Передо мной альбом старинный.
В нем фотографии людей,
Таких знакомых и любимых
Давно прожитых нами дней.
Часть первая.
Ирина и Мефодий
Так это было на самом деле или не совсем так, сейчас трудно судить. Потому, что уже давно нет тех, о ком я пишу эти строчки. И лишь одна наша память ещё может помочь рассказать нам о тех близких, которые подарили нам жизнь. Наши отцы и матери мечтали о том, что мы будем жить, сохраняя традиции нашего рода и помнить их в своих воспоминаниях о юности.
1.
…Пойдем, я тебя провожу, — сказала тетушка Аня. Мы вышли на улицу, светило солнце и было не по-весеннему тепло. Первая робкая листва на ветках тополей радовала глаз.
— Весна! – вдыхая свежий воздух полной грудью, хотелось повторять вновь и вновь. Весна — самое любимое моё время года.
— Вот такие дела, — неожиданно дрогнувшим голосом произнесла тётушка и сосредоточенно посмотрела куда-то поверх меня, словно боялась, что я замечу в её печальных глазах слёзы.
— Значит, вы все-таки уезжаете? -— наивно спросила я, ожидая что тётя Аня –«мой» (так звала я её будучи совсем маленькой девочкой) звонко расхохочется, точь в точь как это проделывала моя мама, потом пристально взглянет мне в глаза, смешливо замотает головой и весело воскликнет:
— Нет! Что ты, с чего ты это взяла?
Но тётя лишь внимательно заглянула в мои серые как у отца глаза, как-то слишком тяжело вздохнула, и почему-то опустив голову, устало произнесла:
— Понимаешь, так надо, — и опять взглянула на меня, но теперь совсем по-другому и не так как в первый раз. Её взгляд был ласковым и нежным. Так тётя смотрела на меня всегда. А потом вдруг в её глазах сверкнули небольшие задорные искорки, которые казалось, хотели подарить мне надежду на новую встречу, но тут же быстро погасли, и вновь стали такими тоскливыми…
Тётушка долго смотрела на меня так, словно хотела запомнить моё лицо на всю оставшуюся жизнь. Затем ещё раз подарила мне свою замечательную улыбку, задорно подмигнула мне и негромко произнесла: — Ты же знаешь, без Аннушки у меня нет жизни.
И опять посмотрела куда-то мимо меня, но почувствовав мой пытливый взгляд и будто бы отгоняя мои грустные мысли, тётя решительно махнула головой и ласковым движением руки прикоснулась к моей непослушной пряди волос. Затем негромко, так чтобы её слова были слышны только мне, сказала:
— Выросла моя маленькая девочка, — и замолчала, охваченная воспоминаниями о счастливой молодости. Немного помолчав, она проговорила так словно еще находилась там, в своих воспоминаниях: -— Это было так давно… Ты – маленькая девочка тянула меня за подол юбки и то и дело повторяла:
— Тетя Аня- мой! Ты принесла мне «пифа»?
При этих словах лицо тетушки изменилось. Морщинки разгладились, а в глазах уже в который раз появились задорные искорки, которые были так характерны для неё.
Следующие слова она произнесла с большим волнением в голосе:
— Девочка моя! Я рада, что у тебя все хорошо. До свидания, моя милая Ирочка, — проговорила она так медленно и нараспев моё имя, делая ударение на первую гласную и растягивая её как можно длиннее. Затем ещё раз оглядела меня придирчивым строгим материнским взглядом и теперь уже более решительно произнесла: — Не волнуйся за меня, всё будет хорошо. Там я нужна больше.
Это была наша последняя встреча, через год моей любимой тетушки Ани – «мой» не стало.
2.
Они были родными сестрами. Старшая из них - Анна, родилась в смутное время страны, через год после революции, которая произошла в России в 1917 году.
Средняя сестра Инна была на три года младше Анны. Она родилась во время гражданской войны в России, которая захватила и перемолотила в своей утробе все слои общества страны. Это было страшное время, которое разделило страну на два лагеря. Одна часть населения выступала за Советы, другая, более трезво думающая, защищала интересы старой России.
Римма – младшая сестра родилась в 1925 году.
Римме шел четвертый год, когда в семье наступил черный день, арестовали отца и обвинили его в неподчинении Советским властям.
…Ирина, жена Мефодия, молча сидела за столом. Она давно уже перестала плакать и теперь, тупо разглядывая темную точку на стене, повторяя одни и те же слова:
— За что?
Затем она медленно встала, оглядывая комнату невидящим взглядом, подошла к часам – ходикам, пытаясь их остановить, но поймав на себе удивлённый взгляд старшей дочери, испуганно отшатнулась, отпуская маятник в дальнейший ход. Счастливые дни совместной жизни с Мефодием закончились.
— Как-то иначе надо жить, работать и растить девочек, — подумала она. Но как именно это делать она ещё толком не понимала, и потому будущая жизнь без Мефодия её пугала.
— Как- то всё надо…, — неожиданно вслух произнесла Ирина и обвела глазами небольшую комнатку, которая вдруг стала казаться ей почему-то незнакомой и чужой. От этого неприятного ощущения Ирина почувствовала какую-то непреодолимую тяжесть, которая вдруг навалилась на неё, пытаясь придавить и душевно уничтожить. На глаза вновь навернулись слёзы обиды и казалось, что никакая сила больше не сможет её поднять и заставить жить дальше.
