Перевод c испанского сказки аргентинского писателя Juan Draghi Lucero из сборника "Аргентинская тысяча и одна ночь" (1940)
Перевод c испанского: Анна Балакина, https://www.facebook.com/anna.bal.waldhaus
Был этот паренек самым прилежным учеником школы иезуитов. Умел он складывать и вычитать, делить и умножать: ловок был в счете… С минусом и плюсом, целым и частями управлялся он без усилий, да так точно и ловко решал примеры, что всегда у него то, что начиналось с нуля, побывав и сотнями, и тысячами, снова в ноль и превращалось… От таких упражнений и отощать недолго!
Буквы же, что выводила его умелая рука на белых листах, рождали поток удивительных слов, составлявших прекрасные фразы! Умники паренька и жаловали, и не жаловали, а вот тугодумы так и ели глазами.
Вот что еще: парнишка этот просто изнывал от мук честолюбия.
О, как хотел бы он прославиться и добиться могущества в этой жизни! Но всего и было в его распоряжении, что чудное перо, из-под которого выходили невероятные строки. И держала его в плену беспросветная нищета, которая старательно и яростно подрезала крылья его смелым мечтаниям.
- Батюшка, - говорил он своему старику-отцу, - будь у меня хоть что-то, как многим я бы не стал заниматься!
- Что я могу тебе дать, сын, если у меня самого ничего нет! Если б я что имел, тебе б отдал…, - и на эти бессмысленные если бы да кабы, тратили отец и сын свое драгоценное время.
У бедняги старика и правда ни песо не было, а если какие деньги и появлялись, он тут же отправлялся в пульперию, чтобы пропустить пару стаканчиков спиртного.
А парня его певучее перо то в небеса уносило, то оземь швыряло, и вся его решимость разбивалась об одну и ту же скалу коварной нищеты. «Ох…жизнь моя…», - сетовал парень, терзаемый своими несбыточными желаниями.
Молва о его учености разнеслась тем временем по окрестностям, и на площадях, и в пульпериях говорили о нем и нахваливали. Для него ж это казалось насмешкой исподтишка: бедность его все пуще терзала и давила. В иные дни у него ни куска во рту не бывало, и хорошо, если вечером получал он пустой бульон. Парень голову сломал, пытаясь вырваться из оков нищеты. Но будто какая сила у него на пути стояла и несмотря на его таланты и знания не давала ему ни гроша заработать…
Как-то раз постучал к нему в дом посыльный, которому велено было передать письмо. Было оно от незнакомой сеньоры, которая приглашала парня к себе: имелась у нее работа для его рук и прославленного ума. Натянул парень лучшие из своих обносков и с письмом в руках отправился в указанный дом. Едва он постучал, как вышла навстречу ему не то девушка, не то старуха — размалевана, как молодая, а сама вся в морщинах — пригласила в дом, и поздоровавшись, сразу предложила большую плату за то лишь, чтобы он стерег ее сон …
- Что значит стеречь сон? – спросил парень.
- Придержи-ка язык, и слушай внимательно то, что я тебе скажу, - ответила ему хозяйка.
А рассказала эта старуха-молодуха такое, что парень так на месте и застыл… Не сон ее стеречь надо, а ее по ночам… Как пройдет полночь, так надо будет браться за странную работу сторожа. И увидит он вещи, о которых никогда и ни за что язык его говорить не должен, а ум ничему из них не должен учиться. Надобно будет ему в оговоренные часы не спать, и внимательно за всем следить с условием - усыпить разум да память, чтоб не запомнить ни капельки из всего, что он увидит.
- Но что ж я такое увижу? – полюбопытствовал парень.
- Прикуси язык, парень, - второй раз предупредила его накрашенная девица. – Будешь следить за моими тайными ночными превращениями да за мной присматривать, пока я днем буду отсыпаться… Испугался?
- Нет, хозяйка, не испугался.
- А за то, что будешь караулить мой сон семь ночей, получишь ни много ни мало 100 песо, только со строгим уговором и клятвой, что ни слова не скажешь никогда о том, что здесь увидишь и услышишь, и не станешь вспоминать ничего из того, что перед твоими глазами будет твориться. И за такую вот несложную работенку получишь от меня на руки сто настоящих песо. Что скажешь?
- Я согласен, госпожа.
- С этого момента ты на меня работаешь. Оплата высокая, дел у тебя всего ничего, только не забудь держать язык за зубами в ответ на расспросы. А чуть нарушишь клятву – пеняй на себя, поплатишься за это. Сторожи меня преданно и бдительно, и никогда не говори и не вспоминай о том, что увидишь здесь в эти семь ночей.
- Клянусь, что так и будет, - ответил парень неспешно и твердо.
- Отдохни, парень, а то ночь будет долгая, а глаз тебе сомкнуть не придется! - и хозяйка отвела его в спальню и указала кровать, чтоб он выспался как следует. – На закате разбужу тебя, - сказала она, - чтоб ты поел и к ночи приготовился …, - тут морщинистая девица ушла, а парень улегся на прекрасной постели.
Вечером проснулся он оттого, что рядом кто-то три раза жалобно провыл. Испуганно поднял он голову с подушки и увидел старуху-молодуху. «Давай, поднимайся, - велела она. Парень оделся и пошел за хозяйкой. Она усадила его за стол, на котором стоял ужин. «Ты пока ешь, - сказал она, - а я оденусь и подготовлюсь к ночи…»
Старуха-молодуха вышла, а парень набросился на сытную еду. Не успел он закончить, как вернулась хозяйка, на этот раз разодетая в дорогие наряды. Глаза из-под густых ресниц так и сверкают. Щеки нарумянены, губы накрашены…
Так и захотелось ее обнять и поцеловать, и почувствовал парень, как вспыхнуло в нем желание. Но как она на него холодно и надменно глянула!
- Ступай за мной, велю тебе», - приказала она ему, и парень пошел за ней по дому, пока не пришли они к дверям в огромный зал.
- Здесь и будешь стоять, - приказала она, - и следить за всем, что со мной случится, и да будет взгляд твой чистый, взгляд человека, за кем не водится смертных грехов, мне надежной охраной во всем, что будет со мной происходить. Ни за что не покидай это место в течение ночи, а как закончится все, и я упаду без сил, подними меня с пола и неси бережно в мою золоченую кровать да положи в нее осторожно. И чтобы ни одной недозволенной мысли в твоей голове не было, а трогай меня лишь там, где я тебе это наяву разрешаю!» «Так все в точности я и сделаю», - заверил ее парень. И едва он это вымолвил, как петух прокричал в третий раз и возвестил приход ночи…
Сделала колдунья несколько шагов, а затем вошла в нее темная сила, и увидел парень, как упала она на пол, извиваясь как змея, утратила человечий облик и превратилась в дивную черную кошку размером с добрую горную пуму. Начала эта тварь по полу кататься, да вдруг ему как улыбнется!
А средь тишины слышатся уже хохот и разговоры. Двери вдруг резко распахнулись и в зал стали входить, толкаясь и громко шумя, черные змеи что, едва затормозив, сплелись друг с другом, козлы, яростно бодаясь и грохоча своими рогами, огромные птицы всех пород, что разевали огромные клювы, приветствуя друг друга, и подпихивали одна другую по-свойски крыльями. Были здесь огромные зеленоватые ящерицы с равнин и вся человеку известная беззаконная нечисть, что бродит по миру…
Глаза у парня широко распахнулись, пока наблюдал он за этим бесконечным шествием. Заиграли средь этой богомерзкой давки вразнобой всякие колдовские мелодии, и гости веселились и гоготали, пристраиваясь друг к другу под бочок, кому как вздумается. В таких бесчинствах и ночь прошла, и вот уж крик петуха возвестил возвращение сил света. Нечисть снова разбрелась по своим логовам, и воцарились тишина и порядок.
Когда все твари зал покинули, увидал парень свою хозяйку, распростертую на земле, стонущую, потрепанную и без сил. Сторож приблизился, взял ее бережно на руки, отнес в лучшую из спален и там уложил в постель, прекрасней какой в жизни не видывал. Упала девица в нее как мертвая, тяжело дыша во сне — видать что-то недоброе ей снилось. Посмотрел на нее парень минуту и вышел из спальни в плохом настроении, добрался до солнечного места и уселся там ждать выхода дневного светила…
И во вторую ночь наблюдал он за жутким празднеством Саламанки, и если первый-то раз он достаточно повидал, то теперь вдвое больше того. Еще пуще были бесчинства, и так же измучена была колдунья, когда вся толкотня с прощальными криками завершилась. Поднял парень хозяйку с пола, отнес в постель и вышел во двор, проверить, а взошло ли сегодня солнце…
Прошли и другие ночи, все пуще становились бесчинства, и вот настала седьмая, субботняя.
Размалеванная старуха-хозяйка, предупредила его, что ночь эта особенная, так как сам Князь Тьмы посетит Саламанку. И пусть парень не пугается, когда явится тот со своей свитой из бесов и кортежем из прекрасных ведьм с гор и равнин. Пусть гонит прочь все свои страхи, потому как ничего с ним не случится, но главное-преглавное, пусть ни на шаг не отходит со своего места. И много чего еще говорила она ему сурово. Напоследок же спросила:
- Испугаешься?
- Не испугаюсь, - ответил парень зло.
- Запомнишь что-нибудь?
- И не подумаю!
- Завтра рассчитаюсь с тобой за службу, - в конце концов сказал она. – Дам на руки все денежки звонкой монетой. – Хорошо, хозяйка, - ответил ей парень, и пока прихорашивалась она в своей спальне, вышел размять ноги.
Шел он и разговаривал сам с собой. «А что если…», «Да нет, вряд ли…», крутилось у него в голове, пока бродил он меж колючих зарослей киско вокруг дома. «Да-да, нет-нет» боролись у него внутри. Так с неспокойной душой ходил он туда-сюда меж занозистых кустов и круглых камней.
Наконец настал вечер. Вечер был беспокойный, тучи легли меж гор. Тревога и безумные мысли так и осаждали его. Слова терялись в темноте. В таких терзаниях подошел он к дому и едва открыл дверь, так и застыл, увидев хозяйку красоты неописуемой! Глаза у нее сверкали, как бриллианты, под густыми бровями и ресницами. Щеки горели румянцем, валом вставала белая грудь, стянутая шуршащими шелками. О как желанна она была! У парня глаза разбежались, и в паху огонь загорелся, уж так влекла его эта женщина, так и бросился он к ней: тело ее притягивало, как магнит… Уж и коснулся он ее, но она так властно и жестко его отстранила, что его ужас объял. Тогда она заговорила и поведала, что тело, к которому парня так влечет, принадлежит Князю Тьмы и никому иному, и это для него она так искусно себя сберегала… Парень потупил взор, мечты его были растоптаны, и пошел он на свое рабочее место, чтобы как пес, стеречь хозяйку на празднике нечисти.
Ночь шабаша стремительно приближалась. Едва пропел петух в первый раз, как послышались из темноты раскаты хохота, а когда птица во второй раз прокричала, старуха-молодуха, торжествуя, вскрикнула, и катаясь по полу, превратилась в кошку: самую дивную и огромную, какую только можно вообразить. И стала она с мурлыканьем то потягиваться, то скручиваться упругим телом, будто кто невидимый ее нежно ласкал… И еще не раздался третий крик петуха, как стала собираться нечисть, ругаясь, толкаясь и шумя. С третьим криком петуха распахнулись двери и стали входить мужчины-колдуны и женщины-ведьмы, козлы, щетинистые кабаны, ящерицы и огромные черные птицы.
