Я медленно брел, переступая с ноги на ногу, почти не разбирая дороги. Тусклые фонари теперь освещали мой путь. Я заплутал в узких улочках Неаполя, и все эти стройные каменные дома превратились в громадный лабиринт, из которого уже нет выхода. Иногда я останавливался, и, держась за стену, поднимал взгляд к чернеющему небу, на котором не было видно ни одной звезды. Меня сопровождал только тихий шепот ветра и блестящая в фонарном свете булыжная мостовая. Я вдруг потерялся в этом бесконечном пространстве узких улиц и возвышающихся надо мной строений.
Что произошло вдруг? Я даже не мог объяснить это себе. Словно силы вдруг разом покинули меня. Полное опустошение, вакуум, зияющий черной дырой где-то под сердцем.
Бестолково путаясь в ногах, словно ожидая какого-то ответа извне, я не мог надышаться этим воздухом. Что-то тяжелое, что-то внутри. Как будто и не я сейчас. Меня смутила эта встреча с демоном или что-то другое, бесконечно тянущее, как не проходящая боль или что-то иное? В какие кварталы меня вообще занесло, как я здесь оказался?
Вокруг сплошные одноэтажки, в которых давно погашен свет, наверное, самая окраина веселого города, которая сейчас увязла в глубоком сне. И заборы, сплошные заборы вокруг.
Эй, отзовитесь! И словно в ответ часы на далекой башне глухо пробили три раза. Город спит. А мне пора просыпаться ото сна, от моих навязчивых мыслей и, наконец, обрести ту частичку счастья, которой у меня никогда и не было.
Кольнуло в спине, я передернул плечами, и в ту же секунду меня обдало сильным потоком воздуха. Я же совсем забыл об этом! Забыл о своих возможностях! Город приземляет, он не дает чувства полета и той свободы, которой я обладаю в небесах. Может быть, поэтому люди забыли о том, что они когда-то умели летать? И эта участь осталась только ангелам.
Я встряхнул головой, зажмурил глаза, досчитал до десяти и резко вытянул руки вверх. Мои ноги оторвались от земли, и я воспарил над всем этим. Один. Без какой-либо помощи моих соратников, которые всегда, с самого начала моего неприкаянного путешествия, были рядом. Без Себастьяна, без Адель, без Рождин. Я взмыл в ночное небо удивительного и прекрасного города, поднялся над ним, все выше с каждой секундой.
Внутри себя я был ошеломлен. Большие крылья за спиной, расправившись огромным веером, подхватывали потоки нисходящего воздуха, увлекая меня к небесам.
И вот он город как на ладони: справа марина в свете ночных огней, слева утомленный от дневной суеты центр Неаполя, а подо мной ровные квадраты домов Старого города. Так вот куда меня занесло! На горизонте небо полыхало вспышками молний, озаряя на долю секунды низкие облака и вновь погружаясь во тьму.
Странное ощущение непроходящего счастья вновь овладело мной, как тогда, много лет назад, на кованом балконе в Лидо Ди Езоло. Не случайно ли это? Я не мог ответить себе, я был слишком высоко надо всем этим.
Я то взмывал выше, то опускался к самой черепице домов-колодцев, переводя на секунду дыхание и, оттолкнувшись ногами, вновь продолжал свой удивительный променад. Рассекая своими крыльями черную оболочку ночи на куски, я, наконец, ощутил себя в этом расслоении времени и пространства. Взмах, еще один взмах крыльями и тяжелый воздух остается за спиной. А я парю, возвышаюсь над городом. И, как будто, в этом нет ничего удивительного, кроме того, что этого никогда могло бы и не случиться. Сколько это продолжалось? Один час бесконечности или всего одно мгновение?
Вскоре я опустился на мостовую в каких-то паре кварталов от нашего отеля. Тяжелая брусчатка припечатывала шаги, эхом отражаясь от каменных стен близлежащих построек. Темные окна смотрели мне вслед, усмехаясь. Их беззубые рты-окна больше походили на древних старух, что каждый раз провожают своим навязчивым взглядом.
А я и рад был пройтись по уснувшим от дневного шума улицам, что хранят свое ночное покорное молчание, растягивая его до первых лучей проснувшегося солнца. Что было у меня внутри? Эта радость полета, или черная пустота от преследующих меня мыслей? Я не мог ответить себе. Как хорошо, что меня сейчас никто не видит. Я и сам понимал, что время нахожусь между – между сном и реальностью, между черным и белым, между тем, что случится завтра и не произойдет никогда, наконец.
Дверь отеля зияла темным пятном на фоне недавно обновленных стен. Я стоял напротив, вспоминая все события прошедшего дня. Время неумолимо меняло минуты на ровный ход стрелок, от которых ничего не зависело.
Я поднял голову. Над крышами домов неаккуратными мазками заалел рассвет, раскрашивая серые тучи грязным цветом. Наверное, и мое время истекло – прекрасная карета давно стала старой тыквой, распространяющей неприятное зловоние.
Я сделал шаг, но что-то меня держало. Я не мог избавиться от этого чувства. Такое навязчивое и такое неудержимое. Радость или страх, может боль? Потянул на себя старую дверь, и она протяжно заскрипела.
В наполненном звуками городе никогда не осознаешь такие вещи – гул голосов, сигналы машин – постоянное движение вокруг. Но сейчас, в этой тишине казалось, что более громкого звука нельзя придумать. Я обернулся. Тихая улица заканчивалась светофором, который разменивал свой красный на желтый, желтый на зеленый, не соприкасаясь с той долей отведенного мне неизмеримого пространства. Я сделал шаг и вновь оказался внутри уже знакомого лобби с детскими рисунками на стенах. Немного придержал дверь. И вот я уже поднимаюсь по деревянным ступеням, чтобы вновь оказаться в длинном коридоре второго этажа. Где-то там моя дверь. Я крадучись пробираюсь, пытаясь ступать как можно тише. Но старые доски предательски скрипят под моими ногами. Уже знакомые глаза-окна расчертили своими алыми красками квадраты стены. Как прекрасен этот город в любое время дня и ночи! И не так сложно все это уж и было.
* * *
И снова я корю себя за то, что вот так просто все тебе рассказал. Может быть, ты меня не поймешь… Что чувствуешь ты теперь? Это признание глупого мальчишки, или действительно те самые слова, что я хотел сказать тебе с самого начала, но не решался? Впрочем, судить тебе. Только тебе одной.
Если хочешь, начни сначала, и прими решение прямо сейчас. Все в твоей воле. Я буду готов к любому твоему решению.
Раз за разом я прохожу этот путь и понимаю, что нет никакого другого окончания этой истории. Кажется, я и так был слишком нем со всем этим. Нем, наивен, возможно, порядочно глуп, и даже сейчас я пытаюсь найти причину, чтобы ты приняла мои слова за какую-то шутку. Стоит зачеркнуть эти строки, или просто переписать лист, чтобы полностью вымарать все мои прежние признания. Но, пожалуй, я не сделаю этого – слишком много бумаги исписано. И так долго я пытался тебе об этом сказать, строя логические фразы и делая из них выводы.
Да ты и сама все давно поняла, я уверен в этом. А, значит, нет никаких причин, чтобы скрывать это дальше.
И вот он я, полностью открыт перед тобой, словно и не было этих десяти лет скорби и забвения. Я готов к новому повороту судьбы. Я готов. Будешь ли готова ты, прочитав эти строки?
Я мог бы поставить здесь точку, но что-то сдерживает меня. Ведь это все не так просто. Если бы, если бы, если бы… И так изо дня в день.
Пронеся через года все свои мысли, я остаюсь при одном - тяжелом грузе оставшихся позади лет. Оставшихся лет без тебя. Без тебя, моя Диана! Время продолжает играть со мной в свои игры, и не дает возможности ни на мгновение ощутить себя. Мимолетно, секундно…
Чемодан почти собран – одно название. Я только распаляюсь зазря в мыслях о тебе. И это еще не все. Закрывая глаза, я проваливаюсь в черную бездну, из которой нет выхода. И которая не закончится никогда.
А, может, это все неправда. Та неправда, которую придумал я себе сам. Десять лет забвения, десять лет прошедших даром. Порой я задаюсь вопросом – это ли тот путь, что предначертан мне судьбой, или я сам его выбрал, свернув где-то не туда. Моя милая Диана, мой тяжелый крест, который я несу все эти годы, не смыкая глаз. Я помню, я верю, я прошу, чтобы ты поняла меня снова и вновь. Молюсь невидимой святой ради встречи с тобой и представляю, какой она будет. Зря?..
Но разве можно представить, что все зря? Все эти прожитые годы. Пора бы сделать хотя бы один вывод. Но нет. Я слишком поглощен собой, стоит это признать. Но лично мне сделать это гораздо проще, чем тебе. Может быть, слишком много слов? Прости.
Я собираюсь в путь… Я собрался в путь. Я самоуверен? Может быть, не исключаю этого. Но все зависит от тебя.
Осталась самая малость – вставить ключ зажигания и повернуть его вверх. Машина заурчит, просыпаясь. Педаль газа в пол, левый поворот и двенадцать часов стремящегося под колеса асфальта. Я все решил. Сент-Пьермонт – туда я стремлюсь, к тебе, моя любовь! К тебе, моя нежная Диана!
--------------------
Она гладила мое лицо своими длинными пальцами, как будто вновь изучала его. Как будто, пыталась запомнить.
И эти мгновения мне казались бесконечностью. Если бы я мог, я бы остановил столь стремительное время. Ведь, кажется, что здесь все возможно, и, замедлив ход стрелок, его волнительное движение снизойдет на нет. Но сейчас я просто лежал, здесь, под этими ветвями, не отдавая себе отчета в том, что будет дальше. А она медленно проводила пальцами по моим губам, задерживаясь на мгновение, касалась легкого пуха щетины на моих щеках, закрытых глаз. Ее пальцы скользили по всем неровностям моего лба и глубоко закапывались в шевелюру моих волос. Бережны и очень интимны были эти прикосновения. Я ловил себя на мысли, что совсем забыл о том, как ласковы ее руки. И, пожалуй, единственное, чего бы я хотел сейчас – остаться навсегда в этой бесконечности любви.
Она наклонилась ко мне, совсем близко, медленно поцеловала мои губы, я ответил ей. Она вся полыхала, ее дыхание участилось, я чувствовал ее сердце своим. Глубоко и проникновенно, до сладкой боли и ломоты в костях, становясь единым целым, не отрываясь друг от друга ни на секунду. Безупречные контуры ее нагого тела – все как тогда – в лучшем из времен. Учащенный пульс, готовый вот-вот взорваться ярким салютом белых брызг и унести нас в самые лучшие части этой несуществующей вселенной, поделив на мельчайшие атомы. Распускающийся бутон розы, осторожных всплеск вод горного родника, гулкий шум набегающего прилива и вспышка, яркий свет, мелькнувший среди пушистых облаков. Ее стон, и руки, обвивающие мою шею. Просто вскрик. Пальцы переплелись в фантасмагоричном узоре, заканчивая такой странный танец. Наконец, я обнял ее, гибкое, словно для лепнины, тело. Мягкая глина в моих руках. И ее тихий вздох на окраине мира, на горизонте сложившихся воедино судеб, под лазоревым куполом двух неумолкающих сердец.
Секунды летят, превращаясь в минуты. Что за ними? Раскинувшаяся в двумерной плоскости нереальность? Узнать себя в ней, или угадать странные черты непохожего на тебя персонажа. Тик-так – секунды бегут. И потом в этой полной восторга абсолютно глухой тишине прорывается мой голос, который не узнать:
- Неужели все это – правда?
Диана чуть отстранилась.
- Конечно.
- Я не верю!
- Просто открой глаза, и все увидишь.
- Не хочу. Боюсь разрушить это все. Боюсь, что ты исчезнешь. Боюсь, что это только сон. Может быть, ничего и нет, и мое больное подсознание опять выдумало тебя? И здесь вообще ничего нет - только черная бездна вокруг.
- Открой… открой глаза. Пробудись ото сна, спящая красавица!
Я сделал над собой усилие. И вот ее лицо на фоне раскидистых еловых веток. И она никуда не исчезла, придерживает мою голову своей рукой.
- Все так просто?
- Да. – Диана откинула волосы рукой. Они переливались в лучах солнца, что проникали сквозь тонкие зеленые иглы, нарезая пространство вокруг нас на тонкие полоски. – Здесь нет ничего… сложного. Просто поверь.
Я медленно протянул руку и коснулся ее аккуратной груди, провел пальцами вниз, замер на плоскости ее обнаженного живота, провалился пальцами в ложбину ее пупка, который прикрывал маленький ощетинившийся скорпион из блестящих страз. Она приблизилась ко мне:
- Все просто. – Прошептала. – Нет ничего сложного.
И вдруг все это путешествие в незримых мирах, о которых еще вчера я не имел никакого представления, обрело смысл. Подействовало на меня, как чудотворная мантра, как волшебное заклинание. Я, наконец, понял многое: то, что не давалось мне долгие годы. Словно поднялся занавес и открыл мне невидимую перед началом спектакля для зрителя, часть сцены. Появился объем и понимание многих, необычных до этого момента вещей.
- Как странно, я и не думал об этом.
- Я тоже. Но там, в долине, - она небрежно махнула рукой, - это как сон, как наваждение…
Вот оно! Не было этих десяти лет. Я не знаю, где потерял их, где растратил и существовал ли я сам все это время. Или какой-то невидимый призрак меня просто делал то, что подобает в этом случае человеку: ел, пил, спал. Каждый день, как опустившийся на город туман, в котором даже не видно соседних домов – густое молоко, разлитое по земле. Я не помню, были ли они. И вот теперь, стремясь наверстать упущенное, я просто отрекаюсь. Отрекаюсь и хочу забыть, как и не было их.
Но ведь это все не просто так дано, и я порой теряюсь в понимании происходящего. Я бы хотел просто знать одно, то единственное, что еще пытался понять, пытался пронести внутри себя и то, о чем я ни на миг не забывал в своем хаосе мыслей и депрессии настоящего.
- А она существует – любовь? – Один из главных вопросов, который мучил меня все это время. И даже в какой-то момент мне казалось, что я нашел ответ…
- А ты как думаешь? – Диана заливисто рассмеялась.
Я чувствовал каждое ее движение, каждый ее вздох под своей ладонью. Горячее тело, неуловимая дрожь. Мне никогда не было так хорошо. Все это ради чего? Блаженство, дарованное на секунды или дни. Время настолько быстротечно, что порой даже неумолимый миг кажется вечностью. Я бы и сам так хотел - растянуть его настолько, насколько это было бы вообще возможно. Там, где нет бытия в прямом его смысле. Где-то между - во сне или наяву, там, где застряли мы. Где-то между строчками моего дневника. Там, где легкие порывы ветра доносили до нас шум странного соснового бора на дне океана. Такое не могло представиться, пожалуй, никогда. Никогда и нигде.
Я завивал своими пальцами ее волосы, философски распаляясь в своих мыслях. А она склонялась еще ближе. «Она существует – любовь?» - какой глупый вопрос. Как он вообще мог прийти мне в голову? Преодолеть все то, что подкинуло нам мимолетное видение, стать сильнее и не растратить этих чувств. Тонкая связь с реальным миром.
Я не уговариваю себя, я пытаюсь понять, осознать, и, наконец, принять мир таким, каким я его вижу. А она давно уже все поняла и лишь тонко намекает мне.
- Диана… – Кажется, мой голос прозвучал громче, чем надо. Ветви сосен, услышав его, вдруг встопорщились, расправив свои зеленые иглы.
Она приложила свой палец к моим губам.
- Не надо. Это будет лишнее...
- Но как…
- Не надо, правда.
Я притянул ее к себе. Губы слились в бесконечном поцелуе, больше, что все мироздание. Биение двух сердец превратилось в одно бесконечное эхо. Оно летело над осколками разломленных на куски скал и, окунувшись в бескрайний океан, придало его ритму свой, ни на что не похожий.
* * *
Я повернул ключ в скважине замка, раздался тихий стук. Осторожно отворил дверь, следом за мной в узкий проем пробрался солнечный свет. Буквально на минуту я задержался в прихожей, скидывая ботинки, а потом, крадучись, стал пробираться к кровати. Рождин еще спала, закинув руку за голову.
Слишком насыщенная ночь у меня получилась. Схватил свою порцию адреналина, который заставлял меня сейчас шататься, словно пьяного. А, может, это просто усталость. Дрожь в ногах и только одна мысль в голове – как можно быстрее забраться под одеяло, закрыть глаза и провалиться на несколько часов в черную яму сна. А потом уже разбираться, что к чему.
Темнота давно отступила, и теперь сквозь плотные шторы настойчиво пробивалось утреннее солнце, искало хотя бы маленькую щелку, чтобы залезть в нее своими лучами и отвоевать часть комнаты себе. Я поправил шторы, преградив им дорогу. Быстро скинул рубашку и бросил ее на кресло, туда же полетели джинсы и носки.
Часы перепрыгнули на очередную цифру и застыли, показывая двадцать минут шестого утра. В это время многие здравомыслящие люди уже просыпаются под настойчивый зов будильника, чтобы умыться, позавтракать, отправиться на работу и окончательно впустить в себя начинающийся день. И, лишь, такие как я, только заканчивают день предыдущий и ложатся спать. Впрочем, это скорее исключение в моих правилах тоже.
Я откинул одеяло и, стараясь не напугать иссохшиеся ламели под толстым матрацем, лег, окунувшись головой в мягкую подушку. Кровать предательски застонала под моим весом. Я замер. Рождин шумно вздохнула, и повернулась на бок, закинув руку мне на грудь. Да, какая уже разница.
Я закрыл глаза, но сон не шел. То ли рассвет сделал свое дело, напитав меня проснувшимся светом, то ли события прошедшего дня не отпускали ни на минуту. Мысли лихорадочно бились в голове, сваливаясь в одну кучу. Мой внутренний Томми не мог привести их сейчас в порядок. Он ловил эти импульсы вновь и вновь, крепко запутываясь в них как в паутине. Он застрял в них словно муха, лишив себя всякого движения. И с этим надо было срочно что-то делать.
Когда такое происходило, выход был только один: отпустить их все, всю свою скомкавшуюся в единый ком рефлексию. Распутать этот клубок тонких нитей-связей. Раз-два-три. Секунды замерли, окружив меня тишиной, и, кажется, получилось. Во тьме беспорядочно отзывались эхом случайные слова, сверху вниз пролетали незнакомые геометрические формы, бесформенные образы загорались то тут, то там. На мгновение вспыхнув, они медленно гасли, и после них оставалась только слепая темнота, которая постепенно заполонила мое сознание и я, наконец, уснул.
Пробуждение было тяжелым. Словно после вечеринки или посиделок в баре, когда неиссякаемая боль в голове пронизывает насквозь все тело. Сквозь сон доносятся звуки наступившего дня, а тебе еще хочется спать - всего каких-то лишних пять минут… или десять. Они, эти минуты сейчас полностью твои. Они отвоеваны у времени. И сейчас, в первую секунду пробуждения, кажется, что их так много. Но, открыв глаза, они уже канули в лету, промчавшись незаметно. И приходится заставлять себя делать шаг навстречу дневному свету, который уже пробрался во все уголки и щели нашего пристанища.
- Будешь кофе? – Голос Рождин сквозь последние мгновения стремительно исчезающего сна.
- Угу.
- Латте или американо?
Я поднялся на локте, сморщившись, и потирая глаза.
- Американо.
- Так и знала. Держи.
В моей руке оказался бумажный стакан из ближайшей забегаловки. Я шумно сделал первый глоток.
- Нет ничего лучше на свете!
- Да, - она была в домашнем халате. Свадебное платье валялось на кресле. Пожалуй, это был первый раз, когда я видел ее без него.
- Горячий душ – лучшее изобретение человечества. Наконец-то я смогла тут помыть голову. – Она рукой запрокинула свои волосы назад. – Вставай, Спящая красавица! Скоро полдень.
А я не мог подняться. Даже глоток бодрящего кофе не привел меня в чувство. Болело все - зудящая боль отдавалась, кажется, от мозжечка до самых ступней.
- И где же ты провел эту ночь, интересно? – Рождин присела на стул.
Я глотнул еще из стакана. Тепло из самого горла растеклось по всему организму.
- Если я тебе расскажу, ты не поверишь!
- Правда? – она сделала удивленное лицо.
- Не знаю. Гулял. – Стоило ли говорить ей правду? – Неаполь слишком прекрасен ночью.
- Прекрасен? Что за чушь ты несешь! В каком Неаполе был? В параллельной реальности что ли?
- Большой город, огни повсюду, залив…
- Ты, правда, словно с Луны свалился! Говоришь, как заезжий турист. А, - она махнула рукой, - ты же и есть турист. Какой твой любимый город?
- Ну, не знаю… Венеция может…
- Ты говоришь штампами. Промозглая и сырая Венеция, построенная на костях и на бревнах, которые скоро сгниют. Может, ты шутишь? Может, тебе еще нравится Санкт-Петербург?
Стакан в руке остывал, я сделал еще один глоток.
- Никогда не слышал о таком.
- Не удивительно с твоей зашоренностью… Город вечных дождей и интеллигентных бомжей.
- Ну, ладно. А твой? Какой твой любимый город?
- Захолустье.
- Захолустье? Нет такого города.
- Это не название города, дурачок. - Она закинула ногу на ногу. – Есть такие города в провинции, где все тебе близко. Не люблю большие города – от них разит суетой, бессердечностью, в них нет души. Все эти старые города внутри новых, они только хотят казаться историей, хотят, чтобы за ними было какое-то прошлое, но на самом деле все это пффф… - Она развела руками. - Напыщеный блеск. Все эти городки с красными крышами, на отшибе, у самого моря. Где жизнь течет своим чередом, где рыбаки уходят в море на недели, чтобы вернуться с уловом, а дома их ждут жены и дети… И они не вернутся домой до тех пор, пока не обеспечат себя на ближайший месяц. И женам в этих городках негде работать. Они настолько маленькие, что дом – это их работа. Поверь мне, именно в них больше правды, чем в этом лоскутном одеяле, связанном из сияний фонарей и отблеска витрин. И Неаполь по сравнению с ними просто большая помойка.
- Я слышу зависть? – Я поднялся на локте. Кофе почти остыл и переливался в стакане, заполняя своими всплесками пустое пространство.
- Ну, уж нет! – Рождин рассмеялась. – Девочке, которая прошла средневековую инквизицию нечему завидовать.
- Ничего себе! Инквизицию! Ты так долго в таком статусе? – Я кивнул платье.
- Если я тебе расскажу, ты все равно не поверишь. - Она поправила волосы.
- Сомневаюсь. – Я развел руками. – Кто бы поверил этому?
Она помолчала, обвела глазами наши апартаменты.
- Ладно. Если хочешь, я расскажу.
- Конечно.
- Авеллино. Вряд ли это название тебе о чем-нибудь говорит, раз уж ты турист. – Я отрицательно помотал головой. – Это здесь, не так уж далеко от Неаполя. Небольшая провинциальная деревушка, одна из многих. Я родилась в 1470 году, как ни странно…
- И очень хорошо сохранилась. – Кажется, кофе вернул мое чувство юмора. Невеста оскалилась.
- Мне продолжать, или ты так и будешь шутить?
Я поднял руки с открытыми ладонями.
- Хорошо. Так вот, когда мне исполнилось пятнадцать, мои родители решили выдать меня замуж. Его звали Люченцо – богатая семья, выгодный брак. Он был старше меня, ему было сорок. Я не любила его, но против воли родителей пойти не могла. Господи, сколько таких историй… - Она отвернулась к окну. – Я думала, я пыталась его полюбить. Но вряд ли пятнадцатилетняя девочка может что-то решать. И вот, в тот день, когда уже было назначено торжество, приглашены гости, накрыты столы и я, в этом подвенечном платье… Вообщем, я бежала. Бежала с позором прямо из-под венца. Мой отец под торжественную музыку сквозь ряды гостей провел меня прямо до алтаря. В этом, - она кивнула, - самом платье. Там уже стоял Люценцо. До сих пор я помню, как он сложил свои короткие руки на животе и улыбался своей гнилой улыбкой. На расстоянии метра от него пахло этой отвратительной гнилью. Голливуда тогда еще не существовало, зубной пасты, да и сыра dorblu тоже. Но мне в самый важный момент показалось это настолько отвратительным, что я вдруг вырвала руку и бежала. Я бежала сквозь ряд гостей, приглашенных на свадьбу. Бежала, не помня себя. Растерянный взгляд отца, и страшная ухмылка Люченцо мне вслед. А я и не помню, как оказалась на улице. Страх и презрение подгоняли меня. Как была, так и бежала по улицам прочь от этого кошмара. Конечно, я не думала. Пятнадцатилетняя девочка вообще не в состоянии думать о чем-то большем, чем ее личный внутренний мир. Сейчас, в этом времени, все думают, что дети разбалованы, думают только о себе, эгоизм и все такое, но, смею тебя уверить, так было всегда. Ни на секунду, там, у алтаря, я не задумалась о судьбе моей семьи, о своей судьбе... Мне казалось, что это самый правильный выход. И что, если я сбегу, то только Господь бог мне судья. И если что, то отвечать только мне. Я следовала своим эмоциям, своему эгоизму.
Она замолчала. Кажется, думала, продолжать или нет.
- Они объявили нас еретиками, отступниками от веры. Люченцо, обладая своими связями, объявил нас, всю мою семью, вне закона. Пожалуй, тогда это было даже пострашнее убийства. Они ворвались в дом, когда все уже спали. Размахивали саблями, кричали что-то про веру, про Христа… Первым они убили моего отца, потом, в детской, растерзали моего младшего брата, мать пыталась заступиться, но и ее постигла та же участь. Я бежала через окно. Опять сломя голову от своей судьбы. Но они начали прочесывать улицу с факелами, поджигая все на пути, что казалось им подозрительным. Я спряталась в каком-то сарае и чуть не задохнулась, когда они его подожгли. Так я оказалась в их руках. Что потом? Все просто. Скоропостижный суд, где меня объявили ведьмой. Так было со многими. Ох, слышал бы ты, сколько людей, завидовавших моему несостоявшемуся счастью, кричали: «Сожги ее! Сожги ведьму!». Стояли на площади, размахивая руками, вилами, топорами…
Не знаю, что было у них в голове, но в день казни они надели на меня это платье, привязали к столбу и развели костер. Весь городок собрался посмотреть на это зрелище. Других развлечений не было, а казнь ведьмы на позорном столбе считай, что твое шапито.
Сначала было больно, адски больно. Мое платье полыхало. Сначала я даже что-то кричала. Но это только раззадоривало эту толпу еще больше. Кроме дурных слов в меня полетели камни, палки и грязь. Потом я решила принять неизбежное, и просто молилась. А потом что-то произошло… Небеса разверзлись, начался сильный ливень. Земля мгновенно расползлась, превратившись в мерзкую слякоть. Гром и всполохи молнии били почти одновременно. Костер вдруг начал потухать, и только тогда я потеряла сознание.
- Значит, ты все еще жива? – Кофе почти остыл, но ее рассказ меня так увлек, что я даже не заметил этого.
- Когда я очнулась, рядом стоял Мигофу и Себастьен. Больше никого не было. Вся толпа разошлась. В полной темени они развязали меня и сняли со столба. Была я жива или мертва – не могу сказать точно. Единственное, что я помню – Мигофу предложил вечную смерть, или вечную жизнь. Конечно, я выбрала второе.
* * *
Ключ в замке зажигания. Остались какие-то доли секунды, чтобы повернуть его. А дальше… дальше мотор взревет, я дам заднюю, чтобы выехать с парковки. А там, впереди, путь к тебе, моя долгая любовь. Тот путь, который я сам себе придумал за все эти годы одиночества и нелюдимости, от которой так трудно теперь отвязаться. Задумывался ли я тогда, что это будет настолько сложно? Я и сейчас не уверен в том, что мне это необходимо… Слишком большая пропасть теперь лежит между нами и как ее преодолеть? Как понять это? Я не знаю. Единственное, что мне осталось - забыть, забыть, и только забыть все то, что меня держало все эти годы.
Знаешь, я ни капли не сомневался в этом решении. С того самого момента, когда я вдруг осознал, что это самое правильное, что я могу сделать. И пусть ты об это не знаешь. Я появлюсь у тебя на пороге этой нежданной неожиданностью. В этом и есть вся моя суть столь странного сюрприза. Может быть, это не то, что ты хотела, может быть, я буду нелепен и смешаю все твои планы. Кто знает? А, может быть, это новый шанс – шанс начать все сначала, начать новую жизнь. Жизнь, которую не знал ни я, ни ты. И это будет та самая правда, которую у нас забрал случай.
Ты скажешь, что такого не бывает. Пусть ты и права и всю эту сказку придумал я себе сам. Да что уж там… Все, что нас разделяет – ключ в замке зажигания. И моя рука, которая не в силах повернуть его вверх, чтобы начать дорогу. Свою главную дорогу в своей жизни. Потому что слеп, одинок и беспомощен. Дай мне еще несколько минут.
Внутри себя я абсолютно спокоен и готов к своему долгому путешествию. Что оно мне принесет? Что будет в конце его? Я не знаю, я только могу догадываться. Но ведь самое главное – сделать первый шаг. Он нужен, он необходим для того, чтобы понять, осознать все то, что наболело за все эти годы. Как корабль, днище которого за долгие рейды обрастает ракушками. В какой-то момент со всем этим необходимо прощаться, с моим лишним грузом придуманных проблем и неосуществленных желаний. Кара, которая постигла меня – суть одиночество – это плата за все несовершенные мной поступки. Я знаю, я понимаю всю их глубину. И, пожалуй, в этом вся ирония – слишком многого я бы мог достичь, но не сделал ничего. Может быть, ты – мой счастливый билет в ту, другую жизнь, в которой будет все по-другому. Но пока лотерея не разыграна, я никогда этого не узнаю.
Ты спрашиваешь, чего бы мне хотелось сейчас? Просто быть рядом с тобой. И все мои фантазии не стоят ломаного гроша. Ведь все то, что мы называем словом «жизнь» - оно ни к чему, если ты один, если маешься в клетке, как загнанный зверь. Если ты заключен в закрытом пространстве. В этом нет никакого развития. Это не приведет никуда, и я навсегда останусь со своею болью, которая разрывает мое сердце на куски. Наверное, лев, или волк в зоопарке чувствуют примерно тоже самое, запертые навсегда. Но я не хочу повторять их участь, и быть запертым в периметре своих слов и мыслей.
Что меня держит? Что неумолимо оттягивает те секунды, когда я прикоснусь к этому проклятому ключу в замке зажигания?
Меня пронизывает дрожь. Слишком долго я шел ко всему этому.
Я перебираю каждый год, каждую минуту своей жизни без тебя и понимаю, что нет ничего такого. Я опустошен. Я несмел, я не сумел найти себя в этой жизни. Может быть, я даже не существую. И в каждом мгновении пытаюсь найти ответ, просто пытаюсь найти себя, потерянного навечно. Та самая черная дыра, которая поглотила мое прошлое, настоящее. И если чуда не произойдет, то и мое лучшее будущее тоже не свершится. То самое лучшее будущее, в котором есть ты.
Я боюсь. Я сам себя сковываю оковами и не даю сделать шаг. Тот самый первый шаг.
И что же?
Ты – для меня, а я – для тебя. Вот и весь ответ на измучивший меня вопрос.
Может, это и просто, но слишком сложно, чтобы перестать играть с самим собой. Да, я такой! Я сам ставлю себе рамки и запутываюсь в проблемах, чтобы потом их решать. А ведь ничего этого не существует – ничего такого, чтобы можно было решать годами. Я просто откладываю это решение, забываю, чтобы потом неожиданно вспомнить о нем. И понять, что оно было самым правильным. Правильным в самом начале. Но только я его не выбрал, боясь понять, принять его.
Но ведь и нет совершенства в нашем мире.
Ну что же… Поворот ключа, мотор глухо заревел. Мой Chevrolet наполняется жизнью. Пути назад нет, и в этом вся суть. Я понимаю, я принял решение. Долгие годы в пути, к тебе, моя Диана, моя нежная и вечная любовь. Только вперед!
--------------------
Это было так трудно – оторваться от нее. Шум деревьев на дне моря, покачивание веток укрывавших нас сосен над нами. Все идеально настолько, что просто трудно поверить. Я закинул руку на ее плечо. Обнажена и прекрасна. Моя муза, которой я готов был посвящать всю свою жизнь, больше, чем жизнь. Ни на секунду не сомневаясь в том, что это продлится бесконечно.
Одежда валялась рядом, сорванная, скомканная.
Это странное место, и не бывает так. Что же происходит? Можно было бы задавать себе вопросы, но единственный ответ скрывается там, за лазурным горизонтом, до которого пока невозможно добраться.
- А что дальше? – Она была так близка. Ее сладкое дыхание распаляло огонь моей страсти. Я, было, ринулся ее поцеловать
- Ну, ну. – Диана приложила свой палец к моим губам. – Подожди, успокойся. Подожди.
- Не знаю. – Я вновь попытался приблизиться к ее губам.
Она рассмеялась, вскинула голову, золотая копна ее волос всколыхнулась и укрыла ее плечи. Как же она была прекрасна! Солнечные лучи осторожно касались ее бледной кожи, словно боясь быть слишком навязчивыми.
- Как же хорошо! – она протянула руку к нижним веткам и погладила их.
- Странно, да?
Она промолчала, продолжая водить рукой по иглам. Кажется, они даже распушились под лаской ее тепла.
- О чем ты?
- Слишком хорошо. Слишком идеально! – Я озвучил мысль, которая уже долго копошилась у меня в голове. – Идеально настолько, что даже становится страшно.
- Лучше так, чем по-другому.
- Идеальный шторм. И мы в центре этой стихии. Может быть, поэтому она нам и не видна?
- Если и есть вокруг нас какая-то стихия, то, пожалуй, она мне даже нравится. В центре торнадо не так привлекательно.
Это странное умиротворение и покой, благодаря которому так надолго мы задержались на вершине, вносило почти неощутимые нотки тревоги. Возможно, Диана их просто не замечала. Эта тревога была еще еле заметна, она не вступила в полную силу и казалась призраком на фоне окружающей нас действительности.
Почему мы здесь? И как долго? Заплутав в чертогах разума невозможно понять одной простой вещи – сон это или реальность? Что дано мне свыше? Фантазия, которая стала реальностью, или реальность, которая превратилась в столь странную фантазию. А на самом деле ничего и нет вокруг, и эти сосны лишь воспоминание о прошлом, которое сознание подсовывает столь навязчиво, что не остается сил, чтобы не принять это за действительно происходящее.
Нет. Я ловлю себя на мысли, что такого быть не может. Или я не хочу, чтобы это было таким.
- Диана. Диана. Диана. Мне так нравится повторять твое имя.
Она повернулась ко мне.
- Если бы это все было мимолетно и не столь важно…
- …то мы бы никогда не встретились. Опять.
- Наверное.
Я запустил руку в копну ее волос. Она откинула голову назад.
- Как же хорошо!
Ветки сосен над нами танцевали свой танец, предаваясь порывам ветра. Он запутывался в серебристой паутине, которую раскинули эти маленькие насекомые от ветки до ветки. Ворошил иглы, словно расчесывая их. Я опустился на траву и просто смотрел вверх, щурясь от жгучих солнечных лучей. Диана опустила свою руку мне на грудь и так и замерла.
Весь этот путь… Я вновь задавал себе этот вопрос. От встречи в долине и до этого самого момента. Насколько я сам ощущал это? Насколько это реально? Больше, чем реально. И что еще предстоит.
Словно Адам и Ева в первозданном мире, который сотворен только них одних, на этой вершине, в треугольнике сосен - мы одни. Неприкрытые, нагие. Словно история человечества начинается вновь. И пока еще нет ничего вокруг – не нарушен Завет, и Рай на Земле только для двоих. Настолько, насколько это вообще возможно.
- Но ведь это не конец. История чем-то должна закончиться?
Она молчала.
- Если ты хочешь остаться здесь, то так и будет. Мы построим дом, нарожаем детей, начнем все заново. Прямо здесь, на этой вершине. Я готов.
- И будем как первобытные люди. Ты будешь уходить на охоту, а я – поддерживать очаг.
- Забавно, да?
- А что мы будем делать со всем этим? – Она развела руками.
- Знаешь, - я приподнялся, - до этого всего мне вообще нет никакого дела. Главное, что ты – рядом. Крайне бессмысленно и глупо терять то, то есть у тебя сейчас. Менять на что-то… Нью-Йорк, Калифорния, солнечное Маймами, или задворки какого-нибудь Техаса. Или здесь, где-то в межпространстве и межвременьи, где нам есть до всего этого дело. Где все так хорошо и замечательно. Зачем менять это все?
- Все равно. - Диана пожала плечами. - Правда, мне все равно.
Там, на горизонте, где еще несколько минут назад разрывали своими криками тишину альбатросы вдруг все стихло. Неожиданная тишина вдруг вновь окутала нас. Я приложил руку ко лбу.
Там, на горизонте, сияющая лазурь отступала под натиском черно-синих туч. Иссушающая тревога вновь ворвалась нежданным гостем. «Остановись, не надо, подожди», - еще чуть-чуть и разверзнуться небеса. И мир фантазии вновь упадет на землю, разрушая все, только что созданное.
Диана вскинула локоны и пристально смотрела вдаль. Она была напряжена.
- Ты слышишь?
* * *
- И что дальше? – Я уже допил свой кофе. Но, пожалуй, не отказался бы еще.
- Еще? – Невеста кивнула на пустой стакан.
- Пожалуй…
Рождин щелкнула пальцами.
- Пей, пока не остыл.
Я повернул голову. Легкий дымок поднимался над еще минуту назад пустым стаканом. Запах свежего кофе заполнил наши апартаменты.
- Но как?
- Вот так! – Она опять щелкнула пальцами. – Избавься от того, что ты считаешь рациональным. Здесь нет этому места, если ты еще не понял. Впрочем, может, это тебе и ни к чему.
- Ладно. – Уж слишком просто я согласился. – И что было дальше?
- Дальше? Вы, казалось бы знающие о жизни больше, чем мы, запертые где-то между мирами. Для вас это не больше, чем экскурсия в потусторонний мир. Прогулка на грани. Для нас – жизнь. Такая странная. Впрочем, со своими незаметными прелестями. Хотя бы этот кофе. Ты знаешь, каким он был раньше?
- Нет. – Я пожал плечами.
- Никаким. Его не было. Но это не самое главное. Наверное, самое главное то, что реальность, в которой существуешь ты, мне нравится гораздо больше, чем шестьсот лет назад. Даже не смотря на это платье.
- Я не понимаю.
- Ты – живой, все еще живой. А я… Я лишь призрак в вашем мире. И мне уже никогда в него не вернуться. Мой прах истлел где-то в Средневековье, но самая большая моя мечта – быть как ты. Оказывается, вечная жизнь – не подарок, как считают многие, а наказание, в котором есть только бесконечное скитание. Из века в век, из города в город, из страны в страну. Континенты меняются, и время летит, но что до этого пятнадцатилетней девочке, которая однажды изменила свою жизнь, не думая о том, что будет дальше. Она просто хотела жить, а получила взамен лишь это! – Она развела руками. – Ты и сам стремишься скорее покинуть эти чертоги, чтобы вновь обрести все то, что у тебя было. А я не могу. Не могу! – Рождин всплеснула руками и разрыдалась. – Не могу!
- Ну, ну, ну. – Я попытался было ее успокоить. – Не надо.
Я откинул одеяло и стремительно подскочил к Рождин.
- Не надо, все хорошо, тебе не идут слезы. – Я даже не заметил, как она оказалась в моих объятиях. – Ну, ну, ну. Не плачь. – Я гладил ее по волосам.
- За что, за что мне это все? Я же хотела как лучше.
Она уткнулась головой в мою грудь, продолжая рыдать. Ее горячие слезы текли по щекам и по моей груди, и я не знал, как остановить этот горючий водопад.
- Ну, ну, ну. – Словно пластинка заела. А я и правда был в растерянности, не понимая, что дальше. Я прикоснулся губами к ее волосам и еще крепче обнял.
- Почему? – она перешла на шепот. – Почему, почему так? Я была давно готова все разменять. Эту проклятую вечную жизнь на смерть. Только ее нет. Нет для меня! – Ее всхлипы стали реже. - Это не дар – это проклятие. Вы – смертные, никогда этого не поймете.
