Каждое утро Дженнифер просыпалась в комнате, которую уже привыкла считать своей. И всякий раз ей казалось, что все предметы в ней ее приветствуют, желают доброго утра. Легкий ветер слегка шевелит белоснежную занавеску, украшенную зеленой вышивкой – «Хорошего тебе дня, Дженнифер!» Очень похожие висели в их с сестрой спальне много, много лет назад – те порядком забытые, словно бы придуманные времена, кажется, называют детством… Слегка поскрипывают половицы – «Пора вставать, Дженнифер!». Она осторожно ставит ноги на коврик, сплетенный из разноцветных лоскутков. Утреннее головокружение, донимавшее ее последние несколько лет, в этом доме отступило. «Как спалось, Дженнифер?» На тяжелой тумбочке из темного дерева – круглый старый будильник. Конечно, никто его не заводит, потому что никогда и никуда не надо торопиться - «Доброе утро, Дженнифер!»
Фотография на комоде. Дженнифер кажется, что она запомнит их именно такими – веселыми, счастливыми. Сын, его жена, две девочки. Почему-то лишь они ничего не говорят ей. Конечно, все это – выдумка, игра фантазии. Но перед этим фото воображение молчит, не в силах осознать произошедшее.
Дженнифер не смогла полностью запомнить тот день. Память не хотела возвращать ничего, кроме отдельных кусков, похожих на осколки с острыми краями. Вот она идет по светлой городской улице, и лето накрывает город искрящимся шатром. И таким неуместным кажется внезапно охвативший ее ужас, поднявшийся из каких-то мрачных глубин подсознания и перехвативший дыхание. А через несколько часов она кричала, рвалась к ним, тем, что молчат теперь на фото, и словно падала в черную бездонную пропасть. Потом она сидела в какой-то странной комнате, похожей на приемную в больнице; то ли люди, то ли тени перешептывались за ее спиной, а она обеими руками вцепилась в пластиковый стаканчик. Это был самый обычный стаканчик, одноразовый, прозрачный, но Дженнифер казалось, пока она сжимает его, мир остается неизменным, он просто замер, но скоро гигантский маятник качнется обратно и вынесет ее в солнечное утро.
А потом пришел Марио. Они были безумно счастливы в девятнадцать, расстались в двадцать и не виделись сорок пять лет. Несмотря на весь шок и ужас, она отметила, как сильно он изменился. Годы по-своему подправили его облик, не оставив и следа от мягкой, почти девической красоты. «Итальянский ангел,» - поддразнивала его тогда Дженнифер, а он сердился! В девятнадцать так хотелось быть мужественнее. Худой, жилистый и более смуглый, чем раньше, седина – соль с перцем; лицо в глубоких морщинах стало жестким, полностью утратив юношескую округлость. И все-таки это был Марио! И на бейджике, приколотом к белой рубашке, так и было написано витыми буквами – Марио Росси. Да нет, она бы и так его узнала. Разве забудешь…
- Я хочу домой, - прошептала она, - я так устала.
- Дженни, - он смотрел на нее, словно пытаясь взглядом успокоить, - домой сейчас нельзя… Ты и сама понимаешь, в таком состоянии…
В каком состоянии? Если сделать рывок, то можно выскочить за дверь. Вон она, совсем рядом, правда, над ней горит табличка «Выхода нет», но, если дернуть как следует, наверняка откроется. Сейчас она досчитает до трех… нет, до десяти… нет, надо просто немного передохнуть. Дженнифер закрыла глаза и только сейчас почувствовала, какие они горячие – как будто у нее жар. Темнота хлынула под ее веки, словно прохладная вода – это было облегчением. Обязательно нужно отдохнуть, а потом попросить Марио вывести ее отсюда. Он поможет…
И когда он протянул руку Дженнифер, она доверчиво пошла за ним.
Он привел в ее дом, где каждый предмет был на своем месте и потому – идеален, где на комоде в ее спальне стояла фотография. Время проплывало над этим домом, словно облака – незаметно и постоянно. Ей казалось, что она здесь уже тысячу лет. Когда Дженнифер пыталась вспомнить тот день, чтобы понять, можно ли было что-то предотвратить, память всякий раз подбрасывала ей нечто другое.
…Глянцево блестит река, и так живописно склонились над ней деревья, что вся картинка кажется нереальной – рекламный ролик, да и только. И настолько же мила расположившаяся на берегу парочка. На девушке красная юбка-«полусолнце» - она похожа на яркий лепесток. Ее светлые прямые волосы собраны в аккуратный «конский» хвост, у нее чистый лоб отличницы, не затененный челкой. Это не вполне соответствует моде того времени, но полностью отвечает ее внутреннему настрою. Так и мысли ее, четкие и правильные, не омрачают ни сомнения, ни соблазны. Сидящий рядом юный брюнет немного напоминает Элвиса Пресли – в самом начале его блеска и славы; облик его романтичен и мягок. Во взгляде, направленном на девушку, подобно солнцу над рекой, светится любовь.
- Скажи, Марио, чего ты хочешь, о чем мечтаешь? – она поднимает на него серьезные серые глаза.
- О тебе, - не задумываясь, отвечает он.
Запрокинув голову, Дженнифер громко смеется.
— Это неинтересно, я у тебя уже есть. Это ведь не все, что необходимо в жизни.
- Но мне не нужно большего. Лишь бы мы только были вместе.
- Ну хорошо, - и она в задумчивости наматывает на палец светлую прядь, - а как мы будем жить?
- Мы будем счастливее всех. Поедем в городок, где я родился, поселимся в маленьком домике, ты родишь мне сына, и он обязательно будет похож на нас обоих.
— Это отлично, - Дженнифер осторожно прикасается к плечу Марио, - но на что мы будем жить? Мы должны стремиться достичь чего-то в жизни. Мне кажется, что о детях нам думать еще рано.
