Секретная, яжематьтвоя, командировка в Анадырь

Иван Шестаков
                Я не какой-то там старлей, чтобы
                каждый генерал мной командовал…

     Случилось мне оказаться на Чукотке в Анадыри по командировке. Я тогда полковником служил, только-только академию генштаба закончил и сразу на секретное задание. А в академии же всему научили: и подрывному, и сапёрному делу, не говоря обо всём другом, а главное, научили выполнять боевую задачу любой ценой к указанному сроку и до секунды – мёртвым, но сделай. Союз уже к тому времени распилили, разбазарили по интересам и сферам влияния, все интересы распродали и военные, и совершенно секретные – одни только папки с надписями от них остались. Прилетел я в последний, ещё не совсем разграбленный военный полк дальней авиации. Разруха! Единственный самолёт на всём аэродроме службу несёт, бойницами сверкает, вражью нечисть солнечными зайчиками отгоняет-отпугивает. Главное, под него керосин списывается, запчасти отпускаются, и другое котловое довольствие по нормам 94 года расползается по местным киоскам – так и служат. А я хоть и лётчик, и тоже военный, но другой, не сухопутный – морской, палубная авиация. Как у почтальона Печкина: «Бывает почта полевая, а у нас морская будет!» Разница небольшая, одни и те же подъёмные силы на самолёт действуют, но существенная, тоже, как и у Печкина, заключается в головном уборе: у морских полковников, капитанов первого ранга, не каракулевая папаха, а шапка из каракуля. С козырьком и ещё морской кортик, если по парадке одеться. «Сухопутные войска» по головному убору никогда не догадаются, что ты целый полковник, пока три звезды на пагонах не увидят и всё равно без документа не поверят.
     У меня миссия серьёзная, у меня миссия секретная, и вышло, что в логове врага – зачем местным полковникам лишние глаза и уши чужого ведомства, когда у них свои планы по «безвозмездному» рассекречиванию секретов родины «наскоро-нарисовавшимся натовским друзьям». Получается, что я хожу по их территории и ни с кем не общаюсь, ничего не прошу, молча делаю своё дело, поставленную задачу выполняю. Я же не разведчик-диверсант, чтобы информацию всеми способами добывать, всё, что надо для выполнения задачи есть, только не мешайте. Но они этого не знают, и чего у меня в голове, тоже не ведают. Я же не пью и, стало быть, в застольных «сыворотках правды» не участвую. Меня и на перегонах по аэродрому не поймать: вот работа, а вот гостиница, в тапочках можно перейти, если бы была тапочная уставная форма одежды. Короче, веду себя как главный военный прокурор под прикрытием. На второй неделе моего нелюдимого, замкнутого пребывания в чужой части первый отдел потерял всякое терпение и навалился всей силой секретности на меня. Полёты моей палубной авиации по выполнению секретной миссии были остановлены, а попросту, запрещены. Вот тут мне и пришлось выйти «из тени» и пойти на контакт к человеку в каракулевой папахе – комполку. Тот валенком прикидывается, ничего не знает, ничего не ведает, откуда ноги растут не подозревает, только предлагает мне по приказу главкома дальней авиации перебазироваться к отцу Шуры Балаганова и Остапа Бендера, лейтенанту Шмидту, то есть добровольно проследовать на Мыс его имени. Яжематьтвоя, – выругался я в душе, – найдите мне того добровольца, который бы сам, по своей воле переселился туда? нет! уж лучше на Колыму. Приказ главкома – генерал-полковника – на меня произвёл сильное впечатление, но ожидаемого действенного эффекта не получилось.
     – Ваш главнокомандующий для меня не указ, – безапелляционно-нагло парировал я. – Я же не какой-то там старлей, чтобы мной каждый генерал командовал.
     От моих слов комполка дар речи потерял. Он в струну вытягивается и по стойке смирно стоит всё время, пока главнокомандующий с ним по телефону разговаривает, а тут какоё-то, яжематьтвая, в морской чёрной форме хамски ерепенится.
     – Пусть моё начальство прикажет, и в тот же миг перебазируемся, хоть куда, хоть на луну, хоть в жерло вулкана, – закончил я диалог, честь отдал, развернулся через левое плечё и к себе в «тень», выполнять секретное задание Тихоокеанского флота.
     Короче, разговор не состоялся, полёты не возобновляются, кругом саботаж и разруха. В таких обстоятельствах мне надо скорей доложиться своим о прекращении полётов и угрозе срыва секретного задания, чтобы там крейсер «Аврору» готовили, главный калибр расчехляли, расчёт выводили… А моим секретным заданием была ледовая разведка вплоть до Северного полюса: где, какая полынья образовалась, её точные координаты, дрейф, площадь зеркала и другие сопутствующие характеристики. Тогда я полковнику сказать не мог, а теперь скажу. Мы тогда обеспечивали патрулирующие на боевом подводные лодки полыньями для аварийного сплыва. В то время, пожалуй, во всех вооружённых силах только подлодки и несли боевое дежурство и как-то ещё сопротивлялись неудержимой любви вдруг из неоткуда появившихся «больших друзей зимней рыбалки». Только у подводников их не было, а во всех остальных местах «друзья» ходили как к себе и без стеснения выносили всё, что не приколочено, все секреты и секретные технологии. Вот и здесь, видимо, я своей секретной командировкой помешал распродаже основных средств и тактик дальней авиации, уходившей с окраинных рубежей вглубь страны.
     Надо доложиться, а связи нет, вся связь первым отделом контролируется. Комполка наседает, мол, твоё начальство до тебя дозвониться не может, типа, переезжай к белым медведям подобру-поздорову. У меня и у самого странные сомнения в голову полезли, может быть, действительно уже всё решено и Мыс Шмидта ждёт нас и скучает по новым детям. Я же молодой полковник, устремлённый в генералы, а тут такой промах или осечка могут случиться: генералы уже давно между собой договорились, а какой-то три-раза-майор-сразу ещё и не в папахе выкобенивается за всю Страну Советов. А связи нет, а полётов нет, а мандраж, яжематьтвоя, приступает, а я не пью, чтобы от всего этого забыться…
     Это было в пятницу. Все мои попытки связаться со своей властью не увенчались успехом – все каналы военной и секретной связи в землю ушли. Субботу и воскресенье я листал академические конспекты и соображал, как в условиях подполья в тылу врага обеспечить информирование своего начальства о проводимой вражеской диверсии: каких агентов подключить, как выйти на радистку Кэт, или голубиную почту, в конце концов, организовать. А первый отдел в Штирлица уже не играет – в наглую гестапо-м прёт на меня, шагу без царских ищеек сделать не могу. Это я потом узнал, что они втихомолку организовывали «безвозмездный дружеский» полёт в Анкоридж двум стратегическим самолётам дальней авиации М-3(4), который «Бурана» на Байконур таскал на себе, и топливозаправщику Ил-78. Может ли такое быть в нашей удивительной стране?! Нет! Ответственно заявляю: не может быть! Потому и хотели меня поскорей сплавить с глаз долой, мол, мои палубные самолётики мешаются под «ногами» воздушных гигантов. А я ещё и сопротивляюсь. Листание конспектов для меня даром не прошло, я вдруг сообразил, что, оказывается, есть ещё и обычная гражданская несекретная междугородняя связь, заказываешь переговоры и ждёшь, когда соединят. У гражданских всё просто: заплатил и жди. Что ж, решил я, при таких непреодолимых преградах придётся некоторые секреты гражданам новой России раскрыть. Настал понедельник, я с утра по гражданской форме в город с авоськами, типа, за покупками для перебазировки на Шмидт. Ищейки по цепочке донесли комполка, что я убыл за продуктами для перебазировки, тот сразу своему командующему доложил, что посторонние глаза вскорости убудут, операцию можно начинать.
     Дозвонился я до адъютанта командующего авиацией Тихоокеанского флота, тот со мной поговорил, а с командующим соединить боится: «У него разбор, – говорит, – и посуточное планирование на неделю. Никак-с нельзя беспокоить». «Саня! не бузи! – говорю знакомому адъютанту, – А-то я не знаю, что у него планирование. Я потому и звоню, что он на месте в это время, обстоятельства у меня поджимают, беспокой патрона – соединяй…» Через минуту, в трубке голос командующего: «Говори!». Я ему: так и так, мол, руки выкручивают, связь обрубают, полёты не обеспечивают, все Ваши договорённости на яжематьтвоя посылают, а нас на Мыс Шмидта, а там топлива для нас нет, работать «со с» Мыса Шмидта нет возможности. Командующий всё выслушал и как перед войной 41 года выдал следующую директиву: «На провокации не поддаваться. Быть на месте и ждать указаний…», то бишь, в сыновья не спешить. У меня сразу всё отлегло, весь груз секретной миссии с плеч свалился, и я как Волк из «Ну, погоди!» спокойной морской развалистой походкой отправился в расположение…
     А в расположении меня уже ждали и попросили прям срочно при срочно прибыть к комполка. Сейчас! срочно при срочно ему понадобилось, спешу и прям падаю, как спешу! Зашёл в гостиницу, по форме переоделся, чайку с сахарком попил, килечкой на чёрном хлебе побаловался, прибываю, а там зам. главнокомандующего дальней авиации генерал-полковник прилетел, в гости в Анкоридж готовится виски попить, на пену исходится, ожидаючи какого-то морского полковника:
     – Так вот ты какой «борзый полковник»! – процедил он через губу сквозь зубы, брезгливо трача время на моё оглядывание.
     – Почему борзый? просто полковник, – отвечаю.
     – Ты почему на Шмидт перебазироваться отказываешься? – наседает главком своим басом.
     – Я не отказываюсь, у меня приказа такого нет, – противлюсь я.
     – Так вот, слушай мой приказ: я приказываю перелетать на Мыс Шмидта.
     А я в конец, можно сказать, обнаглел после переговоров со своим генералитетом и, чувствуя его поддержку, снова заявляю, что я не какой-то там старлей, чтобы каждый мимопроходящий генерал-полковник мной командовал… Честь отдал, развернулся через левое плечо (вначале хотел через правое, но это не по уставу, а значит, ниже моего достоинства) и строевым на выход.
     Иду в гостиницу, а сам думаю, надо поторопиться, сейчас что-то будет, надо успеть приготовиться к круговой обороне на дальних подступах, и бегом к себе в гостиничный укреп район на осадное положение. И точно, ещё не успел гостиницу в перископ увидеть, а мне наперерез вражеская конница на тачанке вовсю прыть несётся, чуть не падает: патруль из трёх человек: капитан с пистолем и два солдата со штык-ножами на ремне. А я же говорю, что для сухопутных наша черноморская форма с каракулевой шапкой не впечатляет. Останавливают меня:
     – Кто такой?
     – Полковник, – говорю и три звезды на погонах нарочито демонстрирую.
     – Полковники папаху носят и по части не бегают, если только война, а войны мы не ждём у нас дружеский визит. Ваши документы.
     Показываю документы.
     – Точно полковник! – удивились они. – А почему не в папахе? Нас с толку сбиваете. Тоже к отъезду готовитесь?
     – Готовлюсь, готовлюсь… – соврал я.
     А с какой стати соврал? не соврал. У меня уже командировка заканчивалась, надо обратно на место службы собираться, к отъезду готовится. А как с Чукотки к отъезду готовятся? Понятно как: икры и рыбы под самую завязочку на весь гарнизон, чтобы ни одного пустого килограмма коммерческой загрузки Ан-26 не пустовало. Так боевая задача дополнилась ещё и бытовой.
     После неофицерского разговора с зам главкома, к моему удивлению, мои боевые задачи стали выполняться с лёгкостью, как по маслу. Что? наш Тихоокеанский флот наобещал или чем? пригрозил, не знаю, может быть всплытием атомной подводной лодки прямо в расположении гарнизона из-под земли, но меня обеспечили всем необходимым – лишь бы летал.
     Время идёт, командировка закончилась, под все пустые пустоты деликатесный провиант затарен, а самолёт за мной не летит. Забыли про меня что ли? или и у нас развал на флоте начался? Радости мало: деньги потрачены, икра растекается, «осетровые» размёрзлись, «поплыли». Военную связь с Тихоокеанским флотом мне не восстановили, а государственные секреты по «штатской» линии передавать не по-офицерски, да и не набегаешься на каждый чих жаловаться – полёты же выполняются, подумаешь, за тобой не прилетают, так обстоятельства разные могут быть, разруха, например. Снова к мужику кудрявой папахи идти надо на поклон, чтобы «горячую воду дал». Пошёл, свою кудрявую надел, кортик взял и пошёл. Ноги не несут, а, яжематьтвоя, надо. Невольно вспомнишь классиков, что при 300 процентах прибыли для капитала нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы. А тут хоть и не преступление, а поход с поклоном, но всё равно ради сохранности капитала…
     – С твоими звонками одни неприятности, – парировал мою «секретную связь» комполка. – После них твои на моих давят, те на меня, а ты как бы и ни причём, потому что рычагов давления на тебя нет, один я кругом виноват. Ты бы хоть хвост рыбы что ли принёс в своё оправдание…
     А я думаю, зачем ему хвост? если я могу ему целую рыбину презентовать и не одну…
     Короче, выпили мы с ним за дружбу, за нашу дружбу, не за их; я позвонил прямо от него и доложился своим об успешном выполнении секретной миссии; вызвал самолёт и назавтра уже бороздил просторы Тихого океана, раздавая «награбленное»…
     Вот так сдавался последний боевой стратегический полк дальней авиации, уходя в материковую часть подмосковья. А Тихоокеанский флот и поныне несёт службу (Северный тоже) по периметру, привлекая нашу палубную авиацию, и не только палубную, и не только авиацию… А я уже не служу, я вот тебе байки травлю и мемуары записываю, пока, правда, только в голове…

24.04.2019. 21:05 … 01.06.2019. 21:48 СПб.