И я даже не помню, как мы оказались в одной постели. В какой-то миг, который все вдруг изменил. То ли ее долгое присутствие рядом, то ли желание просто упокоить, то ли простая похоть.
Истома ее горячего тела, долгие поцелуи. Ее алые губы, такие мягкие и пышущие жаром. Тонкие солнечные лучи настойчиво пытались пробиться сквозь щели тяжелых штор. Но царивший в комнате полумрак оставлял место за собой. Она передо мной, полностью обнажена и, о, Боже мой! как красива. Тонкие изгибы ее фигуры, которые скрывало тяжелое подвенечное платье. Моя ладонь скользила по ее идеальному бедру, я целовал изгиб ее шеи. Наши пальцы переплетались и вновь размыкались, чтобы найти друг друга. Ее лоснящаяся кожа в полублеклом свете, чуть бледная, и копна волос, раскиданная по подушке. Ее горячий язык скользил по моим небам. Я лишь на мгновение отрывался от нее, чтобы опять прильнуть к ее горячим губам. Я ласкал своими руками ее совершенное тело, нежно сжимая руками ее грудь и упираясь пальцами в ее отверденевшие от желания большие темные соски. Ее грудь, словно переливалась волнами. А я целовал, целовал, целовал, спускаясь все ниже. И она отвечала мне всем своим телом. Задыхалась от истомы и ее неровное дыхание, переходящее в стон, молило меня только об одном. И ничто, казалось, не могло остановить нас. Ничто, кроме одной сверкнувшей сейчас мысли: «Я не затем здесь. Не за этим я сюда пришел!»
Я вдруг отринул от нее. Упал на подушку и отвернулся.
Кажется, для нее это не было удивлением. С какой-то неимоверной легкостью она молча встала, и ушла в ванную, ничего не сказав. Зашумела вода.
«Кого ты хочешь спасти? Себя или ее? К чему этот цирк, где только клоуны чувствуют себя в своей тарелке. Ты же не клоун. Успокойся, успокойся и расслабься. Спрячь своих демонов подальше, это не суть».
Я закинул руку под голову. Надо вставать. Вставать и идти дальше, чтобы не случилось, чтобы не было. «Остановись!»
Так не может продолжаться бесконечно. Где-то должно быть завершение всей этой истории.
Я встал и раздвинул шторы. В комнату ворвался дневной свет, темнота приняла его с явным неудовольствием, скрывшись в углах и где-то под кроватью. А потом я стоял и смотрел на улицу под окном – там, в реальном мире, катили машины, звенели трамваи, наполняя наступивший день оглушающими звуками.
Рождин вышла из душа, закутанная в белое гостиничное полотенце. Шлепая босыми пятками подошла и тихо встала рядом.
- Нравится? – Она указала мне рукой на улицу.
- Еще как!
Мы просто стояли и смотрели в окно.
Так часто этого не хватает – то времени, то слишком маленькие окна, то пустота улиц – нет идеала в котором могли бы уместиться всего лишь два человека без ненужных фраз и лишних междометий.
* * *
И да, мне все-таки удалось сделать это. Удалось покинуть свой мир разочарования, чтобы отправиться вперед, в поисках новой надежды. О, как несправедлив этот мир, разлучая влюбленных. А, может быть, в этом весь смысл нашего земного существования? Кто даст ответ на вопрос, который изначально равен непорочному смыслу бытия: «Что было первым: яйцо или курица?».
Тебе кажется, что я глумлюсь? Ни в коем случае! Если бы это было так, то ничего этого не случилось бы. С самого начала. Впрочем, зачем я пересказываю тебе главы из нашей прошлой жизни, ведь ты и так это все знаешь. Знаешь, конечно, больше меня. Я уверен в этом.
И, чем больше милей на моем спидометре, тем ближе я к тебе. Я наверстываю упущенное. Давлю педаль газа в пол, и отбрасываю все, что осталось позади. Да, вот так я решил. Намотать побольше, чтобы оправдаться перед самим собой. Может быть, всевластный бог дороги, так бережно хранящий души водителей, сможет мне дать хоть какие-то ответы.
Так я думаю, и, кто его знает, насколько я прав или нет, но хотя бы так я скоротаю время в моем долгом пути.
Я уже давно покинул свой округ и выехал на широкую трассу, что соединяет города, между которыми часто расположились ухоженные деревни, перетекая одна в другую. А где-то за их границами разливаются зеленые поля, редко засаженные деревьями. И над всем этим царит безоблачное небо, столь голубое, что режет глаза. Блики солнца на лобовом стекле слишком яркие, что заставляют меня щуриться. Я никогда не был так далеко от дома, и вряд ли это могло бы случиться раньше.
Что ж, я не знал этой жизни без тебя, моя Диана. Мы не были счастливы здесь, потому что тебя не было рядом. Это так очевидно, что видно даже невооруженным глазом. И, поэтому, мое стремление сейчас разделяет лишь бескрайняя асфальтовая полоса, остающаяся под колесами авто.
Это настолько смело, что я сам себе поражаюсь. Без звонков и писем, без телеграмм и предупреждений. И ведь я даже не уверен до конца, что все делаю правильно. Раз за разом уничижаю себя. А ведь должно быть совсем наоборот! Я многое сделал для этого. Но не все.
В этом стремительном пути продолжаю тебя искать и опять боюсь тебя не найти. Я вновь вижу тебя в своих мыслях. Такую живую, яркую, какой ты была всегда. Вижу, стремлюсь к тебе, но никак не могу добраться. Ведь, кажется, это очень просто сделать, но на самом деле – почти невозможно. Я тянусь к тебе, всем своим сердцем, всей своей душой, но ты не становишься ближе, как та пресловутая линия горизонта – отдаляется ровно настолько, насколько я к ней приближаюсь.
И я думаю, и я все еще ищу варианты, как приблизиться к тебе, моему, ставшим таким далеким, пристанищу. Рано или поздно это случится, как случается все то многое и невозможное. Я уверен. И пускай сейчас есть лишь эта дорога, мой путь, но у нее есть моя цель. Нет никакого решения, но есть цель, и это самое важное во всем моем путешествии.
Я не боюсь признаться тебе, как сильно разочарован всеми этими годами. Что раньше не нашел в себе сил понять простое, надумывая и передумывая вновь все то, что случилось с нами. Ведь мы были так молоды и горячи. Так легко делали все то, о чем потом не жалели. Но прошлое невозможно спрятать или утаить. От себя самого. Да, кажется, его можно убрать подальше на чердак и не вспоминать о нем. И так может продолжаться долго, очень долго. Так долго, пожалуй, что, когда ты вдруг решишь потревожить эту многовековую пыль, под рукой не окажется нужного.
Все дальше и дальше, не останавливаясь ни на мгновение, я пытаюсь еще что-то уловить, это незыблемое, дрожащее в воздухе, ощущение. Как тогда, в тот первый раз, когда хватило одного взгляда, чтобы искрой затмить все, что было с нами раньше и начать отсчет новой истории. Отмотать назад время, остановить секунды и вновь окунуться в это нескончаемое блаженство. Феерия огней и красок, тот салют на День независимости, вспышки фейерверков и твой долгий поцелуй. Я вновь окунаюсь в эту толпу на Таймс-Сквер в новогоднюю ночь и больше не представляю себя без тебя. Все как тогда, ты помнишь?
Помнишь, как потом мы брели по Бродвею, звучала музыка - великолепный Синатра с вечным гимном New York. Что может быть прекрасней этого чувства? Только ты! А в голове уже звучат фанфары от моего триумфального возвращения. И ни на секунду не смолкают аплодисменты, когда я выхожу на поклон.
Ты скажешь, что я фантазер? Но моя фантазия не так уж и далека от реальности.
Среди всей этой суеты мы забываем себя. Растрачиваем на мелочи и, кажется, уже не собрать. Но это лишь мимолетное мгновение, сверкнувшая мысль. Все совсем по-другому. Главное – найти в себе силы, чтобы продолжать свой путь.
И я давлю ногой педаль газа, уже даже не обращая внимания на необозримую американскую красоту вокруг. Все слилось в единообразный пейзаж. Мне вовсе не хочется с этим разбираться. Там, впереди, еще сотни миль сотканного асфальтового полотна и только одна единственная дверь, за которой есть ты.
--------------------
- Слышишь? – Диана указала рукой на горизонт.
Я прислушался. И вправду, странный глухой гул, пока еще слишком далекий, чтобы явно расслышать его. Где-то, скорее, на грани восприятия. Так вот чего испугались альбатросы. Разом взметнулись в тяжелые небеса с натянутыми на весь небосклон тучами. Теперь их крики тут и там разрывали ту уютную тишину, в которой мы мечтали поселиться навеки. Они становились все чаще и вскоре превратились в несмолкаемый гомон.
- Что происходит? – Диана прижалась ко мне.
- Я не знаю.
А гул только нарастал. Откуда он взялся? Словно в преисподней открыли ворота, и все демоны ринулись в них одновременно. Ветра не было, но сосны на дне моря качались, ломая ветки. Их треск ворвался неожиданной и неприятной нотой. Это было страшно… очень страшно.
- Что-то нехорошее. Я не знаю.
Диана смотрела вдаль, пытаясь уловить намеки, понять, что происходит. Буря приближалась.
В который раз судьба пытается испытать нас: сначала там, в долине, потом на подъеме к вершине, это странное море сосен. Что сейчас?
- Держи. – Ее платье, мои штаны. Вот и помечтали о Рае, которого нет, и не будет никогда. О нем можно лишь мечтать, строить иллюзии и не поддаваться вечной идее о Вавилоне.
- Что дальше? – Диана взяла меня за руку.
А у меня и не было ответа на этот вопрос. Я боялся напугать ее. В раздрае, в междометиях, забывая в насущном о самом главном. Потревожить только что созданное вновь. Но самое главное в том, что мужчина здесь я и необходимо принимать какое-то решение.
Небеса не предвещали ничего хорошего. Тучи плотной завесой стремительно приближались, закрывая собой всю лазурную красоту еще минуту назад горизонта.
- Нам бы следовало укрыться. Я не знаю, что происходит, но вряд ли это нам понравится.
- Я боюсь.
Я обнял ее и прижал крепко к себе.
