Итак, проследим за процессом „посадки“ человека в тюрьму от момента ареста и обвинения до вынесения обвинительного приговора.
На начальном этапе, как уже отмечалось, роль средств массовой информации чрезвычайно велика. Поскольку полиция и прокуратура знают, что независимо от того, есть у них доказательства или нет, суд всё равно состоится (в связи с сексуальными преступлениями, как уже говорилось, в Австралии, - в Новом Южном Уэльсе, - для обвинения достаточно иметь рапорт „потерпевшего“), они задолго и исподволь начинают психологически готовить потенциальное жюри, создавая „образ виновного“.
B моём случае, все ведущие газеты и каналы ТВ сообщили мою фамилию, показали моё фото, видео нашего дома, нашей машины, института, где я работал. „Органы“ организовали „утечку“омерзительных деталей обвинений. В центральных газетах появилось несколько достаточно больших статей с указанием количества „жертв“, их возраста. Множество непроверенных, недоказанных, но компрометирующих меня фактов, были помещены в интернете.
Таким образом, к моменту судебного процесса, те члены жюри, кто хотел удовлетворить своё любопытство в отношении моего дела, без труда могли это осуществить на основе материалов масс-медиа. Направленность статей и репортажей газет, радио и ТВ в Новом Южном Уэльсе носила и носит исключительно истерический характер. В них нет абсолютно никакой объективности либо связи с презумпцией невиновности. Человека, обвинённого, изначально уничтожают. С удовольствием и пристрастием. В результате, задолго до суда людей увольняют с работы, спортсменам не разрешают продолжать выступления, несмотря на то, что ещё никто не доказал виновность этих граждан.
Администрация института, где я работал, „держалась“ полгода. Мои боссы и сами не верили в обвинения, и опирались на колоссальную поддержку моих многочисленных учеников, их родителей, коллег. Но в конце концов, когда давление началось со стороны правительства (на правительство мог „надавить“ только некто, пользующийся реальным влиянием!), меня заставили...уйти в отпуск. Я оставил институт, но продолжал учить всех моих студентов у нас дома.
B ситуации со средствами массовой информации меня поразил тот факт, что никто из них не проявлял внимание ко мне, когда я представлял эту страну в Японии, Корее, США, Европе на конкурсах, конференциях, в документальнах фильмах и ТВ программах, создавая за рубежом образ никому не известной фортепианно-пелагогической школы Австралии. Никто из австралийских журналистов никогда не спрашивал, как мне удалось подготовить студентов, получивших призы в Европе, Японии и США на самых престижных международных конкурсах, что собой представляет моя методика (первая и последняя позитивная статья обо мне появилась в Сидней Морнинг Хэралд за 1 месяц до моего ареста!) (см. прил. №12). Масс-медиа по-
настоящему заинтересовались мною только , когда появилась реальная возможность меня уничтожить. И, надо сказать, они в этом преуспели.
„Пристанище моё единственное“
1
Пристанище моё единственное,
Преставился бы уже:
Безумна толпа воинственная,
Охоча до неглиже.
2
Пьянит её запах постельного
Нестиранного белья.
Особо смакует – нательное
Газетная нечисть-тля.
4
Гордятся народовластием
Дерьмовые демократы,
Нанюхавшиеся всласть, и тем
И счастливы, и богаты.
6
Ату их – за это, ату их – за то,
Мы знаем, как жизнь обустроить.
К собачьим чертям тех, историю кто
Советует лучше усвоить.
8
„Забота“ о детях, калеках,семье,
О школе, о старых, несчастных.
Но только печётесь вы все о - себе,
О власти желании страстном.
10
Не знать бы вас во веки-веков
И в жизни – не видеть, не слышать.
Да, жаль, не разрушить гражданских оков,
И тех, кто оковы те „пишет“.
3
Ни дня без дерьма не дышится,
Прекрасна дерьма стихия
Для тех, кто гордится-пыжится
Дерьмовою терапией.
5
Позируют томно у камеры,
Играя в „счастливого парня“,
А сердце – безжалостно-каменно;
Любого отправят на псарню.
7
Мы – сами история, сами – закон
Напишем, дополним, изменим.
