БОГОСЛОВИЕ ЦЕРКВИ У ЛЮТЕРА
Пол Авис (1997)
https://churchsociety.org/docs/churchman/097/Cman_097..
Мы думаем о Лютере как об апостоле оправдания веры, а не как об авторе учения о Церкви. Мы рассматриваем его как главного героя Евангелия, а не как архитектора экклезиологии. Кальвин, а не Лютер приходит на ум, когда мы имеем в виду учение Реформации о Церкви в его континентальном окружении, и Хукер, когда мы рассматриваем формирование англиканской экклезиологии. Не раз было отмечено, что все кризисы жизни Лютера, кажется, сосредоточены на Евангелии, а кризисы Кальвина - на Церкви. Совершенно верно также, что все энергии Лютера были посвящены со всей целеустремленностью защите Евангелия Божия оправдания для грешника. Он легко относился почти ко всем вопросам церковного устройства и мало заботился о том, будут ли церковные структуры следовать епископальной или общинной форме правления. Его экклезиология без церковного правления - и это не то, что мы обычно понимаем под учением о Церкви. Я надеюсь показать, однако, что Лютер имел свое представление о Церкви, что оно было одной из основ Реформации и что его оригинальность и глубина вытекает из понимания Лютером природы Бога, Личности Христа и характера христианского Евангелия.
1. Тайна Церкви
Взгляд Лютера на церковь отражает его представление о Боге. Для Лютера Бог есть сокрытый Бог (Deus absconditus) Исайи, недоступным в Его высшей тайне, скрытой непроницаемой тьмой; только Вифлеемский Младенец и Человек на кресте сделали Его известным для очей веры, но таким образом, который был совершенно скромным и приземленным с точки зрения материальной реальности "плоти". "Тот, кто хочет увидеть Бога, пусть подойдет к кроватке младенца". Лютер не знал Бога, кроме Того, Который стал плотью. Поразительно сходным образом Лютер подтверждает парадокс Церкви, которая в конечном счете, есть тайна, сокрытая со Христом в Боге, и все же проявляющаяся на земле, принимая форму грешного человечества и сообщающая себя через материальные знаки - воду, хлеб и вино. "Это высокая, глубоко сокрытая вещь, Церковь, которую вы не можете воспринимать или видеть, но должны принимать только верой через крещение, таинство и Слово » (WA, 51, 507).
Понимание Лютером Церкви - которое он передал всему реформационному движению - было принципиально евангельским и христологическим: евангельским в том смысле, что Евангелие составляет реальность церкви и является единственным, что обеспечивает ее существование; христологическим в том смысле, что Церковь является средством спасительного присутствия Христа в мире, доводящим Его жизнь и служение до людей через таинства. В Церкви Божья благодать как бы воплощена, раскрыта и сделана доступной. И это было достигнуто исключительно благодаря проповеди Евангелия, под которым Лютер подразумевал неформальное общение христиан. Проповедь верующих в частном порядке так же значима, как искусство проповедования в литургическом контексте. Понимание церкви не может быть достигнуто с точки зрения таких вещей, как традиция, структура, педагогический авторитет или каноническое право, но исключительно с точки зрения Евангелия.
Для Лютера Евангелие означало оправдание через прощение грехов, принятое верой и испытанное во взаимном служении во всеобщем священстве христиан Лютер изложил этот центральный принцип в 95 тезисах, где он утверждал против реликвий, индульгенций и сокровищницы заслуг, что истинное сокровище Церкви - это святое Евангелие славы и благодати Божьей. У Церкви ничего нет, добавил он позже, кроме этой драгоценности (LW 31, 219). Если Евангелие не повреждено, Церковь никогда не подведет, хотя ее внешнее существование может почти исчезать из виду и Церковь становится сокрытой, как и святые (abscondita est ecclesia, WA 18, 652).
Лютер и ранние реформаторы прекрасно знали, что это учение, что существование Церкви в конечном счете является сокрытым, довольно уязвимо для критики, что они постулировали чисто идеальную церковь, наслаждаясь ее бестелесным существованием, не загрязненным реальным миром, почти как платоновское царство идей. Но Лютер не учил тому, что Церковь обязательно невидима, а лишь тому, что характер Церкви нельзя объяснить эмпирически. Духовный характер Церкви почти безразличен к вопросам, касающимся времени и места, и все же он не вполне независим от них. Это никак не чистый бестелесный дух, ибо «без места и тела нет церкви» (sine loco et corpore non est ecclesia: WA 7, 720). Как Меланхтон выразил это в "Апологии Аугсбургского исповедания": "Мы не мечтаем, как клеветнически утверждается, о какой-то платонической республике, но мы учим, что эта Церковь действительно существует, состоит из истинных верующих и праведных людей, разбросанных по всему миру и известных по некоторым внешним следам, открытым и видимым глазам людей". Эти определенные внешние знаки - знаменитые notae ecclesiae - играют центральную роль в учении Реформации о Церкви.