Она опустила голову на руки и негромко всхлипнула…
— Не плачь, мамочка, не плачь! – пыталась Аня успокоить мать, теребя её рукав. Девочка ещё толком не понимала всего того, что произошло в их семье, но необъяснимая тревога и боль за мать не покидала её маленькое сердечко, и потому она ни на минуту не отходила от матери.
Утро следующего дня не принесло спокойствия Арине (так называл её любимый Мефодий), но умные глазёнки Ани и Инны внимательно следили за каждым движением матери и они то и дело прижимались к ней.
— Бедные вы мои сиротки, — вздыхала Арина, ласково поглаживая дочерей по головкам. – Где ты, мой дружочек?
С грустью подумала она и откуда-то издалека вдруг услышала высокий голосок Риммочки:
— Мама, мамочка, тату вернётся?
Мать взглянула на вопросительные глаза дочери, терпеливо ожидавшей её ответа, но не успела ничего сказать, Анечка предупредительно опередила её. Она бросила сердитый взгляд на сестру, но быстро переменившись в лице уже мягким голосом произнесла:
— Скоро, совсем скоро папа вернётся домой и привезет нам много гостинцев.
Арина с удивлением глянула в одночасье повзрослевшую старшую дочь и неожиданно вспомнила слова мужа, сказанные им, когда Анечка была ещё совсем малой девчушкой:
— Анюта – твоя помощница и нянька. Она тебя в обиду никому не даст.
Тогда Арине было странно услышать такие слова и, недослушав Мефодия, она замахала на него руками, рассмеявшись мужу в лицо, воскликнула:
— Что ты, что ты! Вот тоже сказал! От горшка два вершка твоя Аня, а ты говоришь, моя защитница.
— А ты приглядись к ней не только глазами матери, но и взглядом учительницы, — горячо проговорил Мефодий и, словно подчеркивая каждое из слов, утвердительно жестикулировал рукой.
— Ты посмотри, какая у нас помощница растёт!
Не раз хвалил дочь Мефодий. — Ай да Аня! Молодец дочурка!
Девочку никогда не нужно было просить что-то сделать, она как будто обладала чутьем находиться рядом в нужную минуту. Доброта, отзывчивость, трудолюбие – этими чертами характера одарила природа Анну.
— Без Анны я как без рук, — позже думала Арина, и мысленно благодарила мужа за подсказку. Он был прав, старшая дочь Анюта была незаменимой помощницей во всех её начинаниях.
…Римма ходила по комнате, заглядывая в каждый угол и повторяя зовущие отца слова:
— Тату? Тату!
Услышав их от малышки, Арина невольно вспоминала сцену расставания с мужем:
— Мефодий – всегда такой собранный и внимательный в момент прощания был непривычно рассеянным… Отрешенно поглядывал на девочек, мельком бросая на меня кроткие взгляды, вздыхал и молчал, не зная, что именно мне сказать. И уже с порога вдруг рванулся ко мне и, ласково поглядывая на меня, прошептал:
— Прости, милая, за всё прости!
Потом перевёл взгляд на дочерей. Первой прижал к себе Анюту, шепча ей на ушко:
— Береги маму, я скоро вернусь.
Посмотрел в Инночкины внимательные глазки - пуговки, прижался усами к ее пухленькой щечке и прошептал:
— Расти, милая, расти! — и поцеловал её в щеку.
— Тату, тату!
Испуганно воскликнула Инночка, прижимаясь ещё сильней к отцу. – Тату, тату!
Растерянно повторила она, ещё до конца не понимая внезапную тяжесть, навалившуюся на всех родных: маму, папу, старшую сестру. Мефодий осторожно прижал к себе небольшое тельце средней дочери и, превозмогая в себе боль и тоску, неожиданно дрогнувшим голосом проговорил:
—Держись, моя хорошая, и помни: ты – терская казачка, а они сильные и редко плачут.
И быстро поцеловав дочь, поставил её на пол. Затем взглянул на младшенькую дочурку, что сидела у жены на руках, и прошептал:
— Риммочка, прости отца твоего!
И низко поклонившись всей семье, быстро покинул дом.
… Плач Риммы вернул Аришу к действительности. Она взяла на руки дочь, крепко прижала её к себе и только сейчас почувствовала, как нестерпимое упрямство одолевает её, упрямство и уверенность в том, что семья их не погибнет и дождется самого любимого и дорогого ей человека, каким всегда для нее являлся Мефодий.
Мефодий! Она знала его всегда, так, по крайней мере, казалось Арише. Они родились и выросли в одной станице. Они были родственными душами и вместе стали учителями.
Так уж получилось, что род Максимовых, Беззубовых и Костиковых переплетался не раз, словно пряди волос собирались в толстую и сильную косу.
Мефодий родился 3 июня 1891 года. Ирина, а Мефодий звал её не иначе как Арина, родилась 16 апреля 1894 года. Семья родителей Мефодия, так же как и семья Арины, была зажиточной. И как любила повторять Елена Аверьяновна - мать Мефодия:
- В наших местах только ленивый и безрукий жил плохо.
И это было правдой.
Земля была в подчинении Гребенских казаков со дня Указа Ивана Грозного, а если есть земля и руки, то можно добиться всего, что душа пожелает.
Мефодий умел все: скакать на коне и прекрасно владел шашкой, был неплохим строителем и портным. Умел растить зерно и ухаживать за виноградником, а потому молодая семья Беззубовых жила не бедно, впрочем, как и все родственники, гребенские и терские казаки.
Аринушка взглянула на фотографию мужа, такого родного и любимого, теперь, столь далекого супруга. Неожиданно для себя самой она произнесла вслух:
— Как же мы будем жить без тебя?