Гости на этот раз вели себя сдержанно и выстроились рядами вдоль четырех стен зала. Парень-охранник заподозрил, что все кого-то ждут, и это не кто иной, как Падший Ангел… Наконец, донеслись издалека шум и голоса, от которых у добропорядочных христиан сердце замирает. Все говорило о приближении Врага Рода Человеческого, что сеет вокруг беспорядок и глумится над самым благородным в человеке. Вот побежали змейки огней по темным низинам, и показалась свита младших бесов.
Внезапно раздался в дверях неистовый вопль и появился, в ореоле своей недоброй славы, сам Мандинга… Зазвякали коровьи колокольчики, ритмично застучали друг о друга ножи и рьяные кучильо, забряцали серебряные шпоры, и послышались то ли предсмертные хрипы, то ли стоны удовольствия. Саламанка засияла своим призрачным великолепием, едва лишь Исчадие Ада переступил ее проклятый порог. Парень то отводил взгляд, то, дрожа от переполнявших его чувств, начинал смотреть на Врага Рода Человеческого…
Был тот высок, намного выше нашего парня, хорошо сложен. Брюнет, с пронизывающим взглядом и улыбкой, вместе и довольной, и печальной. Его и прекрасное, и жесткое лицо вызывало противоположные чувства: и притягивало, и отталкивало одновременно. Тысячи завлекающих обещаний отражалось в глазах его, и признавая, и отрицая все, чего боится и что ищет человек на перекрестках жизни. Обут он был в черные, сверкающие ботинки. Носил лиловые штаны и широкий кожаный пояс, как у гаучо. Камзол алый, с причудливыми пуговицами и бархатной отделкой. Фиолетовый жилет, из-под которого выступали края сорочки. Изящный платок из тонкого шелка на шее и сорочка цвета пламени.
Модная шляпа из Лимы на волосах, курчавых и сверкающих, меж которых виднеются изогнутые короткие рога. А как же красиво позванивают при ходьбе его шпоры из золота и серебра! Пончо, ярко-красное c черным, перекинутое через плечо, как у жителя равнин, довершало его прекрасный креольский облик… Сторож наш встретился глазами с Исчадием Ада, и тут же опустил взор, не выдержав тяжелого взгляда, подчиняющего себе и пригвождающего к земле. Мандинга улыбнулся, сломив волю христианина, и шагнул вперед. Все присутствующие опустили глаза и склонились перед ним в знак повиновения. Первая выпрямилась кошка, хозяйка дома, и вышла навстречу важному гостю. Она прошла, встав на задние лапы, а передние задрав в воздух, и грациозно упала к ногам Князя Тьмы, но тот велел ей подняться и в знак дружбы и расположения обнял за талию сильной рукой.
Вместе они проследовали в конец зала и уселись там на почетное место. Вслед за Мандингой вошли в зал младшие черти, прекраснейшие ведьмы из льяносов и гор и пара-тройка самых известных местных знахарок.
Мандинга устроился поудобнее и подал знак своим музыкантам, чтоб те начинали развлекать их.
Громко заиграли флейты-кена и трутрука, арфы, скрипки, большие и малые гитары и бубны каха и стали призывать к бесстыдным наслаждениям. Грешные парни и девушки спели среди этого разгула страстей прекрасную тонаду, восхваляющую Исчадие Ада. После танцевали марикиту, айрес, эскондидо и другие танцы со всем изяществом и множеством искусных фигур, пока спиртное и буйство не превратили праздник в котел страстей. Глаза парня распахнулись до предела, пока наблюдал он этот шквал непристойностей…
А за стенами дома силы света вопили, пытаясь вызвать на бой грешников и одержать торжественную победу над Саламанкой, но охрана парня, продавшегося злу, преграждала им путь, дозволяя греху править оргией...