2. Знаки Церкви
Лютер говорит о Церкви - по аналогии с воплощением - в двух аспектах, почти как в двух природах: одна невидимая, неуловимая, таинственная, другая - видимая, ощутимая, узнаваемая. Каждое утверждение о тайне Церкви несет в себе дополнительное подтверждение ее идентичности на земле, обнаруживаемой в узнаваемых знаках. "Любовь Христа и Его союз со святыми скрыты, невидимы и духовны и даны нам только в их телесных, видимых и внешних признаках" (WA 2, 752). Бог всегда давал определенные знаки, чтобы показать, что Он Со своими людьми. В Ветхом Завете это были огненный столп, облако и место милосердия. В Новом - это Крещение, Вечеря и служение Слова, но это не исчерпывающий список. Лютер видит каждую внешнюю форму, в которой Евангелие явно воплощено, как указание на присутствие Бога в Его Церкви (LW 1, 309).
Лютер не разработал систематическую и последовательную доктрину признаков истинной Церкви. Он был тем не менее последовательным и целеустремленным, когда крепко держался евангельского и христологического центра Церкви. Когда это будет обеспечено, другие аспекты экклезиологии встанут на место. Таким образом, существуют некоторые различия в оценках признаков Церкви, которые время от времени дает Лютер. В своем трактате 1539 года « О соборах и Церкви» он перечисляет семь знаков, по которым можно признать Церковь или, как он выражается, "святой христианский народ": Слово Божье, Таинства крещения и алтаря (с причащением под обоими видами и не в виде жертвы мессы), служение ключей (исповедь), общее поклонение, включая молитву Господню, Апостольский Символ веры и Десять заповедей и, наконец, несение креста (страдания). Чрезвычайно важен, однако, первый признак Церкви: обладание Словом Божьим в большей или меньшей степени чистоты. Здесь, добавляет Лютер, «мы говорим о внешнем слове, проповедуемом устно... Всякий раз, когда вы слышите или видите это слово, которое проповедуют, в которое верят, которое исповедуют и по которому живут, несомненно, это истинная Ecclesia Sancta Catholica, христианский святой народ" (LW 41, 148). Хотя Лютер иногда добавляет такие признаки истинной церкви, как уважение к властям, целомудрие и любовь к своим врагам (LW 41,196), именно Евангелие доминирует в его мышлении на эту тему, имея приоритет даже над таинствами. "Евангелие прежде хлеба и крещения уникальный, самый верный и благородный символ Церкви, потому что только через Евангелие Церковь зачинается, формируется, питается, рождается, наставляется, одевается, украшается, укрепляется, вооружается и сохраняется - короче говоря, вся жизнь и сущность Церкви заключается в слове Божьем » (tota vita et essentia ecclesiae est in verbo Dei: WA, 7, 721). Лютер дает понять, что он не говорит о доктринальной ортодоксальности или провозглашении принципа sola scriptura, но ссылается на «устное Евангелие» (non de evangelio scripto sed vocali loquor).
3. Смешанная природа Церкви
Когда мы рассматриваем Церковь, замечает Лютер, мы не должны искать совершенства. Никто из христиан не безупречен, а человеческие недостатки не умаляют реальное существование Церкви, для которой Слова и таинств достаточно. «Когда вы склонны выносить суждение о церкви, - предупреждает он верующих, - вы не должны иметь в виду церковь, в которой нет вопиющих недостатков и ошибок, но ту, где есть люди, которые любят Слово и исповедуют его. Где вы обнаружите эти признаки, там вы можете быть уверены, что Церковь существует" (LW 13, 90). Церковь чиста, если в ней проповедуется чистое Евангелие, хотя она по-прежнему полна человеческих немощей, как человеческое тело называется здоровым, хотя оно никогда не бывает без всяких примесей "грязи, язв и экскрементов" (LW 6,34).
Это принятие смешанной природы церкви определяет оценку Лютером нереформированной Римской церкви. Он охотно признает, что протестантские церкви получили христианское наследие из этого источника: Писание, крещение, таинство алтаря, ключи, служение и катехизис (включая Молитву Господню, Декалог и Символ веры: LW, 40, 231). Неоспорим тот факт, что церковь Рима обладает этими средствами благодати, как и то, что она все их портит. Это проблема для Лютера и всех основных реформаторов, и их оценка Римской церкви остается неоднозначной. Лютер колеблется, усваивать ли название церкви папистам: "Мы готовы признать, что они в христианской церкви, но они не есть настоящие ее члены. Конечно, у них есть кафедра, крещение, служение, причастие, и они в церкви, но они не являются подлинными членами » (LW, 23, 286). Это исключительно объективные средства благодати, сохраняющие некое подобие церкви среди папистов: «Папа является христианской церковью настолько, насколько он придерживается крещения, Евангелия и Священного Писания" (LW 23, 417). В итоге на помощь Лютеру приходит его яркое воображение. Развращенные паписты в церкви - это то же самое, что мышиный помет в амбаре или плевелы среди зерна, которые наполняют хранилище. Лютер развивает аналогию Павла, где церковь - это тело со здоровыми членами и болезнями. Тело может обладать прекрасными, здоровыми и полезными членами, которые человек может использовать для своих различных нужд, но то же самое тело может также содержать пот, выделение из глаз, слизь, струпья, абсцессы и другие загрязнения. «Грязь все еще часть тела, - заключает он, - хотя и воняет » (LW, 23, 286).