— Мы будем жить так, словно тату рядом с нами, - неожиданно услышала она совсем не детский ответ старшей дочери. Арина посмотрела на неё долгим, удивлённым взглядом и, не удержавшись, воскликнула:
— Девочка моя! – и слезы сами собой полились из её глаз Арины, но она изо всех сил старалась взять себя в руки, успокоиться и, глядя в такие же темные как у отца глаза дочери, закивала головой шепча: — Конечно будем жить и ждать нашего тату.
Затем, Арина внимательно оглядела комнату, прошла по всему дому, придирчивым взглядом заглядывая в каждый уголок. Тетради и учебники, собранные с пола руками девочек, аккуратно стояли на полке над маленьким столиком, за которым некогда работал Мефодий, но теперь казалось в них не было тепла его рук. Она опять тяжело вздохнула и в ту же секунду заметила на себе пытливый взгляд Анны. Дочь не отставала от матери, не давая ей впасть в панику. Арина сквозь слёзы, через силу улыбнулась Аннушке и перевела взгляд на посапывающую в кроватке Риммочку, затем взглянула на Инночку, перебиравшую ноты отца.
— Вот и сыграли, — глядя на ноты, прошептала она и вспомнила, как Мефодий мечтал:
— Вырастут дочери, и у нас будет свой маленький оркестр.
— Будет, непременно будет оркестр, - прошептала Арина.
3.
Дни бежали один за другим и казалось им не было счету. Теперь Арине приходилось работать вдвое больше, чем раньше. Она работала учительницей начальных классов, преподавала русский язык и математику, а кроме того, ей приходилось давать частные уроки чтобы хоть как-то сводить концы с концами.
Родня была большой и в любую минуту близкие могла бы прийти на помощь. Но не в характере казачки было кого- то просить. Так они и жили. Арина почти круглосуточно работала, Анечка – «мал золотник, да дорог», росла хозяйкой и нянькой для младших сестер.
Маленькие детские руки Анны старались ни в чем не отставать от мамы. Она рано научилась шить и вязать. Самостоятельно могла растопить печь и наносить воды из колодца, могла сварить кашу для сестер и почистить картошку для обеда. Однажды Ариша задержалась у одной из родительниц её ученика.
Девочки, не дождавшись матери, решили поужинать. Анна смело подхватила тяжелый ухват и скомандовала сёстрам:
— А ну, взяли! Инна, Римма хватайте ухват вместе со мной! Раз!
Выкрикнула она, но на счет два произошло неожиданное. То ли силёнок не хватило, то ли Риммочка слишком поздно схватилась за конец ухвата, а Инночка с Аней не смогли удержать его, но котел внезапно выскользнул и опрокинулся на пол.
— Ах!
Испуганно всплеснула руками Римма, со страхом поглядывая то на лужу борща, то на старшую сестру.
— Попадёт –то нам, — растягивая слова прошептала Инна, переводя взгляд на Анну.
— Нда-ааа! – промычала Аня, тяжело вздыхая.— Поесть нам так и не удалось.
Произнесла она, облизываясь на лужу вкусного борща, а потом, вдруг, хитро подмигнула сестрам и воскликнула, подражая голосу мамы:
— Так! Сейчас всё быстро уберём, а когда придет мама, сделаем вид, что всё съели, — произнесла она, загадочно улыбаясь, и, резко переменив тон, почему-то сердито скомандовала:
— Инна, живо тащи веник и совок, а ты, Римма, принеси мне тряпку.
Сама же она сбегала за водой и аккуратно стала убирать разлитый борщ.
— Маме скажем, что всё съели, ясно?
Повторила она строгим, не терпящим возражения голосом и грозно посмотрела на сестёр. Инна и Римма растерянно переглянулись, но перечить старшей сестре не посмели.
После уборки Аня быстро напекла блинов: — Мама придет и будет чем поужинать, — сказала она и как всегда хитро подмигнула.
— Мама, где ты до сих пор была?
Строго набросилась Анна на мать едва показавшуюся на пороге дома.
— Ой, девочки! – воскликнула Арина, взмахнув неуверенной рукой перед лицом старшей дочери, и, оглядывая дочерей веселым подвыпившим взглядом, произнесла:
— Где я была, там меня нет!
Затем слегка пошатываясь, полезла в печь за борщом, но обшарив её и не обнаружив их там, Арина удивлённо взглянула на дочек и прошептала:
— Разве я не варила борщ?
— Варила, варила! – загалдели они.
— Но мы его съели, — тут же за всех ответила Анна, подмигивая сестрам.
— Да, съели! -— по строгому плану Анны закивали головой Инна и Римма, облизывая сухие губы.
— Жаль, — неожиданно произнесла Арина, — вкусный был борщ.
— Вкусный!
Подтвердила Инна, весело поглядывая на старшую сестру.
— Эх! – огорчённо вздохнула Арина так и не понимая, был ли борщ или нет.
— От папы не было писем? — неожиданно поинтересовалась она.
— Нет, не приходили пока, — ответила Аня и ласково посмотрела на мать, а потом уверенно заявила: — Скоро придут, я это чувствую!
Короткие письма от отца в виде почтовых художественных открыток одинаково поддерживали Арину и девочек. Красивым, мелким, почти бисерным почерком отец писал:
Милая Анечка!
Что же вы мне так долго не пишите, неужели забываете меня? А я о вас всех думаю и во сне вижу. Пришлите мне свою карточку, а я вам на днях свою вышлю, как только снимусь.
