали ее из серебряной солонки, ели правыми руками, вытирались полотенцами. Над столом с потолка свисала роза — знак того, что всё сказанное должно остаться в тайне.
        Квинтион стоял, смешивая черпаком вино с водой в большой вазе.
        — Гай возвращается из похода, — рассказывал Кассий. — Перед тем, как зайти к себе домой, стучится к соседу: "К моей жене никто не приходил?" "Нет". "Что, весь год — ни одного человека?" "Ни одного". Помолчал. Потом говорит: "Ну, тогда и я не пойду".
        Рассмеялись все, кроме Квинтиона, который недоумевал:
        — Почему же он не пойдет?
        Все вновь рассмеялись, уже над глуповатым Квинтионом.
        Смеясь, Фабий снял перстень, положил его на стол.
        Все подняли чаши вина, выпили.
        Квинтион выпил стоя, сел на деревянную скамейку сбоку от Фабия.
        Скамейка подломилась, и толстяк упал навзничь, взмахнув руками.
        Воцарилась тишина, разразившаяся дружным хохотом.
        Смеясь, Фабий встал, помог ошарашенному Квинтиону подняться.
        Пол дрогнул. Что-то загудело, треснуло. С потолка посыпалась известь.
        Упал ткацкий станок.
        На жертвеннике перед статуэткой лара — духа-покровителя дома — завалилась чаша вина, накрытая пирогом.
        Все притихли, испуганно глядя на потолок. С улицы донесся вой собак.
        — Как много землетрясений в этом году, — сказал Фабий. — Квинтион, распорядись о десерте.
        Квинтион вышел из атрия на кухню.
        Фабий сел за стол, произнес:
        — Спурий Кассий, напиши мне речь для завтрашнего выступления в сенате. Я хочу, чтобы сенаторы постановили передать под мое командование легионы консула Сервилия. Пусть мне разрешат набирать в войско столько граждан и союзников, столько я сочту нужным.
        Кассий опустил взгляд, лицо его дрогнуло; он с такой силой вдавил чашу в стол, что она треснула.
        — Не волнуйся, Спурий, — продолжал Фабий. — Сейчас принесут другую чашу... Вдобавок к двум легионам Сервилия мы наберем еще два легиона. Чтобы задержать Ганнибала, я издам указ: на пути противника сельские жители должны сжечь свои дома, уничтожить урожай и укрыться в укрепленных городах.
        Семпроний покачал головой, сказал:
        — От такого указа пострадают наши земледельцы.
        — Пусть Ганнибала остановит войско консула Сервилия... — начал говорить Юний, но Фабий его перебил:
        — Нет. Нет. Нет. Я запрещу Сервилию вступать в битву с Ганнибалом. Сейчас сражение будет только на руку противнику. Сервилиевы легионы мы отзовем на защиту Рима. Тогда Ганнибал не решится штурмовать Город и отступит из Италии в Галлию. А там мы будем выжидать, когда воины его дезертируют из-за неуплаты жалованья.
        — Воины любят Ганнибала, — сказал Семпроний. — Я допрашивал пленников. Они его как бога почитают. Говорят, он делит с ними труды и лишения, он щедр и справедлив. К тому же он прекрасно образован, знает пять языков. Ещё говорят, он часто внешность меняет словно хамелеон.
        — В такое я не верю, — Фабий взял со стола перстень, надел его на палец. — Армия Ганнибала — это сброд разноплеменных наемников. Через какое-то время деньги у него закончатся, и сила его иссякнет, как гаснет слабый огонь. Тогда мы выиграем эту войну без всякой битвы.

        Следующей ночью в неосвещенном Риме выли собаки.
        Вдоль кривой улочки стояли двухэтажные дома, впритык один к другому. На нижних этажах размещались торговые лавки под односкатными козырьками, на верхних — оконца со ставнями.
        В одном доме сквозь закрытые ставни оконца пробивался свет.
        Там находилась явочная квартира, где в комнате, освещенной масляными лампами, стояли двое мужчин. Одним из них был человек в маске и плаще с накинутым капюшоном — тайный агент Ганнибала, другим — карфагенский лазутчик лет сорока, косоглазый, одетый в тунику.
        — Сегодня сенат назначил меня легатом диктатора Фабия, — прошептал человек в маске. — Таких как я легатов всего трое. Вам придётся увеличить мое вознаграждение до пятисот квадригатов[23].
        — Повысить плату самостоятельно я не могу, — сказал карфагенский лазутчик. — Об этом мне надо уведомить Ганнибала.
        Человек в маске достал из-за пазухи восковую табличку[24], прошептал:
        — Вот сведения о наших военных приготовлениях. Где мои деньги?
        Освещая путь масляной лампой, лазутчик вышел через двустворчатую дверь в коридор, проследовал в соседнюю комнату. Там стоял его раб Грек — горбун лет тридцати, одетый в тунику. В руке он держал наполненный чем-то мешочек. Хозяин жестом велел рабу молчать, взял у него мешочек.
        Когда лазутчик вышел в коридор, горбун прильнул глазом к дощатой стене, посмотрел сквозь щель в соседнюю комнату, где стоял человек в маске.
        Грек видел, как туда вошел лазутчик, вручил мешочек тайному агенту.
        — Запомни, — прошептал человек в маске. — Никто не должен знать, что я стал легатом диктатора Фабия. Никто, кроме тебя и Ганнибала.
        Тайный агент отдал лазутчику восковую табличку.

    [23] Квадригат — римская серебряная монета.
    [24] Восковая табличка — дощечка с валиками по краям, покрытая воском, на которой писали грифелем.

