7

Виктор Макаров 3
Судебный процесс с А. Е.

Судебный процесс с А. Е.

   В свидетельствах А.Е. было несколько краеугольных моментов, явившихся впоследствии причиной приговора.

  1. А.Е. сообщил суду, что подвергался сексуальным домoгательствам с 12 лет, еще будучи на Украине (эта информация, „естественно“, не проверялась и была воспринята на веру), однако это, как он утверждал, никогда не влияло на его профессиональную карьеру (в течение 14 лет обучения у меня!), не отражалось на качестве концертных выступлений, т.к. он с легкостью забывал о домогательствах под воздействием моих профессиональных требований. После того, как защита пригласила несколько профессиональных музыкантов с международным концертным опытом, показавшим, что стресс не может не влиять на концентрацию исполнителя, - особенно, в юном возрасте, - а выигрывать международные конкурсы с ущербной концентрацией, попросту, невозможно (А. Е. – лауреат I-х и II-х премий международных конкурсов), жюри обратилось к судье с просьбой предложить прокурору пригласить экспертов с альтернативной точкой зрения. В ответ судья заявила, что область концертного исполнительства в состоянии стресса, и, в частности, под гнетом сексуальных домогательств, не может быть проэкзаменована, а эксперты, приглашенные защитой, таковыми не являются. В результате, утверждение А.Е. было принято на веру. Ни судью, ни прокурора, несмотря на требование защиты и рекомендацию Верховного Суда Австралии (если суть рассматриваемой в суде проблемы выходит за рамки опыта жюри, должен быть приглашен профессиональный эксперт) мнение профессиналов не интересовало.

   Какого же было мое изумление, когда через 6 месяцев после окончания процесса 13.04.06 А.Е. (совместно с А.Г. и Е.У.!) с целью получения дополнительной финансовой компенсации (ранее он как „жертва“ получил 45 тысяч австралийских долларов), подал иск в Верховный Суд Нового Южного Уэльса, в котором подробнейшим образом указал все психологические травмы, якобы полученные им в результате сексуальных домoгательств. Центральной травмой была: невозможность осуществления полноценной профессиональной карьеры, вызванная депрессией, трудностью концентрироваться, общаться с людьми, проявляющаяся в чувствах беспомощности, безнадежности, раздражительности, болезненности, необходимости психиатрического лечения.
   
   В стэйтменте не было сказано ни слова о профессиональных достижениях А.E.
до нашей эмиграции в Австралию, после эмиграции и в настоящее время. Этот стэйтмент, как и совершенно противоположные показания шестимесячной давности, был сделан под присягой. А.Е. не просто врал. Он врал вероломно, рассчитывая на полную безнаказанность. Как еще можно назвать ложь человека, постоянно выступающего в лучших австралийских залах, с лучшими оркестрами и дирижерами, имеющего блестящие рецензии ведущих австралийских газет, человека, чьи выступления неоднократно транслировались АВС, кто окончил Австралийский институт музыки и аспирантуру Сиднейской консерватории, и кто последние восемь лет ведет преподовательскую работу? (Кроме того, А.Е. вполне благополучен в личной жизни). (см. прил. №4)
   А.Е. также утаил, что учился у меня с 7 лет до 21 года, а в его интервью психиатру (Верховный Суд Нового Южного Уэльса потребовал заключение психиатра, на основе которого был сделан вышеупомянутый стэйтмент А.Е., но т.к. такового, естественно, не оказалось, - все „травмы“ в стэйтменте были обозначены совершенно произвольно, - А. Е., полутора годами позже, 05.11.07, все же встретился с врачом) заявил, что я никогда не был ни хорошим пианистом, ни педагогом. Он дал психиатру такое количество ложной информации, что читать его интервью без содрогания невозможно. К примеру, по словам А.Е., в 1997 году я привез в Австралию 5 студентов, жил с ними в гостинице и занимался сексом (в 1997 г. я был в Австралии только с А.Е., участвуя в педагогической конференции!). А в 1998 году, после нашего с семьей и студентами прибытия в Сидней, мы „оказывается“ 18 месяцев жили в доме нашего „патрона“ (???) У. Томсона (А. Е. скрыл, что только он полтора года жил у Томсона, а затем, фактически, сбежал к нам: ему пришлось бы объяснять, почему он переехал к человеку „сексуально преследовавшого“ его с 12 лет!).