Уже на рассвете крик петуха положил конец бесчинствам. Беззакония вмиг прекратились, и души пропащие стали собираться, чтоб возвратиться в никуда. Одни ползком, другие верхом на метлах, стали расходиться и разлетаться на все четыре стороны… Черная кошка проводила Мандингу до дверей Саламанки, и там говорили и ласкали друг друга, прощаясь. Парень смиренно наблюдал за этой парой нечестивцев и сердце у него болело при виде их взаимных нежностей… Мандинга обнял кошку на прощание, и вместе со своей свитой скрылся в темноте, в то время как ведьма из последних сил доковыляла до зала. Едва сделала она несколько шагов, как сморил ее сон от усталости… Падая на землю, теряла она свой звериный облик и превратилась в чудесную человеческую фигуру. Так и лежала она, распростершись на полу, лицо ее уродовали глубокие морщины и растекшиеся румяна.
Ее побежденное усталостью тело распласталось на земле неподвижно. Казалось, она умерла. Парень поднял ее, отнес в роскошную спальню и уложил в прекрасную кровать. А затем вышел на солнечное место и стал ждать возвращения солнца…
Как рассвело, отправился бесовий охранник бродить по окрестностям. Свет дня немного успокоил его и навел порядок в голове. Ходил он меж чаньяров в звенящей тишине, и бормотал что-то себе под нос, пока не вернулись мысли его в привычное русло.
В полдень, когда вернулся он в дом, услышал он, что старуха-молодуха его зовет, чтобы расплатиться, и вошел в ее комнату. Выглядела она уже получше, накрасилась и попригладилась.
- Я тебя должна сто песо, - сказала ему хозяйка, - вот они, и мы в расчете. Так?
- Так, хозяйка, - ответил парень, забирая деньги.
- А теперь отвечай мне, и так же будешь отвечать на чужие расспросы: ты что-то видел?
- Ничего не видел.
- А чему-то выучился?
- Ничему.
- Ну тогда дела наши закончены. Ты ничего не видел, ничему не научился. Потрудился для меня, а я тебе заплатила. Так?
- Так и есть, - ответил парень устало, и зная, что сказать ей на прощание «С Богом» не может, развернулся и молча ушел.
Был он в пути целый день и вернулся на свое бедное ранчо. Там встретил его отец. «Где это ты так долго пропадал?» - спросил старик. «Не спрашивай ни о чем, батюшка, - сказал парень. – Я вернулся — и хорошо». Затем попросил он отца не будить его трое суток. Заснул он в своей постели и отоспался за все свои бессонные ночи. Через три дня проснулся он спокойным и с ясной головой.
Разговаривая с отцом, сообщил ему парень, что нищете их пришел конец. Что теперь он знает, как заработать уйму денег, и будут они жить счастливо и в достатке. И стал он его наставлять: «В воскресенье, у жителей равнин и рудокопов из гор будут скачки. Ты же, батюшка, ставь 100 песо на лошадь, что на рассвете увидишь в нашем хлеву. А когда она выиграет, поставь 200 песо на нее же, а как только получишь 400 монет, иди потихоньку домой и там перво-наперво сними узду со своей лошади. А! И если вдруг явится некая женщина и попросит продать ей ту лошадь, ни за что не продавай! Понял, папенька? Ни за какие деньги!» «Так и сделаю, сынок», — ответил старик, размечтавшись.