- Надеюсь, что все самое страшное уже позади. – Я как мог уговаривал Диану. Но, скорее, я уговаривал себя. Что еще могло случиться в нашем маленьком мире, который и без того уже был наполнен всеми возможными страхами и неудачами? «Все пройдет, все будет хорошо и не о чем беспокоиться», - как мантру я повторял раз за разом эти слова. Но, кажется, все было впустую. Где тот идеальный мир, о котором мы можем только мечтать? И сколько будет продолжаться эта проверка, это нескончаемое, бесконечное ощущение бессилия, которое навязала нам сама природа? Как бы мне хотелось знать ответ на все эти вопросы.
Альбатросы просто ополоумели. Прямо с высоты небес, куда только они могли добраться, сложив крылья, стремительно бросались вниз. Один за другим, как по команде. Я никогда еще не видел такого ужасного зрелища: ломая ветки многовековых сосен падали на дно ушедшего океана, оставляя на острых иглах следы своей крови. Как метеориты, разбивались об илистое дно, с криками, с плачем. Я бы хотел закрыть уши руками, чтобы никогда этого не слышать – насколько это было страшно. Но в моих объятиях была та, за кого я был готов отдать свою жизнь, свою никчемную и бестолковую жизнь. Но только чтобы Диана не видела всего этого.
Она зажмурилась.
- Мне страшно!
- Все хорошо, все хорошо… - Лучше и быть не может. Скалистые берега, все, что от них осталось, опять разверзлись, с грохотом опрокидывая тяжелые валуны куда-то вниз. Им вторили небеса, разрываясь громом и молниями. Я даже не заметил, когда это началось. Сухие тучи опрокинули на нас острые градины, размером с неполноценное яйцо. Они били по соснам, срывая зеленую хвою, они били по камням под нашими ногами, отскакивая и падая в бездну. Так ли уж все было хорошо? Мне так не казалось.
Черная темень плотной пеленой приближалась, скрывая под собой все то, что еще минуты назад сверкало в ярких лучах солнца. Она пожирала все, что осталось ей, не оставляя ни одного сантиметра пышущей красоты.
Но и сейчас я был готов отдать все. Все за эти мгновения нашего с ней счастья. А она дрожала в моих объятиях. Я сжимал Диану еще крепче, осторожно делая шаги назад, пытаясь удержаться на этом клочке земли, которую так надежно еще удерживал своими корнями наш треугольник сосен на вершине. Что им до нас? Но, веруя в волшебство, осознанно или по наитию, я до последнего верил в благополучный исход.
Поднялся ветер. Что там ветер – ураган, торнадо! Сначала один хвост заюлил, срывая последнюю хвою с деревьев, потом второй опустился на дно иссохшего океана, за ним третий. И все это нагромождалось абсолютной какофонией совершенно диких звуков.
И вдруг там, за ними, вдалеке, появилась волна. Она выросла из-за самого горизонта. Я не поверил своим глазам. Океан возвращался. Стремительно приближаясь, он нарастал, скрывая под собой безупречный сосновый бор. Поглотив первую сотню деревьев, он и не думал останавливаться. А ветер только подгонял его.
И вот, он уже поглотил первый торнадо, накрыв его полностью с бушующей воронкой, проглотил, выплюнул, взвившись до небес хвостами разнообразных рыбин. Волна приближалась, возвышаясь на сотни метров вверх, кажется, пытаясь проглотить все сущее, накрыть его с головой. Так вот она – причина назойливого и бесконечного гула. Миллионы тонн воды, ломая и круша все на своем пути, продвигались все ближе. Я замер. Спасения не будет. Сейчас они упадут на нас и похоронят в пучине, как следует перемолов наши чувства, наше будущее и все самое лучшее, что мы бы могли дать этому миру.
- Держись! – только и смог прошептать я. Девятый вал навис над нами, замерев на доли секунды, готовый низвергнуть нас прямо на дно.
* * *
День был в самом разгаре: солнечный полдень, когда все еще есть какие-то дела, когда курьеры спешат с посылками и деловыми письмами, когда пробки на дорогах как нечто само собой разумеющееся, когда работа не оставляет ни миг, и вечные офисные звонки разрывают окружающее пространство своими проблемами и новыми задачами. То самое жаркое время, когда полный планов и грядущих дел, тебя не отпускают будни. Совсем скоро сиеста и так много надо успеть, потому что, спустя каких-то пару часов, расслабленные менеджеры, отобедав в парке в компании бутербродов и белого вина все пустят на самотек, решив отложить даже самые срочные дела на завтра.
За окном пролетали мопеды, смарты бесконечной вереницей тащились медленно друг за другом, постоянно останавливаясь на красный сигнал светофора. По тротуарам туда-сюда все еще спешили люди, отдаваясь на откуп новому солнечному дню и своим неотложным делам.
Древний Неаполь жил. И этом было гораздо больше смысла, чем то, что происходило в моей жизни за последние несколько лет. В этом было гораздо больше той самой жизни, которую я потерял когда-то.
- А им нет дела до нас. – Рождин махнула рукой. – Как и нам до них, впрочем. Так, где ты гулял всю ночь?
- Долгая история. Работал над ошибками.
А ей, кажется, было все равно. Даже мой ответ. Она отрешенно смотрела на бурлящую уличную жизнь.
- Я бы тоже хотела так. Быть курьером, или няней. Смотри, какая погода! Гулять с коляской среди этих милых старых узких каменных улочек, и еще за это деньги получать.
Я окинул ее взглядом. Закутанная в пушистое белое полотенце она совсем не походила на няню, что может присматривать за детьми. Тайное сокровище, слишком идеальное для того, чтобы заниматься этой работой.
- Не думаю.
Она рассмеялась.
- Повторим? – Она было взялась за край полотенца.
- Не стоит. – Я приложил руку ее груди. – Знаешь, у тебя есть все… Но не думаю, что это для меня.
- Твоя Диана. Все мысли только о ней.
- Это странно?
- Я слишком долго живу, чтобы мне так казалось. Знаешь, каждый день я гоню от себя эти мысли. А ведь ты слишком хорош! Я давно не встречала таких, как ты. – Она кивнула в сторону кровати. - Как можно спать на таких мягких простынях без любимого мужчины? Такие простыни они созданы для любви.
Я растерялся. Удивительно, но в этом загробном мире даже для любви остается немного места. Трагедия для нашего мира - отсутствие этой самой любви, которая растворилась в суете, в приложениях для смартфонов, в шуме и крике гудящих городов, в вечно звонящих телефонах, которые разрывают жизнь и эту бесконечную суету своими звонками. Все стало настолько привычно, что никто посторонний даже не замечает их, принимая как само собой разумеющееся. Мы потеряли наслаждение жизнью, наслаждение друг другом.
Вопящая тишина уже не является таковой, потому что ее попросту не существует. Забытые дворы, залитые солнцем сквозь гомон детей и стучащий о коробку мяч. Все это есть в воспоминаниях о прошедшем детстве, которое не вернуть. Когда становится плохо, когда вся бестолковая действительность поглощает, когда выжат как губка, когда хочется вырваться из этого всего и просто предаться абсолютному спокойствию без всего того, что преподносит вся эта новая жизнь где-нибудь на тихом побережье Римини весной, в предвкушающем лето апреле. Когда нет суеты и только разбивающиеся о волнорезы спешащие к берегу буруны привносят в эту тишину тихий ласковый шепот. Когда, пройдя по береговой линии, можно окинуть взглядом пока еще холодный пляж и маяк, который возвышается над всем этим, посылая длинные сигналы кораблям в море. Когда слишком много всех этих «когда» и ни одно из них не приводит к правильному решению…
- Я не собиралась смущать тебя. Перестань! - Она толкнула меня плечом. - Ты же не маленький мальчик.
– Пора бы закрыть эту тему. – Я попытался поставить точку.
- Я же говорю – мы взрослые люди, каждый из которых сам принимает те решения, которые ему удобны.
- Извини.
- Пфф! – Она вскинула голову. – Еще не хватало! Все это – не суть - лишь твое поверхностное восприятие. Это нормально, для вас, все еще живых. Значит, ты еще не перешел ту грань. Это нормально. – Она попыталась меня взбодрить. – Но, значит, ты пока еще не понял самого главного. – Она приложила палец к губам и заговощески произнесла, словно боясь, что нас кто-то услышит. – Каждый твой шаг, который понимаешь и принимаешь, пускай, даже не вдаваясь в его подробности, направляет тебя, создает незримую связь с тем миром, где ты действительно существуешь. Каждый миг несет в себе больше, чем ты можешь представить.
- То есть у меня все еще есть шанс? Я могу вернуться? – Я опять задал вопрос, который меня больше всего волновал.
- Если кто и может принимать такие решения, то только Мигофу. С ним можно поговорить о жизни, о смерти… Или о вечности, но я тебе не советую. – Рождин рассмеялась. - Ладно, нам скоро пора выписываться из отеля. Это была прекрасная ночь и, пожалуй, самое замечательное утро за все мои шестьсот лет безбрачия.
- Ты прекрасно выглядишь на свои шестьсот!
- Некрасиво указывать даме на ее возраст.
Я усмехнулся.
- Ванна там. – Она указала своим пальчиком через плечо.
А мне и правда было трудно нарушить то безупречное равновесие, что сложилось сейчас между нами.
Я развернулся и, прошлепав босыми ногами, повернул замок в тяжелой двери, за которой меня ждал утренний душ.
* * *
Где-то двести миль пути, оставшихся за спиной. Может, чуть больше. И моя первая заправка. Впереди еще нескончаемый путь, выделенный асфальтовой трассой.
Капот моей машины неожиданно превратился в стол, только что стула нет. Я пишу тебе очередное письмо – сколько их там, в пухлом желтом конверте, скопилось за эти годы? Я и не считал. К чему это? Ведь каждое мое письмо тебе – это лишь кратковременный миг моего бытия. Да и прочитаешь ли ты это? Что может произойти? Вряд ли все эти мои мысли нужны тебе. Они слишком тяжелы. Да, я и сам это прекрасно понимаю. Но они как отдушина за все эти годы. Я не знаю, что там будет впереди, но прекрасно изучил все мое прошлое. И не могу без него. А тебе оно и не нужно. Клянусь, когда я доберусь до твоего дома, я сожгу его. Нечего тебе знать, что творилось у меня в душе, с какими демонами я боролся, как был несчастлив все эти годы. Мы начнем новую историю – историю, у которой есть совсем другой конец.