2. А. Е. показал, что в октябре 1999 года, после полутора лет жизни в доме У. Томсона (имея полное бесплатное обеспечение и идеальные условия для жизни и учебы, включая рояль фирмы Стейнвей, компьютер, библиотеку и бассейн), переехал в наш дом, потому что это был якобы мой приказ, причиной которого стал конфликт между мной и У.Томсоном. А.Е. утверждал, что я имел невероятную власть над ним, не позволяющую ему не подчиниться.

   У меня не было конфликта с мистером Томсоном. И тот это подтвердил. Конфликт был у А.Е. Причем, долгий, я бы сказал, изнуряющий. А.Е. встречался c девушкой, - студенткой-скрипачкой. У.Томсон не мог это переносить и постоянно препятствовал встречам, ограничивая А.Е. во времени. Он даже завел специальную регистрационную книгу, куда А.Е. должен был записывать время ухода и прихода. Кроме того, - А.Е. информировал меня об этом незадолго до своего переезда к нам, - мистер Томсон по вечерам позволял себе неприемлемое поведение в отношении А.Е. в своей спальне. С начала 1999 года А.Е. постоянно писал родителям о нескладывающихся отношениях с У.Томсоном, не углубляясь при этом в детали. Его мать, в свою очередь, встревоженная eго письмaми, сообщила мне о сложившейся ситуации (письмо, к счастью, сохранилось!) (см. прил. №5) .

   20 октября, в первой половине дня, А.Е. позвонил нам и попросил о переезде: он не мог более находиться в доме У.Томсона. Я был не против, но рекомендовал ему нанести визит директору института и сообщить тому обо всем. А.Е. так и сделал. Однако, У.Томсон сопровождал его и присутствовал при разговоре с Дoктором Калво. Директор предложил А.Е. не спешить с переездом, подождать две недели, но тот был непреклонен. „Я долго размышлял об этом и твердо решил переехать сегодня“, - сказал А.Е. (Доктор Калво изложил содержание этого визита в стэйтменте) (см. прил. №6). В тот же день А.Е. переехал к нам.

   В суде, с целью скомпрометировать меня, А.Е. полностью извратил факт переезда. Оба, А.Е. и У.Томсон, не сказали ни полиции, ни прокуратуре, ни, естественно, жюри о долговременном конфликте между ними и визите к директору института. Таким образом, жюри было уверено, что причиной перезда были мой авторитарный характер и полная власть над А.Е. Оба эти фактора соотносились с обвинениями.

  3. Важная информация, которую А.Е. утаил от следствия, была связана с двумя декларациями о попечительстве. А в отношении факта о том, когда и каким образом было принято решение о проживании А.Е. в доме мистера У.Томсона, оба они сознательно солгали в полиции и суде.

  Решение о проживании в доме У.Томсона было принято родителями А.Е. в декабре 1997 года, в ответ на соответствующее предложение У.Томсона, сделанное им через меня в 1997 г. во время Австралийской Национальной фортепианной педагогической конференции, на которую мы с А.Е. были приглашены еще в 1995 году. (Впервые предложение жить и работать в Австралии было передано мне через У.Томсона Австралийским институтом музыки в апреле 1997 г. В июле того же года, в Сиднее, во время конференции, были оговорены все детали нашей эмиграции, включая возможность бесплатного обучения в институте пяти моих студентов из Украины и дочери). Они оформили декларацию о попечительстве (см. прил. №7). Я передал ее мистеру У.Томсону в январе 1998 года, во время моего с женой визита в Сидней. Однако, по возвращении в Украину, я был информирован известным музыкантом, проживающим в Лондоне, о сексуальных наклоннoстях У.Томсона и его фаворитизме по отношению к мальчикам. Я немедленно рассказал об этом родителям А.Е. и 03.02.98 г. они сделали 2-ю декларацию – на мое имя, на случай, если А.Е. будет чувствовать себя в доме У.Томсона дискомфортно (см. прил. №8). А.Е., естесственно, был в курсе всех событий, и когда в октябре 1999 переезжал к нам, знал, что делает это на законном основании.