Настало воскресенье и старик, проснувшись, увидел у себя в хлеву скакуна, бьющего оземь копытами. Он оседлал его и поскакал на скачки в город. Когда прибыл он на ипподром, сделал он на ней пару небольших кругов, чтоб коня размять, и заметил, что тот скорый, как мысль. Подъехал он к краю арены и крикнул нескольким зрителям, из богатых, что сидели на скамьях: «Ставлю 100 песо на эту лошадь!» Богачи на него едва посмотрели с полным пренебрежением, пристал тут нищеброд какой-то в лохмотьях. «100 песо на эту лошадь!» - снова крикнул наездник дерзко, тогда один парень, чтоб развлечься, ответил ему: «Скажи мне, старый чудачина, ты хотя бы 5 песо когда-нибудь в руках держал?» «Сто и не меньше!» - настаивал старик, высыпая из карманов на скамью звонкие монеты — тут уж парню ничего не оставалось, как поставить свои сто.
Поставил он на изящного каурого коня, и вот уже ставки приняты, а лошади несутся под оживленные крики… Старик руками шляпу придерживает, чтоб ветром не унесло – так быстро несется скакун. На середине арены оставил он лошадь соперника далеко позади и прибыл к финишу на семь корпусов его опережая. «Удваиваю ставку!» - сказал ему проигравший богач. «Любой ваш каприз, от этого не умирают!» - отвечал ему старик. Дождались они последнего забега, чтобы лошади успели отдохнуть, и едва прозвучал сигнал, сорвались с места. Все зрители на цыпочках следили за двумя лошадьми, а крик толпы становился все громче.
До середины пути конь старика уступала коню противника, однако, как проскакали они полдистанции, вышел он вперед на половину уздечки. Прибыл старик к финишу и развернул коня, чтоб дождаться соперника. Крики толпы, которая его приветствовала, старика чуть ли не в воздух подбрасывали. Тихонько сунув в карман свои 400 песо и не обращая внимания на восхищенных зрителей, поспешил тот к себе на ранчо. И пока ехал, все думал, как же ему повезло, и как благоволит к нему судьба. Так вот он и думал, когда на подъезде к дому заметил вдруг хорошо одетую красивую сеньору, которая спросила его: «Продадите мне эту лошадку?» «Лошадь не продается, моя госпожа», - ответил старик. «Продай мне ее, за ценой дело не станет», - ответила она. Старик подумал: «Назову ей высокую цену, она и откажется». «Скакун этот стоит 1000 песо, сеньора», - ответил он. «Вот у меня в руке эти 1000 песо, продавай мне лошадь», - ответила дама, передавая 1000 монет из серебра старику, который заморгал от удивления…
Когда бедняга пришел в себя, в руках у него была куча денег, и он начал жалеть о своем легкомыслии. Все еще как оглушенный, слез он с лошади и хотел снять с нее уздечку, но в этот момент сеньора крикнула на него: «Я ее вместе с уздечкой купила!» Бедный старик покорно склонил голову и вручил ей поводья.
Сеньора ускакала в поля, подгоняя лошадь, и как только скрылись они за рощей чаньяров, закричала: «Так вот значит, как он ничего не видел! Каков! Значит, и не научился ничему? Сейчас узнаешь, к чему приводит нарушение запретов. Ты у меня от жажды иссохнешь, я тебя на дереве за уздечку подвешу! Ха-ха-ха…»
И поскакали они дальше по полю, пока не приехали в ведьмин дом. Еще с порога ведьма позвала юношу-слугу и приказала ему привязать лошадь к самой высокой ветке альгарробо. Парень влез на могучее дерево и начал натягивать уздечку. «Сильнее натягивай, сильнее!» - кричала ему ведьма, лопаясь от злости. Парень так сильно натянул поводья, что лошадь почти повисла в воздухе. Задние копыта ее еле земли касались. Как же мучился парень, превратившийся в лошадь, за шею подвешенный к дереву — не мог ни головой, ни телом пошевелить в этой позе… Так тянулись часы его мук, пока солнце хлестало его бока кнутом жажды.