Напишите мне, убрали ли сад? Как ты, Анечка учишься? Перейдешь ли, в третью группу и прочее, что для меня будет интересно. Поцелуй за меня Инночку и Риммочку. Последнее письмо от вас, написанное 24 марта, я получил 3 апреля.
Целую тебя. Твой папа, Мефодий Беззубов.
Приписка: У вас там, наверное, весна в разгаре, а здесь на реке Кель только лёд сходит, и тает последний снег.
Милая Инночка!
Письмо твоё я получил. Спасибо дочка, что не забываешь меня. Книжечку тебе я вышлю. Пиши, Инночка как твои успехи в занятиях, как учится Анечка и почему она не написала мне письмо? У нас стало теплее, но лёд на речке ещё не сошёл. Наступила тёплая погода (днём). Ночью иногда бывают морозы, наступили белые ночи: всё время светло как днём, только в 12 часов ночи наступают лёгкие сумерки.
Целую всех, твой папа. 30 мая 1930г.
Каждое такое письмо согревало и давало надежду, что встреча с отцом состоится, надо только подождать, и он вернется в свой дом, к своим дорогим и любимым девочкам.
Дорогой папочка!
Аккуратным, мелким, почти прямым, без наклона почерком вывела на тетрадном листочке бумаги Инночка и задумалась:
— Где ты папочка? Мама рассказывала, что ты живешь на Севере. Там зимой очень холодно, а потому Анечка каждый вечер вяжет тебе носочки и варежки. Я тоже хотела научиться вязать, но у меня ничего из этого не вышло.
Инночка тяжело вздохнула, вспоминая как сначала Анна, а затем мама и бабушка пытались научить её вязать. Но как ни старалась Инна, петли расползались и ни за что не хотели собираться в узор. То спицы вываливались из рук, то нитка запутывалась и выскальзывала из её маленьких пальчиков.
— Не дано, — тихо заметила бабушка и развела руками.
— Не дано, — согласилась мама, и только Аня сердито взглянула на сестру и в сердцах выпалила:
— Она просто не хочет вязать.
Услышав о себе такие нелестные слова, Инночка тут же горько разрыдалась. Мама долго её успокаивала, укоризненно поглядывая на Анну, а потом тихим ровным голосом стала объяснять дочери:
— Инночка у нас так вышивает, что её вышивки картинами можно назвать, а ты, Аня, так хорошо и быстро вяжешь, что твои изделия не только тело, но и душу греют.
— И я скоро научусь вышивать, — неожиданно раздался голос Риммочки. Все посмотрели в её сторону, а она, неожиданно смутившись, покраснела до самых кончиков волос и тихо пробурчала: — А вязать я не буду.
— Это почему же? - тут же подскочила к ней Анюта.
— Не хочу, -— ответила младшая сестрёнка, тем самым давая знать, что разговор на этом окончен.
Арина молча поглядывая на дочерей, весело перемигнулась со свекровью.
— Да, все вроде бы от одной матери, а характеры у всех разные, — тихонько, так чтобы не слышали девочки, проговорила Елена Аверьяновна и вздохнула, вспоминая сына Мефодия.
…Инночка посмотрела на листок бумаги и вывела:
— Мы живем хорошо, но очень скучаем по тебе и не можем дождаться твоего возвращения домой.
Анечка обязательно тебе напишет, она вяжет тебе носочки и потому не успевает писать. У меня пока не получается вязать. Аня говорит, что у меня «руки – крюки», петли меня не слушаются, каждая из них лезет не в ту дырку и вязания не получается.
Инночка огорченно вздохнула, припоминая неудачное начало вязанного изделия, повертела в руках ручку и продолжила писать письмо, в котором стала рассказывать о Риммочке:
— Недавно Римма болела, но бабушка Лена её быстро вылечила.
Она опять задумалась, перебирая в памяти последние семейные новости и стала писать дальше:
— Бабушка скучает по тебе и все спрашивает маму, когда ты вернешься?
Шарик тоже скучает, но иначе, по-собачьи, каждого входящего в дом, сначала обнюхает, а потом начинает лаять на него.
Инночка тут же вспомнила слова мамы:
— Шарик – обыкновенная дворняжка, а переживает арест Мефодия не меньше нас.
Это было правдой. Шарик долго и неподвижно лежал во дворе и ничего не ел и не пил, переживал так, словно это был не пёс, а человек, который страдал от потери близкого человека.
Неожиданно воспоминания Инночки, словно веселые птички, перелетели на школьную жизнь, и она вдруг вспомнила досадный случай, который произошёл с ней в прошлом году, во втором классе.
В тот день их класс должен был писать диктант, но учительница заболела и вместо неё пришла её мама. Она была учительницей параллельного класса. Перед диктантом Ирина Саввишна подробно разъяснила все трудные места диктанта и несколько раз повторила всему классу:
— Дети, будьте внимательны и запомните эту фразу: «Ночью все кошки серы».
Она повторила это предложение не один раз, внимательным взглядом обводя каждого из учеников и только потом начала диктовать текст.
Через день Ирина Саввишна выдавала проверенные работы. По её суровому взгляду и чуть прикушенной нижней губе можно было догадаться, что она очень недовольна невнимательностью учеников. Она строго оглядела сразу всех ребят, впиваясь в каждого из них колючим взглядом своих темных как южная ночь глаз, а потом неожиданно заговорила негромко, но быстрым сердитым голосом:
— Скажите, пожалуйста, почему вы такие невнимательные? - спросила Ирина Саввишна и замолчала, оглядывая всех учеников грозным взглядом, не предвещавшего ничего хорошего. В классе в это время было так тихо, что было слышно как где-то на улице перекликались бабы между собой. Ирина Саввишна сделала паузу и только потом продолжила говорить медленно, чётко разделяя каждое слово в своей фразе:
— Я несколько раз повторила вам: «Ночью все кошки серы»…
И опять очень строго оглядела весь класс и только потом продолжила:
— И все-таки, нашлись такие умники, которые пропустили мои слова мимо ушей.
И огорчённо вздохнув, стала раздавать ученикам их работы.
Всё это время Инночка, слушая слова мамы, вертела головой, с негодованием бросая такой же колючий как у мамы взгляд на своих одноклассников, и молча возмущалась:
— Действительно, мама повторила это предложение не один раз. Кто же этот умник, который прослушал её слова?
Но какого же было её удивление, когда она обнаружила в тетради красную жирную черту, которая пересекла весь текст диктанта. Огромный знак вопроса стоял над удивительной фразой, выведенной рукой Инночки: «Ночью все кошки серят».
Позже оказалось, что её работа с ошибкой была единственной во всем классе.
Вспоминая этот случай, Инночка до сих пор краснела, покрывалась потом и ругала себя на чем свет стоит за невнимательность.
Учеба девочке давалась легко, и мама в качестве поощрения часто просила Инну помочь ей проверить контрольные работы одноклассников. Инне нравилось это занятие, в эти минуты она чувствовала себя повзрослевшей и такой же серьезной, как её мама – учительница. Но в классе она никому об этом не рассказывала, это было их семейным секретом.
…Промелькнули и другие воспоминания Инны, и она вдруг вспомнила, как Риммочке долго не давалась в написании цифра «2». Она с таким старанием вырисовывала головку двойки, что на шейку и хвостик цифры не хватило места на школьном листе.
Мама, увидев ее каракули, не сразу смогла разглядеть в этом странном рисунке необходимую цифру. А когда наконец-то поняла в чём тут дело, то долго хохотала. Отсмеявшись, попросила Инночку, научить сестру писать эту «серьезную» цифру.
….Закончила письмо Инночка следующими словами:
— Папочка, приезжай скорей, мы тебя все любим и ждем, а мама больше всех на свете тебя ждёт. Твоя дочь, Инна.
4.
Жаркие солнечные лучи медленно сползали за горизонт. Стадо буйволиц,
нехотя перебирая ногами, плелось по улице станицы.
— П-шел! По – шел, — то и дело слышалось пощелкивание кнута и злой уставший окрик пастуха.
Инночка, испуганно поглядывая по сторонам, бегом возвращалась домой. Вбежав на крыльцо, она тут же была встречена звонким недовольным голосом старшей сестры:
— Ага! Попалась! Опять весь день на пруду купалась?!
Инночка вежливо промолчала, зная, что лучше не спорить с сестрой. Зачем? И так всё ясно, попалась, так попалась и нечего возражать, — думала она, плюхнувшись на первый попавшийся табурет возле обеденного стола.
— Что, проголодалась? – грозно наскакивая на сестру, выкрикнула Аня и, не дожидаясь ответа Инны, тут же громко прокричала: — Ты почему опять посуду не вымола? Мы же с тобой договорились мыть посуду по очереди, а ты как поступаешь? Почему не помыла?
При этих словах она так гневно глянула на сестру, что Инночке стало как-то не по себе. Она смутилась всего на какую-ту долю секунды, но глянув на грязную жирную посуду, скорчила недовольную рожицу и упрямо произнесла:
— Не хочу мыть посуду и не буду!
И нагло уставилась Анне в самые зрачки глаз.
— Нет, вы только подумайте! – возмущенно воскликнула Анна и совсем, как мама, сердито всплеснула руками. — Вы только посмотрите на нее!
Всё сильнее распылялась старшая сестра:
— Она целый день на пруду купается, а я должна посуду мыть…
— А ты не мой!
Неожиданно для сестёр выкрикнула Риммочка.
Аня аж даже поперхнулась, удивлённо уставившись на младшую сестру.
— Не мой посуду, — более спокойно повторила Римма и, задиристо перемигиваясь с Инной, неожиданно звонко рассмеялась.
— Как не мыть? – не поняла Аня. – А есть мы будем из чего?
— Из кастрюли, — как ни в чем не бывало ответила Римма, уставившись в книгу.
— Из кастрюли?
Растерянно переспросила Аня, молча опускаясь на табурет.
В комнате ненадолго установилась тревожная тишина. Девочки, Инна и Рима, весело перемигивались между собой, с опаской поглядывая на старшую сестру. Аня, чуть успокоившись, устало взглянула на сестёр и как бы между прочим, тихонько поинтересовалась:
А кастрюлю кто будет мыть?
— А мы ее выбросим и новую купим, -— не задумываясь ответила Римма, смешливо поглядывая на Инну.
— Да -ааа! – ошарашенная этим предложением, ответила Аня и вышла из дома.
— Ты всё это всерьез говорила?
Почему-то шепотом спросила Инночка Римму.
— А ты как думаешь?
Переспросила сестрёнка, поглядывая на сестру хитрющими глазами.
В ответ Инна тяжело вздохнула и с большой неохотой поплелась за водой.
— Дело не в посуде, — рассуждала она по дороге к колодцу. — Посуду можно вымыть быстро, но сама подготовка к этой неприятной процедуре занимает такую уйму времени, что вся охота отпадает браться за это грязное дело. Сначала надо натаскать воды в дом. А это совсем не простое дело. На улице нестерпимо жарко, а колодец (как назло!) находится в конце улицы.