- Я куплю лодку, буду каждое утро ловить рыбу и продавать ее на рынке, а ты будешь ждать меня и готовить еду…
- Какой же ты мечтатель, Марио, – Дженнифер хохочет и, видя вмиг огорчившееся лицо своего друга, крепко обнимет его за шею, - лодка дорого стоит, а в море очень опасно, и я никогда в жизни тебя туда не отпущу… я ведь с ума сойду от страха.
Не было бурного прощания. Через пару месяцев она уехала в Атланту учиться архитектуре. Хотела вернуться в родной городок на Рождественские каникулы, но водоворотом закружил студенческий быт. Нет, они не поссорились, ведь Дженнифер написала Марио очень подробное письмо, с юмором рассказав о своих новых подругах, преподавателях, жизни в кампусе и в самой Атланте – в семидесятые жизнь в ней бурлила, как во многих американских городах. Решили, что он приедет к ней сразу после зимних экзаменов, но опять не вышло! В местной автомастерской появилась вакансия, и Марио с радостью оставил работу в овощной лавке и стал ассистентом автомеханика, неожиданно для себя приобретя еще одну страсть в жизни.
И потянулась жизнь – то увлекательная, то скучная, а в основном – в трудах и заботах. С потоками дождя по стеклам и долгожданными улыбками солнца, с оглушительными ранними будильниками, ароматным утренним кофе, вечерними дружескими посиделками в пиццериях и кафе. Ни Марио, ни Дженнифер не признались бы, что их, словно потоком, уже относит друг от друга. В апреле семья Марио переехала на Западное побережье. В мае Дженнифер влюбилась.
Кевин был мечтой. Высокий – под два метра ростом, с решительным лицом супермена, яхтсмен, боксер, лучший хирург выпуска прошлого года. А главное – он точно знал, чего хочет, и всегда этого добивался. Когда листья кленов заалели, Дженнифер надела свадебное платье. Конечно, она вспоминала о Марио, и по сравнению с Кевином он казался неопытным мальчиком, и весь их роман – детским и наивным. «Я буду ловить рыбу, а ты ждать меня и готовить обед… все это просто смешно!» Впрочем, весь смысл первой любви в красивых воспоминаниях. Чтоб было, что вспомнить в старости.
Она рассказала об этом мужу. «Значит, я победил?» - горделиво спросил он, расправив красивые плечи. «Конечно,» - ответила Дженнифер и представила их рядом – Марио и Кевина. Сравнение выходило не в пользу Марио, и почему-то на секунду ей стало от этого грустно - на короткую секундочку. «Сам виноват, - сердито подумала она, - вообще-то, за возлюбленную надо бороться, а он уехал и пропал, и даже не написал ни разу…»
Родился Марк. Счастье Дженнифер достигло зенита. Это потом все пошло на спад, но те месяцы были подарком. Самым настоящим – она о нем не просила, не добивалась, вообще ничего для этого не делала. Лето щедро поливало улицы солнцем, Марк лежал в кроватке, сосредоточенно разглядывал свои ручки или упоенно бил по ярким погремушкам. У Кевина неплохо шли дела на работе. По ночам Дженнифер снились волшебные, фантастические здания, просыпаясь утром, она хваталась за карандаш, но перенести на бумагу удавалось немногое – дневной свет был губителен для тонких материй сна.
Иногда, глядя на Марка, она отчетливо понимала, насколько же ей повезло. Можно было даже причислить себя к избранным. Наверно, есть такие люди, которых выбрали высшие силы, чтоб осыпать их своим дарами и посмотреть, что из этого выйдет. Но ни словом, ни жестом не показал ей Кевин, что количество даров в его жизни неуклонно идет на спад. В его взгляде, обращённом на малыша, можно было увидеть недоумение, растерянность и легкую горечь, как будто Кевин ждал, что что-то произойдет с ним или в нем, и жизнь вновь покатится по сценарию, приготовленному для него, успешного и красивого мальчика, еще в школе. Но оно никак не происходило. От плача Марка он морщился, как от зубной боли, и начинал ненавидеть себя за это. Все сыпалось, или рушилось, или таяло – назовите, как хотите, суть одна.
Однажды темнота перед глазами сделалась невыносимой, душевная боль превратилась в физическую и угнездилась где-то в затылке, и тоненький голосок запел в уши: «Останови ее, останови!» Без единой мысли Кевин вышел из дома, даже не закрыв дверь. Дженнифер с малышом как раз были в отъезде – переполняемая счастьем, она упорхнула в родной городок навестить родителей. Его же потянуло за город, где серебристыми ручьями сбегались и разбегались рельсы, откуда уходили дороги по всем направлениям, где должно было легче дышаться. Ему захотелось просто постоять на железнодорожном мосту, вдохнуть запах шпал, угля, путешествий. Нет, он не думал бросаться вниз. Всего лишь хотел развеяться. На пути его лентой легла трасса. Наверно, он задумался о чем-то и остановился, не видя ничего вокруг. Небольшой грузовик притормозил рядом, и это вывело его из оцепенения. За рулем сидел пожилой человек – старая военная куртка, редкие волосы до плеч, бледно-голубые глаза.
- Эй, брат, ты стоишь слишком близко к дороге, это опасно. Куда направляешься?
Кевин неопределённо махнул рукой куда-то вперед.
- Хорошо – значит, нам по пути. Запрыгивай в машину, парень. Где тебя высадить?
- Да я как-то пока на распутье, - сказал Кевин, одним предложением покончив со своей не неудачной, но неудавшейся семейной жизнью.
- А я еду в Техас. Слышал про Мэрион Грин Вэлли? Я оттуда.
- Нет. И как там живется?
- Нормально живется. Выращиваем овощи, по вечерам разговариваем, поем песни, слушаем радио – в основном, музыку.
- А бога не ищете? – с опаской спросил Кевин.