Наступила темная сельская ночь, и услышал он гогот и бесчинства Саламанки. Потом смотрел он на восход, вися на дереве на уздечке, что делала его животным. Шея онемела от тугих поводьев… Впереди ждало его бесконечное утро на обжигающем солнце. Человек, обращенный в зверя, собирал мысли, чтобы найти хоть малейшую лазейку для спасения, но пока узда была на нем и был он животным, не мог он использовать никакие заклинания…Ах, будь у него хоть малейшая возможность, он бы поборолся еще за свою жизнь! Так грешник погибал среди призрачных несбыточных надежд…А солнце выжигало его кожу и опаляло грудину, и в таких муках проходили часы.
Начало смеркаться, наступила ночь, перевалило за полночь, и едва пропел петух в третий раз, явилась ужасная черная кошка. Стала она мыть морду лапой, глаза сверкают — будто улыбается торжествующе, глядя на крепко привязанную за шею лошадь… А взгляд у лошади совсем уж гаснет, но из глаз бегут горячие слезы, да так их много, что из сухой земли трава расти начинает. «Видано ли, чтоб лошадь плакала?» - спросила ведьма-кошка — слова, будто камень кому-то в лицо, бросила. «Никогда я не видела, чтоб лошадь рыдала», - ответила она сама себе другим голосом. - Что бы это значило?» Потом кликнула она мальчика-слугу. «Ну-ка, - приказала она, - влезь на дерево и натяни посильнее поводья». Батрак полез на дерево и натянул уздечку так крепко, что лошадь уже почти в воздухе повисла. «Вот так мне нравится», - сказала ведьма, улыбаясь. «Но госпожа, лошадь так околеет», - сказал парень обеспокоенно. – И так уже от голода и жажды вся иссохла…» «Околеет? А она не сможет умереть, пока свой истинный облик не вернет! Завтра, если не забуду, дам ей три глотка воды, - сказала ведьма-кошка, - и продлим ее мучения…». И с торжествующим видом отправилась к себе в Саламанку.
Паренек слез с альгарробо, минуту постоял, жалостливо глядя на несчастную скотину.
Тут рассудок у человека-лошади совсем помутился. Мысли у него стали путаться, блуждать как тени в ветреную погоду.
Одна лишь тусклая искорка надежды пыталась управлять его мыслями. Следовал он ее путеводной нити, но утешения уже не имел. Шел он на этим угасающим отсветом, и так сильно клонило его в сон, что замедлялись шаги его… «Нет! – кричал он себе из последних сил. «Иди на свет! Сон значит смерть. Иди, вперед!» И вновь шел он на свет жизни. Вот такая борьба шла у него в голове.
Тут рассвет забрезжил, и звуки Саламанки стали тише. Затем горы окрасились в изменчивые краски рассвета, и в бреду услышал он, как поют измененными голосами полевые птицы. В его измученной голове совсем уж ум за разум зашел. Пересохшие глаза увидели, как встает солнце, словно в призрачном тумане. Солнце… Солнце… Так и пытался он посмотреть на него, когда появилась возле него чья-то фигура. С трудом собрал он мысли и сообразил, что это паренек-слуга стоит и грустно-грустно смотрит на него… Потом видит: тот вдруг полез на дерево, а веревки стали слабее шею стягивать, а потом свалился на землю и уж не двигался. Батрак принес ему ведро воды и поставил возле морды. Едва постарался парень-конь сделать глоток, как шею у него свело и он шмякнулся на землю. Добрый парень подумал, что если уздечку снять, этой полудохлой лошади легче будет пить. Склонился он над измученным животным и сорвал уздечку.