Потом надо вскипятить воду на керосинке. И только после этого можно начать эту малоприятную домашнюю работу. Желательно мыть посуду горячей водой и очень быстро. А горячая вода болезненно обжигает руки, доводя их до покраснения…
— Вот и всё! Посуда вся вымыта! — обрадованно выкрикнула Инночка, оглядывая столы летней кухни. Затем она смахнула с обеденного стола невидимые крошки и улыбнулась Римме:
— А ты говоришь выбросить кастрюлю.
…Уставшая за день Арина возвращалась домой из школы. Родительское собрание, как ей казалось, прошло неплохо. Родители с должным вниманием выслушали все наставления и замечания Арины Саввишны.
Она шла по тёмной улице станицы, и ей казалось, что маленькие светящие окна мазанок, это ничто иное, как иллюминаторы судна, плывущего в тёмной ночи.
Легкий ветерок, прилетевший издалека, теребил сухую траву. Чуть слышное её шуршание показалось Арине похожим на всплеск морских волн. Она никогда не видела его, и лишь рассказы отца и деда будили её фантазию, оживляя картины моря в мечтах. Арина вспомнила Мефодия и их планы о поездке вдвоём на Черное море.
— Когда это будет? И будет- ли? – вздохнула она и внезапно перед её лицом, совсем близко возникли неунывающие и такие родные и любимые глаза мужа.
— Где ты? – простонала она и почувствовала как ей нестерпимо захотелось увидеть Мефодия. И ветер, этот теплый ветер, как будто в насмешку, неожиданно донес знакомый и родной голос супруга.
— Нет, нет!
Отмахиваясь словно от приведения, внезапно возникшего перед ней, воскликнула она и судорожно схватилась за сердце, а оно стучало так громко, словно хотело выпрыгнуть из груди или…
— Этого не может быть, -— почему-то подумала она, остановившись как вкопанная перед родным домом. Там, в кругу дочерей сидел исхудавший, но такой родной Мефодий.
—Ты?
Закричала Арина так сильно, что напугала сразу всех. Мефодий ринулся к ней и осторожным движением обнял её тонкую талию:
— Как тогда, — вдруг подумала Арина, вспоминая своё первое свидание с Мефодием.
Всю ночь они не могли наглядеться друг на друга. Он смотрел на ее карие глаза и вспоминал их первую встречу в доме деда Кирилла.
Именно дед подарил им любовь к знаниям. Дождливыми вечерами он собирал детей у себя в доме и рассказывал им разные истории, в которых речь шла о казаках и их нелегкой службе по охране русских земель.
Тогда Мефодию казалось, что дед знает ответ на любой вопрос: кто создал природу, человека, зачем нужны люди и звери, для чего мы живем?
Дед Кирилл никогда не сердился и не одергивал детей, не говорил, что вопрос неправильный или глупый.
Дети любили его за доброту и знания. Взрослые уважали его за рассудительность и отзывчивость.
— Тогда мы были детьми и не обращали друг на друга никакого внимания. Любовь пришла гораздо позже гораздо позже и на всю оставшуюся жизнь. Я начал свою педагогическую деятельность чуть раньше Ариши.
Мы встретились, чтобы больше не расставаться. А оно вот как всё повернулось! – тяжело вздыхая, думал он, всматриваясь в родные и любимые глаза жены.
— Ты моя любимая, ты моя хорошая казачка, ты моя сильная…
5.
Тот год был в стране голодным. Сотни, тысячи людей с Украины и Поволжья устремились в глубь страны, и дорога многих из них проходила через Старогладковскую станицу.
В один из таких дней Аня прибежала домой со слезами на глазах:
— Мама, мама! Там люди такие страшные! Такие худющие, а дети…
И она, от переполнявших ее чувств, расплакалась громко навзрыд.
Арина выглянула в окно. По улице станицы медленно полз обоз с исхудавшими, до костей, людей. Арина быстрым движением схватила буханку хлеба, огурцы, перья лука, изюм и приказала девочкам:
— Быстро отдайте им!
Вечером они ужинали без хлеба, но после всего увиденного накануне, нехитрый борщ без мяса не шел в горло.
— Это надо же! Это надо же, — то и дело повторял отец, шагая из угла в угол, -—Это надо так довести народ… до такого состояния!
Воскликнул он и посмотрел на жену. Она в ответ укоризненно взглянула на него и поспешила закрыть окна. Арина долго молчала, но в конце концов не выдержала и накинулась на Мефодия с упреками:
— Не насиделся? Ты что забыл, кто ты? Ты что ничего не понимаешь? Ты не понимаешь, что посторонние уши есть везде!
В ответ он тяжело вздохнул, поглаживая усы, и неожиданно расхохотался весело и беззаботно, но заметив на себе удивлённый взгляд жены и дочерей, поспешил сказать:
— Представь себе уши от сельсовета до нашего дома.
Арина в ответ сердито покачала головой, шепча в сторону мужа:
— Вроде взрослый человек, а ведёт себя что дитя малое, — и сердито махнув на него рукой, не выдержала и рассмеялась, но спохватившись, попыталась справиться с собой. Глубоко вздохнула и чуть слышно произнесла:
— Такой взрослый человек и такой несерьезный.
6.
Весна ворвалась в станицу шумно и весело.
В садах защебетали птицы, по ночам устраивали распевку соловьи, а в доме Мефодия также весело и озорно щебетали три веселые, озорные сестрички.
— Это что за хлопцы дежурят возле нашего дома?