        Два дня спустя по северному крутому берегу реки Нар ходили разноплеменные воины Ганнибала. Они поили коней, тащили хворост, гнали скот. Деревянный мост через речной поток был разрушен.
        К северу от реки над горевшим селением поднимался дым. Неподалеку между лесов расположился палаточный лагерь карфагенян, гудевший говором и ржанием коней. Возле лагерной стоянки среди виноградников и масличного сада находилась каменная вилла, обнесенная живой изгородью из кустов мирта.
        Во внутреннем дворе виллы, устланном соломой, ливийские воины гонялись за курами вокруг бассейна-поилки для скота.
        Другие ливийцы выгоняли волов и овец из хлевов, выкатывали амфоры с вином и маслом из погребов, вытаскивали мешки с зерном из амбаров. Блеяли овцы, мычали волы, кудахтали куры.
        В сарае вопили женщины, которых насиловали воины.
        Перед виллой у коновязи топтались лошади. На пороге поместья сидели трое телохранителей, играя в кости на створке двери, сорванной с осей.
        Атрий в центре виллы был освещен дневным светом через прямоугольное отверстие в крыше, под которым в глинобитном полу находился водоем. Между водоемом и таблином с отдернутым занавесом располагался каменный жертвенник. Перед ним стоял массивный мраморный стол.
        Спиной к столу на табурете восседал Ганнибал в тунике, так, чтобы лица его не видели. На нем был пышный рыжий парик с фальшивой бородой. Красавец Бакон, сидя перед ним, промывал ему глаза отваром из чаши.
        За столом на скамьях сидели четыре военачальника: Магон, Магарбал, Гискон, Карталон. У всех в ушах висели серьги, а пальцы были унизаны перстнями.
        Сидя спиной к военачальникам, Ганнибал сказал:
        — Друзья! По донесению разведки, римляне разрушили все мосты через реки на пути между нами и Римом. Кроме того, три дня назад они избрали диктатора Квинта Фабия. Поэтому мы на Рим не пойдем.
        Возмущенный Магон стукнул кулаком по столу, вскочил, закричал:
        — Брат, ты что?! До Рима всего три дня пути! Мы должны брать Рим!
        — Магон, — спросил Ганнибал, — ты забыл, каких потерь нам стоила попытка взять Сполетий, жалкий городок?.. Гискон, покажи ему Рим.
        Гискон развернул на столе пергамент с изображенным на нем планом Рима.
        Магон, опершись руками о стол, изучал план, а Ганнибал продолжал:
        — Мы победили. Теперь нам надо как можно скорее принудить римлян к заключению мира на выгодных для нас условиях. Если мы пойдем на Рим, то не дадим римлянам выйти из войны достойно, а я хочу оставить им возможность сохранить лицо.
        Покачав головой, Магон сел.
        Магарбал огладил бороду, сказал:
        — Рабби, мы выиграем войну, когда возьмем Рим.
        — А если мы его не возьмем? — спросил Гискон. — Наши воины изнурены. На помощь Риму спешит войско консула Сервилия.
        — Диктатор Фабий надеется, что мы отступим в Галлию, — произнес Ганнибал. — Но мы пойдем в Южную Италию. По пути мы разорим области римских союзников. Заодно мы дадим воинам отдых, вылечим раненых, пополним конский состав, перевооружим ливийцев трофейным оружием. Угрозой отпадения союзников мы подтолкнем Фабия начать переговоры о мире.
        — Рабби, — промолвил Магарбал, — мы не можем быть уверены в том, что Фабий начнет переговоры.
        — По счастливому совпадению, — сказал Ганнибал, — в кругу друзей Фабия есть наш тайный агент. Он выдает нам все планы диктатора. Карталон тоже знаком с Фабием... Расскажи про него, Карталон.
        Карталон встал, произнес:
        — Много лет я поддерживал с Фабием дружескую переписку. Наших отцов связывали узы гостеприимства. Фабий всегда был сторонником мира между Римом и Карт-Хадаштом[25]. Это человек очень честный и добрый. Для римлянина образован он блестяще.
        — Образованный римлянин? — спросил Гискон. — Неужто есть такие?
        — Фабий читал книги про все войны, — сказал Карталон, — происходившие в Италии и за её пределами. Он знает все эти войны. В детстве Фабий был робким мальчиком. В школе его прозвали "Овикула", что значит "Овечка". Пятнадцать лет назад Фабий, будучи консулом, победил разбойные шайки лигурийцев. За победу сенат удостоил его триумфом[26]. Хотя говорят, после битвы Фабий упал в обморок. Он не выносит, когда гибнут люди.
        Ганнибал, сидя, развернулся к столу. Лицо у него было усталое, правый глаз — воспален. Молодой полководец цепко оглядел военачальников.
        — Диктатор Фабий сражаться не будет. Он ненавидит кровопролитие.

    [25] Карт-Хадашт — по-финикийски "Новый город"; латинское название — Карфаген.
    [26] Триумф — праздничное шествие победоносного полководца в Риме.

        Десять дней спустя на Марсовом поле под стенами Рима стоял диктатор Фабий в тоге, с рупором и скипетром в руках. Позади него собрались две дюжины ликторов с фасциями, во главе с толстяком Квинтионом. Напротив диктатора выстроились восемь тысяч новобранцев-римлян в полном вооружении — мужчин и юношей. Седые центурионы находились впереди воинов.
        Фабий через рупор объявил новобранцам:
        — Воины, набранные во второй и третий легионы! Я вам приказываю через три дня до заката солнца явиться вооруженными в город Тибур!
        ...Масса новобранцев расходилась с Марсова поля на юг — вдоль берега реки Тибр, и на северо-восток — в сторону холмов над речным руслом.
        В южной части поля, у деревянной ограды Фламиниева цирка, возвышалась каменная вилла с колоннадой. Возле дверей виллы на раскладном кресле сидел Фабий. За спиной его стояли Квинтион и ликторы. Перед диктатором огромный начальник конницы Минуций склонился над пергаментной картой Италии, развёрнутой на переносном столике.
        — Я буду ждать, — сказал Фабий, — когда Ганнибал уйдёт из Италии.
        — Ганнибал из Италии не уходит, — Минуций жестом указал по карте. — Он вышел к Адриатическому морю и двинулся вдоль побережья на юг. Враги опустошают всё на своем пути. Союзники умоляют нас о защите.
        Фабий отер тогой пот со лба, снял перстень, закрыл глаза.
        Минуций выпрямился, коснулся рукой плеча Фабия.
        — Квинт, ты меня слышишь? Мы должны остановить Ганнибала.
        — Марк, — Фабий открыл глаза, — наше войско не готово. Поставщики не успевают подвезти необходимое.
        — Ко дню сбора новобранцев в Тибур доставят палатки, лопаты, обувь, хлеб и овес. Скот уже пригнали.
        Квинтион подошел к Фабию, произнес:
        — Патрон, без уксуса в поход идти нельзя.
        Фабий махнул рукой на Квинтиона.
        — Квинтион, об уксусе больше ни слова.
        Когда Квинтион отошел, Фабий спросил:
        — Марк, с уксусом у нас что?
        — Уксуса мало, — сказал Минуций, — но мы что-нибудь придумаем.
        — Марк, — Фабий надел перстень, встал, — ты с легатами поедешь в Тибур, соберешь там новобранцев. А я приму командование войском консула Сервилия.

