Грегори Магвайр, Артём Несвитайло и Сергей Сухинов
(о скрытом смысле 10-книжия Сухинова)
Цикл, написанный Сухиновым, некоторые горячие головы относят к продолжению книг А.М. Волкова о Волшебной стране и Изумрудном городе, к событиям, следующим за волковскими в прямой последовательности. Это ошибка. Ведь прежде всего, сам дух, внутренняя наполненность этих книг не имеет ничего общего с «Волшебником изумрудного города» и последующими сказками.
Сказка в данном случае – слово определяющее. Именно она составляет тот островок, который омывается с двух сторон бескрайними океанами – Океаном Действительной Реальности и Океаном Мифологического Сознания – и одновременно их разделяет. А «Волшебник изумрудного города» это именно сказка. То есть произведение, в котором происходят необычные события, но одновременно нет ни грубой обыденности, ни мифологических абсолютов вроде вечности, всеведения, всемогущества, нечеловеческой изощренной жестокости, коварства, свойственного поединкам богов, титанов, сверхчеловеков-богоборцев.
Создавать продолжения к сказке трудно. Прежде всего потому, что это продолжение должно оставаться сказкой, не выходить за рамки сказочной условности и одновременно говорить о героях что-то новое, еще не сказанное. Фактически это невозможно, поскольку природа сказочного героя такова, что в сказке он раскрыт полностью и до конца. Поскольку должен быть непротиворечив и однозначен. Если же ему добавлять новые черты, это будет, по сути – новый сказочный персонаж. Пусть даже под тем же именем. И если всё-таки настаивать, что персонаж тот же, просто стал сложнее и многограннее, на деле это значит лишать персонаж статуса «сказочного героя».
Этакая неподатливость для продолжения, а фактическая неприступность сказки зачастую вызывает у потенциальных продолжателей негативную, и даже агрессивную реакцию. Вынужденный уход от сказочной условности как правило в сторону внесения черт обыденности и реальности закономерно вызывает желание «вернуться к истокам», а фактически переписать заново саму сказку, таким образом, чтобы она лучше соответствовала усложненной фигуре персонажа, то есть по сути переделать всю сказочную обстановку в пользу большей реалистичности. Иными словами, оставить от всем знакомой сказки чисто внешнее сходство.
Таким путем пошел, например, Г. Магвайр. Измененный характер одной-единственной волшебницы, создание для нее убедительной цельной биографии изменило в результате всю Волшебную страну до полной неузнаваемости. И, несмотря на все внесенные логические реалии, именно финал, ради которого подвергнута подробному описанию вся жизнь ведьмы, выглядит странным и неуместным. Что делать, его-то ведь пришлось оставить сказочным, вот и не вяжется он с новой, ощутимой на каждом шагу реальностью.
Еще более характерен пример с Артёмом Несвитайло, автором неопубликованной книги «Войско Урфина Джюса», в которой он подверг ревизии на этот раз не первую, а вторую книгу Волкова. Несвитайло выступил и более последовательно, и одновременно более агрессивно. Ему, ради придания Урфину заведомо достоверных (не сказочных, а реальных) черт характера и личности, пришлось поменять не только содержание книги, но и сам финал. То есть поступи примерно так же с «Волшебником изумрудного города» автор, подобный Магвайру, Бастинда скормила бы Элли подвальным крысам, и, говоря откровенно, такой исход был бы вполне достоверен. Потому то сказка и не реальность, что в ней как раз и происходят события необычные.
Не избежал подобного искушения и Сухинов. Его первая книга «Дочь Гингемы» - такая же ревизия «Урфина Джюса и его деревянных солдат» как и мрачный роман А.Несвитайло. Правда ревизия идет не в лоб, а в обход. Натура Урфина не просто приближена к реальному человеку, но и заменена персонажем другого имени, и даже другого пола, но функции наследницы Гингемы – «настоящей» (в отличие от Урфина) волшебницы Корины остаются до ужаса теми же. Просто действует обновленный «Урфин» гораздо разумнее, дальновиднее и расчетливее, то есть так, как действовал бы и у Волкова, не будь он заведомо сказочным персонажем. Итог, впрочем, не лучше, чем в «Войске Урфина Джюса», власть Страшилы и Железного Дровосека терпит легко осуществленный и неминуемый крах. Разница в тех же деталях. У Несвитайло добить Дровосека помогает искусственно созданный Урфином взамен его друга Мудрила Страшный. У Сухинова, как водится наоборот, помогает добить Страшилу созданный Кориной «Дровосек Бессердечный».
