Из цикла – реальные истории.
Имена и фамилии героев изменены
по этическим соображениям.
КАК СТАТЬ РУССКИМ
1.Допрос с пристрастием.
Ровно на следующий день, как только мне исполнилось шестнадцать, собрав необходимые документы, я пошёл в паспортный стол, который находился в здании районной милиции. Именно здесь мне предстояло получить советский паспорт, удостоверяющий мою личность и гражданство.
В те далёкие послевоенные годы этому вопросу уделялось самое серьезное внимание, особенно у нас в Оренбуржье, где проживало много переселенцев и репрессированных советских немцев, а также фронтовиков-целинников, побывавших в плену и советских лагерях.
Всё же большую часть района составляли мирные и покладистые казахи, которые не вызывали никакого беспокойства и претензий властей. Это те, кого до революции в наших вольных степях называли «киргизами-кайсаками». В общем, паспортный контроль был тогда на высоте, хотя «эпоха стукачества» явно уходила в прошлое, а «чёрный воронок» уже не вызывал у людей особого страха.
Хотя, кто постарше, ещё помнил те времена, когда сотрудники НКВД не только возили арестантов, но и водили по улицам целыми группами в сопровождении немецких овчарок. Порою этих собак натравливали на заключенных, чтобы заставить их переходить ледяную реку вброд, или ещё хуже, когда те пытались сопротивляться приказам охраны.
Но людям не особо было жалко «страдальцев», ведь они значились «врагами народа», а следовательно, и недругами для каждого. В их представлении это были те, кто мешал хорошо жить простым труженикам. В общем, все беды тогда якобы шли только от них. Но вот как-то вдруг всё резко изменилось, и заговорили уже о трудовых свершениях и о светлом будущем для всего народа.
Одним словом, страна уверенной поступью устремилась к коммунизму, правда, что это означает на деле, никто толком объяснить не мог. Но всё же говорить и думать об этом было интересно вдвойне, так как нам открыто заявляли, что именно мы будем жить в это счастливое время. Ну как здесь не поверить в чудеса и не понежиться под сенью сказочных грёз.
И всё же я испытывал набежавшее на меня беспокойство, так как всегда с опаской обходил стороной длинный дощатый барак с яркой вывеской милицейской конторы. Это стеснение появилось во мне два года назад, когда впервые в жизни вызвали туда на допрос. Хотя дело было в общем непростым, но мне оно тогда казалось даже романтичным.
Ведь речь шла об оружии и боеприпасах, которые были уворованы из сейфов добровольного общества содействия армии и флоту. Ну, а я случайно нашёл на речке несколько этих патронов и передал, по наставлению матери, соседу - охотнику, а тот отнёс их в милицию. Уже потом, когда вернулся обратно, то, прижав меня к груди, торжественно заявил: «Жди награду. Теперь вся школа будет знать, какой ты у нас герой».
Не скрою, меня это тогда вдохновило, и я стал с нетерпением ждать своего счастливого часа. И вот он настал. Накануне вечером участковый инспектор Задорожный, которого мы звали просто дядей Мишей, вручил мне повестку в отдел милиции на допрос.
К удивлению, меня там встретили трое холёных следователей из КГБ в тёмных костюмах и модных в то время галстуках типа «селёдка». Конечно, это было не случайно. Ведь расследовалось похищение оружия и боеприпасов, а это уже была их сфера ответственности.
Я не мог тогда ошибиться, так как хорошо знал всех наших милиционеров не только по фамилиям, но и по именам, и они к нам, мальчишкам, всегда относились благожелательно. Мы тоже отвечали им взаимной симпатией и уважением. Но эти явно были чужие, скорее всего, из областного центра, а может даже из самой столицы.
Один из них вальяжно восседал за соседним столом и записывал мои показания, другой, по-видимому, старший, закинув ногу на ногу, искоса наблюдая за допросом, пил густой чай, больше похожий на «чифир». Третий же следователь, находясь подле меня слева, собственно и вёл сам допрос. Я же сидел на стуле и отвечал на его вопросы.
Прямо передо мною на столе под каленым стеклом лежал график дежурств по районному отделу, где значился и мой дядя, герой войны, капитан милиции. Мне тогда виделось так, что теперь он уж точно будет гордиться своим племянником, который удосужился высокой чести сотрудничать с КГБ в раскрытии столь важного преступления.
И вот когда уже допрос был практически завершён, следователь, левой рукой ухватив меня за волосы, резко нагнул голову вниз до самой груди. В это же время ребром ладони правой руки резко ударил по изогнутой напряжённой шее.
Ослеплённый калейдоскопом ярких красок, я не успел даже ахнуть. А в голове набатом пронеслось наставление матери: «Если ты хочешь стать военным, то научись терпеть». Вот я и терпел, сжав зубы, хотя изнутри закипал протест, а кулаки наливались свинцом.
Очнулся уже от слов следователя: «Ты будешь говорить правду?»