        На следующий день возле городка Окрикул Фабий на коне ехал по мощеной Фламиниевой дороге среди холмов. Диктатор был в пурпурном плаще и опоясанном мечом панцире. Перед ним скакали две дюжины ликторов на мулах колонной попарно; ближе всех к Фабию находился Квинтион.
        Навстречу диктатору по дороге приближался консул Гней Сервилий на коне. Это был рыжеволосый крепыш лет пятидесяти, в пурпурном плаще и опоясанном мечом панцире.
        Сервилия сопровождала конная свита. Перед ним ехала дюжина ликторов колонной попарно, позади него — тридцать римских всадников под знаменем.
        Вдали двигались походные колонны римской пехоты, вздымая пыль.
        — Квинтион, — сказал Фабий, — передай консулу: я приказываю ему сойти с коня и явиться ко мне в частном порядке.

        Вскоре на берегу реки Тибр возле увитой плющом беседки спешенные ликторы и всадники сидели кружками и перекусывали. В стороне стреноженные кони и мулы щипали траву. Неподалеку в роще щебетали птицы.
        В беседке Фабий и Сервилий сидели на скамье. У ног их стояли четыре круглых короба с папирусными свитками. Квинтион разложил на скамье между военачальниками лепешки и ломтики сала, поставил две чаши.
        Фабий, скрывая волнение, спросил:
        — Гней Сервилий, где мой сын?
        — Я его вызвал, — сказал Сервилий. — Скоро он прибудет... Квинт Фабий, ты поведешь мое... твое войско в Тибур?
        — Да, — произнес Фабий. — В Тибуре я соединюсь с легионами новобранцев и оттуда выступлю в поход против Ганнибала.
        Квинтион, разливая воду с вином из фляги по чашам, сказал:
        — Патрон, поход — это хорошо: походная еда, костры, свежий воздух.
        Фабий махнул рукой на Квинтиона.
        — Квинтион, о походе больше ни слова.
        Вскинув правую руку, Квинтион отдал честь, вышел из беседки.
        — Дурак? — спросил Сервилий.
        — Доброволец, — сказал Фабий.
        Сервилий понимающе улыбнулся.
        — Ты хочешь дать Ганнибалу битву?
        Фабий снял перстень, положил его на скамью, ладонями потер лицо.
        — Нет. В битве Ганнибал нас разобьет. Это мастер военного искусства. Свою армию он в боях закалил. У него перевес в коннице. А главное: его воинам отступать некуда. Победа — их единственный путь к спасению. Наши же воины напуганы поражениями, новобранцы не обучены. Клянусь Геркулесом, если мы проиграем еще одну битву, то проиграем войну.
        — Это понятно. Неужели ты хочешь начать мирные переговоры?
        — Нет. Пока Ганнибал в Италии, любой мир нас погубит. От нас отпадут союзники. Нас перестанут бояться враги. Мы потеряем всё, за что предки наши гибли в прошлых войнах. Недаром у нас есть обычай: никогда не заключать мир с противником, который стоит на нашей территории.
        — Что же делать ты намерен?
        — Я заставлю Ганнибала уйти из Италии.
        — Каким образом?
        — Наше преимущество в том, что мы можем восполнять потери. А у Ганнибала пополнений нет. Провиант для армии он добывает разбоем... Я хочу истощить его силы затяжной войной. Я буду следовать за противником, располагаться лагерями на высотах и уклоняться от битвы.
        — Ты позволишь Ганнибалу опустошать Италию? — Сервилий изумленно смотрел на Фабия. — И не будешь сражаться?
        — Я буду нападать на отряды его фуражиров, — Фабий закрыл глаза.
        — Так еще никто не воевал.
        — Военачальник Мемнон советовал персам воевать так против Александра Македонского. Я читал об этом в греческой книге.
        — Почему же Александр завоевал Персию?
        — Персы отвергли совет Мемнона.
        — Неудивительно, — Сервилий покачал головой. — Такой способ войны вызовет возмущение наших граждан и союзников. В лучшем случае, сенат и народ утратят к тебе доверие, а в худшем...
        — ...Они обвинят меня в трусости, — договорил Фабий, помрачнел.
        — Да. И времени у тебя мало. Через пять месяцев власть твоя кончится.
        Фабий открыл глаза, взял со скамьи перстень, надел его.
        — Я надеюсь, к зиме Ганнибал отступит из Италии в Галлию, а там уже ты будешь командовать. Теперь же, Гней Сервилий, от командования войском я тебя отстраняю. Ты поедешь в Рим, возглавишь стоящий в Остии флот и защитишь италийские побережья от карфагенских эскадр.
        — Пусть боги тебе помогут, — Сервилий подвинул короба с папирусными свитками к Фабию. — Вот списки моих легионов, списки союзников. Легат Фульвий передаст тебе войско.
        Снаружи донесся топот копыт.
        Квинтион заглянул в беседку, сказал:
        — Патрон, твой сын приехал.
        Фабий вскочил, выбежал из беседки на берег реки.
        Неподалеку спешился с коня военный трибун[27] Квинт Фабий-младший — лет двадцати пяти, слабого телосложения, в опоясанном мечом панцире.
        Весь запыленный, молодой человек подошел к Фабию, отдал честь.
        — Салве[28], диктатор Квинт Фабий. Военный трибун первого легиона Квинт Фабий-младший по твоему приказанию прибыл.
        — Сын мой, — Фабий изменился в лице, — как ты похудел.
        — Отец, — сказал Фабий-младший, — не надо. На нас все смотрят.
        Ликторы и всадники, сидя кружками, смотрели на них.
        Фабии вошли в беседку. Отец обнял сына, поцеловал его.
        Сервилий, сидя на скамье, с улыбкой поглядывал на обнявшихся.
        Когда Фабии разомкнули объятия, сын сказал:
        — Отец, я так рад, что мы вместе пойдем на битву с Ганнибалом.
        Фабий положил ладони на панцирные оплечья Фабия-младшего.
        — Сын мой, мы пойдем не на битву. Мы пойдем на войну.

