О предполагаемой нулевой версии «Волшебника Изумрудного Города»
(комментарий к переписке Волкова и Маршака)
Легендам, как и мемуарам, я не верил никогда. Из них, конечно, можно и нужно отцеживать факты, допускающие независимую (хотя бы косвенную) проверку. Но принимать за чистую монету изложенные в них стимулы и мотивы, это всё равно, что относить в исторические факты все фантазии краеведов-энтузиастов.
Нам рассказывают, что вольный предприниматель любых начинаний Френк Баум пОходя в том числе сочинял сказочки, а тёща-суфражистка посоветовала что-нибудь из них напечатать. Таких россказней полно, и все позднего происхождения. А мы знаем, что издание своей первой книги про Оз Баум готовил без издателя, сам, на свои кредитные средства и при том очень тщательно, сразу с многочисленными иллюстрациями, что было тогда новшеством и риском, поскольку сильно увеличивало расходы. Эта работа не могла быть проделана за один-два дня. И просто не может быть, чтобы он многократно не обговаривал и не обсасывал сюжет и фабулу первой сказки со своим деловым компаньоном-иллюстратором (как потом и Волков с Владимирским). Может быть, не раз переписывал фрагменты и менял текст. И, конечно же, никому потом не показал ранние отброшенные варианты. Кроме того, успех имела уже их первая книга (в немалой степени за счет оформления), а сказка о стране Оз была третьей из изданных в том же году.
Так что совет тещи, давший старт писателю Бауму - та же легенда. Как и происхождение названия из надписи на картотеке. Дж. Апдайк указывает, что легендарная страна Оз существовала в фольклоре и упоминается уже в сонетах Шелли. (Скорей я поверю, что тёща позже была домашним критиком зятя. И притом таким, что поход Джинжер он написал ей в пику.)
Легенда про Волкова до странности такая же. Случайно наткнулся на никому не известную сказочку. Пересказал сыновьям, тем понравилось. И только после этого ненароком подумалось, а может быть написать это на бумаге? Давайте-ка, попробуем! Вдруг получится?...
Волков писал смолоду. Особого успеха и признания не получил, но, несомненно, хотел и жаждал войти в литературу. Благо, что имел талант. Но… Уже пятый десяток, а всё на том же месте. Сказочное поприще его особенно не тянуло, однако, человек отлично образованный, он не мог не знать, что хорошая, интересная, умная сказка – это и имя на очень долгие времена, и путь к дальнейшему признанию. Тем более – на дворе 30-е годы (Айболит, Буратино, сказы Бажова, Хоттабыч, Чуковский – примеры обнадеживают). Поэтому «наткнувшись» на сказку Баума и ознакомившись с ней, он не мог не понять без всякой подсказки, что такая сказка при опубликовании под его именем послужит хорошим «локомотивом». Надо только решиться и сделать удачный выбор литературного крестного.
Кто был крестным, и как начиналось крещение, мы знаем. Сохранились письма Волкова к Маршаку и его ответы. И эти письма стоит прочитать внимательнее. Во-первых, в них говорится, что весь 1936 год Волков писал и перерабатывал повесть «Первый воздухоплаватель». Ее он и предлагает Маршаку в компании с «Волшебником Изумрудного города». То есть, вот он «локомотив» в действии, и главная ставка на перспективу - опубликование оригинального «Воздухоплавателя». Во-вторых, интересна перекличка в темах «Волшебника» и «Воздухоплавателя».
В самом деле, где Волков мог «наткнуться» на сказку про Оза? В фундаментальной библиотеке института цветных металлов и золота? В периодической печати? В Ленинке, не зная автора? Получил от преподавательницы английского языка? А где она ее взяла, если в России и Союзе, сказка эта не издавалась даже на английском? Привезла из-за границы? Конечно, может быть и так. Но гораздо лучше выглядит альтернативный вариант, что, работая над своей повестью, Волков основательно знакомился с иностранными материалами по полетам на воздушных шарах и именно наткнулся (без кавычек) на случайную оговорку в какой-нибудь статье про Оза, воздухоплавателя и мнимого волшебника. И заинтересовался первоисточником. А так как писал он быстро, это должно было случиться в том же 1936 году.
