В нашей Психологической Службе посменно мы дежурим на «Телефоне Доверия». Работёнка та ещё: то позвонит плачущий ребёнок, наказанный и запертый в шкафу, то разведённая, отчаявшаяся женщина, обиженная на всех, то мужчина, похоронивший мать, – в общем, счастливые люди не звонят. И так каждую смену. Бывают совсем тяжёлые звонки, с крыши высотки, перед последним шагом или из онкологического отделения. В такие дни мы стараемся чаще переключаться и проводим тренинги разгрузки для самих себя между консультациями. Потому что чужая боль заразна и расстраивает капитально. Но на меня такие клиенты пока не попадали. По началу, как я только стала отвечать на звонки, (а трубку положить можно лишь после позвонившего, по правилам), - несла домой весь негатив. Думала о судьбах людей, переживала за тех, кому больно, обижалась на кричащих и оскорбляющих меня. Наконец-то поняла, что это лично ко мне не относится. И сейчас сочувствия не утратила, но с опытом пришло понимание, что мы делаем то, что в наших силах и звонящим часто становится легче только от того, что с ними вообще кто-то разговаривает. Я перестала расстраиваться после звонков, на всех сердца не хватит, зато во время звонков стараюсь исправно выполнять свои обязанности.
Последние полгода мы с Верой Александровной поочерёдно общаемся с одной девочкой-подростком, то её зовут Алина, то Кристина, иногда она не говорит своё имя. Но звонит почти каждый день. Подростки – не подарок итак, а если это «нелюбимая дочь, некрасивая и толстая», как она рассказывает, то вдвойне страшно. По голосу, как бы она его не меняла, (ведь, наверное, понимает, что часто трубку берут одни и те же специалисты), – ясно, что у неё ещё и дефект речи имеется.
Мы с Верой Александровной придумали ей прозвище – Воображаемая, потому что первые два месяца она нас пичкала историями о воображаемом друге, который её бросил, и о том, как бы она хотела стать балериной, ещё пела нам и играла на гитаре довольно фальшиво, зачитывала свои школьные сочинения, в общем, занимала линию усердно с 14 до 17 часов раза 3-4 в неделю. Иногда бывали и совсем вечерние звонки. Мы решили, что это для неё скорее хобби, потому что тогда ещё не знали, что весна принесёт нам новое шокирующее известие от Воображаемой.
Утром в понедельник раздался звонок. Хотя обычно по утрам не звонят, ведь даже у несчастных людей по утрам бывают дела. А самое опасное время суток – вечер с 18 до 20 часов. В эти часы острее всего чувствуется одиночество.
–Телефон доверия, здравствуйте! – сказала я как обычно, приветствуя первого позвонившего.
– Здравствуйте. Это Полина. Я хочу умереть. Как мне лучше это сделать? Повеситься или вскрыть вены? – с надрывом в голосе и нетерпением произнесла она.
– Полина, что случилось? Почему ты не хочешь жить? Расскажи мне? – сказала я с любопытством, закатывая глаза и давая понять всем нашим, что это – она.
– Я не хочу жить, потому что мне надоело стараться. Я встаю утром, иду в школу, после школы в музыкалку, (ненавижу учительницу по сольфеджио), потом к репетитору по английскому, иногда в бассейн на физкультуру, потом домой, где мне приходится готовить ужин для мамы и прибираться, потому что мама приходит с работы и на меня орёт, что я ничего не делаю.
– А почему твоя мама считает, что ты ничего не делаешь?
– Потому что ей не нравится, как я мою посуду, складываю тарелки и вешаю полотенце, ей ничего не нравится, она заставляет меня всё переделывать. Я не могу всё делать так, как она хочет. Ещё от меня пахнет потом, мама заставляет мыться каждый день и мыть после себя душевую кабинку, поливать цветы в моей комнате, а они мне вообще не нравятся.
– Полина, расскажи, что ты любишь больше всего на свете? Ты завтракала? – придумала я вопрос, отвлекающий от темы смерти.
– Я не хочу. И вообще никогда больше есть не буду, по крайней мере дома, чтобы посуду не трогать. А то мама будет орать, и обзывать меня уродливой дурой.
– А у тебя есть своя чашка и тарелка? – почему-то поинтересовалась я.
– Нет. У нас все чашки и тарелки из набора, они одинаковые.
– А у тебя есть карманные деньги? Мама тебе выдаёт?
– Да. Даёт на столовую.
– Купи себе чашку и тарелку и пользуйся ими. – Внезапно придумала я. – Кушать надо. Что ты больше всего любишь? Конфеты или пирожные?
– Не говорите со мной, как с ребёнком. Я вам звоню, чтобы узнать, как мне себя убить. Я всё решила. Я сегодня не пошла в школу. – Сказала она вполне спокойным голосом.
– Если Вы мне не скажете, то я узнаю в интернете, а Вас потом накажут, за то, что не спасли меня. Вы обязаны со мной разговаривать. – Ехидно заключила она.
– Хорошо, Полина, я тебе расскажу, всё, что знаю об этом. – Стараясь не выдать голосом своего раздражения, ответила я. А мысленно я ей кричала: «да сдохни, тварь, никому плохо не будет, достала уже! И права твоя мамаша, что орёт на тебя!».
– Полина, позволь мне посмотреть в справочнике, на это уйдёт несколько минут. А ты, пока расскажи, кого ты ненавидишь? – Собравшись с мыслями сказала я.
– Я ненавижу маму! Ну я люблю её, конечно, но больше ненавижу. Она красивая, умная, у неё два высших образования, работает менеджером сети магазинов, у неё хорошая фигура, одевается стильно. А я корова, толстая, у меня прыщи, и ещё я похожа на папу. А мама папу выгнала, когда я была маленькой и ненавидит его. У неё дядя Слава есть, он к нам приходит по выходным, когда я у бабушки.
– Полина, это твоё имя? Скажи честно! – вырвалось у меня.
– Какая Вам разница? Вы нашли способы самоубийства? – закричала она.
– Да. Вот есть почти безболезненный способ, но тут нужна ванна.
– Ванна? А у нас нет ванны. У нас душевая кабинка. – Сказала она задумавшись.
– Да, жалко, для этого способа нужна ванна, без неё не обойтись. – Сказала я с наигранным сожалением.
– Ну почему я такая невезучая? – Нервно хохотнула она.
И мы обе засмеялись. Потом разговаривали ещё полчаса о том, как она ненавидит школу и учителей, о маме и дяде Славе, который собирается к ним переехать, о сольфеджио и прочем, как вдруг она сказала, что проголодалась и перезвонит. Я ответила ей одобрительно, но предупредила, что в службе будет отключение электричества, а телефон работает от сети, поэтому попросила перезвонить завтра. Она согласилась. Я повесила трубку с облегчением, потому что, если она проголодалась и может перезвонить завтра, значит, кризис миновал.
Электричество у нас не отключали, я ей солгала. На следующий день она так и не позвонила. А через неделю Вера Александровна сказала мне, что Кристина бросила музыкалку и записалась на курсы фотографии.