    [27] Военные трибуны — шестеро военачальников легиона, командовавшие по двое в течение двух месяцев, чередуясь через день.
    [28] Салве — по-латыни "здравствуй"; приветствие.


        Глава III
        ФАБИЕВА СТРАТЕГИЯ

                Бросают меня друзья,
                оттого что с врагом
                считаюсь, как кормчий
                с каменьем подводным.
                Феогнид

        В течение следующего месяца сорокатысячное римское войско под командованием диктатора Фабия шло за тридцатипятитысячной армией Ганнибала по Южной Италии. Неоднократно Ганнибал вызывал Фабия на битву.
        Диктатор располагался укрепленными лагерями на высотах и уклонялся от сражения, изнуряя противника частыми мелкими стычками.

        Днем походные колонны римской пехоты двигались по горной дороге. Звучал топот, бряцало снаряжение.
        Воины шли с полной выкладкой.
        Сбоку пехотных колонн ехали на конях Фабий и Фабий-младший. Перед ними скакали две дюжины ликторов на мулах колонной попарно; ближе всех к диктатору находился Квинтион. За Фабиями следовала конная свита: огромный начальник конницы Минуций, шесть ликторов с палками в руках и трое легатов — кудрявый Семпроний, седой Юний, лысый Кассий.

        Тем временем среди возделанных полей походные колонны ливийской пехоты в трофейном римском вооружении двигались по дороге, вздымая пыль. Звучал топот, бряцало снаряжение.
        Ливийцы в кольчугах или нагрудниках, опоясанные мечами, шли с полной выкладкой. На боку они несли длинные щиты в чехлах, за спиной — вещевые мешки, скатки плащей, на плечах — пики, подвешенные каски. У всех правые голени были защищены поножами.
        В "голове" пехотной колонны шагал Ганнибал со знаменем на плече, хромая на правую ногу. Он был в опоясанной мечом кольчуге и пышном рыжем парике с фальшивой бородой. Сбоку от Ганнибала ехали на конях трое телохранителей и красавец Бакон, тянувший в поводу лошадь полководца.

        Позже карфагенская армия расположилась на привал к западу от горного хребта Калликула, вдоль северного берега реки Волтурн. Десятки тысяч разноплеменных воинов, сняв с себя ношу, отдыхали сидя или лёжа.
        Ганнибал восседал на камне и разглядывал пергаментную карту Италии, развернутую на земле. Перед ним стоял проводник — пожилой пастух в тунике. За спиной полководца выстроились Бакон и трое телохранителей. Рядом на расстеленных плащах сидели четыре военачальника: Магон, Магарбал, Гискон, Карталон. В стороне стреноженные кони щипали траву.
        Ганнибал цепко оглядел проводника, спросил у него по-латыни:
        — Где мы находимся?
        — Сегодня же мы выйдем к городу Казилин, — сказал проводник.
        Нахмурившись, Ганнибал встал.
        — О, Мелькарт. Какой Казилин? Я же велел вести нас к городу Казин.
        Проводник испуганно пал ниц, простер к полководцу руки, взмолился:
        — Пощади меня, господин! Пощади!
        Жестом указав на проводника, Ганнибал сказал телохранителям по-финикийски:
        — Высечь его и распять.
        ...Телохранители бичевали голого проводника. Тот лежал с заткнутым ртом, привязанный за руки к перекладине, и приглушенно выл.
        Ганнибал всё так же сидел на камне, склонившись над картой. Перед ним стоял римский перебежчик Дасий — лет тридцати, коренастый, в опоясанном мечом панцире.
        Дасий нагнулся, пальцем ткнул в карту, сказал Ганнибалу по-латыни:
        — Мы стоим здесь, под Казилином. Поблизости находятся виллы знатных римлян, в том числе и диктатора Фабия. Я могу показать его виллу.
        Ганнибал потер шею, цепко оглядел Дасия, спросил по-латыни:
        — Дасий, почему ты перешел на нашу сторону?
        — Я ненавижу римлян. Они отняли у моего отца землю в Фалерне.
        Ганнибал обратился к военачальникам по-финикийски:
        — Друзья! Диктатор Фабий хочет одолеть нас измором. Cил у нас надолго не хватит. Если война затянется — дело наше пойдет к свиньям.
        Телохранители подняли на дерево перекладину с привязанным к ней стонавшим проводником посредством переброшенного через ветвь каната.
        — Пока Фабий располагается в укрепленных лагерях на высотах, — продолжал Ганнибал, — разбить его мы не можем. Нам надо как можно скорее заставить Фабия спуститься в открытое поле и дать битву. После победы мы принудим римлян заключить мир на наших условиях... Мы станем лагерем здесь. Магарбал, возьми нумидийскую конницу, опустоши эту равнину до самого моря. Выжги всё. Убей всех, кто там живет. Пусть диктатор ужаснется бедствиям мирных жителей. Перебежчик покажет тебе виллу Фабия. Ты эту виллу не трогай, а возьми под охрану, чтобы наши её не разграбили.