Реформа экклезиологии, от Лютера до Хукера, была очень напряженной. Лютер показывает это на примере галатов, которые приняли "иное евангелие", и все же Павел считал их церковью. И Лютер, и Хукер восприняли это как указание на то, что Риму нельзя совсем отказывать в имени церкви. В своем главном (1535) комментарии к Галатам Лютер пишет: «Сегодня мы до сих пор называем Римскую церковь святой, хотя она подорвана и ее служители нечестивы... Хотя город Рим хуже Содома и Гоморры, тем не менее в нем остаются крещение, таинства и церковь". Лютер излагает принцип, что является общим для священства: "Никто не может позволить себе взять на себя согласие всех". "Хотя все имеют одинаковую власть, - пишет он в "Вавилонском пленении", - никто не использует эту силу кроме как с согласия сообщества или по требованию начальника. То, что является общим достоянием, никто не вправе присвоить, если он не призван" (LW 36,16). В обращении к христианскому дворянству он пишет: И хотя все мы в равной степени священники, никто не должен ловчить и выдвигаться по своей воле без нашего согласия и избрания, то есть делать то, на что мы все имеем равные права. Ведь то, что принадлежит общине, никто не может, помимо воли и разрешения общины, присвоить себе" (LW 44,299).
Отсюда следует, что для Лютера рукоположение дарует не священство, а полномочия осуществлять служение от имени всего тела. Это просто церковная церемония (Ritus Ecclesiasticus), которая подтверждает призвание и избрание служителя. Очевидно, это не неизгладимая печать; публичное служение является лишь функцией, на которую назначается конкретный человек в данный момент. Он может оставить свой пост или быть лишен его и снова стать мирянином. "Если случилось так, что человек, избранный на такую должность, был извержен по недоверию, то он не более чем то, чем был раньше. Поэтому священник в христианском мире - это только служитель. Пока он занимает должность, он имеет старшинство; если он извержен, он такой же горожанин или крестьянин, как и любой другой" (LW 44,129). "Прежде всего, все в Церкви должно быть благопристойно и чинно, как предписывает апостол Павел, и если бы любой мог встать и проповедовать, все были бы как бабы на базаре" (LW 40,34, WA 10,397). Та же забота о благопристойности и чинности определяет взгляд Лютера на роль женщины в церкви. Естественно, женщины равноправны в царственном священстве, которое Христос передает Своему народу. Обычная практика, когда крестят акушерки - доказательство этого: «Когда женщины крестят, они выполняют законное дело священства, и это дело не частное, а часть публичного служения Церкви" (LW 40,23). Это значит, что таинство крещения является полностью действенным средством благодати, в котором «грех забран, вечная смерть отменена, князь мира сего изгнан, дарованы небеса и Божие величие изливается на нас" (LW 40, 25). Когда Лютер дает женщинам власть крестить, он признает, что это несет с собой все остальные священнические функции, так как таинство крещения включает служение слова и, по мнению Лютера, является высшей из всех священнических функций. Тем не менее, Лютер считает, что женщины не могут быть призваны к служению. Он предлагает богословский принцип: "Божья творческая цель - поддержать нас. Женская природа лучше приспособлена к домашним, чем к общественным делам. Женщины не предназначены Богом для правления в государстве или Церкви, где требуется величайшая сила характера и мудрость », но для заботы о доме, потому что чем дольше они размышляют о важных и трудных вопросах, тем больше они все усложняют и мешают делу" (LW 6,60).
Мы видим, что чем дальше говорит Лютер, тем более из его слов ясно, что его взгляд на Божий замысел в отношении женщин - во многом от социальных условий его времени. На самом деле Лютер не скрывал своих социальных соображений, и это было сочтено уместным. Поскольку проповедь является общественным делом, из нее исключаются женщины, молодежь и другие лица, не способные занимать публичные должности, поскольку у них нет квалификации (WA 10,171; 50,633). Логика учения Лютера о всеобщем священстве в том виде, в каком она вытекает из реальности оправдания, в которой не может быть никаких различий между людьми, такова, что вопрос о рукоположении женщин должен быть решен чисто с точки зрения социальной целесообразности. У женщин не было знаний во времена Лютера и Павла, но не сейчас. Если мы позволим учению Лютера о всеобщем священстве определять ответы на сегодняшние вопросы о служении, наши ответы по этому вопросу, скорее всего, будут отличаться от его подхода. (РЦР не признает женского священства. - Пер.).
Послание Лютера о Церкви стремится достичь понимания ее природы и миссии. Прежде всего оно требует держаться христологического центра Церкви, и тогда второстепенные вопросы просто отпадут. Церковь и ее служения существуют не для себя, а ради Евангелия. Как говорит Карл Барт - и только богослов ХХ века мог использовать этот образ, церковь - это просто кратер, образованный взрывом Евангелия. Я более подробно раскрываю тему этой статьи вместе со смежными вопросами в своей книге "Церковь в богословии реформаторов" (L.,1982).
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn