Как я бросил пить?! Тот еще случай! С тех пор только по праздникам и только умеренно!
Никогда не забуду, как однажды после университета… Ладно, сознаюсь – после бессонной ночи в блоке общежития университета, когда мы с друзьями распивали спиртное, курили и пребывали в обществе распутных первокурсниц, я, как истинный сын науки, утром пошел на пары. При том на них я «запарился» настолько, что проснулся в похмелье, когда за окном уже вечерело. Сколько проспал – не помню, казалось, что закрыл глаза на минуточку, пока профессор вещал о каких-то там квантах в вакууме. Разбудил меня даже не профессор, ни однокурсник, а пожилой охранник.
На дворе зима. Похмелье жутчайшее. Голова болит. Ноги не слушаются. Мысли вразнос. В этом полуобморочном состоянии, я приказал себе срочно ехать отсыпаться домой.
Жил я тогда в съемной квартире, сдаваемою сварливой бабкой, в Мытищах. И ехать мне надо было на электричке. Старуха мерзкая. Чуть лучше, чем алиментщица из бессмертного произведения Достоевского. Именно по этой причине кутил я исключительно у друзей в общаге, а до дома добирался только бросить кости на кушетку и проспаться пару дней. Если очень повезет, то на морозе и в прохладной электричке мне станет немного легче и по приезду домой, меня не будет ждать приветствие старухи со словами «Приперся алкаш! Попробуй только заблевать комнату, тут же выселю!».
Не помню точно, сколько я плелся до вокзала, и сколько я еще бродил по вокзалу в поисках кассы. Помнится, я подходил к ней три раза, но каждый раз меня то что-то отвлекало, то по нужде надо было. В общем, часам к двенадцати ночи я купил билет до Мытищ и поплелся на платформу.
На платформе меня ожидало две электрички. Одна с грязным окошком с названием поезда, другая с окошком, где название поезда и вовсе нет. Не будучи дураком, я достал билет и попытался разглядеть крохотные едва пропечатанные цифры, гласящие о том, с какого пути должен уйти поезд.
Объявили посадку, и народ спешно ринулся в поезда. Надо сказать, я был удивлен, что в двенадцать тридцать ночи в будний день на вокзале было так людно. Вроде все дома уже должны были быть. Короче, я, повинуясь воле толпы, внезапно очутился в поезде. Более того, умудрился сесть у окошка.
Во времена моей учебы электрички, идущие до Мытищ, обычно были холодными. Особо не заснешь. В этот раз попалась с отоплением. Воистину дела в стране начинали идти лучше. Комфорт появлялся и всё такое. Еще бы скамейки помягче, а не деревянные – и совсем Европа.
Словом, меня чего-то совсем разморило. Сквозь дрёму я слышал название остановок, что произносились таким невнятным голосом, что не разобрать ни слова – «шубу-шырк-кряку-курлы!» – что-то подобное. Я точно помнил, что мне было нужно выйти через шесть остановок. Так что, не смотря на невнятный голос диктора, которому так и хотелось дать совет, чтобы он вынул кое-что изо рта, а потом говорил, я продолжал дремать и ждать, когда же мое тело, наконец, доставят в Мытищи. Там буквально перейти через дорогу и вот она квартира, кроватка, банка рассола в холодильнике и минералка под кроватью.
Очнулся я, когда в вагоне погас свет, двери открылись, и стало очень холодно. Поезд стоит. Окна замёрзшие. Я уже заподозрил что-то неладное. О больной голове как-то внезапно даже забыл.
Иду, значит к дверям, выглядываю, и до меня доходит печальное прозрение: «Твою мать! Меня привезли в депо!».
Вижу: от головы поезда идут люди с фонарями. Явно железнодорожники. Вместо того чтобы к ним подойти и попросить помочь, я струхнул и, спрыгнув, понесся прочь. Спортом я никогда не увлекался, но бежал, наверное, не хуже спринтера. Добежал до хвоста поезда, затем по путям побежал дальше. Скоро бежать я устал, и, обернувшись, обнаружил, что погони за мной нет.