        Два дня спустя палаточный лагерь римлян расположился на горном хребте Массик, поросшем лесом и виноградниками. В соседней роще римские воины рубили деревья под прикрытием легковооруженных дротикометателей. Стучали топоры, щебетали птицы. К югу от гор на равнине поднимался дым над горевшими селениями.
        Возле лагерного вала стояли диктатор Фабий и огромный начальник конницы Минуций. Оба были в опоясанных мечам панцирях и плащах. Перед ними толпились римские поселяне: старики в тогах, плакавшие женщины в длинных платьях и накидках. Матери держали на руках малолетних детей. Толпу сдерживали две дюжины ликторов с фасциями в руках, во главе с толстяком Квинтионом.
        Фабий сказал благообразному старику — главе поселян:
        — Не ругайся, отец.
        Старик, потрясая кулаками, закричал:
        — Как тут не ругаться?! Позор какой! Если вам перед союзниками не стыдно — граждан Синуэссы постыдитесь!
        Плакавшие женщины запричитали:
        — Враги убивают всех! Людей они в сараи загоняют, живьём их сжигают! Ни стариков, ни детей не щадят!
        — В Аквах Синуэсских враги женщин изнасиловали! Потом они их убили, груди им отрезали, к деревьям за ноги подвесили!
        — Они дома наши сожгли, скот угнали! Хоть ложись и помирай!
        — Квинт Фабий, сжалься над нами! Мы погибаем!
        Минуций отвернулся, смахнул слезу.
        Фабий, нервно снимая и надевая перстень, сказал поселянам:
        — Когда мы с силами соберемся — Ганнибала прогоним. А пока терпеть надо. Бедам вашим я сочувствую.
        Из плакавшей толпы вышла красивая женщина — лет сорока, длинноволосая, с классическим лицом. Постепенно повышая голос, она заговорила:
        — Квинт Фабий, мы просим не сочувствия, а защиты. Твои воины задарма переводят наше продовольствие. Если ты защищать нас не хочешь — прикажи своим воинам отдать нам оружие! Мы сами защищаться будем!
        Поселяне умолкли. Лишь чей-то ребенок плакал.
        Фабий, нервно снимая и надевая перстень, сказал красивой женщине:
        — Что поделать? От войны я тоже страдаю.
        — Нет, — произнесла красавица. — Твою виллу Ганнибал не тронул.
        — Что ты говоришь, женщина? — Фабий изменился в лице.
        — То, о чем говорят все. Твою виллу Ганнибал не тронул.
        Фабий развернулся к поселянам спиной, закрыл глаза, взялся за лоб.
        Квинтион подошел к красивой женщине, сказал:
        — Замолчи, Клавдия. Иначе я тебя высеку за оскорбление диктатора.
        — Оскорбление диктатора?! — возмутилась Клавдия. — Да у нас в Синуэссе на каждом углу говорят: Ганнибал не тронул виллу Фабия в благодарность за то, что тот ему Италию разорять позволяет!
        — Взять её, — сказал Квинтион ликторам.
        Четверо ликторов подошли к Клавдии, схватили ее под руки.
        — Не тронь меня, кабан! — кричала Клавдия. — Вы только с бабами воевать можете! Трусы! Псы цепные!
        Четверо ликторов сорвали одежду с Клавдии, повалили её, голую, на землю. Два других ликтора развязали фасции, взяли розги. Разминаясь, они резко махали розгами, со свистом рассекали воздух.
        Из толпы донеслись плач, гневные выкрики.
        — Патрон, начинать? — спросил Квинтион.
        Минуций коснулся плеча Фабия, сказал:
        — Квинт, если мы женщин наших защитить не можем — давай хотя бы унижить их не будем.
        Фабий словно очнулся, развернулся к поселянам, крикнул ликторам:
        — Вето[29]! Кто вам приказал?! Отпустите её!
        Квинтион с виноватым видом втянул голову в плечи.
        Ликторы отпустили голую Клавдию, принялись собирать фасции.
        Дрожа от страха, лежавшая Клавдия прикрыла руками грудь и промежность.
        Женщины бросились к ней, помогли ей встать, одеться.
        — Квинтион, ты её знаешь? — спросил Фабий.
        Квинтион, растерянно переминаясь с ноги на ногу, промолвил:
        — Это Клавдия, вдова из Рима. Она часто в Синуэссу приезжает. Там у неё — мастерская гончарная. В прошлом году я у неё амфоры покупал для виллы... Патрон, слова её к сердцу не принимай.
        — Возвращайтесь в Синуэссу, — сказал Фабий поселянам, обратился к Минуцию: — Марк, выдели им всадников для охраны.

    [29] Вето — по-латыни "запрещаю".

        Позже в римском лагере, в шатре начальника конницы, Минуций беспокойно ходил из угла в угол. Перед ним стояли трое легатов: кудрявый Семпроний, седой Юний, лысый Кассий. В стороне собрались четверо военных трибунов, среди которых был Фабий-младший, и четыре префекта[30].
        Расхаживая, Минуций рубанул воздух мощной рукой, сказал:
        — Диктатор стал лагерем на этой горе, чтобы мы наслаждались прекрасным зрелищем, как враги убивают наших союзников, жгут их дома.
        — Марк Минуций, — произнес Кассий, — ты говоришь лишнее.
        Минуций остановился, посмотрел на Кассия, спросил:
        — Лишнее? А почему мы ведем войско словно скот, по пастбищам и горным тропам? Не потому ли, что диктатор хочет спрятаться от противника за облаками? Это не медлительность, а лень. Не осторожность, а трусость. Глупо думать, что можно выиграть войну, сидя на месте.
        Кассий отвел взгляд в сторону.
        Юний остался невозмутим.
        Фабий-младший опустил голову.
        Остальные кивали, одобрительно гудели.
        — Марк Минуций, — сказал Семпроний, — если бы это зависело от нашего голосования, диктатором стал бы ты, а не Фабий.
        Минуций расправил могучие плечи, оглядел военачальников.
        — Мы должны спуститься на равнину и дать Ганнибалу битву.

