Яблочный дух витал в воздухе. В сенцах на полу лежали летние яблоки. Из них ничего не сделаешь, ни повидла, ни компота, бесполезные в хозяйстве, но вожделенные для ребятишек.
Аксинья часто наблюдала из окна кухни, как дети крадучись, отодвинув штакетину, пробирались в сад. Пригнутся к земле, шипят друг на друга набирая то в карманы, то за пазуху. И бегом из сада, толкаясь возле узкого лаза.
Она смотрела на них грустно улыбаясь, дети, что с них взять.
Василий и Аксинья жили душа в душу. Муж души не чаял в красавице жене, уйдет рано утром на покос, а
душа его к Аксинии тянется. И она без своего Василия жить не могла, как только солнце войдёт в зенит, она уже бежит на делянку, холодного квасу мужу несёт.
Так они и жили, в любви да в согласии. Одна беда омрачала их счастье, деток Бог не давал.
- Молись, Аксинья, не теряй веру. У Бога каждая наша слезинка на счету, - говорил ей батюшка Павел, благословляя.
Аксинья молилась и верила, каждое утро начиналось с благодарности за то, что имела. Молилась, верила и жила.
Через пятнадцать лет услышал Бог молитвы. Родилась у Василия и Аксиньи Настасьюшка, глазки голубые, губки алые. Счастью родителей не было предела, Аксинья над дочерью, как голубица над птенцом ворковала. Василий потерял покой и сон, всё что-то пилил и строгал: то колыбельку, то саночки, то качалку.
Но видно Богу угодно было, чтобы Настасьюшка ангелом стала. Заболела доченька, тяжело заболела, да в считанные дни сгорела.
Почернел Василий от горя, никого не хотел видеть, ни с кем не хотел говорить. Аксинья слегла. Целый месяц народ не видел дыма из трубы и света в окнах. Заперлись в своем горе двое, и никто не смел им мешать.
В тот год много яблок уродилось в саду Василия и Аксиньи. Гнил урожай никому не нужный.
- А помнишь, как Настасьюшка собирала в свою корзинку розовый налив, и несла в церковь, - смотря в окно на сгибающуюся от тяжести яблоню, говорил Василий.
- Помню, - ответила Аксинья, впервые за месяц произнеся слово.
Аксинья медленно шла в сторону церкви. Василий не захотел, нечего ему было делать там, обида на Бога закрыла душу на замок.
- Как жить теперь, батюшка? Как на небо смотреть, зная, что там моя Настасьюшка?
- Не смей судить Бога, Аксинья, даже мыслей таких не имей.
- Да я и не сужу. Я просто не знаю как мне жить теперь.
Аксинья поставила корзинку с яблоками перед иконой Богородицы, перекрестилась, и не оглядываясь вышла из церкви.
Аксинья ходила по саду вдыхая яблочный дух.
- До Спаса нельзя, а то сыночку в раю яблочко не дадут, -
говорила мать Аксиньи, сын которой погиб на войне.
Настасьюшка любила розовый налив. Бывало сбегает в сад, ножки от росы мокрые, а в руках спелое яблоко, надкусит и зажмурится от удовольствия.
До Спаса нельзя, а то в раю Настасьюшке на дадут розового налива.
Два мешка яблок собрала Аксинья, погрузила на телегу, в монастырь повезла.
Долго она беседовала с Настоятельницей, много слёз пролила. Домой ехала не боясь смотреть на небо, там её Настасьюшка рядом с Божьим престолом сидит.
Каждый год в саду Аксиньи был урожайным на яблоки. Даже когда ни у кого не было, а у Аксиньи ветки ломились.
- Настасьюшка любит яблочки. - приговаривала Аксинья, собирая падалицу в мешок.
Сама не ела, но мешки с яблоками выставляла за околицу.
- Пусть ребятишки, да мимо проходящие полакомятся, Настасьюшка в раю улыбнётся.
Яблочный дух витал в воздухе, в церкви праздник Яблочный спас.