http://www.proza.ru/2019/06/02/845
И вот, под лёгкое - почти рядом! - журчание женских голосов
спустя шестьдесят с лишним лет снова и не спеша листаю алый фолиант, узнавая почти забытые страницы. Интересно…
Оказалось, помню почти всё – где, что и о чём! Надо будет договориться с Серёжкой, чтобы на время… Увы, это мираж! Чуть услышав, жена, наверняка, затянет волынку про «ты ненормальный со своими дурацкими увлеченями» да про «побереги гдаза» и «кому это интересно», и «ну, сколько можно, лучше пойдём в кино, фильм новый посмотрим американский»…
Вздохнув, снова вернулся к страницам, на которых портреты дореволюционных и раннесоветских «мы» и «соратников» (не «сподвижников»!), скучковавшись в компании (не в команды же!) или порознь иллюстрировали события, случившиеся в течение первых лет после Свершения Главного События.
Портреты - поначалу «самых основных» деятелей - постепенно вытеснялись новыми, видимо, более достойными и уважаемыми: они размывали привычно сложившиеся постепенно менявшиеся компании. Заметил, «соратник» Яков Михайлович (один из тех, кто в пенсне), присутствует, как «в период подготовки», так и «во время» Главного События, тогда как Льва Давыдовича (позже стало известнл, что он, оказывается, Лейба Давидович!) нихт вообще ни до,ни после – о нём было лищь там, где про двадцать седьмой год сбоку глухой сквозь зубы мелькнул текст про высылку – не то в Казахстан, то ли на…
Я улыбнулся портретам и тем и этим. Меньщинство их, решившее снова стать знакомыми и уважаемыми, наряду с «наследниками» по-моложе, бурча и пыаясь отвертеться от нелепой повинности, ежегодно весной и осенью и в любую погоду – поначалу старшеклассники, но до седых волос – носили мы по Литейному и Невскому на демонстрациях… И при этом, временами нетерпеливо… совали их друг дружке, желая, освободившись (да на минутку же!) от этой парусящей тяжести, заскочить в подворотню остановившегося рядом или шагающего мимо дома, чтобы там, во дворе - малом ли, замусоренном или пустом, но - наверняка! – уже… кое-где влажном и свежеароматном, наконец-то, вжикнув молнией или расстегнувшись… совершить этот, скажем… акт, доступный (увы) тлько мужчинам…
И всем не только в Ленинграде, но и по всей стране казалось вполне нормальным дважды в год рано утром являться на свои предприятия и в учрежденпя с тем, чтобы в любую погоду пол-дня бродить стотысячными толпами по улицам городов, таская под порывами ветра и дождя портреты официальных лиц, привычно крича «ур-ря-аа» в ответ на чьё-то хриплое «трудящимся такого-то завода ура» или «борцам за свободу и независимость Буркино-Фасо урра-аа», донесшееся из ближайшего репродуктора… И каждый при этом - помня о правилах гигиены! - мечтал только об одном: об удовлетворении естественных потребностей своего организма, о том, как это облегчило бы ему (тем более, ей) существование в течение ближайшего получаса…
Ах, вы, дворы домов на удице Халтурина и обеих набенрежных Мойки!... Вы принимали нас чаще остальных и прочих! Вы уважали и ценили наше внимание, сохраняя в своих глубинах (не знаю до какого времени, но полагаю, не слишком долго!) «случайно забытые» портреты «членов и кандидатов» - Как правило, портреты одинокие, но случалось, «собиравшиеся в компании» - порой даже с «дубликатами»! Компании, которые мы между собой – задолго до появления известной песни Юза Алешковского! - вполне неуважительно именовали «иконостасами»…
Ну, до чего же молодец Серёжка: раздобыл Книгу! Не иначе, для Ваньки…
И тут из коридора послышался преребивчивый, легко-скребущий по паркету топоток. Пару раз лайкнуло, и востржоенный Йоська ворвался
в гостиную! Бросаясь от одного к другому, он стал докдадывать всем, как славно они погуляли! А вослед ему… торжественно и вногу явились Сергей с Ванькой – в руках внука сияли три великолепнейших тюльпана!... Заметно было, никто из «дам» такого не ожидал: изумление и восторг!... Катюшка зарделась…
Я молча смотрел на них всех, на самых моих дорогих и чувствовал горечь: другое моё крыло, другая ветвь - мой старший сын и его семья – в этот час были не с нами! Неправильно это, не по-Божески… Почти представил, как отринув мелочь недопониманий, все мы вместе сидим за этим столом, на котором рядом с «ещёБабушкиной хрустальной вазой» сияют пять алых тюдьпанов…
Почему пять? – не понял вдруг… и с опозданием дошло: так ещё два были бы – Лены, жены Дмитрия и его дочки Евки, Вусички»… И – нет, не явилось – представилось то многоголосие «воистину воскресе», что могло бы прозвучать дружным эхом ответа на Серёжкино «Христос Воскресе» и ребячий смех…
Нет, они далеко не светлые чувства - досада и горечь - но нам ли с женой пытаться влезать с родительскими недоумениями в души сыновей! Их это жизнь с её завихрениями и недопониманиями…
Лучше попытался бы понять сам, престателый десантник – а не выведывать у какого-нибудь кудесника или любимца богов - «что станется в жизни со мною»?
- С тобою?
- Да! И с моею семьёю...
Осьмидесятипятилетний и – когда-то - выживший в Блокаду (нет, не всю осилил её: мама сумела-таки вытащить в январе сорок второго через Ладогу!)… Ты, прошедший через казахстанскую «Целину» и через всё, что былю «даровано» тебе нашей страной, её планами, работами и «мудрой» партией… ты, не знающий точно (лишь догадывающийся!), где сегодня «стоят «на страже рубежей Родины» кое-какие из «изделий», разработанные тобою лично или вместе с коллегами и, словно забыв, молчащий о них до сих пор… ты, проводивший только взглядом едва начинавщий жить «Буран» в его единственный полёт…
Так, что же станется в жизни с твоею семьёй и чего ты сам ждёшь от жизни?
http://www.proza.ru/2019/06/02/918