В агонии лошадь подскочила одним прыжком и бросилась бежать со всех сил, описала круг, и как только очутилась в поле, превратилась в полевую мышь и со скоростью света скрылась в пещере… В тот же самый момент кинулась за ней огромная черная кошка, которая перепрыгивала заборы и, приблизившись к пещерке, обратилась в броненосца и залезла внутрь. Мышка же вылезла с другой стороны, превратилась в проворную ламу и понеслась по полю…Броненосец вылез следом, обратился большелапым ягуаром и кинулся за ламой. Бежали они и бежали, пересекая холмистую равнину и меряясь прытью. Стал ягуар догонять проворную ламу, и приготовился уже к победному прыжку, чтоб ее поймать, как вдруг она превратилась в голубку и взмыла в небо… Ягуар остановился, обернулся ястребом и дух не переводя с сумасшедшей скоростью взлетел в небо. Преодолевали они расстояния con encarnizamientos de furia. Упорный ястреб догнал голубку и стал бросаться на нее, выдирая перья из крыльев. А голубка, уходя от смертельных когтей преследователя, ринулась вдруг камнем вниз меж утесов. Укрываясь меж камней, догадалась она принять облик удава, но и ястреб превратился в змею, большую и щетинистую, и стали они спутывать свои кольца, стремясь удушить друг друга.
Две змеи извивались по земле, кусали и стискивали друг друга в безумной злобе. И так они яростно боролись, что камни и траву по сторонам раскидывали. Обе были в крови, и изнуряла их жуткая усталость… Расцепившись, наконец, они встали до предела на хвосты и одна змея упала на другую, с ненавистью душа ее изо всех сил. Куски мяса оставались среди покрытых кровью зарослей киско…Чтобы защититься от колючих шипов, змея-парень обратился пумой, и в мгновение ока вторая змея стала огромной черной кошкой, каких в природе не бывает. Стали они бить друг друга лапами, еще больше друг друга раня.
Пума то боролась с кошкой, то бежала в сторону ведьминого дома.
Гигантская кошка прыгала за ней и катались они по земле, лупя друг друга лапами. Струи крови текли по выжженной солнцем местности, а поединок становился все более жестоким. Израненная пума убегала в сторону Саламанки, и почти не сопротивлялась своей противнице, когда та ее настигала.
Тут понеслась она со всех сил, а черная тварь за ней, бока ей кусает… Пума как безумная несется, обливая землю кровью, одного ей надо — до Саламанки добраться. И как только в отчаянии, перепрыгнула она порог колдовского дома, как стала вновь человеком. Грудь и бока парня были изранены, но свои кинжал и огниво он достать сумел. Высек искры, дунул на сухой фитиль и поджег кровать ведьмы в тот момент, когда страшная тварь вбегала в двери.
- Хочу умереть, как человек и христианин! – крикнул он хищнице-колдунье.
- Тот, кто прислуживает и помогает Врагу Бога – не христианин, а тот, кто превращается в животное – не человек! – ответила ему разъяренная кошка.
- Я искупаю вину, сжигая эту Саламанку и убивая прекраснейшую ведьму пампы и гор! – крикнул ей парень, бросая в огонь все, что под руку в доме попадалось, левую руку обернув шарфом, а в правой держа кинжал.
Раненая кошка выгнулась и сделала огромный прыжок. Парень встретил ее спокойно, подняв нож в воздух, и нанесли они друг другу новые раны, один — железом, а другая — острыми когтями. А огонь тем временем до крыши добрался и превратился дом в огромный костер. В пламени кошка опять пыталась прыгнуть на него, но парень встал на колени и поднял нож. И распорол он своей сопернице бок от головы до бедра. Но и та метким когтем своим вскрыла ему вены на шее…Человек и кошка упали на землю, среди алых языков пламени и черного дыма…И последние силы истратили они на то, чтобы углубить свои страшные раны, сопя от неугасимой злобы, пока не затихли наконец в руинах горящей Саламанки.
Всю ночь полыхал проклятый дом среди полей. На другое утро ветер развеял пепел средь гор и долин…
Примечания:
Пульперия - аргентинское название кабака в сельской местности.
Мандинга - местное название дьявола, из языка африканских рабов.
Тонада - жанр фольклорной песни, типичной для региона Куйо
Марикита, айрес, эскондидо - названия парных народных танцев, символизирующих некоторые элементы мужских и женских отношений