ПОД ПЯТОЮ ГЛУПОСТИ
Автор Игорь Бестужев-Лада
Игорь Васильевич Бестужев-Лада(1927-2015), советский и российский учёный, историк, социолог и футуролог, специалист
в области социального прогнозирования и глобалистики. Доктор исторических наук, профессор. Заслуженный деятель науки РСФСР. Лауреат золотой медали Н. Д. Кондратьева 2001 года «за выдающийся вклад в развитие общественных наук».
Автор нескольких десятков монографий и брошюр, свыше двух тысяч статей в периодических изданиях.
https://ru.wikipedia.org/wiki/ Бестужев-Лада, Игорь Васильевич
Продолжение 9 романа.
Продолжение 8 http://www.proza.ru/2019/05/31/977
ВЕЛИКОЕ ОЧУМЕНИЕ
«Горе вам, горе, пропащие головы!
Были оборваны – будете голы вы!
Били вас палками, розгами, кнутьями –
Будете биты железными прутьями».
Н. Некрасов
«Как справедливо заметил самый умный глуповский летописец, все здоровые люди заболевают по-разному, а всем больным тошно одинаково, какою бы ни была болезнь. Глуповцы, по своей глупости, оказались во власти самой страшной болезни, да ещё в такой тяжёлой форме, когда вряд ли возможно излечение. К счастью для них (впрочем, весьма сомнительному), они этого не знали.
Когда Никодим оказался в холодной, как-то так само собою получилось, что исполнять обязанности градоначальника вроде бы временно стал самый богатый, самый именитый и самый излюбленный гражданин города, уже многократно поминавшийся Сила Терентьич Пузанов. Сбылась мечта идиотов. Впервые начальство не прикатило к ним в коляске из столицы, а произросло здесь же с малолетства и было знакомо всем загодя много лет досконально. Так что никаких репримандов не ожидалось. Напротив, все замерли в ожидании наступающего или хотя бы грядущего блаженства.
Тем не менее реприманд всё-таки произошёл. И немедленный. А именно: выяснилось, что город не может нормально справлять свои нужды без податей. Меж тем вместо податей числились сплошные недоимки, которые надо было взыскивать, чтобы не прекратилось общественное существование.
Возник вопрос: как их взыскивать, по-старому ли, плетьми, или по-новому, воззванием к совести недоимщиков?
Тут же выяснился и другой пассаж. А именно: Сила Терентьич понятия не имел, что делать. Выяснилось, что в лавочке торговать, счетами щёлкать – это одно. А городом управлять, суд-расправу вершить – совершенно другое. Тем более городом Глуповом, где, кроме недоимщиков и воров, считать было нечего и некого с тех пор, как свет стоит. И хотя глуповцы всегда очень уважали умеющих щёлкать на счётах и всегда норовили подтолкнуть их поближе к браздам правления (с неизменным разочарованием), положение представилось безвыходным.
Поразмыслив в лучших глуповских традициях, Пузанов потребовал бумагу, перо, чернила, сел за стол и за один вечер накатал «Уложение о взыскании недоимок», которое, по его идее, призвано было заменить глуповцам конституцию.
«Уложение» гласило:
Статья № 1. Никакой город без податей да не существует. Это – факт установленный.
Статья № 2. Никакой обыватель, в здравом уме и твёрдой памяти обретающийся, по своей воле никогда никаких податей не платил и платить не собирается. Это – факт установленный.
Статья № 3. Для порядку можно воззвать к совести налогоплательщика, однако, когда дело касается податей, совести никогда и ни у кого не обнаруживалось. Это – факт установленный.
Статья № 4. Единственный способ выколотить из податного тягла хоть что-нибудь – это запороть до смерти. И тогда перед кончиною, не выдержавши мук физических (отнюдь не нравственных!), он, может быть, расстанется с последнею своею полушкой. Да и то не во всех случаях. Это — факт установленный.
Опираясь на это уложение, Сила Терентьич приказал сечь недоимщиков, как секли допрежь.
А в это самое время из губернии пришла депеша, требующая посылки очередной партии мужиков с подводами невесть куда. Пришлось послать.
Глуповцы возроптали.
– Это что же такое деется?! – кричал в кабаке уже не Пузанов, а Шурка Хирянский, племяш Порфишки Ничавова. – Обещали блаженство, а сами, как прежде, секут немилосердно, хлеба нет, как прежде, и гонят невесть куда, тоже как прежде! За что же мы кровь проливали?! (Сам Шурка во все продолжение описываемых событий .сидел в кабаке, и если что проливал, так только из чарки.)
И тут в толпе снова зашныряли умоскопаты.
«Пузанова с колокольни спустить, Шурку на правление посадить, всё сразу и образуется, зашептали они на ухо обывателям. И недоимки объявятся как из-под земли безо всякого сечения, и мужиков он не даст угонять, и хлеба будет вдосталь!
– А-а-а! – взревела толпа и кинулась к Управе Благочиния, где засел Пузанов. Всё опять повторялось сначала.
Какой-то ополоумевший квартальный вновь попытался остановить людскую лавину с саблею в руке. Его тут же взметнули на колокольню и спустили с раската. Толпа вновь ворвалась в хоромы, где Пузанов, совсем как Никодим, стоял на коленях и молился о спасении своей души. Его тут же отправили в холодную и посадили в клетку, соседствующую с Никодимовой.
А на пузановское место воссел Хирянский. Однако и он не знал, откуда взять хлеб, что делать с недоимками и как избежать извода мужиков. Он только продолжал голосить с утра до вечера:
– Да что же это деется! Да когда же, наконец, будет хлеб? Да когда же, наконец, кончатся недоимки? Да когда же, наконец, от нас перестанут требовать мужиков с подводами?
Единственным его деянием стала замена будочников, за неимением мужиков, форменными бабами, во всём их бабском обмундировании. Только с алебардами.
Очень удивились глуповцы, узрев сие нововведение.
– Что же это такое деется? – зашептались они. – Испокон веку бабья дорога была от печи до порога, а ныне, гляди-ка, до самой будки добрались, со дня на день в квартальные полезут, с мужиков штаны начнут спускать за недоимки!
Пригляделись, видят: у Шурки, несмотря на мужское одеяние, тоже вроде бы бабьи увёртки проявляются. Да и голосит истинно по-бабьи. Заглянули в щелку, когда тот в бане парился: батюшки светы! С одной стороны, вроде как мужик, всё мужеское на месте. И с той же стороны, баба бабой, и всё бабское при нём (при ней?), начиная с бабских грудей и кончая бабскими истериками.
Это был уже не первый случай в истории города Глупова, когда в градоначальничье кресло по недосмотру влезла дура-баба.
– Тьфу ты, нечистый тебя побери! – плюнули глуповцы с досады и отвращения.
– Не мужик, не баба, не мышонок, не зверушка. Таких только на ярмарках показывать, как урода заморского.
И долго ещё не могли наплеваться, отвратясь. А потом, продолжая отплёвываться, разошлись, оставив Шурку наедине с её (его) бабами-будочницами.
Первым заметил эту несообразность Федька Картавый.
– Братцы, – зашептал он умоскопатам (они называли друг друга не иначе, как «братец», даже если это была женщина), – а ведь мы можем запросто Хирянского с его кресла спихнуть и на его место усесться. Никто не заметит, а когда разберутся, мы их уже к земле пригнём и в полный наш произвол предоставим!
Сысойка Корявый при этих словах со страху обмочил штаны. А Беня Крик не только обмочил. Но Картавый был непреклонен. Он затопал на них ногами.
– Сегодня, – говорит, – может быть ещё рано, но послезавтра точно будет поздно. Как только глуповцы разберутся, сколько в нём мужичьего, а сколько бабьего, они тотчас заменят полубабу полным мужиком. А к мужику поди-ка сунься, он тебе задаст перцу. Стало быть, завтра и будем сваливать. А если вы, иуды, – это он Корявому и Крику, – ещё раз в штаны наложите, я вас толпе на растерзанье предоставлю, слышите?!
– С-слышим, – пролепетали Корявый и Крик, стуча зубами. И трясущимися руками стали собираться в дорогу.
Дело было далеко за городом, где, как издавна повелось, обретали рай в шалашах умоскопаты. Долго добирались они до города. Сначала в воз с сеном исподтишка забились и почти до самой заставы, никем не замеченные, добрались. Потом по грязи на брюхе, тоже никем не замеченные, проползли.
Смотрят: стоят перед Управой Благочиния будочницы с алебардами наперевес. А больше – ни души. Вытащил Беня Крик самопал, зажмурился и выпалил в воздух. Будочницы завизжали от страха, побросали алебарды и разбежались. Вход был свободен.
Ворвались Картавый, Корявый и Беня Крик в комнаты. А там никого. Шурка, переодевшись в бабье платье и прикинувшись судомойкою, выбежала чёрным ходом и скрылась в ближайшем кабаке. Власть, беззащитная, сама упала в руки насильников.
Картавый, выбежав на улицу, велел бить в набат и собирать народ на площади.
– Братцы! – закричал он, когда глуповцы собрались вокруг, впервые называя граждан по своему умоскопатскому обычаю.
– Теперича всему плохому конец, а всему хорошему начало! Хлеба с утра будет всем – завались! Недоимки каждый да вносит по своему разумению, а розги сжечь за ненадобностью все до единой! И никаких мужиков никакими подводами никуда, никому, ни за что! Гори всё синим пламенем, было бы нам хорошо!
(Оратор, правда, не уточнил, что конкретно означало «нам».)
– Ура! – в восторге взревели глуповцы. И разошлись по домам праздновать наконец-то воцарившееся истинно глуповское правление».
Продолжение романа в следующей публикации.
01.06.2019