- Опасаешься, что найдешь? – расхохотался его попутчик. – Нет, этот вопрос у нас каждый решает сам. Или не решает. Лично мой опыт показывает, что никакого бога нет – может, он и существовал когда-то, но точно не сейчас.
- А какой был опыт? – полюбопытствовал Кевин.
- Вьетнам, брат.
Кевин не вернулся ни в Атланту, ни к Дженнифер, а в коммуне Мэрион Грин провел пятнадцать лет.
И жизнь Дженнифер покатилась дальше – не очень яркая, довольно обычная, но в целом, нормальная. Были в ней радости и взлеты, связанные с любимой работой, школьными успехами Марка, общением с друзьями, а падения… такого Дженнифер не припоминает. Ни болезней, ни катастроф на ее долю не выпало, как не случилось ни крупных выигрышей, ни ошеломительных романов. Конечно, она долго переживала шок от неожиданного исчезновения Кевина. Если бы он ушел к другой женщине, но побег в духовный поиск, как он написал потом ей из Мэрион Грин… этого она никак не могла объяснить.
С течением времени она поймала себя на том, что чаще вспоминает Марио, чем своего непутевого кратковременного мужа. «Марио никогда бы меня не бросил,» - думала она. Хотя, опыт ведь доказал обратное… После переезда его семьи он ни разу не написал ей, не пытался ее найти – при желании это было бы несложно сделать. Не самой же ей его разыскивать, да и как – через газеты, или по радио? Сколько в Соединенных Штатах итальянцев по имени Марио Росси? Конечно, меньше, чем англосаксонок, зовущихся Дженнифер Смит, но все-таки... Наверно, он давно обзавелся женой и парой ребятишек, она готовит ему пиццу и спагетти, и из худенького мальчика он превратился в упитанного отца семейства, не такого очаровательного, но гораздо более счастливого.
…Оказалось, что он всегда был рядом, как ангел-хранитель. И в тот день, когда… когда… в общем, Дженнифер не представляет, как бы справилась со всем без него. Наверно, отчаяние просто поглотило бы ее, как черная вода, и она бы исчезла – растворилась или утонула. Ей казалось, что личность ее разделилась на две. Одна осталась в той беспросветной ночи, сжимая в руках пластиковый стаканчик, а другая ушла с Марио, оставив за спиной то, что было раньше ее жизнью. И когда она хочет вернуться туда хотя бы мысленно, она чувствует, что словно пытается проникнуть в чужие воспоминания. Они отгорожены от нее крепкой стеной, и можно биться об нее, как муха о стекло, но возврата в прошлое не будет.
Дженнифер совершенно не помнит, как они добрались до дома – самолет? Поезд? Все время она была, как в бреду. Но память четко сохранила поздний летний вечер, полный цветочных ароматов. Пошел дождик, он шелестел по гравию садовой дорожки так тихо, так нежно, что Дженнифер захотелось расплакаться, как будто кто-то всесильный окружил ее своей любовью. Маленькая гостиная была обставлена старомодной мебелью, на круглом столе, накрытом вязаной скатертью, стоял букет мокрых цветов – ромашки, ноготки. Окна в деревянных рамах, а за ними – ночь. Но стереосистема в углу была современная, она мерцала темным серебром. Тихо звучала песня – “Strangers in the night, exchanging glances…” Ну что ж, у них с Марио всегда были похожие вкусы в музыке.
Дом открывался Дженнифер постепенно, предмет за предметом, как в компьютерном квесте. И каждый делился своей историей, когда приходило время. Наверно, потому, что ее мир рухнул и даже воспоминания были ей недоступны, образовавшийся вакуум, как воронка, стал затягивать новые впечатления, всякие мелочи, составлявшие теперь ее жизнь – правда, при ближайшем рассмотрении мелочи оказывались чем-то другим, непознаваемым и странным. Однажды она заметила на стене небольшое черно-белое фото. Она с необъяснимым любопытством стала вглядываться в мелкие, слегка расплывчатые лица незнакомцев, запечатленных на нем, и через несколько минут готова была поклясться, что поняла что-то очень важное про всех них. Но если бы ее попросили рассказать, что именно она поняла, то выразить это словами бы не получилось… Когда она пыталась сосредоточиться на открывшейся истине, она отодвигалась, как линия горизонта, и рассмотреть ее было невозможно.
В другой раз внимание ее привлекла кружка – это была самая обычная кружка, из темной обожжённой глины. Неожиданным светлым пятном выделялся на ней простой бледно-голубой цветок, на пять лепестков. Дженнифер вертела кружку в руках, и ей стало казаться, что она вот-вот откроет ей путь к воспоминаниям, спрятавшимся за каменные стены, воздвигнутые ее капризной памятью…
- Тебе нравится? – спросил незаметно подошедший Марио.
- Не знаю… она какая-то особенная!
- Если хочешь, эта кружка будет твоей.
- Нет, что ты. Я же чувствую, что для тебя это не просто кружка.
- Да, вообще-то, мне подарил ее хороший друг. Его зовут Паоло. Делать посуду – его хобби. Однажды я тебя с ним познакомлю.
- Ага, - не задумываясь, согласилась Дженнифер.
Ей пока не хотелось встречаться с людьми. Если она не может быть с теми, к кому рвется всем сердцем – пусть совсем никого вокруг не будет. Вот только Марио…
Он всегда был где-то рядом, подрезал кусты, пропалывал грядки, насвистывал что-то веселое, иногда вполголоса пел, бросал хлебные крошки бойким серым птичкам с желтыми грудками, что-то постоянно чинил, поправлял, ни минуты не сидел без дела. Не пытался подойти поближе, не задавал вопросов ни словом, ни взглядом, не начинал разговор, не окружал навязчивым вниманием.
Однажды Марио появился с целой связкой крупных рыбин, их чешуя блестела на солнце, как старинное тусклое золото.
- Ого, какие красавицы! Неужели сам поймал? – искренне восхитилась Дженнифер. Впервые за много дней (а может, лет?) что-то вызвало ее любопытство.
- Конечно, сам, – ответил Марио, хитро улыбаясь.
- Может, и лодка имеется? – спросила она, и сразу же чуть не прикусила язык – ну зачем ей вдруг вспомнился этот дурацкий разговор сорокапятилетней давности…
- Да, - без единой задней мысли сказал он, - есть и лодка, я вообще люблю море…
Если он и вспомнил о том, как когда-то планировал ловить рыбу и продавать ее на рынке, чтобы содержать их с Дженнифер семью, то сейчас и вида не подал.
- А можно, я ее приготовлю? – неожиданно для себя попросила она. – Я умею очень вкусно…
Стол накрыли в саду под раскидистым грецким орехом. Поднялся теплый ветер, и резная тень плясала по белой скатерти. Чтобы она не поднималась, пришлось положить по круглому камню на каждый угол. «Мы похожи на актеров рекламы – снимаемся в ролике про идеальную пожилую парочку, которая всю жизнь вместе. А потом разойдемся по домам… где он теперь, дом…». Кстати, провести вместе всю жизнь – такой вариант предусматривался их жизненными сценариями. Дженнифер украдкой посмотрела на Марио – интересно, о чем он думает… если он и был актером, то очень хорошим. Может быть, гениальным.
Ей не хотелось разговаривать – она пыталась вспомнить подробности хотя бы одного совместного семейного обеда, ведь их было много за все годы! Они с Джеммой и Марком шутили, обменивались новостями, старшая девочка, Венди, учила младшую, Пенни правильным манерам –держать вилку, жевать с закрытым ртом. Как же она это говорила, так забавно… И тут Дженнифер осознала, что с того вечера ни разу не произносила имена внучек, даже в уме… Венди и Пенни, Венди и Пенни – но память пока не позволяла сделать ни шагу дальше, подбрасывая какие-то сиюминутные детали. «Венди и Пенни, лето, тепло, и рыба у меня получилась, значит, не разучилась готовить!» - и Дженнифер бросила взгляд на свои руки. Надо же, казалось бы, из дома совсем не выходила, а как загорела – несколько пигментных пятнышек, которые появились пару лет назад, почти не были заметны под ровным загаром.
На следующий день она захотела пойти к морю. Пока Марио не упомянул про лодку, она и не думала о том, что оно здесь есть. Но утренний свежий ветер принес его дыхание. Ей представилось, что она стоит на высоком холме между соснами, а оно лежит внизу синим блистающим полотном. Море ничего не исправит, не изменит, не придаст смысла существованию Дженнифер, которое почему-то продолжается, вопреки всем законам логики. Но просто ей очень захотелось к морю.
И все было в точности так, как ей представлялось – она шла по пружинистому ковру между высоких сосен, и солнце горело над головой, высекая смолистые искры из золотисто-бронзовых стволов, и запах этот был лучше любых духов. Она шла словно по своему детству – когда-то они с сестрой были в таком лесу. Они бегали, прыгали, кричали: «Земля превратилась в подушку! Земля превратилась в подушку!» Им казалось, что если оттолкнуться от нее посильнее, то подбросит к самым сосновым верхушкам. Даже странно, что ни разу не получилось. А молодые родители в обнимку брели где-то сзади. Она шла по своей юности – они недавно познакомились с Марио, но она уже точно знала, что влюбилась так, как никогда в жизни. И от этого она болтала без умолку, а в голове стучало лишь одно: «Какой же он красивый, какой же он красивый! И он со мной, со мной!» Ей казалось, что все ее мысли легко читаются по ее лицу, и потому она отводила глаза в сторону, и постоянно забегала вперед, а Марио, наоборот, как воды в рот набрал, и только смотрел на нее восхищенным взглядом. «Меня оглушило любовью,» - признался он потом.
- Милой мы были парочкой, - улыбаясь и не осознавая того, подумала она, - одна мчится, не разбирая дороги, и рассказывает что-то деревьям, а другой - будто язык проглотил. А впрочем… мы были действительно милой парочкой.
Странная штука – наша память. Она не хочет впустить нас туда, где темно и больно, даже если мы просто хотим во всем разобраться, или с кем-то попрощаться, или… если мы просто хотим туда вернуться. Но она охотно возвращает нас в те дни, когда жизнь искрилась надеждами, и неважно, насколько давно это было…
А потом между деревьями быстрой молнией, живой ртутью полыхнуло сине-серебряное, и ноги сами понесли вперед, туда, где от вида с холма перехватит дыхание. И вдруг из-за сосны легкой походкой выскользнула женщина – хрупкая блондинка с полотенцем на плечах, немного моложе Дженнифер. Увидев ее ошеломленный вид, она улыбнулась – словно извинилась, и с легким акцентом сказала: «Погода сегодня – чудо!» и скрылась за деревьями. Дженнифер и сама не поняла, почему появление этой незнакомки так ее удивило, даже испугало.
Вечером она рассказала ему о неожиданной встрече.
- Это же Инга, - просиял Марио, - конечно, Инга! Она была одна или с Джоном – высокий такой мужчина, крупный?
- Одна.
- Странно, может, он в город поехал? Они настоящие морские волки – купаются в любую погоду, и на яхте ходят.
- На яхте? Это моя мечта. Здесь ведь, наверно, не утонешь? – спросила Дженнифер. – Ну, просто бухта такая тихая.
- Да, здесь не утонешь, - медленно повторил Марио, а потом предложил. – Слушай, давай я тебя с ними познакомлю, хочешь?
- Нет, Марио, по-моему, я пока не готова знакомиться с людьми, – мягко отказалась Дженнифер.
- Ну хоть привет от тебя Инге передать можно?
- Конечно, можно. Наверно, она думает, что сильно напугала меня, а я просто не ожидала ее увидеть в лесу. Вроде, я даже не поздоровалась с ней – неудобно получилось. А где ты ее увидишь?