Нет никакого сомнения, явись в сухиновской книге обычным Волковским порядком помощь из Канзаса. Корина расправилась бы с Элли и Чарли Блеком не менее ловко и беспощадно, чем герой Несвитайло.
Но ведь помощь из Канзаса должна прийти всё равно. Не мог же создатель Корины так радикально оборвать пуповину волковского наследия.
И вот тут Сухинов делает решительный шаг прочь от реализма. Но не в сторону сказки. А значительно дальше, уйдя одним скачком из инфракрасной сразу в ультрафиолетовую часть спектра. В обновленной им стране реальной и даже сказочной Элли делать нечего, с ней там быстро разделаются по-несвитайловски. Как же в таком случае быть, если по всем статьям (несмотря на то, что это невозможно) Элли должна появиться и победить? Просчёт Магвайра с неубедительностью финала Сухинов повторять не хочет. И кидается в другую крайность.
В Волшебную страну вместо Элли отправляется ее загробная тень.
Это, конечно, пока не говорится прямо, но легко читается между строк. Немощная старуха преклонного возраста, состарившаяся волковская героиня, которая сама говорит, что ей осталось немного, сидит у огонька и вдруг видит крылатых… нет, не ангелов. Эльфов. Которые, впрочем, друг с другом схожи. И, погружаясь в забытьё, избавляется от тяжести своего бренного тела. Становится девочкой? Нет, просто ощущает ей себя. Чтобы утвердиться в этом качестве и получить место в том мире, где ей теперь предстоит обитать (пока он прямо миром мертвых не назван), надо еще пройти чистилище.
Еще одна деталь, подтверждающая догадку о загробной сущности сухиновской Элли, и одновременно обнажающая его толкование сущности Волшебной страны. Элли отправляется в путь и встречает такие явления, которых в реальном мире не бывает, но для Волшебной страны они – обычное дело. Элли встречается с ожившими игрушками и говорящими животными. Получается, что умершая Элли попадает в мир, характерный для Волшебной страны сразу, не пересекая ее границы. Впрочем, и очень кстати, сама эта граница (по Сухинову) обычному живому человеку не видна и не доступна. Нет в его канзасской степи реальной Волковской пустыни и горной цепи, которую способны без всякого волшебства преодолеть и люди, и звери.
Получается, что свойства Волшебной страны, это не свойство заколдованной территории, а особенность ее обитателей, сохраняющееся для них, похоже, во всем мире. Вроде бы прямо это не показано, но все-таки Корина, в отличие от Волковских волшебниц, способна столь же успешно действовать и во внешнем мире. Впрочем, и Виллина тоже.
И вообще, путь Элли выглядит весьма не характерно для просто обычной, пусть даже сказочной, девочки. Кроме говорящих животных и игрушек, она встречается с целым сонмом потусторонних существ и сама творит недоступное просто людям. Более того, она не встречает на пути не одного живого человека, иначе неизвестно, как бы выглядела эта встреча. Исключение - Дональд, но его исключительность при аналогичных с Элли качествах (разговор с животными, увиденный край Волшебной страны) невольно наводит на мысль, что и несчастный мальчик тоже ненароком успел умереть во время своего нелегкого пути.
Кстати и про еще одного, якобы живого человека, алхимика Парцелиуса, мы вдруг узнаем, что он оказывается, уже живет ни одну сотню лет. В то же время категорически утверждается, что Парцелиус не волшебник. Так что его запредельное долгожительство, для живого человека сомнительное, для покойника не представляет собой ничего удивительного.