   В полиции и суде А.Е. настаивал на том, что решение о его проживании у мистера Томсона было принято спонтанно, после нашего прибытия в Сидней в июлe 1998 г. (см. прил. №9). У.Томсон заявил в полиции, что предложил А.Е. по приезде жить у него, т.к. дом, который мы рентовали, был слишком мал для 8-х человек (по иронии судьбы, этот дом нашел сам Томсон; он же оформил рент!) (см. прил. №10). Для чего они лжесвидетельствовали?

   Если бы А.Е. открыл факт существования 2-х деклараций о попечительстве, заявленных родителями с разрывом в один месяц, возникли бы неизбежные вопросы. Для чего это было сделано? Почему они обеспечили законный переезд сына в наш дом за 20 месяцев до того, как это произошло? Почему ни родители, ни А.Е. не информировали У.Томсона о 2-й (на мое имя) декларации? Ответь А.Е. на эти вопросы, его показания относительно моего приказа переехать и моего авторитарного характера моментально провалились бы! Жюри стало бы ясно, что А.Е. заранее был инструктирован родителями, в каком случае он должен покинуть дом Томсона. Им также было бы очевидно, почему, именно, родители не доверяли мистеру Томсону. А.Е. и У.Т. не могли этого допустить! Им нельзя было скомпрометировать У.Томсона, показав его личный интерес к А.Е. и мальчикам, т.к. мистер Томсон был единственным свидетелем обвинения и подтверждал несколько ключевых „свидетельств“ А.Е.

   B декларациях и реальных обстоятельствах решения о проживании в доме Томсона ни прокурор, ни судья понятия не имели. Однако, когда я попытался обо всем этом рассказать, они меня остановили, не дав говорить.

   4. Еще одно лжесвидетельство А.Е. и У.Томсона связано с датой последнего выступления А.Е. в Сиднее в июле 1997 года. Оба они обозначили дату – 13 июля. А вечером этого дня, по возвращении в отель, по словам А.Е., он подвергся содоми. Причем, как он сказал, это не случалось ни до, ни после. И прокурор, и судья фокусировали внимание жюри на том факте, что произшедшее не могло повлиять на последующие выступления А.Е. в Сиднее, т.к. их, попросту, не было, и никто не мог видеть результаты негативного воздействия сексуального насилия.

   На самом деле, последним выступлением А.Е. был его концерт-встреча 16 июля 1997 г. в Украинском Доме Сиднейского района Лидкомб. Представители Украинской диаспоры общались с А.Е., слушали его игру. Украинский еженедельник „Вiльна думка („Свободная мысль“) опубликовал 3-страничный восторженный отчёт об этом событии со многочисленными фотографиями (см. прил. №11). Одна из них, - А.Е. и меня, сделанная в номере гостиницы, где два дня назад, по словам А.Е. он подвергся сексуальному насилию, и на которой я сижу, а А.Е. стоит за моей спиной, положив руки на мои плечи, и излучая уважение и ученически-подростковые преданность и привязанность, – свидетельствует об абсолютно адекватном психологическом состоянии А.Е. Фото с многочисленными гостями Украинского дома доказывают, что А.Е. не испытывал никаких трудностей в общении с публикой (что совершенно не характерно для поведения подростка, накануне подвергшегося сексуальным домогательствам и содоми).
   А.Е. и У.Томсон, безусловно, знали и помнили о концерте 16 июля. У них также была газета с отчётом. Однако, они не хотели, чтобы полиция, прокуратура, судья, и, конечно, жюри видели реальные документальные свидетельства, - не фальшивые, словесно сфабрикованные А.Е.,- а объективно запечатлённые австралийскими корреспондентами.