- Я же вам всё сказал и больше ничего не знаю, - успел только выпалить, как получил очередной увесистый удар по шее.
Одним словом, всё повторилось вновь, но на этот раз я уже провалился в чёрную бездну. Меня понесло куда-то вниз, а сверху навалилась неимоверная тяжесть, и противиться ей не хватало сил. В какой-то миг я потерял «точку опоры», а точнее, то самое мироощущение, которое связывает нас с действительностью.
Скорее всего, на это и был поставлен весь расчёт. А вдруг в панике от боли и стресса проболтается, но этого не произошло, поэтому вскоре меня опять начал трясти оперативник.
- Ну не дури, пацан, а если будешь молчать, то ещё получишь.
- Мне больше нечего вам сказать! - возмутился я и тут же получил очередной увесистый удар в шею. На этот раз я сразу же лишился сознания, и потом долго находился в прострации, не понимая, что происходит со мной.
Здесь надо сказать о том, что сила каждого последующего удара значительно нарастала. Одним словом, шёл проверенный чекистами «экстравагантный» процесс выбивания показаний. И здесь уже было не важно, кто был их «клиентом»: старик, женщина или подросток. Попробуй потом докажи, что тебя пытали, следов ведь практически не оставалось.
Очнулся словно после тяжёлого похмелья. Следователь теперь уже сидел напротив за столом и смачно курил, с усмешкой заглядывая в мои глаза. Попытался встать, но не смог, тело перестало подчиняться моей воле, а земля уходила из-под ног.
- Что с тобой случилось? – вдруг засмеялся чекист. Неужто страшно стало? Ладно. Иди, подумай, надо будет, ещё вызовем, но о сегодняшнем допросе никому ни слова. Могила. Ты понял?
В ответ я молча кивнул головой. «Тогда вставай», - взял меня за руки следователь и поднял со стула. Я встал на ноги и впервые в жизни почувствовал, как они трясутся и становятся ватными и непослушными.
- Давай, давай, - толкал меня в спину оперативник, - своим ходом и вприпрыжку.
И так, не ощущая самого себя, я наконец выбрался из кабинета. У выхода меня окликнул дежурный по отделу милиции Задорожный, тот, что вчера принёс повестку:
- Славик, что с тобой? На тебе ведь лица нет. На-ка вот, выпей холодного чая с молоком.
- Нет. Спасибо, дядя Миша, я хочу только на улицу, на свежий воздух. Здесь очень душно и накурено. Мне быстрее надо домой, там меня ждёт мать.
- Ну как хочешь, смотри, - недовольно пробурчал дежурный, и мне тогда вдруг показалось, что он даже потянулся к кобуре за пистолетом. Но это скорее всего были галлюцинации как следствие нагрянувших на меня испытаний. Хотя фронтовики говорили, что во время войны Задорожный был смертником, так как командовал противотанковой батареей, и у него было несколько контузий и ранений.
Вот так, ещё тогда, будучи мальчишкой, для себя я твёрдо решил: если меня ещё хоть раз будут пытать, то даже несмотря на то, что убьют, я вцеплюсь в горло и задавлю хотя бы одного из палачей. И это я помнил всегда, и всегда был к этому готов.
* * *
Выйдя с трудом на улицу, я не мог надышаться весенним воздухом, который показался мне тогда живительным напитком. Хотя на дворе ничего особенного не происходило, всё было как обычно. У крыльца теснилась группа курящих милиционеров, а у гаража всё так же стоял тот самый «чёрный воронок», за которым уже прочно закрепилась дурная слава.
Это был сияющий на солнце вездеходный «Газ-63» на высокой подвеске с крепко посаженной на его шасси металлической будкой. Вглядываясь в контуры и цвет грузовика, я тогда обнаружил, что он совсем не чёрный. Ведь на самом деле он был тёмно-синим, как милицейская шинель и мундиры блюстителей порядка, которые они тогда носили.
Однако мою мысль быстро отвлекла музыка, что лилась из громкоговорителя, висевшего на столбе у рынка. И вот я уже переключился на весёлую песню, которая, оживляя меня, вызывала умильные приливы радости: «Эх, хорошо в стране советской жить! Эх, хорошо страной любимым быть!»
- Да, хорошо, что я живу в советской стране, - подумалось мне тогда, ведь в Америке так просто, без суда и следствия прямо на улице убивают негров, а у нас ведь людей только бьют и травят собаками. Вот, наверное, поэтому и жить здесь лучше, чем там, на Западе, у проклятых капиталистов.
* * *
По аналогии с минувшим лихолетьем, как-то странно выглядит тот факт, что нынешние правоохранители вновь надели тёмно - синие мундиры. Неужто замучила ностальгия по «бериевскому» НКВД? А ведь прошлое этой организации было в большей степени противоправным и кровавым, и об этом забывать нельзя, уж слишком плохая это примета.
Продолжение следует…