И напоследок следует заметить, что цель путешествия Элли не только закрепить свою внешность в облике девочки, но и остаться навсегда в Волшебной стране. О том, чтобы обретя вторую молодость, вернуться в мир живых людей, не только нет речи, но и постоянно проскакивает уверенность, что Элли останется теперь в Волшебной стране навсегда, причем не на всю вторую жизнь, а навечно. Это звучит, как неоспоримый факт. Вернуться девочкой в большой мир ей, стало быть, невозможно.
Но все-таки Волшебная страна Сухинова не тождественна миру мертвых вообще. Это не Мир Мёртвых, а Страна Мёртвых, то есть обиталище избранных, куда попадают за особые заслуги. Своего рода – рай. Причем рай многоэтажный, есть в этом раю еще и рай для рая – Невидимая земля и море Торна. Для волшебников, впрочем, эта граница условна, туда-сюда, например, легко переходят атланты, проходима она и для настоящих героев.
Есть там и свой Ад – море Пакира, тоже впрочем доступное для героев. Короче, Волшебная страна составляет с мирами мёртвых вполне взаимопроникающее целое. Ее жители не умирают, а просто переходят из страны в страну, и в принципе, могут возвращаться и обратно. Причем новые жители способны рождаться не только в Волшебной стране, но даже и на острове Торна, то есть и здесь нет принципиального отличия.
В этом свете легко разрешается загадка Элли, получившей обличие вечной девочки и вдруг предстающей в облике женщины и матери. Для обитателей страны и мира мертвых обличье - только видимость.
Автору в принципе осталось распутать единственный узелок. А как же в первом путешествии, которое было за пределами 10-книжия (еще у Волкова), но и теперь признается без оговорок, Элли сумела выбраться из Страны Мертвых живой и невредимой? Ответ дан намеком. Оказывается, на самом деле, Элли – фея. Весьма шаткое, но всё же объяснение. Данное впрочем вскользь, иначе оно опрокинуло бы всю выстроенную сухиновскую систему, и может быть, для полноты картины, заставило бы его переписать на свой, мифологический лад первую книгу-сказку, на что, впрочем, в отличие от Магвайра и Несвитайло, он пойти не мог.
Как и на откровенную расшифровку собственного толкования чудес и сущности Волшебной страны. Но для внимательного читателя в этом, в принципе и нет особой необходимости.
Остается лишь добавить некоторые мысли о том, возможно ли вообще писать продолжение именно к сказке. Практика Волкова, да и Баума, такова, что продолжение этими авторами делались «как еще одна сказка». Сказка про совершенно нового персонажа, со своей сказочной историей-биографией, рассказанной про него от начала до конца. В ней могут участвовать персонажи предыдущих сказок, но уже эпизодами, на периферии. И пусть Страшила поёт э-ге-гей-го, Лев утирает слёзы кисточкой хвоста, а Железный Дровосек восхищается биением своего сердца и смазывает челюсти – новая сказка, в общем-то, не про них. А они, как им и положено застыли теперь на ее границе живыми, но вечными памятниками. Потому, кстати. Волков выводит из персонажей Элли, а Баум окончательно переселяет свою Дороти в сказочную страну (то есть тоже выводит, но другим способом). Просто девочку эту нельзя оставить неизменной, а значит, она перестанет умещаться в сказочном облике. Придется деформировать сказочную обстановку в соответствие с повзрослевшей Элли и страна перестанет быть сказочно-волшебной ( изменится либо по сценарию Магвайра, либо по Сухинову, а возможно как-нибудь ещё, что в целом - не лучше, собственно говоря, многие варианты уже и опробованы фишерами).
Всякая попытка дать старым героям принципиально новые полноценные приключения потянет за собой раскрытие новых сторон их характера, и результат выйдет либо за пределы образа, либо, одновременно, и за пределы сказки. Как ни парадоксально, но наилучшим из предложенных продолжений Волковского цикла приходится признать наихудшее, то есть «Буратино в изумрудном городе» художника-иллюстратора Владимирского. Вероятно, еще лучше было бы обойтись вместо Буратино и его друзей их двойниками, но подход в этой книге выбран правильный – для Волшебной страны герои новые, пришли со своими проблемами и к концу сказки благополучно их решили. В самой Волшебной стране тоже кое-что при этом произошло, но в результате она осталась прежней и даже стала чуточку еще лучше.