Тоталитарные практики в современной России апробировались, начиная с первых массовых акций в нулевые годы. А решающим стимулом для запуска репрессивной машины послужил массовый протест против фальсификации на выборах в Госдуму в декабре 2011 года, когда граждане вышли на улицу. Кульминацией стал мирный протест на Болотной площади 6 мая 2012 года, вызванный попранием Конституции самим гарантом Конституции. Власть ответила фабрикацией уголовных дел для трех десятков активистов, и на некоторое время уличная активность замерла.
В 2017–2018 годах был новый всплеск — множество людей выходили на улицу по призыву Навального, наметились крупные очаги социального противостояния (фермеры на Кубани, дальнобойщики по всей стране), но вновь из-за массовых задержаний и точечных административных репрессий протесты утихли.
Весной этого года массовая общественная активность пробудилась внезапно, аналитики ее не предсказывали.
Это активность сетевая и социальная, почти не связанная с деятельностью политических партий. Точечные выступления происходят по всей России, причем некоторые из них приняли новые формы. Я имею в виду митинги в Шиесе и Екатеринбурге: там акции не прекращались ни днем, ни ночью, люди не расходились.
Власть отвечает на мирные политические акции по отработанной процедуре, постепенно ужесточая ее. В 90% случаев это незаконное задержание, далее суд штампует либо штраф, либо арест (пока еще не уголовный), причем суммы и сроки кратно увеличились. Во время суда презумпция правоты остается за полицейскими.
Определенно в России действует хорошо отработанный механизм массовых политических административных репрессий. За последние два года уже десятки тысяч человек были незаконно подвергнуты административным наказаниям за мирные политические акции.
Но люди все равно участвуют в уличных протестах, и задачей силовиков, как они ее понимают, неминуемо становится уголовное преследование непокорных. Для этого уже подготовлена законодательная база: на наших глазах утверждается механизм, основанный на административной преюдиции, а именно — уголовное наказание за рецидив при «нарушении» Кодекса административных правонарушений. Этот механизм сейчас введен в рамках трех статей Уголовного кодекса и по двум статьям уже применяется.
Согласно одной из них, статье 212.1 УК, активисту, привлекавшемуся к административной ответственности за массовую акцию несколько раз в течение года, уже грозит уголовное наказание. Так что если власть намерена «закрыть» активиста, то для этого у репрессивной машины есть все инструменты. Впервые этот закон был применен к гражданскому активисту Ильдару Дадину, он был трижды задержан во время проведения одиночного пикетирования и один раз — во время мирного шествия. Сейчас по этой статье арестован Вячеслав Егоров, активный участник протеста против строительства мусоросжигательного завода в Коломне. Еще один человек находится под следствием.
Кроме уличных задержаний административная ответственность распространена на тех, кто взаимодействует с так называемыми нежелательными организациями, а также на тех, кто был административно наказан за «экстремистские» высказывания в интернете. По новому закону, если человек взаимодействует с нежелательной организацией, то после двух административных наказаний третье влечет за собой уголовный срок. Первой пострадавшей в России по этой статье стала руководитель отделения «Открытой России» в Ростовской области Анастасия Шевченко, признанная политзаключенной. На 27 мая известно еще о трех возбужденных уголовных делах по статье 284.1 УК.
Для пользователей интернета второе «экстремистское» высказывание влечет за собой уголовный срок. А статья 282 «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» Уголовного кодекса РФ с самого начала легла на благодатную российскую почву и дала обильные всходы: обиженных и оскорбленных у нас найти легко — было бы кого привлекать к ответственности.
Люди, привыкшие свободно выражать свое мнение в интернете, попадают в капкан.
Машина продолжает работать. Приняты еще два закона, которые легко использовать для репрессий, — о «фейковых новостях» и о «защите власти от оскорблений». Они ориентированы именно на интернет, а не на вещательные медиа, почти полностью контролируемые властями. По сути, это возвращение формулировок печально знаменитой ст. 190 УК РСФСР — «распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй».
Вылавливать активистов в интернете и на уличных акциях — занятие, конечно, увлекательное. Но гораздо эффективнее, по логике силовиков, разоблачать оппозиционеров целыми группами. Они отслеживают общение молодых людей, объединенных какими-либо общими интересами, приписывая им экстремистскую или террористическую деятельность. То есть орудием репрессий становится поставленная на поток фабрикация обвинений в создании «террористического и экстремистского молодежного подполья».
Провокаторы и доносчики вновь стали востребованы. Те самые, о которых мы знаем из историй о сталинизме, и вот уж не думали, что встретимся с этим явлением в России XXI века. Все теперь знают Руслана Д. (Руслана Данилова), который, примкнув к политизированной молодежной группе, придумал для нее название «Новое величие», вел активную слежку и негласную фиксацию всего происходящего с помощью «шпионского» оборудования, разработал устав организации, постаравшись внести в него завуалированные элементы экстремизма, а потом донес на ребят. Теперь они ждут уголовного приговора со сроками до 10 лет, а Руслан Данилов идет основным, причем засекреченным, свидетелем.
Но стоит ли этому удивляться? В 2017 году, когда ФСБ отмечала свое 100-летие, глава ведомства Бортников в официальном интервью «Российской газете» обозначил прямую преемственность между современной ФСБ и спецслужбами советского периода: ВЧК–НКВД–КГБ. Мы такая страна, где тоталитарные и репрессивные практики приживаются естественным образом.