Лукаво посматривая на жену и дочерей, добродушно спрашивал отец.
— А ты как будто не знаешь?
Отвечала Арина, смешливо поглядывая на мужа.
— Выросли наши девочки, выросли, — часто повторял Мефодий, покрякивая и поглаживая усы, оглядывая придирчивым взглядом каждую из дочерей.
Анна была небольшого роста, круглолицая. Ее темные, остриженные до плеч волосы, закрученные завитками, придавали её лицу особенно нарядный вид. Глаза Ани постоянно излучали радость и казалось, что ничто и никогда не помешает ей оставаться счастливой.
Инна была намного выше старшей сестры. Глаза её были такими же карими, как у матери, но не такими темными, как у отца. Её лицо было словно сдобная булочка, да и вся она была крепкой, подтянутой девушкой. Её темные, совершенно ровные волосы были коротко острижены. Две старшие сестры по характеру походили друг на друга. Они обе были трудолюбивыми и напористыми. Вокруг Анны и Инны постоянно крутился целый хоровод молодых людей. Но если старшая дочь посматривала на своих ухажеров так, словно примеряла их к себе, то Инна пока не замечала пристальных взглядов ни со стороны одноклассников Ани, ни со стороны своих ровесников. Обе сестры постоянно крутились в кругу многочисленных друзей и подруг.
Поклонники Инны делились на три группы.
Одни юноши встречали ее возле школы и провожали домой, другие тайно вздыхали и изредка ловили налету ее взгляд, третьи по-прежнему видели в ней ту озорную девчонку, с которой можно было зимой скатиться с самой крутой горки, а летом на спор переплыть пруд в самом широком его месте.
Римма резко отличалась от своих сестёр. Она любила оставаться одна, хотя имела не меньше подруг, чем ее старшие сестры. Она любила любоваться закатом и слушать ночную тишину, мечтать о чем-то далеком и прекрасном, неведомому старшим сёстрам.
Училась она также легко и просто, как Аня и Инна. Но если в характере старших сестёр была заметна организаторская жилка, то Римма не только не стремилась стать лидером, а, наоборот, считала такое поведение недостойным и приводящим семью только к горю.
Римма была младшей в семье, а потому ласки мамы и добрый, приветливый взгляд отца Римме доставались гораздо чаще, чем старшим сестрам.
Несмотря на различие в характере, все три сестры были дружны между собой и, казалось, ничто и никогда не даст трещину в их дружбе.
А пока семья жила дружно и счастливо.
После возвращения из ссылки Мефодий Саввич не захотел оставаться в станице. С некоторых пор она для него и всей его родни стала чужой и потому вскоре было решено, что семья постепенно переедет в Грозный, где уже жила старшая сестра со своей семьёй.
Первыми покинули родную станицу Мефодий и Аня. В Грозном они жили на квартире у сестры.
Аня ко времени переезда уже окончила среднюю школу и поступила в Грозненский педагогический институт. Она мечтала пойти по стопам родителей, стать учительницей и так же, как ее родители, отдать всю себя воспитанию нового поколения. Но жизнь скорректировала её мечту и проработав учительницей до 1945 года, она была вынуждена сменить профессию и стала работать бухгалтером.
Мефодий Саввич вернулся из ссылки в самый тяжелый и голодный год, и потому сначала он устроился работать бухгалтером в лесотехническую артель, но проработав там около года, понял, что не может больше оставаться без любимой работы педагога и вскоре был направлен в одну из школ Грозного.
В 16 лет Инна, как лучшая ученица школы, была награждена путёвкой в летний молодежный лагерь, который находился в поселке Бештау.
Римма на летние каникулы осталась дома, но это ее нисколько не смущало, а наоборот, даже радовало, в такие периоды она чувствовала себя полной хозяйкой дома, ведь никто не командовал ею.
— Римма, ты уроки сделала? Римма, ты пол подмела? Посуду не забыла вымыть?
И так изо дня в день. Можно было подумать, что посуду кроме нее никто не должен мыть, мол, а Инка на что?
— Ох, и хитрюга наша Инка! — не раз говорила мама отцу, — может переделать все, что угодно в доме, навести блеск, чистоту, но посуду постарается оставить кому-нибудь из нас.
Это было правдой. Римме же никогда не удавалось придумать вескую причину, по которой она не успела бы доделать что-то по дому, и потому ей попадало от Ани и мамы гораздо чаще, чем Инне.
— Удивительно, как ей всегда удаётся выйти из воды сухой? – не раз думала Римма, сердито поглядывая на Инну. Но в то же самое время, она всегда помнила, что Инна никогда не выдаст её секреты и при случаи придет Римме на помощь в трудную минуту. Нельзя сказать, что и Аня только и делала, что придиралась к ней. Нет!
Но подчас Римме казалось, что ей бывает гораздо легче, когда рядом с ней нет старшей сестры и её строгих глаз, посматривающих в сторону Риммы.
Но как-то, совершенно случайно, Римма подслушала разговор мамы и Ани.
— Мама, зачем ты так поступаешь?— поинтересовалась Аня.
— Как?— не поняла Арина.
— Почему ты все время защищаешь Римму и доделываешь её работу по дому? Ты её балуешь! – строго и категорично произнесла Аня, сердито поглядывая на мать. В тот момент она чувствовала себя достаточной взрослой, чтобы высказать матери всё, что она думала.
В ответ Ирина Саввишна долго смущенно молчала. Вопрос старшей дочери застал её врасплох. Что отвечать? Как объяснить дочери свой поступок? Наверное, в ту минуту она вдруг почувствовала себя не учительницей, а школьницей, которая знала правильный ответ, но не знала, как именно объяснить его будущему учителю.