Опять же, возможна и противоположная версия. Прочитав Баума, он, отталкиваясь от сюжета сказки, задумал свой собственный, про своего необычного воздухоплавателя. Тогда книгу Баума он прочитал чуть раньше, в году 1935-м. И работая над повестью, постепенно пришел к выводу, что сказочная история выигрышнее исторического повествования. И тогда, отложив повесть, переключился на сказку. Во всяком случае, все данные и свидетельства о создании «Первого воздухоплавателя» стоит изучить внимательно. В том числе все варианты, если они еще целы. В этом материале не может не быть отголосков и перекличек с «Волшебником».
Одна, кстати, лежит на самом виду.
Много спорили, почему Волшебник назван Гудвином (вспоминали, например, про великого фокусника Г.Гудини), обращали внимание на странное созвучие имён Гудвина Джеймса и Урфина Джюса. Но вот вам «Первый воздухоплаватель», которого Волков назвал изобретателем Ракитиным, несомненно отталкиваясь от легендарного (ныне признанного подложным) неграмотного самородка Крякутного, народного изобретателя воздушного шара из Рязани. (звуки - Р-К-Т-Н- из «Крякутной»). А как звучит весь фрагмент хроники о Крякутном? Вот цитата: «… нерехтец Крякутной фурвин сделал как мяч большой надул дымом поганым и вонючим…».
Не важно, что могло означать неизвестное слово «фурвин», относилось оно к шару или Крякутному, нам примечательно, как истолковал его Волков, считавший хронику подлинной. Эх, не зря замечали сходство между именами Гудвина и Урфина! Перед нами типичное «связующее звено». Летающий на шаре «фурвин» по-моему не оставляет никаких сомнений. Чуть-чуть по-английски - и уже Гудвин. А уж Урфин вообще получается из него без всяких усилий, перекидкой одной буквы. (он ведь тоже дремучий изобретатель, по слухам связанный с нечистой силой. И даже «дымом поганым» пользоваться умеет). А поздний УрфАн из дневниковой записи, таким образом, не исходная, а промежуточная стадия творческих поисков, после чего Волков ВЕРНУЛСЯ к очевидной первоначальной, решив пренебречь сходством имен столяра и волшебника.
Но я собирался говорить не о версии имен, а о первоначальном варианте самой книги.
Есть интересное место в письме Волкова Маршаку, по поводу написанной им сказки, еще не изданной и никому не известной. Он уверенно утверждает, что «значительно переработал» сказку Баума. В частности, выбросил «две главы, замедляющих действие и прямо не связанные с сюжетом». И написал главы «Элли в плену у людоеда», «Наводнение» и «В поисках друзей». Новые волковские главы в общем известны, если конечно принять, что «В поисках друзей» сократилась и превратилась в подглавку главы «Наводнение». А вот какие две выброшенные главы из Баума он имеет в виду? Казалось очевидным, что про воюющие деревья и фарфоровый город. Но так ли это? (тем более, что их фактически только полторы – воюющие деревья - это только эпизод в главе - 10 абзацев из 25, остальные сохранены)
Где же здесь значительная переработка, как утверждает в письме Волков? Что это – попытка ввести в заблуждение Маршака? А если он знает сказку, или запросит первоисточник? Маршак, как известно, был деликатен, но строг. Риск заработать репутацию недобросовестного ловкача слишком велик. Да и сам А.М.Волков известен, как человек порядочный, он не стал бы огульно преподносить очевидную неправду. Равно, как и искренне заблуждаться на свой счет.
Обратим внимание на такие слова. Волков пишет: «Сказка Фр. Баума имеет объем в шесть печатных листов. Из оригинала сохранились …, я думаю, около трех». Это тоже можно принять за неловкую попытку поднять значимость отличий двух сказок. Но опять же, опытный автор и редактор Маршак, надо думать, сумел бы отличить 6 листов от 3-х, то есть - снова риск попасться на тенденциозной неточности. Вероятнее довериться правдивости информации Волкова.