    [30] Префекты — трое военачальников "крыла" — соединения римских союзников, приданного каждому легиону; командовали они поочередно, как и военные трибуны.

        Вскоре на площади палаточного лагеря возле диктаторского шатра стояли Фабий в одной набедренной повязке и толстяк Квинтион с полотенцем на плече, который держал в руках ведро воды.
        Рядом переминались с ноги на ногу Фабий-младший и Кассий.
        — Значит, Минуций называет меня трусом? — спросил Фабий.
        — Да, отец, — сказал Фабий-младший. — Все над тобой смеются.
        — Квинт, — произнес Кассий, — дай Ганнибалу битву. Только так можно пресечь дурную молву.
        Диктатор нагнулся. Квинтион окатил его торс водой из ведра.
        Фабий выпрямился, взял у Квинтиона полотенце и, вытираясь, сказал:
        — Я оказался бы еще большим трусом, чем меня считают, если б испугался дурной молвы. В страхе за отечество ничего позорного нет. А бояться насмешек и клеветы еще постыднее, чем бояться врага. Это было бы недостойно человека, наделенного моей властью.

        Позже в диктаторском шатре вокруг ящика с песком стояли Фабий, Фабий-младший и огромный Минуций — все в туниках.
        На ящике был изображен песочный макет прямоугольной долины северо-восточнее городка Казилин. С севера долину ограничивала гряда крутых холмов, с востока — горный хребет Калликула, с юга — река Волтурн.
        В юго-западном углу макета речное русло разделяло надвое городок с мостом, выложенный камешками. На юго-востоке водный поток врезался в южную оконечность горного хребта, посередине которого находился перевал. В долине цветными камешками был обозначен карфагенский лагерь.
        Фабий, указывая грифелем[31] на песочном макете, сказал:
        — По донесению разведки, противник стоит лагерем в долине реки Волтурн, между городом Казилин и горой Калликула. Ганнибал совершил ошибку. Из этой долины есть только два выхода: или мимо Казилина, или через горный проход, по которому враг туда вошел... Марк, сегодня же ты с четвертым легионом пройдешь по гребню горы в тыл Ганнибалу. Там ты займешь перевал, закрепишься на господствующих высотах и перекроешь противнику выход из долины. Вот мой приказ.
        Фабий взял восковую табличку с латинским текстом, перстнем проставил на ней печать. Вручив табличку Минуцию, диктатор снял перстень, положил его на горный перевал в восточной части макета, продолжал:
        — С остальным войском я спущусь в поле, расположусь лагерем на другой стороне долины, у города Казилин.
        Фабий начертил грифелем прямоугольник в западной части макета, между городком на юге и оконечностью гряды холмов на севере.
        — Таким образом, — продолжал Фабий, — мы перекроем противнику оба выхода одновременно. Мы запрем Ганнибала в долине и голодом вынудим его сдаться. Об этом плане не должен знать никто, кроме нас.
        Минуций, изумленно глядя на песочный макет, произнес:
        — План блистательный... Квинт, как ты додумался до такого?
        — Отец знает эту долину, — сказал Фабий-младший. — До войны мы ездили туда ловить рыбу... Я думаю, завтра же Ганнибал попытается прорваться возле Казилина.
        — Да, но мы обопремся на лагерный вал и отбросим противника, — Фабий воткнул грифель в карфагенский лагерь на макете долины.

    [31] Грифель — острая палочка для письма на восковой табличке.

        Следующим утром на западной стороне долины расположился палаточный лагерь римлян, растянутый на полтора километра. Севернее лагерной стоянки возвышалась оконечность гряды крутых холмов, южнее — виднелись стены городка Казилин на берегах реки Волтурн.
        В поле перед самым лагерем стояли тридцать две тысячи римской пехоты под знаменами фронтом на восток, в трех боевых линиях, так, что третья линия примыкала к лагерному валу.
        Первая линия представляла собой сплошной шестишереножный строй, в котором воины сомкнули длинные щиты в "черепаху". Манипулы второй и третьей линий расположились в шахматном порядке, колоннами по десять воинов в шеренгу. Во второй линии манипулярные колонны были построены глубиной в двенадцать шеренг, в третьей — в шесть шеренг. Позади манипулов находились легковооруженные дротикометатели.
        На восточном валу лагеря за палисадом стоял Фабий в каске с плюмажем, в пурпурном плаще и опоясанном мечом панцире. По бокам от него собрались трубачи и две дюжины ликторов с фасциями в руках, во главе с толстяком Квинтионом. Позади них, внутри лагерной стоянки, на пустом пространстве между валом и рядами палаток выстроились две тысячи римских всадников в эскадронных колоннах под своими знаменами.
        Фабий наблюдал, как в поле к востоку от лагеря шёл метательный бой.
        Там три тысячи нумидийских конников при поддержке семи тысяч легковооруженных пехотинцев Ганнибала в рассыпном строю атаковали первую линию римской пехоты, сомкнутую в "черепаху". Вздымая пыль, враги с боевыми кличами то тут, то там осыпали римлян камнями и дротиками.
        Камни с грохотом отскакивали от стены римских щитов. Дротики соскальзывали с кровли "черепахи", лишь немногие вонзались в щиты.
        Нумидийские конники приблизились к противнику шагов на двадцать.
        Римляне издали боевой клич: "Барра!", разомкнули "черепаху"; две их передние шеренги бросили копья в нумидийцев, сбивая тех с коней.
        Нумидийские конники отступили. На бранном поле, усеянном копьями и дротиками, остались лежать сотни убитых.      
        ...На лагерном валу Фабий наблюдал за боем, нервно снимая и надевая перстень. К диктатору подошел Фабий-младший во всеоружии.
        — Отец, хватит обороняться. Прикажи нам отбросить противника.
        — Сын мой, — сказал Фабий, — мы поймали Ганнибала в ловушку. Он пытается выманить нас в поле, чтобы окружить, но мы будем стоять здесь.
        ...В полукилометре к востоку от нумидийских конников и легковооруженных пехотинцев Ганнибала стояли семнадцать тысяч ливийской, испанской и галльской пехоты под знаменами строем в десять шеренг. На пехотных флангах находились шесть тысяч конных испанцев и галлов.
        Перед строем пехоты гарцевал на коне Ганнибал в длинном белокуром парике и опоясанной мечом кольчуге. Трое конных телохранителей защищали его с боков и спины. За ними находилась конная свита: военачальники Магон и Карталон, красавец Бакон, трубачи.
        Прикрываясь рукой от солнца, Ганнибал наблюдал за отступлением своей легковооруженной пехоты и нумидийской конницы.
        Молодой полководец обернулся, посмотрел на палаточный лагерь карфагенян, расположенный в полутора километрах к востоку от него. Позади лагеря возвышался горный хребет Калликула, на перевале и гребне которого стояли четыре тысячи римской пехоты под командованием Минуция.
        Повернув коня, Ганнибал сказал свите:
        — Позиции римлян неприступны. Мы отходим в лагерь.