- У меня есть хороший друг Паоло, помнишь, тот, который делает глиняные кружки? Так вот через два дня он собирает друзей, чтобы отметить одну важную для него дату. Вот там и увидимся. Кстати, если передумаешь, то можешь пойти со мной.
- Спасибо, что зовешь с собой, Марио… я вряд ли пойду… но все равно спасибо.
… И все же в следующие два дня Дженнифер не переставала думать о приглашении Марио. «Я не настроена развлекаться, и точка!» - сказала она себе, как отрезала, но с течением времени все меньше и меньше казалась ей развлечением предстоящая встреча с новыми людьми. Скорее, это могло стать новым этапом ее пребывания здесь. «Ты должна пойти на этот праздник, мама!» - пришел откуда-то голос Марка, четко, как будто он стоял за ее спиной. Услышав его, Дженнифер резко согнулась и схватилась за голову, чтобы удержать его подольше, и тут благосклонная память подарила ей одно давно забытое воспоминание.
Когда Марк учился в школе, каждые летние каникулы они ездили отдыхать – на побережье или в какие-то крупные города. Дженнифер привлекала архитектура, Марка – парки развлечений и зоопарки, и оба они обожали долгие пешие прогулки. В отелях, где они останавливались, с ней часто знакомились, но не молодые мужчины – те по ее дружелюбному, но отрешенно-отсутствующему виду сразу понимали, что не будет даже флирта, не говоря уже о продолжении знакомства в более интимной обстановке. А прелестные пожилые парочки, которым золотой возраст подарил свежее восхищение жизнью, или замотанные молодые мамы, истосковавшиеся по доброму слову, безошибочно угадывали в ней приятную собеседницу, которая с мягкой улыбкой выслушает и задаст уместные вопросы, не отяготив при том собеседников подробностями своей жизни.
Так было и в тот раз. Кемпинг стоял на озере, и оно царило над всем. Дженнифер любовалась игрой бирюзовых бликов, когда готовила простенький обед в просторной общей кухне; когда лежала с книжкой в гамаке, то краем глаза привычно ловила голубые проблески между деревьями; а если закрывала шторы в домике, чтобы не пустить внутрь полуденную жару, то взгляд обжигался о нестерпимый блеск озера, как будто впитавшего в себя солнце. В холодные, словно пронизанные дождем дни казалось, что от него поднимаются холод и мгла. Тогда Дженнифер и Марк, нацепив легкие летние курточки, сбегали в ближайший город, а там ноги сами их несли к массивному старому зданию библиотеки, где таким теплым казался свет и где можно было подолгу читать, расположившись в больших уютных креслах. Еще они любили бесцельно бродить по крошечным магазинчикам городского молла, похожим на коробочки с драгоценностями, и иногда, под влиянием момента приобретали всякие сувенирные вещицы – подставки под пивные стаканы или грелки для чайника, которыми никогда потом не пользовались. Проголодавшись, они шли в любимый ресторанчик в полуподвале, где хозяин, толстый итальянец (как ты, Марио, где ты?) приносил им раскаленную ароматную пиццу, вкуснее которой не найти.
Шла вторая неделя отдыха. Утро было жарким, и Дженнифер с Марком решили поесть прямо на улице, за большим деревянным столом около кухни. Они заканчивали завтрак, когда рядом с Дженнифер по-свойски, словно хозяйка здешних мест, уселась растрепанная брюнетка, немного похожая на бойкую обезьянку.
- Ну и жара, - заявила она, - я Милли, – и протянула руку.
Дженнифер назвала себя, и Марк жующий тост, невнятно пробурчал свое имя.
- Какой хороший мальчик! – бесцеремонно восхитилась Милли. – У меня таких – представляешь! – двое! Близнецы.
- Мама, я на озеро, - и Марк, покончивший с тостом, вскочил из-за стола.
- Сначала допей какао, - попросила Дженнифер, и он неохотно сел обратно.
- Они как будто с ума посходили с этим озером! – воскликнула Милли. – Думаешь, где мои мальчики и Майкл? С раннего утра уже там! Катаются на лодках. Твой муж, надо думать, тоже на озере?
Дженнифер вспыхнула, словно ей в лицо плеснули красной краски.
- Мой муж… он не смог взять отпуск, поэтому мы вдвоем с Марком…
- Ты так покраснела! Жара, конечно, невозможная. С тобой все нормально? – забеспокоилась Милли.
- Мне просто стыдно, - улыбнулась Дженнифер, - ведь мы отдыхаем без мужа. Кевин хирург, и очень много работает, а мы вот тут расслабляемся.
- Хирург? Отличная профессия. Я обожаю фильмы про хирургов! А Майкл начальник почтового отделения, и у них тоже бывают горячие деньки. Я ему постоянно время говорю – не позволяй садиться себе на шею! Будь порешительнее. Но это ведь Майкл… - и она махнула рукой.
Дженнифер чувствовала себя ужасно – она позорно соврала, еще и в присутствии одиннадцатилетнего сына. Что он теперь должен о ней думать?
Но еще хуже было вечером, когда эта злосчастная Милли робко, как маленькая девочка, появилась в дверях их домика и пригласила на день рождения Майкла – через час, когда дети улягутся, стол напротив кухни. Дженнифер, запинаясь, пролепетала что-то о внезапной головной боли и о том, что она не знает… и подарка у нее нет.
Минут через двадцать, когда угрызения совести совершенно измучили ее, Марк, всегда все понимающий и потому иногда кажущийся ей старше, чем она сама, и сказал эту фразу – «Ты должна пойти на этот праздник, мама!» И добавил: «А то, что папа… мне это вообще неважно».