Можно было бы понять эти слова и так, что Волков, говоря о том, чтО сохранилось от Баума, имеет в виду не общий объем своей рукописи, а только ту ее часть, которую он сам относит к «сохранившемуся» тексту Баума, а всё остальное, подвергшееся большей переделке, считает уже своим, то есть говорит о 3-х листах из 6-ти не в абсолютном, а в относительном, долевом, смысле. Ан нет, он сам дает пояснение в скобках, которое я выпустил из цитаты. Полностью это место звучит так: «Из оригинала сохранились (и притом в свободной переработке), я думаю, около трех».
Есть совершенно аналогичное место и в другом, самом первом, письме: «…разрешите прислать Вам рукопись сказки. Она невелика — около четырех печатных листов». А если исключить три добавленные главы самого Волкова, мы приблизимся к тем самым трём листам «сохранившимся от Баума» без всякой натяжки. Так что о случайной оговорке речи быть не может.
Стало быть, вариант, предназначенный для прочтения Маршаку, действительно был вдвое короче «Волшебника из страны Оз». Что же тогда он содержал? Разумеется, самые главные события книги - путешествие Элли в Изумрудный город, исполнение желаний ее трех друзей и возвращение невольной путешественницы домой.
То есть в нем легко узнается диафильм, снятый в 50-е годы не без участия Волкова. В диафильме страна не волшебная, а просто сказочная, нет вообще никаких фей, единственный волшебник страны, и то только по слухам, сам Гудвин. Элли идет в город по совету местных жевунов. Они же просто дарят ей башмачки на дальнюю дорогу. Опасное путешествие, три друга и сразу разоблачение Гудвина. Он, тем не менее, тут же исполняет желания друзей и сам дает Элли совет про башмачки, подарок жевунов, которые, возможно, волшебные. У Гудвина на этот счёт есть библиотека старинных записей. Таким образом получится как раз половина сказки Баума.
Но как тогда быть с главой «Наводнение», названной Волковым и выходящей в окончательной версии за эти сюжетные рамки? Видимо, для нее нужно отыскивать другое место. И опять трудно не согласиться, что самое подходящее место – переправа через Большую реку. Идя этим путем, мы и находим две полновесные главы, которые, если можно так выразиться, годятся для исключения. Это – «Коварное маковое поле» (включающее первую переправу) и «Королева полевых мышей».(Мышка Рамина в укороченном варианте тоже становится лишней)
И как теперь выглядит сказка? Элли попадает в Волшебную страну и отправляется в Изумрудный город. Помогает Страшиле, спасает Дровосека. Страшила и Дровосек сами в свою очередь спасают свою спутницу и спасительницу от смерти под ножом людоеда. В компании с третьим спутником – Львом, друзья все вместе дружно преодолевают самый опасный участок дороги, дикий лес и непроходимые овраги. Причем каждый вносит свой вклад – Лев справляется с одним оврагом, Дровосек с другим, Страшила и там и там вовремя приходит со своими подсказками.
Река оказывается не мелкой хлопотной неприятностью, а очередным гибельным препятствием, на островке компанию настигает сокрушительное наводнение. Теперь приходит очередь Льва спасти Элли. А затем Лев и Элли спасают утонувших друзей. Перекос устранен: спасение потребовалось не только Страшиле, но и Дровосеку. (как Лев в своё время, готовый отправить тигров в пропасть ценой своей жизни, был спасен инициативой Страшилы и энергичными действиями Дровосека). Случайные спутники окончательно становятся дружной спаянной командой. (Переплыв реку, Лев и Элли, как существа из плоти и крови, могли сразу и спокойно уйти, но они этого не сделали, несмотря на то, что пришлось ждать спада воды несколько дней, и снова возвращаться на злополучный остров).
В Изумрудном городе сразу же происходит разоблачение Гудвина. Как это было конкретно и в подробностях, домысливать не стоит. Могут быть разные варианты. Разоблаченный Гудвин всё-таки исполняет желания трех друзей. А затем роется в своих записях, сделанных за многие годы – это из диафильма – и находит сообщение о волшебных свойствах серебряных башмачков. Элли возвращается домой. Дальнейшая судьба друзей и Гудвина остается за рамками книги.