   Таким образом, все даты, приведённые выше, - документов и событий, - несомненно доказывают лживость показаний, данных А.Е. и У.Томсоном под присягой. Тем не менее, улики, собранные мною, были отвергнуты не только в 2005 году городским судом, но и в 2008 году – Верховным аппеляционным судом Нового Южного Уэльса, несмотря на то, что дача ложных показаний под присягой – серьёзное уголовное преступление. Между тем, решение жюри в 2005 году, оправдавшегo меня в связи с обвинением №9, - попытка орального секса, описывая которую, А.Е. в одном случае сказал: „опустил шорты“, а в другом: „расстегнул змейку“,-недвусмысленно показывает, что знай жюри о заведомой лжи А.Е. и У.Томсона относительно целого ряда фактов, они были бы не в состоянии установить стандарт доказанности моей вины в отношении обвинений №№1-8. Следует также добавить, что обвинение №9 было единственным „событием“, которое А.Е. смог „вспомнить“ за период с июля 1998 г. (время нашего прибытия в Австралию) по февраль 2004 г. (время предъявления обвинений), что выглядит, - если я действительно имел тенденцию, в которой был обвинён, - абсолютно нереалистично.

__________________________________________
Судебный процесс с А.Г. и Е.У.

   2008 г. Апелляционный суд Нового Южного Уэльса удовлетворил мою апелляцию относительно процесса с А.Г. и Е.У.: снял судимости и назначил новые, теперь уже раздельные суды. Но даже, признав нарушения процессуальных норм закона (изначально судья не должна была разрешать совместный , -с А.Г. и Е.У., - процесс), судьи (их было 3) не оправдали меня, несмотря на множество фактов (связанных с фактором времени), доказывающих фабрикацию обвинений. Как и в случае с Л.О. и А.Е., австралийские юристы не хотели ни видеть, ни признавать очевидные и достаточно простые вещи, связанные с элементарной логикой и тысячилетней культурой человечества.

   Одним из наиболее серьёзных доказательств фабрикации обвинений был факт неудачной и крайне слабой попытки А.Г. и Е.У. поддерживать показания друг друга. В итоге, несмотря на то, что полиция дала им для подготовки стэйтментов полтора месяца (случай, неслыханный в юриспруденции!), каждый раз, когда они рассказывали об одних и тех же событиях (то есть происходящих в одно и то же время), у них не сходились концы с концами.

   А.Г. и Е.У. пытались дать идентичные показания в 2-х сферах: так называемых „родственных“ свидетельствах (непредъявленные обвинения в нерасследованных сексуальных домогательствах, якобы имевших место на Украине, и привнесённых вербально в Австралийский суд) и обвинениях №№ 2, 3 и 5 (все остальные обвинения, - всего – 10, - оригинальностью не отличались: мастурбация, оральный секс, - и не имели вообще никаких доказательств). Отвечая на одни и те же вопросы адвоката защиты, оба „потерпевших“ допустили бессчётное количество несоответствий по сравнению с их ответами в полиции или прокуратуре, что, как известно, является наиболее распространённым симптомом лжи, а также, противоречили друг другу.

„Родственные“ свидетельства.

„Эпизод в общежитии Киевского музыкального училища, якобы имевший место в 1997 г., во время международного конкурса пианистов памяти В. Горовица“

   1. Оба „потерпевших“ показали, что администраторы конкурса, будучи моими друзьями, предоставили мне комнату с одной кроватью, зная, что я там буду жить с моим студентом и будующем зятем А. Колтаковым (во время суда защита представила документ дирекции училища о том, что у них в общежитии никогда не было комнат с одной кроватью, но судья этот документ отклонила, и жюри с ним не было ознакомлено).

   2. А.Г. и Е.У. показали, что эпизод в общежитии произошёл только 1 раз.

3. Е.У. утверждал, что в комнате присутствовал А.Колтаков.

4. А.Г. утверждал, что Колтакова в комнате не было.