Весь этот эпизод из далекого прошлого крутился в голове Дженнифер целый день, без остановок. Озеро-Милли-жара-Марк-завтрак-вечер-Милли-озеро-завтрак…
- Марк, Марк, - в отчаянии думала Дженнифер, - ты всегда понимал меня лучше всех, если бы можно было увидеться, хоть на пять минут…
А потом пришел Марк. Конечно, это был только сон, но он больше походил на реальность, чем все, что случилось с ней за все эти месяцы. Он был точно таким, каким она видела его в последний раз – если б знать тогда, что в последний… Как будто она жила здесь, в доме Марио, был вечер, и кто-то постучал в дверь. Она подумала, что Инга или Паоло – собственной персоной пришел звать в гости, но за дверью был Марк.
Дженнифер сделала шаг вперед, уткнулась в его плечо и расплакалась.
- Марк, как же я скучала, я просто не могу без тебя, не могу…
Он осторожно гладил ее по спине:
- Ну мама, мама, не надо, я ведь рядом, так близко-близко, мы все рядом.
- Да? – недоверчиво, но с непреодолимой готовностью поверить спросила она. – Это хорошо… расскажи, как девочки?
- Джемма, как и ожидалось, нашла себе миллион дел, Венди вдруг увлеклась гимнастикой, Пенни записалась в балет. Ждет занятий, как величайшего праздника, и танцует целыми днями, - улыбнулся Марк.
- Как жаль, что я не могу увидеть… все бы отдала!
- Пенни хочет позвать тебя на рождественский концерт… мы постарались ей объяснить, что могут прийти только те, кто… ну, ты понимаешь… а она топает ногами и кричит: «Но я хочу!» - пожимает плечами Марк.
- Если Пенни говорит… - сквозь слезы смеется Дженнифер.
- Мама, - Марк становится вдруг очень серьезным, - мне пора идти, но я обязательно приду снова.
- Так быстро? Я хотела тебя спросить о чем-то важном…
- Ты сама уже знаешь ответ, - Марк целует ее в щеку и идет к двери, а потом останавливается и оборачивается, - у меня было всего пять минут.
На следующее утро Дженнифер проснулась в знакомой и привычной комнате, где каждый предмет желал ей доброго утра. Нельзя сказать, что сон успокоил ее, вселил надежду, подарил призрачную веру в то, что Марк, приходивший к ней, был не плодом ее воображения, а реальным человеческим существом, нельзя также сказать, что почему-то у нее появилась уверенность, что он придет снова и разговор продолжится… но если честно, именно так и можно сказать…
За завтраком Дженнифер сказала Марио, что хочет пойти к Паоло.
- Вот здорово, - удивленно рассмеялся он. – Я рад!
- Но есть кое-что… - смущенно добавила она. – Мне очень неудобно, что меня волнует такое, после всего, что случилось, ты понимаешь, и на самом деле меня и не волнует, но все-таки сегодня будут новые люди, и…
- Дженни, - он бережно накрыл ее руку своей, - прости, я не понимаю, о чем ты, я совершенно не привык к обществу хорошеньких женщин в этом доме, - шутливо добавил Марио, - но ты можешь мне сказать все, и я пойму, обещаю.
- Марио, мне ведь уже не восемнадцать, и даже не пятьдесят восемь, и я выгляжу не совсем… и волосы я не красила лет сто…
Услышав ее слова, он улыбается – не ей, а как будто каким-то собственным мыслям, и подводит ее к большому старому зеркалу, а потом делает шаг назад, словно отец, чья малышка-дочка внезапно подросла, надела платье, сшитое для выпускного вечера, и засияла яркой звездой, а ему только и остается, что отойти в тень, чтобы ничто не мешало этому сиянию – даже его скромное присутствие.
Дженнифер поднимает взгляд – как бросается в холодную воду, но, к ее удивлению, вид полузнакомой женщины в зеркале ее не разочаровывает. Морщинки, конечно, никуда не делись, но сама кожа приобрела мягкий золотистый оттенок, словно подсвеченная изнутри. И волосы – она не думала, что ее родной рыжевато-русый, потускневший со временем, да так и пропавший много лет назад, когда-нибудь вернется снова. И отросшая седина его не портила, а лишь оттеняла.
«О, Марк… - думала она, - как я хотела бы не чувствовать то, что чувствую… Грусть, скорбь, отчаяние были бы для меня хорошим утешением, или даже старое доброе забвение – о нем так часто пишут поэты. Но моя память не пускает меня к вам, а я сама – как будто спряталась в темной комнате. Я закрыла шторы, но радость бьет меня солнечными лучами. Я уворачиваюсь, но их становится все больше и больше… Море, этот дом, сегодняшний праздник, и ты, конечно, ты, пусть лишь во сне, но разве все вокруг – не сон?»
А потом вечер с величайшей осторожностью сменил день. Сначала кончики листьев окрасились в нежно-розовый, словно художник слегка прикоснулся к ним кисточкой. После стих ветер, и сразу же сильнее запахли цветы. Все краски стали приглушенными, небо приобрело аметистовый оттенок, закатилось за горизонт солнце, полыхнув напоследок горячим золотом, и почти сразу же серебряной точкой загорелась первая звезда.
На кресле в комнате Дженнифер лежало белое платье в мелкий красный цветочек, с узкой талией и пышной юбкой – платье ее ушедшей юности. Оно не подходило ей ни по возрасту, ни по размеру, но она знала, что оно сядет идеально, и не хотела задумываться, почему и как такое возможно.
… Это был совсем маленький ресторанчик, на три столика. И один длинный деревянный стол стоял на улице, под навесом. Отсюда было видно море – оно шелестело близко-близко. Дженнифер подошла к нему, присела на корточки: «Здравствуй… наверно, ты есть во всех мирах, да? А если так, когда увидишь Марка, шепни ему, что я люблю его, и пусть поцелует девочек…» Она попыталась представить их вчетвером, но лица расплывались, как на старой фотографии. А море… море было прекрасно. Прозрачная темная вода, а если присмотреться – черно-изумрудная, драгоценная. Чуть подальше от берега, в глубине мерцают какие-то светящиеся россыпи – то ли водоросли, то ли стайки рыбок.