По бокам деревья, впереди несколько полос железной дороги. Темно. Где я – знает только черт. При том, скорее всего, тот же, что дернул меня столько пить, сесть не в тот поезд и оказаться черт знает где. Себя в этом я винить не смел. Во всём виноваты только черт да зеленый змей.
В общем, ковыляю по железной дороге. Холод собачий. Даже материться холодно. Зуб на зуб не попадает. Начало февраля. Снег идет. Хорошо хоть ветра нет, а то бы дуба дал прямо на этой дурацкой дороге.
Миновал какую-то развилку и, спустя минут двадцать, дошел до какой-то платформы. На часах половина третьего утра. Платформа некрытая, старенькая. Ясное дело, что ни магазинов, ни кафе нет.
Читаю – «43 километр».
Про себя ругаюсь нецензурно, в голос ругаюсь еще нецензурнее. До Мытищ пешком не дойти, еще и замерз уже порядочно. Тут издали послышался гул и стук колес. Я обрадовался – электричка, вопреки логике, учитывая ранний час. Но нет – шел товарняк.
Надо сказать, что он притормаживал на этой платформе. И я подумал, что поскольку колея до Мытищ всё равно одна, запрыгну-ка я на товарняк и доеду. А там, авось притормозит, да также спрыгну.
Запрыгнул и поехал с ветерком. Вернее с ветрищем, который бил прямо в физиономию. Тот паразит, что в паровозе, еще и скорость набирать стал. Мысли мои были только об одном – как бы теперь не проскочить Мытищи во второй раз. Голова, как ни странно, прошла. Даже сушняк отпустил, а координация была, наверное, как у ниндзя в лучшие годы. Минус был лишь в том, что я уже порядочно замерз, от этого, скорее всего, был не внимателен. Словом Мытищи я заметил только по табличке проезжая мимо.
Поезд возле платформы притормозил, но не так как на 43 километре. Спрыгнуть – равняется разбиться. Я с огромным сожалением провожал взглядом свою остановку и пытался сообразить, что же теперь делать.
Руки околели. Голова уже едва льдом не покрылась. Куда увезет меня теперь этот дурацкий товарняк – черт его знает. Надо прыгать – сказал мне вконец холодный рассудок.
«Ладно!» – думаю, – «Раз голова сказала прыгать, придется прыгать!»
Улучшив момент – когда проезжали какое-то поле и лесок, приготовился и прыгаю.
Только в полете до меня дошла мысль – «Вот я придурок! Мне же теперь точно конец!». Лечу я и прощаюсь, с родными, старухой алиментщицей своей и однокурсниками, с которыми больше уже не выпью ни капли.
Приземляюсь по странному стечению обстоятельств головой вниз и прямо в сугроб. Вернее, я думал, что это сугроб. После приземления выяснилось, что по всей видимости это какая-то компостная куча. Я проломил ее крышку и лежу по уши в дерьме. Вонища! Зато не холодно.
Рад бы сказать что-то, да сперва надо голову из дерьма вытащить. Но сама абсурдность ситуации даже меня заставила про себя усмехнуться – на всем поле с сугробами я ухнулся именно в навоз. Это знак!
В общем, выползаю из этой кучи кое-как, и тут до меня доходит – на голове была шапка, сейчас ее нет. На левой ноге был ботинок – сейчас его нет. Лезть обратно, чтобы искать в темноте – нет уж, увольте.
На голову натянул капюшон, предварительно вытряхнув остатки нечистот, на ногу одел варежку. Да так и побрел в свои Мытищи, предвкушая, что скажет старуха, если меня увидит.
Лишь в финале, когда я через два километра все же попал в Мытищи – мне повезло. Старуха спала. Я тихонько прокрался в ванную, согрелся, отмылся, постирался, да упал, наконец, поспать.
Себе я не солгал – пить и кутить напропалую я бросил. Как ни странно, это положительно сказалось на учебе и личной жизни, хотя истории однозначно стали скучнее. Но каждый раз, когда езжу в общественном транспорте и слышу невнятный голос машиниста или водителя через микрофон, вспоминаю эту историю и то, куда меня этот невнятный голос завел тогда.