5. Е.У. утверждал, что А.Г. в комнате не было.

6. А.Г. утверждал, что Е.У. в комнате был.

7. Е.У. утверждал, что я пытался подвергнуть его содоми.

8. А.Г. утверждал, что он, Е.У. и я занимались взаимным оральным сексом.

9. А.Колтаков категорически отверг все обвинения.

„Эпизод в купе поезда Киев – Харьков, якобы произошедший в 1998 году“.
1. А.Г. и Е.У. утверждали, что вместе с А.Е. и Е.У. я занимался взаимным оральным сексом.

2. А.Е. ни в полиции, ни во время судебного процесса не подтвердил эти сведения. По неизвестным мне причинам, А.Е. не был допрошен „органами“ в связи с этим эпизодом, и несоответствие показаний А.Е. „свидетельствам“ А.Г. и Е.У.

никогда не было расследовано.

Обвинения №№ 2 и 5.

   1. А.Г. и Е.У. утверждали, что события этих обвинений произошли только один раз.

   2. А.Г. утверждал, что он участвовал в событиях обвинений №2 и №5 , не обозначив при этом дату (только период между 03.07.98 и 31.10.98), но назвав место (наш дом в Эппинге) якобы произошедшего и 3-х очевидцев: Е.У., И.Зозулю и А .Колтакова. А.Г. показал, что я мастурбировал его, занимался с ним оральным сексом, а затем мастурбировал Е.У.

   3. Е.У. заявил, что он участвовал только в событии обвинения №2, которое было обозначено другим периодом времени по сравнению с обозначенным А.Г.:
03.07.98 – 03.01.99, что я мастурбировал его в присутствии И. Зозули и А.Г. (он не помнил присутствия А.Колтакова), но безо всяких сомнений утверждал, что в это время между мной и А.Г. вообще не было сексуальных отношений. Другими словами, Е.У. отрицал свидетельствo А.Г. о том, что он учавствовал в событиях обвинения №5. (Несмотря на это обстоятельство, и прокуратура, и, - позже -, судья объединили эти два обвинения в одно событие).
4. И.Зозуля и А Колтаков категорически отвергли все обвинения.

Выше приведённые факты вызывают много обоснованных вопросов.

   1. Имела ли право прокуратура объединять обвинения №№2 и 5 в одно событие вопреки факту, что сама же прокуратура обозначила разные временные отрезки для каждого из них?

   2. Если А.Г. идентифицировал время совершения предполагаемого преступления (обвинение №5) с присутствием Е.У., И.Зозули и А.Колтакова, а они (3 „очевидца“! ) отрицают своё присутствие (решающими в данном случае являются показания „потерпевшего“ Е.У.), можно ли квалифицировать свидетельства А.Г. как правдивые?

   3. Если 3 свидетеля подтверждают фактическую ложь А.Г. в отношении обвинения №5, можно ли считать его показания в отношении обвинения №2 надёжными, учитывая факт, что события обвинений №2 и№5 произошли только 1 раз?

   Показательно, что жюри, после нескольких дней обсуждения, информировало судью о невозможности принять решение в связи с 8-ю обвинениями из 10 [два обвинения, видимо, не вызвавших сомнения, были №№2 и 5]. Судья была обязана после первого(!!!) сигнала жюри о невозможности принять решение, распустить их и назначить новое судебное слушание, как это делается во всех демократических странах. Она же, напротив, „надавила“на жюри, фактически заставив их продолжать обсуждение до принятия обвинительного приговора.

__________________________________________
Обвинение №3

   1. Е.У. обвинил меня в оральном сексе, в котором якобы участвовали он, я и А.Г. Это произощло, по его словам, только 1 раз!

   2. А.Г. не дал подтверждающих это обвинение свидетельств.

   3. Ни полиция, ни прокуратура не расследовали это серьёзнейшее несоответствие. Они обвинили меня только в той части, которая была связана с Е.У., проигнорировав тот факт, что это обвинение абсолютно не соответствовало целостности его показаний; без свидетельств А.Г. оно не могло быть легитимным.