Между прочим, если нет путешествий к Бастинде и Стелле, то можно вообще не упоминать о существовании этих волшебниц. В таком случае, не станет ли лишней и Виллина. Может быть – не было и ее. (но Гингема, под ее тогдашним именем, думаю всё-таки была) Упал домик, погибла некая волшебница, правительница этой страны. Местные жители сказали, что есть и другой волшебник, который правит другой страной. Две страны, через дремучие леса, связывает желтая дорога. Вся остальная местность вокруг дикая и необжитая. Элли просто некуда идти за помощью кроме правителя соседней страны по единственной существующей дороге. И не надо предсказаний и подсказок (с которыми потом не знаешь, что делать).
Между прочим, у Баума Виллина не выглядит такой бездушной, как у Волкова, поскольку дарит героине самое главное – волшебный поцелуй, который Волков исключил категорически (как мещанскую мораль). Считал его портящим всю идею сказки. А без своего поцелуя Виллина становится мало смысловым персонажем, недаром потом ее роль заметно усилена, но иначе (усмирение урагана, уничтожение Гингемы, изменение доброго совета на предсказание о трех желаниях).
Кстати, именно такая схема – в две страны, связанных единственной дорогой и с фиолетовым дворцом почти на задворках Зеленой страны, сохранилась как основная во всем дальнейшем цикле Волкова.
Но вернемся к нулевому варианту.
В таком варианте сказку вполне уже можно назвать «значительно переработанной» и без особого смущения подписать своим именем, поскольку, это уже точно не сказка Баума. Из нее исключена циничная посылка Элли на смерть в Фиолетовую страну. Устранена нелогичность с серебряными башмачками ( об их свойствах теперь не могли сообщить ни Виллина, ни Рамина, как несуществующие). Не надо объяснять, почему Элли в первый прием у Гудвина не взяла с собой в тронный зал Тотошку. Отказ Летучих Обезьян лететь в Канзас теперь не контрастирует с аналогичным действием башмачков. Отправляет Элли домой не Стелла, а сам Гудвин, то есть волшебное указание книги (правда, если оно было) сбывается. Дальнейшая судьба Гудвина остается открытой, ничто не мешает ему быть по-прежнему правителем и слыть волшебником.
Кроме того, три дополнительные волковские главы добавляются не к 24, а только к двенадцати главам (а, при исключении двух, их вообще остается десять), то есть их удельный вес в таком варианте книги значительно выше. В путешествии друзей теперь 6 приключений-эпизодов, из них – три Баума, и три Волкова.
Стоит заметить, что опасности пути начинают идти по нарастающей линии, людоед страшен Элли, тигры – Элли и Льву, наводнение – всем четырём (а с Тотошкой и пятерым). Людоеда можно просто убить своими силами, от тигров только убежать и укрыться за непроходимым оврагом, а разбушевавшаяся стихия вообще непреодолима. На людоеда ушел час, на тигровый лес – день, на наводнение – несколько дней. Помимо прочего, количество преодоленных препятствий теперь равняется сказочному числу «три». (оно, кстати и было у Баума – лес, обрамленный оврагами, река и маковое поле, но у Волкова с Людоедом изменилось до четырёх)
Кроме того, если нет похода на Бастинду, то нет и параллелизма в двукратном спасении Железного Дровосека и Страшилы.
А теперь - многозначительная деталь, как самая «приметная улика».
Наводит на размышление один эпизод, который лично мне кажется стоящим особого внимания. Ночью, на острове Страшила и Дровосек, в отличие от друзей, как обычно не спят. Их разговор о приближающемся дожде и грозе идет совершенно в духе их первого путешествия, когда Страшила еще сокрушался по поводу соломы в собственной голове и мечтал, что станет умным. Он тогда отдавал должное знаниям и опытности Дровосека и набирался у него ума. Так и тут, нет никаких умствований и размышлений Страшилы, хвалы своим мозгам, а только недоумение и испуганные вопросы к более опытному товарищу. Равным образом и Дровосек, не предлагает, как теперь повелось, пустить в дело ум новых великолепных мозгов Страшилы, и придумать, как быть. Он просто и без ужимок объясняет своему мало знающему товарищу, что их ждет всего через несколько минут.