За столом разговаривали, смеялись, и Дженнифер захотелось туда вернуться. На пестрой скатерти стояли запыленные бутылки с вином, пицца и горячий ароматный хлеб, оливковое масло с травами в глиняных мисках, оливки – черные, зеленые и какие-то небывалые, вишневые – таких Дженнифер раньше не видела. Во главе стола сидел Паоло – крупный, весь какой-то округлый, с большими залысинами, густыми бровями и громогласным заразительным смехом.
- Паоло, ты выбрал чудное место для ресторана, - восхитилась Дженнифер, - наверно, посетителей у тебя полно. И всегда сезон?
— Это да, можно сказать, что сезон всегда, - усмехнулся он.
- А уехать в отпуск ты можешь? Если устанешь?
- Конечно, могу! Выберу какой-нибудь город по душе, и отправлюсь туда на месяц-другой. Буду спать до обеда и смотреть на достопримечательности, как заправский турист. И никакой готовки - пусть другие для меня готовят еду, - подмигнув ей хитро, говорит Паоло.
- Что-то я не припоминаю, чтоб он когда-то закрывал ресторан, - включается в разговор Инга, обращаясь к Дженнифер, - зайдешь к нему на секунду, поздороваться, а он сразу – вино, сыр, хлеб на стол, а сам начинает что-то жарить, а запах такой, что уйти невозможно.
- Да, - хохочет Паоло, - это мои профессиональные секреты, как клиентов на запах приманивать.
- А я ведь помню, когда здесь ничего почти не было, ни поселка, ни города… - тихо вспоминает Марио, - ресторан, правда, уже был… Точно такой же, как сейчас…
- Да, - Паоло неожиданно становится печальным, словно прошлое тянет его к себе, - ты еще тогда у меня останавливался… давние дела, - и он задумчиво трет лоб.
Марио встает и несколько раз звонко ударяет вилкой по бокалу, призывая всех к тишине.
- Друзья, я хочу поднять тост за нашего Паоло, ведь он открыл свой ресторан, наше любимое место сбора, можно сказать, сердце поселка… а может и всего города? именно в этот день… сколько же лет назад? Сто или двести? – его предположение вызывает взрыв смеха.
- За Паоло, за Паоло! – сдвигаются бокалы, шелестят волны, смеются звезды, Дженнифер украдкой бросает взгляд на Марио. Если подумать, то не так много истинной любви выпало на ее долю. Родители? Марк и девочки? И, пожалуй, Марио… Да, наверно, Марио. Но кто ж тогда знал…
… Застолье затягивается, и домой они добираются лишь глубокой ночью. Дженнифер садится на диванчик в гостиной, незаметно подошедший Марио ставит перед ней чашку с горячим чаем, она машинально делает глоток. «Все прошло хорошо, - думает она, - на самом деле, хорошо… Наверно, правильно – принадлежать тому, что существует здесь и сейчас. Прошлое, даже самое идеальное, не удержишь, как бы ты крепко ни держал. Оно ускользнет, и само время об этом позаботится. Но как только ты перестанешь сопротивляться, сразу где-то вдали вспыхнет надежда…» И ей почему-то вспомнилась серебряная звездочка, загоревшаяся вчера вечером на лиловом небосклоне.
Дженнифер представляется, что вся семья стоит за ее спиной и слушает ее мысли. И вдруг она совершенно отчетливо видит их лица. Как же ей этого не хватало…, и она понимает, что память вернула ей все воспоминания, каждую мелочь. Вот Марк, худой и высокий, светлые волосы падают на лоб – как же он похож на Кевина! Надо же, а она не замечала. Рядом с ним рыжая решительная Джемма, быстро вспыхивающая, но через пару минут уже громко хохочущая над чем-то незначительным. И внучки – Венди, всегда строгая и подтянутая, и Пенни – мечтательный ангелок в золотых кудряшках.
По лицу Дженнифер текут слезы, и она их не утирает. Марио садится рядом.
- Они совсем рядом, Марио, я сейчас это очень четко осознала…
- Конечно, я тебе и раньше говорил, но можно сто раз сказать, а пока не поймешь, толку не будет.
- Да. Больше точно не забуду.
Оба молчат, а потом Марио накрывает ее ладонь своей и негромко спрашивает:
- Что с тобой было?
- Тромб, - кратко отвечает она и слегка пожимает плечами, - говорят, у женщин редко бывает, но вот пожалуйста… Самое глупое, что я с утра неважно себя чувствовала. Если б обратилась в больницу, мне, наверно, смогли бы помочь. Но такое же никогда не знаешь!
Марио молчит, словно переживает тот день вместе с ней. И сказать тут нечего, и никакие слова не будут подходящими – все дело в говорящем. И потому он гладит ее по руке и повторяет:
— Это ничего, это ничего… - и Дженнифер улыбается сквозь слезы.
- А я нередко про тебя вспоминала. Поверь, я ни за что бы с тобой не рассталась, просто мы – тот случай, о котором говорят, что жизнь развела. Но если б не ты, то у меня совсем не было бы никакой любви. Кевин подарил мне Марка, но не любовь… Мне часто хотелось, чтоб ты меня нашел…
- Я знал, что ты вышла замуж, - Марио отвел взгляд, зная, что вплотную приблизился к самой сложной части разговора.
- Ты обиделся и решил меня забыть? Вполне понятно. Откуда ты мог знать, что у нас с Кевином ничего не получится, кроме Марка?
- Обиделся? Решил забыть? Все-таки ты плохо меня знаешь, Дженни! Я решил заработать денег и увести тебя от мужа. Наверно, ты помнишь, что я стал работать автомехаником? Я любил машины, а вскоре научился неплохо в них разбираться, чувствовать каждую. Но когда я сель за руль Феррари, то понял – вот что приведет меня к выполнению моей мечты. Это было необыкновенное чувство – как будто нашел судьбу. А скорее, она меня нашла. Гоночные машины – их ни с чем нельзя сравнить…
- Ты стал ремонтировать гоночные машины? Или продавать? Сколько же я еще про тебя не знаю! – поразилась Дженнифер.