        ...На лагерном валу Фабий, слыша гудение вражеских труб, сказал Фабию-младшему:
        — Боги вняли моей мольбе. Мы схватили Ганнибала за горло.

        Настал день. Посреди римского лагеря в диктаторском шатре Фабий в тунике сидел на раскладном кресле. Перед ним стоял безоружный парламентёр Карталон с кадуцеем[32] в руке. В стороне собрались Фабий-младший и трое легатов — кудрявый Семпроний, седой Юний, лысый Кассий.
        — Карталон, — сказал Фабий, — я помню про узы гостеприимства, которые связывали отцов наших... Ганнибал мне предложить что-то хочет?
        — Ганнибал требует выпустить нашу армию в обмен на захваченную нами добычу, — промолвил Карталон по-латыни. — В противном случае мы перебьём пленников, а их у нас — пять тысяч.
        Фабий изменился в лице, встал.
        — Карталон, сегодня вы потеряли убитыми восемьсот человек, а у нас и двух сотен не погибло. Ваше положение не таково, чтобы нам угрожать или условия выставлять. Где разум ваш? Где страх перед богами?
        Диктатор смотрел парламентёру в глаза, стараясь понять, что в них.
        Страха перед богами в них не было.
        Фабий подошел к ящику с песком, который стоял у выхода, сказал:
        — Я подумаю... Карталон, передай Ганнибалу, что я отвечу ему завтра.
        — Квинт Фабий, — произнес Карталон, — если ты не выпустишь нас немедленно — через час пять тысяч сограждан твоих будут перебиты.
        Нервно снимая и надевая перстень, Фабий посмотрел на свиту.
        Фабий-младший опустил глаза.
        Семпроний покачал головой.
        Юний остался невозмутим.
        Кассий отвел взгляд в сторону.
        — Марк Юний, что посоветуешь? — спросил Фабий.
        — Нельзя выпускать Ганнибала, — Юний шмыгнул носом.
        Фабий зажмурился, покивал. После паузы он открыл глаза, сказал:
        — Карталон, передай Ганнибалу, что я предлагаю вам сдаться на милость римского народа. Всем, кто сложит оружие, я гарантирую жизнь. Переговоры окончены... Сын мой, проводи Карталона.
        Фабий-младший вывел Карталона из шатра.
        Фабий снял перстень, положил его на ящик с песком, стоявший у выхода.
        Диктатор подошел к походной койке, сел на нее, расшнуровал сапожки.
        — Квинт, — сказал Кассий, — я думаю, завтра противник попытается отбить у нас перевал и прорваться через горы.
        — Когда Ганнибал полезет на перевал, — Фабий снял сапожки, — мы ему в тыл ударим. Ускользнуть мы ему не позволим.
        — А если противник атакует перевал ночью? — спросил Семпроний. — Что мы делать будем?
        — Рисковать войском в ночной битве я не буду, — Фабий прилег на койку. — Даже под натиском всей вражеской армии Минуций с четвертым легионом удержит перевал в течение ночи. А утром мы ему поможем... Друзья, мне отдохнуть надо.
        Семпроний, Юний и Кассий вышли из шатра, проследовав мимо ящика с песком. Рука одного из них забрала с ящика Фабиев перстень.

    [32] Кадуцей — жезл глашатая или парламентера.

       Позже среди римского лагеря из-за ликторской палатки выглянул легат в каске и опоясанном мечом панцире — тайный агент Ганнибала. Лица его видно не было.
        Легат смотрел, как между палаток ликторы спали на лоскутных одеялах вокруг кострищ, подложив под головы фасции. Один толстяк Квинтион сидел и правой рукой жадно ел кашу из котла.
        Оглядевшись, легат свистом подозвал толстяка.
        Жевавший Квинтион вскочил, подбежал к легату, отдал честь.
        Легат протянул толстяку запечатанный диптих[33] и прошептал:
        — Патрон приказывает тебе доставить это послание противнику. Срочно. Поезжай на карфагенские аванпосты, скажи им: "Отведите меня с этим к Ганнибалу". Не бойся, враги тебя не тронут. Они тебя отпустят.
        Перестав жевать, Квинтион испуганно посмотрел на диптих, спросил:
        — Почему патрон мне лично не приказал?
        — Патрон спать лёг, даже не поел, — прошептал легат, развернулся. — Ну, раз так, я пойду и его разбужу, чтоб он лично приказ подтвердил.
        — Нет, — сказал Квинтион. — Пусть патрон отдохнёт. Я всё сделаю.
        Развернувшись, легат вручил Квинтиону диптих.