Господи, я так самонадеян, что ни на секунду не оставляю мысли быть с тобой. Что это – мальчишеский максимализм, или надежда возмужавшего мальчишки? Как бы мне хотелось, чтобы все прошло гладко.
Я так и представляю, как в тот миг нашей встречи, между нами пробежит искра, ты вновь скажешь, как ты меня любишь (и все эти годы не в счет). Ведь я не могу жить без тебя. Не могу. Не могу с того самого мгновения, как ты растворилась за поворотом в бесконечном дожде.
Но это ли путь, чтобы вернуть тебя? Не говори, что я распустил нюни. Это было слишком давно, чтобы такое помнить.
Жарит солнце, мне даже напекло макушку. Но я не хочу заканчивать на этом. Старому заправщику кинул доллар, он будет рад посчитать свою прибыль в конце дня.
Эти трассы так пустынны, что на много миль вперед просматривается горизонт. И ветер перегоняет песок с одного конца на другой вместе с перекати-поле. Ковыльная трава пригибается до самой земли и, кажется, нет никакого другого места для моего столь выраженного одиночества, как это.
О чем еще поведать тебе в этих письмах, которые ты не прочтешь? Даже не знаю.
Я сминаю все мои чувства в крепкий комок, который подбросив и пнув, я готов оставить в очередной колее, которая ровняет мой путь. И уже неважно, какие одолевают мысли, каким нескончаемым потоком я готов выкладывать их на эти листы, где вся та моя вера, в которой я так отчаянно погряз, и что она принесла с собой?
Может быть, ты скажешь, что я не прав, может быть, ты скажешь, что я лгу самому себе, но хотя бы так я нахожу успокоение. Во всей моей жизни, во всех своих делах и, наконец, во всей своей любви к тебе.
Знаешь, чегго я боюсь больше всего? Оказаться на пороге твоего дома, позвонить в звонок, а дверь мне откроет мужчина. Твой мужчина. Сильный и смелый, в котором ты не сомневаешься, и которого ты любишь всем своим сердцем и душой. И зовут его как-нибудь типа Кен или Роберт. Впрочем, дело не в имени, и ты сама это прекрасно понимаешь. Дело в самом простом – дело в том, что я лишний.
Вот это убивает меня, вот это делает всю мою жизнь бессмысленной.
Я раньше и не говорил об этом, боясь разрушить ту связь, которая есть между нами. Во всяком случае, я так думаю. И как бы я не пытался бы пройти весь этот путь с самого начала, понимаю его абсолютную иллюзорность.
Не знаю что там дальше, и как все эти годы ты жила без меня. Гоню подальше все эти мысли. Я эгоист – все мое должно принадлежать мне. И, скорее всего, ты с этим не согласишься. Но, уверовав в свою безупречность, я роняю свои мысли на чистый лист, как камни в воду. Развожу круги. Ничего личного, ничего лишнего, как бы мне этого не хотелось. Застреваю на строчках, пытаясь донести до тебя самое сокровенное. Кто ты, кто я? Заплутавший в собственных лабиринтах и не нашедший помощи. Абсолютно один в своем одиночестве, ищущий спасения.
А, может быть, это не наказание, а дар небес, чтобы переосмыслить все свои шаги с самого начала? Ведь человек всегда ищет лучшего для себя. И вот сейчас, на одинокой заправке, где пары бензина все еще тлеют в горячем воздухе, я вдруг смогу найти ответ?
Нет никакого смысла. Как бы мне этого не хотелось, как бы мне это не казалось. В результате я только в очередной раз пытаюсь уравновесить свои мысли, чтобы понять себя, чтобы понять тебя, как бы мне это не было сложно. Но все скрывается за очередным поворотом, где знаки предупреждают об очередной опасности.
--------------------
Я вздрогнул. Кажется, заснул. Этот сон принес что-то плохое. Я даже не помню что именно. Как на картине Дали – странные образы, перемешанные с действительностью за секунду до пробуждения.
Диана гладила мою грудь. Я открыл глаза – вокруг все тот же пейзаж – нескончаемая далекая тишина среди вековых сосен на дне океана.
- Я, кажется, заснул.
- Я не стала будить тебя. – Она смотрела вдаль, щурясь от солнца. Ее золотые локоны были раскиданы по плечам. – Как хорошо здесь!
Она нагнулась и поцеловала меня в щеку своими мягкими губами.
Тревога, родившаяся из сна, не отпускала меня. Что-то не так. Что-то, что не дает покоя, где-то на краю подсознания. Но я не мог это понять. Вроде бы все на своих местах и можно наслаждаться отпущенными нам минутами спокойствия и неги в этом центре нашей Вселенной. Но именно это и гложет и не дает забыться.
Я приподнялся с земли и стал рассматривать горизонт.
- Тебя что-то тревожит?
- Не знаю. Как будто все так и нет. Не понимаю.
Горизонт был рассеян и чист. Ни облачка, ни даже намека на какие-то изменения. Лазурный свет заливал бесконечность пространства где-то вдали рисуя идеально-красивую линию, которая своим краем скользила по макушкам вечнозеленой хвои.
- Что за мысли тебя одолевают? – Диана легла на мои плечи. – О чем ты думаешь?
А я не знал, что ей ответить. И уж точно не о своих панических атаках – это бы, пожалуй, напугало ее.
- Да так, ни о чем.
Диана запустила руку в мои волосы.
- Смотри, альбатросы совсем притихли.
Я попытался было отпустить все свои страхи. Просто плохой сон, и не вспомнить даже о чем он. Сердце замедлило свой ритм, вроде немного опустило. Надо подумать о чем-то хорошем, забыть обо всех неприятностях, которые наложили свой отпечаток. Что со мной не так? Спокойно, надо расслабиться.
Я лег на землю и закрыл глаза. Как мгновение, как вспышка, нагнала меня память – огромная черная волна над нами, готовая обрушиться нас на нас и чувство падения в бездну, потом лишь нескончаемое головокружение. Вот о чем был этот тревожный сон. Я вдруг вспомнил каждое мгновение. И ту многоэтажную волну, что нависла над нами.
Но стоило лишь мне открыть глаза и все вернулось вновь. Мерный шум разливался над моей головой. Сосны внизу, и сосны над нами – а мы как связующее звено между ними. Распушили свои вечнозеленые иглы и молча внимают нашим мыслям. Живые существа, только лишь с места не могут двинуться. Как в старой сказке, где, наконец, добро побеждает.
- Наш Рай на краю Земли. Ведь ты не шутила? – Я снова закрыл глаза и помассировал виски.
- Какие шутки. – Я слышал, как она улыбается.
- Когда-нибудь я напишу об этом книгу.
- О чем?
- Обо всем этом. И о тебе, и об этом океане сосен, и о несмолкаемой тишине… Моя муза любит тишину.
- А моя муза любит твою музу, когда она любит тишину.
Я улыбнулся. Меня позабавил этот ее речевой экзерсис.
- Но ты, конечно, будешь главной героиней.
- Конечно. Ведь книга будет обо мне. Только вот бумаги и ручки здесь нет.
- Ну и что! Напишу ее прямо на песке, веткой от сосен. Может быть, она будет короткая и в ней будет лишь одно слово, одно имя – Диана. Этого, пожалуй, хватит, чтобы передать все мои мысли и чувства.
Диана рассмеялась.
- Ты невообразимый хвастун и фантазер!
- Если этого хватит для нас двоих, то я не возражаю.
- И позер! Если честно, сомнительное удовольствие.
- Почему?
- Потому что этого должно хватить для нас троих. – Она указала на свой живот. – Кто-то еще один. Кто-то, кто не упустит своего шанса.
Я нежно прикоснулся к ее пупку.
- Эй, ты слышишь меня? Я – папа.
- Ты спешишь. – Она откинула мою голову своей рукой. – Так быстро это не произойдет.
- Я смеюсь. Ты и вправду считаешь, что это как-то поможет нам? Если бы счастье всего мира вот так сейчас опрокинулось бы на нас, мы бы о нем так бы и не узнали? Вот так, внезапно!
- Наверное, счастья не бывает слишком. – Диана замолчала. – Меня бы здесь не было, если бы я думала иначе.
Я взял ее руку в свою.
- Знаешь, годы пройдут… незаметно пройдут, не известив нас об этом. Но каждое движение, каждый вздох будет нам напоминанием. Что было, что случилось, что произошло. Даже, пускай, мы устанем от этого. Но не устанем от самих себя. И каждое утро, когда солнечный свет будет биться в окна, мы не устанем говорить: «Доброе утро!», потому что никого, кроме роднее тебя, меня, и наших детей нет на этом свете.
Диана улыбалась. Той бесконечно-солнечной улыбкой, вмещавшей в себя все блаженство этого мира, уголки ее губ незаметно подрагивали. Мой подарок огромной Вселенной, в которой для каждого обязательно найдется своя душа. А когда это произойдет - рано или поздно – совершенно не важно. Главное, что этот возможный шанс есть у каждого. Главное, не упустить его, не пройти мимо. Главное, за суетой и многоважностью своей жизни, дать ему возможность оказаться рядом.
* * *
Холодная вода придала мне сил, и вся эта кошмарная история с ночным демоном стала казаться сном. А, может, я сам ее выдумал. Как просто затеряться в большом городе, истосковавшись по родным стенам.
Шампунь на голову, зубная щетка в рот – и вот я отрыт новым приключениям. Что дальше? Что еще меня ждет?
Я перебирал в голове, все, что случилось за последние пару дней.
Я бы мог бежать, вот прямо сейчас, не оглядываясь ни на что, просто выйти из ванны, и, пока Рождин расправляется со своим подвенечным платьем, захлопнуть эту дверь, спуститься по лестнице, стремглав оставив за спиной лобби с детскими рисунками, оказаться на улице. А потом – свобода!
Неаполь примет меня. Я уверен. Этот старый город, где человеку свойственно удивляться, кроме его коренных жителей, с этими реющими на балконах простынями, с постоянным урожаем апельсинов три раза в год, с вечно зелеными островами и, оставившим свой неизгладимый след русского писателя, Горьким на Капри. Все это могло бы быть правдой, все почти по-настоящему, если бы не одно «но» - я не существую для них. Я вообще не существую. Почти, но нет.