А вы – голосуйте...во сне,Этот сон
для вас обеспечить не лень нам.
9
Забыли о заповедях Христа,
Добром не кичиться явно,
И все, как один, кто у власти встал,
Поёте себе „Осанну!“
11
Поэтому свой выбираю путь, -
Затворнический, таинственный.
Благословенной тюрьмою будь,
Пристанище моё единственное.
Факт, что полиция и прокуратура не может обойтись без внимания прессы, на примере моего дела доказывает обстоятельство отмены судебного приказа, запрещающего печатать любые материалы дела, в период между 1-м (с Л.О.), 2-м (с А.Е.) и 3-м (с А.Г. и Е.У.) судебными процессамв и.
Замечу, что моё дело было разделено на несколько трайлов (судов). Сделано это было, на первый взгляд , с целью обеспечить справедливость суда. Ведь если несколько жюри рассматривают дела, связанные с каждым отдельным „потерпевшим“, не зная остальных, они как бы должны быть более объективны в вынесении приговора , т.к. на них не „давит“ количество обвинителей. Когда принималось решение по разделению, я, по своей наивности, так и думал. Однако, в реальности всё обернулось прямо противоложным образом.
Статьи, появившиеся до 1-го процесса, как я уже сказал, были помещены в интернете. А судья Лэйтэм ненавязчиво сообщила жюри, что какое-то время назад в
прессе были материалы, касательно дела, и она предупреждает о недопустимости интереса к этим материалам, включая их электронную версию (интернет!). Можно предположить реакцию членов жюри, с их естесственным человеческим любопытством относительно „запретного плода“! С трудом верится, что судья Лэйтэм не догадывалась о возможности такой реакции!
За три месяца до начала 2-го трайла, крупнейшая газета „Сидней Морнинг Хэральд“ возбудила иск об отмене приказа на не публикацию материалов моего дела (в зале суда в это время „случайно“ присутствовали представители прокуратуры, готовившие 2-й и 3-й процессы!) и выиграла этот иск. На следующий день в газете появилась большая статья о 1-м (с Л.О.) трайле, которую тут же разместили в интернете.
Когда перед началом 2-го и 3-го судебных процессов адвокат защиты обратился
судье с просьбой не начинать заседания до тех пор, пока он не войдёт с ходатайством в Верховный Суд штата об изъятии всех статей из интернета, судья Хок ему в этом отказала, мотивируя своё решение тем, что статей, видите ли , не так много (как будто в количестве суть!).
Таким образом, разделение дела на несколька трайлов играло на руку не защите, а обвинению, потому что цена такого разделения (ведь разделения, по сути, не было, т.к. жюри через интернет всё равно могли ознакомиться со всеми деталями обвинений и узнать обо всех „потерпевших») была очень высокой: защита не могла представлять мой „характер“, то есть всё то позитивное, - достижения, награды, международный статус, отзывы и свидетельства сотен людей и т.д., - что было моей самой сильной „картой“(если бы представила, прокурор позвала бы в суд остальных „потерпевших“ давать показания о домогательствах). В результате, жюри, фактически, не имело понятия o том, кого они судят. Перед ними был обычный учитель фортепиано, который с 12-летнего возраста растлевал своих учеников. Для Австралии – вполне ординарный образ.
„Жюри присяжных“
Двенадцать, случайно забредших
чужую судьбу по повестке,
работы в охотку ушедших На лобном работать на месте.
серьёзность намерений верят Посланцы кофеен и пабов, Размера не ведая, мерят
Рубаху на вырост – и рады.
Уверены в миссии высшей.
Возложенной обществом равных,
Где „выше“ считается лишним,
Пороком средь страшных самых.
Нет бремени мук на лицах,
Сомнений, терзаний, неверий.
Как дети былых инквизиций,
Творят они суд за дверью.
Глаза их не видят предательств,
Сердца – закрыты для сути.
Не требуют доказательств
„Крикетно-рэгбийные судьи“.
Как страшно, когда в „законе“
Закон беспредельно-фальшивый,
кривом зазеркалье словно, Где все отражения – лживы.
__________________________________________