И вот самая приметная деталь. Страшила, увидев зарницы, искренне предполагает, что это дело рук волшебника Гудвина – он зажигает в небе огромные спички. Кстати, зарницы вспыхивают по тексту именно на востоке, как раз в той стороне (если допустить, что остров находится вблизи от места переправы), куда ведет желтая дорога, и где расположен Изумрудный город. А при нынешнем варианте – вспышки остаются на востоке, а город находится на севере. Такое предположение о неизвестном могучем волшебнике в тот момент естественно для Страшилы. О Гудвине, собственно, и были все мысли друзей. А во время путешествия на юг, Страшила уже знает, что Гудвин – обыкновенный человек, он сам, в глаза, окрестил его не как-нибудь, а Обманщиком. Поэтому реплика более чем неуместная и необъяснимая. Но красивая, и Волков вполне мог ее просто пожалеть выбрасывать.
Кстати, совершенно лишним выглядит известное разъяснение, что эта река – та же самая река. Для событий оно не имеет ровно никакого значения. Скорее это отголосок какого-то этапа переносов с места на место глав книги. Свои переделки, стоит заметить, Волков делал достаточно неаккуратно, оставляя непонятные следы прежних редакций. (например, людоед уже не бьет Страшилу палицей, утыканной гвоздями, но дырки на его одежде остаются, Элли спрашивает про «раны» на его теле и проч.)
И незначительная дополнительная версия. Сам по себе, отлет Гудвина на шаре мог просто мешать Волкову, казаться лишней перекличкой с готовящимся к решающей публикации «Первым воздухоплавателем». Ведь именно им, а не «Волшебником Изумрудного города» Волков собирался заявить, наконец, о себе, как о писателе.
Между прочим, такая, предположенная мною, переделка сказки Баума очень сильно приближает ее к обычному рядовому сюжету волшебных народных сказок. Но Волков был не чужд и такой приверженности к шаблону. В том же «Первом воздухоплавателе» он отказался от таинственной истории дремучего народного гения в пользу причесанной фигуры заурядного разночинца, студента, ученика Ломоносова (который, собственно, и рассчитывал ему воздушный шар). Кто знает, может быть, тоска по нереализованному сюжету о мрачных и смачных думах нелюдимого выходца из низов и породила потом всем известного Урфина.
Теперь обратимся к ответам Маршака. Не стоит задерживаться на том, откуда взялась описка с «Изумрудным островом», и, главное, почему во втором письме (после прочтения) она всё-таки повторена. Хотя вполне возможно, что приключения на острове и вокруг острова на реке во время наводнения, заняв в ополовиненном варианте центральное место, могли запасть в память Маршака наиболее сильно. Но это уже вольное предположение. А что есть в этих письмах более достоверного?
Маршак ответил сдержанно, без излишнего восторга.( «Все же я хотел бы, чтобы Ваш первый опыт дошел до читателя») Ответ, правда, положительный, но посвящен больше оценке самого А.М.Волкова. И есть какие-то замечания, которые он предпочитает высказать устно, при встрече, на которой мягко настаивает («рад буду с вами познакомиться» «в Ленинграде, если Вы сможете сюда приехать»). Речь в письме Маршака идет также о ком-то из редакторов, с которым Волкову необходимо поработать над книгой, прежде чем ее издавать.
Остается предположить, что, либо сам Маршак, либо не названный по имени редактор, настояли, чтобы в «Волшебнике Изумрудного города» текст Баума был использован максимально. (Маршак: «…решим, как и с кем Вы будете над книгой работать»), и восстановлен прежний объем. Впрочем, не обойдены и оригинальные главы Волкова (лишь «В поисках друзей» несомненно значительно сокращена и перестала быть полновесной главой). А так как издатели отлично понимали, что Александру Мелентьевичу нет смысла в данный момент выступать только в качестве переводчика, был предложен компромисс. Волков не будет настаивать на собственном варианте, а вариант, выполненный с подачи редакторов, выйдет всё-таки под его именем.
От этого выиграли и автор, и читатели. Слегка подсократилось только детище Баума, зато оно пришло в русский язык в прекрасном исполнении, а потом обрело великолепное продолжение, спорящее в глазах его почитателей даже с самим первоисточником.