- Нет, я стал их водить. И у меня отлично получалось! Я начал выигрывать гонки – но все это была мелочь, местный уровень. Я хотел пойти выше. Зарабатывал я неплохо, но теперь мне захотелось приехать к тебе знаменитым, популярным. В день той гонки – 28 июля, как сейчас помню – у меня было назначено первое интервью для газеты. Все считали, что я стану победителем. Я должен был сделать первый шаг к известности. Но все пошло не так… - он резко встал и отошел к окну. За ним была густая темнота. – У малышки, которая должна была вознести меня прямо к сияющей славе и которую я знал, как свои пять пальцев, на повороте отказал мотор… все закончилось мгновенно.
Марио повернулся к Дженнифер. Она неподвижно сидела на диване, сжав руки, и пальцы ее побелели. В голове стучала лишь одна мысль: «Я не знала, я не знала, я не знала!» Она постоянно вспоминала о нем, и ждала, и не знала… думала о нем в Рождество и День благодарения, когда ездила в отпуск, когда засиживалась допоздна на работе, когда под дождем бежала к машине со стаканчиком кофе. Однажды, когда Марка награждали за успехи в учебе, то внезапно подумала: «Марио им бы гордился», на секунду забыв, что он не был его отцом. И все это время она не знала.
- Сколько тебе было лет? – еле слышно спросила она.
- Двадцать четыре. Дженни, ну перестань, не надо, не надо так плакать, Дженни, все хорошо, и я здесь, я здесь, и никуда не денусь, Дженни… моя Дженни.
— Это было ужасно? – сквозь слезы спросила она.
- Нет, нет, - успокаивал ее Марио, — всего одно мгновение, я ничего не успел почувствовать, мне не было больно. Но потом я попал сюда, и никто меня не ждал. У нас, конечно, большая семья, и пожилые люди есть, и иногда они умирают – от болезней или от старости, но вот так получилось, что из тех, кто меня любил… в общем, я ушел первым… Дженни, ну не надо, все ведь уже хорошо, и я здесь, с тобой.
- И тогда тебя встретил Паоло?
- Да, он меня позвал к себе жить и вообще помог поначалу. Он сам попал в эти края очень давно, много, много лет назад, еще ребенком. И почему-то его никто не встретил.
- Наконец-то я поняла, - воскликнула пораженная Дженнифер, - он стал давать приют тем, кого никто не ждет. Так возникли и поселок, и город? И потому он никогда не закрывает ресторан?
- Да, - с улыбкой ответил Марио, - именно поэтому. В общем-то, этот мир сильно отличается от того, что остался по ту сторону, но и там, и здесь - плохо в одиночестве.
- Марио! – Дженнифер схватила его за руку, и глаза ее вспыхнули. – Идем утром к нему завтракать! Нельзя, чтоб человек был один. Это неправильно.
- Идем, - согласился Марио. – Отличная мысль. Кофе он подает бесподобный. Вот только Паоло не один. И я – тоже не один.
- И я, - нерешительно отозвалась Дженнифер.
Она смотрела на Марио. Потерянный и снова найденный. Значит, именно он ждал ее в этом мире сильнее всех. Ждал больше сорока лет…
- Марио, спать совершенно неохота! Пойдем на море!
- Давай! Там тепло, волны, наверно, стихли, посидим на берегу. Завтра можно спать хоть весь день.
Дженнифер вскочила с дивана и сразу ощутила, что ее переполняет энергия. Какая-то новая, незнакомая, звенящая внутри нее, зовущая в полет, в дорогу, куда угодно – лишь бы не сидеть на месте. Она выбежала из дома и замерла на крыльце – луна была такая огромная, и каждый листочек в саду был отчетливо виден. Она подняла голову, словно подставила лицо под ее свет, а потом подняла руку – ей представилось, что она может прикоснуться к ней, как к большой теплой лампе. Тонкое запястье, едва различимые волоски, длинные изящные пальцы, нежная кожа…
- Марио! – окликнула она его. – Мне кажется, или я немного изменилась?
- Не кажется, - отозвался из глубины дома молодой голос, - здесь можно и так. И вообще – как угодно. Как ты хочешь.
ХХХХХ
… За окнами гостиной падал снег. Пушистые хлопья медленно кружились, словно хотели, чтобы сидящие в ней люди полюбовались ими, и грациозно опускались на землю. Но рыжеволосая женщина, казалось, не замечала этого предрождественского танца.
- Марк, Венди вчера жаловалась на Пенни и называла ее обманщицей. Она снова говорила, что на ее концерте была бабушка. Ты уверен, что нам не следует записать ее к психологу?
Высокий мужчина отложил газету, подошел к жене и обнял ее за плечи.
- Милая, у нее просто детские фантазии… она очень любила мою маму, ну, и привыкла делать вид, что танцует специально для нее. Мне кажется, что тут нет ничего плохого. Ведь Пенни утверждает, что она появляется только на концертах. Я бы не назвал это навязчивой идеей.
- Марк, но ей уже тринадцать, прошло восемь лет. Тебе не кажется, что фантазия несколько затянулась? Кстати, Дженнифер якобы появляется не одна! С ней невысокий пожилой мужчина. Может, кто-то из зрительниц похож на твою маму, и никакой проблемы вообще нет?
- Может, и так, - улыбается Марк, - может, и так. Скорее всего, ты права, и волноваться не о чем.
Приближалось Рождество, и шел снег, и елка таинственно мерцала в углу гостиной, и подарки лежали под ней пестрой грудой, и дочки смеялись над чем-то в соседней комнате, а волосы Джеммы поблескивали золотом, а настенные часы – память о маме! – аккуратно отмеривали время. Все шло правильно и хорошо, и волноваться действительно было не о чем.