http://www.proza.ru/2019/06/02/538
За «тридцатыми» вплотную явились поделенные на далеко не равные части мало связанные «друг с другом, «сороковые». Почти разрубленные, они до сих пор живут во мне каждая часть отдельно, а перед ними…
В самом начале было тревожное любопытство с предчувствием ревности: кто там прячется в животе у мамы - брат, сестрёнка? – и как всё будет на съёмной даче в Старом Петер… Там, ведь, рядом, в Новом Петергофе - фонтаны, а осенью мне, наконец-то надо идти в школу! В первый класс… И вместе с желанием школы некое недоумение: зачем? Я же давно грамотный, с пяти же лет!…
И сразу – Блокада!… (Нет, сюда не надо…)
… а за ней - неразрывно до конца Войны – растущая вокруг, всё углубляющаяся и далеко не сытая жизнь с основным её постулатом «ест тот, кто работает»…
И – независимо от этого! – ежедневное и острое: «что на фронте, как там папа»?!… И – тоже отдельно от всего - прошло больше года, как мы добрались до Касимова, а в газетах ни слова - и даже по радио ни единого звука - о Ленинграде… Есть ли он ещё, нет ли его?... Разбомбили? вымерз?... До нас даже слухи не доходили…
И вдруг...
Небывало-сбывшейся надеждой!... такое долгожданное и неожиданное Девятнадцатое Января Сорок Третьего с его - не во-время, вечером! - первыми тактами «интернационала» и женским (почему женским?) голосом, прорвавшимся через чуть хрипловатое пощёдкивание радио: «Говорит Ленинград! Говорит Ленинград! Слушай нас, родная страна (или Москва?)…» - известием о прорыве Блокады!
Никогда в жизни больше не испытывал такого единения в счастьи и радости с родными... Да нет же: со всем окружающим миром!... Плакали все, и Дедусь - тоже, как и все мы! - громко и вголос… Значитедьно поэже, «только потом» узнал я имя того удивительного голоса: это была Ольга Берггольц…
Нет, не полегчало. Только дни пошли более ровные с ежедневными «от советского информбюро» из чуть примятой чёрной тарелки в простенке между окнами на улицу Илюшкина – «известиями» вечерними и утреннимии! И запомнилось… удивление, когда в начале сорок третьего до меня дошло, что уже несколько дней утром и по вечерам вместо привычного «интернационала» слышу из той же чёрной тарелки «гимн» партии большевиков» (до этого я ни разу не слышал это странно-гнусавое слово «гимн»)… Сразу запомнился припев гимна:
…Славой овеяна, волею спаяна,
крепни и славься во-веки веков,
партия Ленина, партия Сталина,
мудрая партия большевиков…
Удивление бысто улетучилось, но появилось более важное: в Красной армии вместо старых знков различия чолжны были появиться погоны! Это, что же – такие, как были у «белых», так презираемых всеми нами?! В «Правде» были напечатаны рисунки погон, и Дедусь даже сказал, они почти такие, как были царские…
Затем восстановилась прервавшаяся, было, переписка с папой, «с фронтом», и время от времень стали возникать редкие,как далёкие зарницы, но разливавшиеся светом долгоджанного и явденного вновь редкого счастья! Что в этом – в наконец-то! - дошедшем до нас помятом треугрльнике «со штампом цензуры военной» и без марки?… И я понял, что заключено в понятиях святое и святость!...
А гимн тот, конечно же, запомнился сразу. Единственно, тревожил и настораживал третий куплет:
… изменников подлых гнилую породу
ты гордо сметаешь с пути своего:
ты гордость народа, ты мудрость народа,
ты сердце народа, ты совесть его…
Эти настороженность и тревога, живущие во мне – совсем не нарост на памяти, а - временами - почти реально возвращающееся ощущение… Нет, не войны, а начала сорок шестого…
http://www.proza.ru/2019/06/02/564