    [33] Диптих — две восковые таблички, соединенные шарниром.

        Вскоре в поле перед римским лагерем Квинтион на осле, проезжая через цепь пеших аванпостов, поднял диптих над головой, вскричал:
        — Я везу противнику послание диктатора!
        Четверо легковооруженных римлян на аванпосте приветственно махнули руками толстяку.
        — Проезжай, Квинтион!
        — Будь осторожен!
        Квинтион поехал в сторону карфагенского лагеря, расположенного в двух с половиной километрах к востоку от него, у подошвы горного хребта.

        Позже в карфагенском лагере, в шатре полководца, стояли Ганнибал, толстяк Квинтион со связанными руками и три военачальника — Магон, Магарбал, Карталон. Все были испуганы, мрачны.
        Ганнибал прочёл латинский текст на раскрытом диптихе, отлепил от восковой таблички Фабиев перстень, сказал:
        — Друзья, мы будем прорываться через перевал.
        — Брат! — возмутился Магон. — Ты что?! Римлян с перевала мы не выбьем!
        В шатер вошел карфагенский военачальник Газдрубал — лет сорока, бородатый, в опоясанной мечом тунике. Отдав честь Ганнибалу, он сказал:
        — Хаво раббимаханат[34].
        Ганнибал кивнул, тряхнув белокурыми локонами парика.
        — Магарбал, приведи того перебежчика, Дасия.
        Магарбал вышел из шатра.
        — Магон, собери пленников и сделай так, чтобы никто из них не убежал. — Ганнибал жестом указал на Квинтиона. — Жирного тоже.
        Магон вышел из шатра, вытолкав перед собой испуганного Квинтиона.
        — Газдрубал, сколько у нас волов? — спросил Ганнибал.
        — Тысячи две, — сказал Газдрубал.
        — Сгони всех волов к северному валу, — сказал Ганнибал. — Прикажи рабочим сделать четыре тысячи факелов и отнести их туда же. Поскорее.

    [34] Хаво раббимаханат — по-финикийски "здравствуй, командующий войском"; приветствие.

        Позже Ганнибал и Газдрубал стояли на северном валу палаточного лагеря. Позади них собрались трое телохранителей, в стороне — Карталон, Магарбал и коренастый перебежчик Дасий.
        Перед ними в лагере на пустом месте между валом и рядами палаток топтались две тысячи волов, вздымая пыль. Погонщики щелкали бичами; собаки лаяли; животные мычали. Перекрикиваясь, сотни рабочих-ливийцев подносили к валу связанные из прутьев факелы, складывали их грудами.
        Ганнибал наблюдал за тем, как рабочие привязывали пару факелов к рогам вола, который рвался из рук, мычал.
        Полководец сказал Газдрубалу:
        — Пусть твои рабочие так же привяжут факелы к рогам всех волов.
        — Сделаю, — произнес Газдрубал.
        Ганнибал и Газдрубал развернулись.
        В трех километрах к северу от них возвышалась гряда крутых холмов, которая на востоке была соединена лесистой седловиной с горным хребтом.
        Ганнибал, жестом указывая на холмистую гряду, сказал Газдрубалу:
        — Во вторую стражу ночи мы погасим огни, выведем армию из лагеря, двинемся к горам. Впереди пойдешь ты с испанцами, рабочими и волами. Ты приблизишься к холмам, зажжешь факелы на рогах волов, погонишь их вверх по склонам... Затем ты соберешь своих людей и займешь вершины холмов. Когда римляне в горах увидят огни на склонах, они решат, что мы там прорываемся. Чтобы нас перехватить, они спустятся с гор на холмы, наткнутся на тебя. Ты должен будешь сковать их боем. Когда римляне уйдут с перевала, я его захвачу и открою проход для армии.
        Газдрубал, изумленно глядя на холмистую гряду, спросил:
        —  Да, но... рабби, ты уверен, что римляне клюнут на эту хитрость?
        Ганнибал показал Газдрубалу Фабиев перстень.
        — Это перстень диктатора Фабия. Его выкрал мой тайный агент. Мы передадим римлянам в горах поддельный приказ Фабия оставить перевал.
        Ганнибал вытащил из-за пояса диптих, раскрыл его, проставил оттиск Фабиева перстня на воске под латинским текстом.
        Газдрубал смотрел на диптих, качал головой, словно не верил глазам. Жестом указав на римский лагерь в поле, он промолвил:
        — Когда мы будем выводить армию через перевал, Фабий может ударить в тыл нашим походным колоннам. И тогда мы будем разгромлены.
        — Фабий в ночную битву вступить не решится, — сказал Ганнибал. — Кровопролития он не выносит.
        Из глубины лагеря донеслись отчаянные крики и вопли тысяч людей.
        Магарбал обернулся на душераздирающие звуки, спросил:
        — Что это, Карталон?
        — Рабби приказал перебить пленников, — сказал Карталон.
        Магарбал подошел к Ганнибалу, коснулся его руки.
        — Рабби, останови избиение.
        — В нашем положении оставлять в тылу пленников я не хочу, — произнес Ганнибал. — В момент опасности они могут поднять восстание.
        — Подумай, — сказал Магарбал, — какую ненависть в римлянах ты возбудишь. После такого как мы сможем договориться с ними о мире?
        Ганнибал в упор уставился на Магарбала беспощадным взглядом.
        Магарбал, испуганно глядя на полководца, попятился, отошел.
        Ганнибал милостиво улыбнулся Дасию, поманил его к себе.
        Дасий подошел к главнокомандующему, стал навытяжку, отдал честь.
        Ганнибал цепко оглядел Дасия, вручил ему диптих, сказал по-латыни:
        — Дасий, ночью ты передашь этот приказ римлянам в горах.