Даже сейчас, закутанный в полотенце, меня все еще продолжает ждать она – мой проводник в этой несуществующей действительности, слишком говорливый, имеющий свое мнение и направляющий меня. Без нее – я слепыш в этом царстве мертвых. Почти труп.
Я толкнул дверь, сделав шаг. На моей голове приютилось банное полотенце, больше похожее на гнездо. Дверь предательски заскрипела. Рождин обернулась.
- А, вот ты где!
Я приложил руки к голове, вытирая волосы.
- Не такие длинные как у тебя, но тоже ничего.
- Ну уж куда тебе. – Она взмахнула копной своих волос, оставляя в воздухе сильный аромат кокосового шампуня. – Извини, что было.
Пока я был в ванной, Рождин успела залезть в свое подвенечное платье и теперь сидела на краю кровати, уставившись в телевизор.
- Я не понимаю. – Меня и правда это уже начало раздражать. – Годы идут, мода меняется – джинсы, футболки, ти-шоты, свитшоты, всякая другая фигня – почему ты до сих пор в этом?
- Ну, хотя бы так, - она посмотрела на меня, на секунду оторвавшись от действа на экране, - я чуть ближе к своим корням. Вечность – не самый лучший способ разобраться в себе…
Впрочем, я бы мог не задавать этот вопрос. Это и так очевидно. Но, может быть, стоит что-то поменять?
- Знаешь, то, что во времена Данте было актуальным, сейчас… - Я развел руками.
- Посмотри на себя, техасский ковбой! - Рождин рассмеялась, кивнув на мою клетчатую рубашку, валявшуюся на кресле. – Ты тоже застрял вне времени, не только в мыслях, но и в одежде.
- Так, я все решил. – Минутная слабость и, скинув с головы белый тюрбан из полотенца, подошел к Рождин. – Это пора менять. Пошли.
Я схватил ее за руку, и мы выскочили из номера, бегом спустившись по лестнице, преодолевая пролеты, как нерадивые школьники, опаздывающие на урок. За томным прохладным лобби нас встретила жаркая улица и пышущий асфальт. Пожалуй, в следующей своей жизни я выберу для нее юг Италии, или, в крайнем случае, побережье Испании, где сиеста больше, чем жизнь во всем ее проявлении.
- Подожди. – Роджин одернула меня. – Куда мы спешим?
- Хочу из овечки сделать полноценную овцу. Тебя надо переодеть и постричь. – Я расхохотался.
Рождин растерялась.
- Но это все – мое! Ты не имеешь никакого права… - Вдруг оробела она. Странно, когда мы заговорили об обычных вещах, не о тех их, загробных, где она была явно спецом, Роджин неожиданно потеряла всю свою уверенность, которая сопровождала ее всю дорогу и превратилась в маленькую девочку. Да, в того самого пятнадцатилетнего подростка, какой и являлась по сути. И вся эта растерянность хорошо читалась у нее на лице. Где же моя боевая подруга? Кажется, мы ее теряем.
И пока ее окончательно не одолел столбняк, мы уже завернули за угол, где большая надпись «Сток» перекрывала пол улицы.
- Нам сюда! – Взяв ее за руку, я уверенно направился в сторону магазина. – У тебя есть деньги? Может, лиры, песо, евро, наконец?
Она пожала плечами.
- Нет? Ну, ладно, что-нибудь придумаем.
Утомленные жарким южным солнцем, вскоре мы уже стояли на пороге молла. За стеклянными дверями нас ждала спасительная прохлада.
- Как они тут живут? Не понимаю! – Я развел руками. – Адское пекло.
- Что дальше? – И теперь, кажется, мы поменялись ролями. Человек из будущего указывал дорогу путешественнице из прошлого. Ну, хотя бы так.
Никто не обратил на нас внимания. Незаметными мы проскользнули мимо менеджеров и скрылись в длинных рядах женской одежды. Юбки, платья, футболки совершенно разные, безумных цветов и оттенков, шорты, джинсы, капри – можно было свихнуться от выбора.
- И это, - я кивнул на ее платье, - ты предпочитаешь всему этому ералашу?
Рождин пожала плечами.
- Не знаю, никогда об этом не думала.
- Не думала. – Я скривил лицо. – Шестьсот лет насмарку современной моде. Да Джейкобс сразу бы умер, если бы увидел тебя. Ладно, попробуй подобрать себе что-нибудь.
Невеста сделала несмелый шаг в сторону платьев.
- Может это? – Она пощупала первое попавшееся.
- Фиолетовый меня раздражает.
- Можно подумать… - она бросила на меня хмурый взгляд.
- Слушай, давай не будем затягивать.
Я снял с вешалки первое понравившееся мне платье.
- На. И это, и еще вот это. Держи! И давай в примерочную.
Рождин сейчас была похожа на ребенка, который впервые попал в магазин игрушек – все такое привлекательное, глаза разбегаются.
- Как-нибудь обойдусь. – Она щелкнула пальцами, и первый наряд уже облегал ее фигуру.
- Прости, совсем забыл об этом твоем умении. – Я щелкнул пальцами, передразнивая.
– Ну, так, ничего. Давай еще.
Она повторила жест. Что ж, красный шел ей гораздо больше.
- Ну как?
- Пожалуй, я бы остановился на этом. Но ты вряд ли остановишься? – Я улыбнулся.
- Тебе нравится?
Я сложил руки и приложил палец ко лбу. Передо мной стояла очаровательная юная блондинка в красном облегающем платье с безупречной копной волос, раскиданных по плечам. Еще немного, и можно было бы влюбиться без остатка.
- Пожалуй, нравится. Я не специалист, но, кажется, чего-то не хватает. Идем, надо дополнить твой образ. Хорошо, что ты помыла голову.
- Издеваешься?
- Нисколько!
Я повел Рождин в отдел шляп.
- Пожалуй, вот эта. – Пробежав глазами по висящим экземплярам, я протянул ей белую соломенную широкополую шляпу. – Примерь.
Невеста неуклюже взгромоздила шляпу на голову.
- Ммм… Хорошо. Теперь ты хотя бы похожа на провинциалку из Римини.
- Почему Римини? Из Авеллино.
- Что?
- Провинциалка из Авеллино, дурак! – Она рассмеялась.
- Да хоть из Турина. Это неважно, это такое выражение. – Мы стояли и хохотали, незамеченные никем. До колик в животе. И я вдруг все понял – Рождин действительно невозвратно застряла в своем прошлом. Разменяв все на вечную жизнь, оставаясь в полумраке серединного мира, совершенно забыв о женственности (а было ли такое понятие в глубоком Средневековье?), и о своей земной красоте, она стояла сейчас передо мной – европейская леди, которой позавидовала бы любая из входящих в эти стеклянные двери.
- Вот твой новый образ. – Я подвел ее к зеркалу.
Она долго не решалась на себя посмотреть, стояла опустив глаза в пол.
- Мне кажется, я их предаю.
- Кого?
- Всех их – отца, братьев, маму…
- Прости. – Мук совести мне еще не хватало.- Может быть, я не был не прав, что притащил тебя сюда. – Повисла неловкая пауза. Она молчала. И надо было как-то спасать эту безнадежную ситуацию.
- Знаешь, все твое прошлое – оно у тебя в сердце, здесь! – Я приложил руку к груди. - А не в том твоем обшарпанном с годами свадебном платье. Правда! – Я пытался подобрать правильные слова. Зачем я вообще в это ввязался? – Все, что ты делаешь – это для тебя, только для тебя. Мир меняется, и тебе надо меняться вместе с ним!
Она слушала меня, но так и не подняла взгляда.
- Давай! – Я начал подбадривать ее. Можно подумать, Кубок Суперлиги, не меньше. – Да давай же, ну! Все исчезает, когда сердце перестает биться. А ты живая, и сердце у тебя живое! Живое, больше, чем у нас, у полудохликов. Этот твой новый наряд ничего не изменит в тебе. Ну, давай же, черт возьми, подними глаза! – Я почти кричал на нее. Что за наказание?
Сначала несмело, словно одергивая себя, Рождин подняла голову, ее глаза были закрыты.
- Ну же! – Я был зол, но, с другой стороны, меня распирало от восторга, от того, что она сейчас увидит, или не готова была увидеть. – Открой глаза!
Рождин медленно подняла веки. В ней боролось прошлое и настоящее, то, от чего нельзя отказаться и то, с чем придется встретиться – с новой собой.
- Я? Это я? – В зеркале отражалась совсем другая невеста. Да и не невеста уже – леди. Она и не узнала себя, успев привыкнуть за многие долголетия к одному своему постоянному образу в подвенечном платье.
- Ну да. – Меня скривило. – Надеюсь, вам в этом мире хотя бы это можно? Не надо ни у кого спрашивать разрешения?
Она повернулась сначала одним боком, внимательно разглядывая, потом медленно сделала оборот.
- Я? – Она все еще не могла прийти в себя от увиденного. - Правда, я?
- Что-то изменилось? – Я стоял довольный, с расплывшейся по всему лицу, улыбкой.
– В тебе что-то изменилось?
- Только платье.
- А все, что ты говорила раньше?
Она нахмурила бровь и прислушалась к себе.
- Нет, все, как и раньше.
- Значит, я был прав?
- Наверное. – Ох, уж эти девушки, никогда не отдадут мужчине победу. – Только теперь надо к этому привыкнуть. – Рождин крутилась перед зеркалом, отбросив все сомнения и страхи. Потом замерла на мгновение и посмотрела на меня. – И что теперь?
- Теперь? – Я многозначительно потер лоб и оглянулся на беспечно болтающих продавцов. В этот час в магазине было мало народа, в основном, случайные гуляки, которые спасались от жары как и мы. Скоро сиеста, и вот тогда не протолкнешься! Как мне показалось, я принял единственное правильное решение. – А теперь бежим!
Схватил ее за руку, и мы, сквозь бесконечные рядов одежды, сквозь стеклянные двери «Стока», пулей вылетели из магазина в обжигающую жару Неаполя.
А нас никто и не заметил – два призрака потустороннего мира лишь на мгновение колыхнули воздух, оставшись незамеченными. Привычки живых все никак не отпускают!
[Продолжение следует]