— Анечка, — наконец робко произнесла она и остановилась, чувствуя как волнение охватывает все её тело, сжимает сердце. Чтобы как-то успокоиться, Арина взяла в руки небольшую ладошку дочери и, слегка поглаживая её, заглянула дочери в самые зрачки её темных глаз, и только потом, немного успокоившись, заговорила, — ты у меня старшая доченька и очень умная девочка.
Проговорила она, нажимая на слова «Очень умная девочка», и опять замолчала, переводя дыхание и не переставая смотреть на дочь.
— Ты должна понять, — наконец продолжила Арина тихим ровным голосом, — что сердце матери всегда тянется к более слабому ребенку, а Риммочка у нас, ты сама знаешь, она некрепкий ребёнок…. Вспомни хотя бы как она росла и сколько она болела….
Она как-то виновато бросила взгляд на Аню и, в волнении не переставая поглаживать ладошку дочери, сказала:
— Я люблю вас одинаково сильно, но я также знаю, что вы с Инной преодолеете любые трудности и добьетесь от жизни всего, что пожелаете. Вас не нужно направлять и уговаривать, понимаешь?
Произнесла она и посмотрела таким долгим гипнотизирующим взглядом на Аню, что та не выдержала и тут же прошептала:
— Да, мамочка! Я всё поняла…
Все это время Римма стояла за дверью и чувствовала себя не в своей тарелке. Ей было ужасно стыдно. Сначала услышанные ею слова вызвали в ней шок. Она никак не могла понять, почему мама считает её слабой?
Но потом, слегка успокоившись, она пришла к выводу, что так, пожалуй, даже лучше. Из всего этого можно было извлечь некоторую выгоду от мамы с папой и от старшей сестры.
— Теперь в семье я буду самой любимой, — прошептала она и улыбнулась…
Потом вдруг вспомнила младшую сестру мамы — тётку Анастасию и почему-то подумала: — Тётка совершенно неграмотная, а свою судьбу устроила так, что позавидовать ей может любой.
Анастасия Саввишна Костикова вдовой вышла замуж за бывшего генерала царской армии, но общих детей у них никогда не было, и всю свою нерастраченную любовь к детям, она отдавала племянницам.
Её муж, Степан Романович Елисеев, работал школьным учителем и часто встречался с Мефодием на школьных педсоветах.
Римма вспоминала как однажды, в Новогодние каникулы, Степан Романович привез им пушистую ёлку, а потом они всей семьей весело и дружно вырезали из картона и бумаги ёлочные украшения, наряжали зелёную красавицу, а под утро нашли целый ворох подарков. Конфеты в красивых разноцветных обёртках, вяленые вишни и сливы, финики и инжир.
— Да, они могли позволить себе делать такие подарки, — подумала Римма и стала мечтать о таком же богатом и всеми уважаемом будущем муже.
Она вздохнула, мечтая о будущих прекрасных временах, и вернулась к действительности:
— Скоро, совсем скоро наш дом опустеет, и я останусь одна с мамой. У меня начнется праздник на целых два месяца! – мечтательно повторила Римма и закружилась в весёлом в танце по комнате.
7.
-… Соль — фасоль, — раздавались негромкие голоса сестёр, Арины и Анастасии, сестры обменивались продуктами: меняли стаканами соль на фасоль. С каждым новым движением рук голоса сестёр усиливались: — Соль — фасоль, соль — фасоль, — слышалось из маленькой кухоньки дома Мефодия.
-— Долго вы еще тут будете «трендеть»? – неожиданно над головами сестёр прозвучал грозный голос главы семейства Беззубовых.
Арина и Анастасия испуганно вздрогнули и примолкли, с удивлением поглядывая на Мефодия возвышавшегося над ними.
— А тебе то что?
Наконец спросила Анастасия.
— У меня в голове гудит от вашей «соли – фасоли». Вы мешаете мне работать.
— А ты не слушай нас, тогда и дело пойдет веселей, — не унималась Анастасия, бросая смешливый взгляд на сестру.
— Как же, как же? Вас петух и тот не перекричит! — тут же отпарировал Мефодий.
Сестры весело, нарочито выпучив глаза, переглянулись между собой и, не удержавшись, звонко рассмеялись, а Арина с трудом превозмогая новые приступы смеха, спросила:
— А ты откуда знаешь? Неужто ему команду давал?
В ответ Мефодий от досады только сердито махнул рукой и удалился, а на кухне с новой силой раздалось знакомое: — Соль – фасоль, соль – фасоль…
…И вновь весна расцвела всеми красками природы.
— Как хорошо!
Тихо воскликнула Ариша, выглянув в окно.
— Хорошо, — повторил Мефодий, не отрываясь от страницы учебника.
Арина посмотрела на мужа, и в ее глазах появились веселые, озорные чертики. Она подумала:
— Я ему про Фому, а он мне про Ерему, что называется, поговорили.
…С улицы послышался звонкий девичий смех Инны и её подруги Лиды, но вскоре он смолк и перешел в негромкое шушуканье:
— Ой, скажешь тоже! Ну прямо на меня смотрел! Выдумала ты все это, Лидка!
И опять раздался раскатисто — громкий смех Инны и визгливый смех Лиды, но и он вскоре оборвался при виде невысокого паренька Володьки – их одноклассника:
— Что девчата, сидите? Ай да купаться! – выкрикнул он.
— Не… купаться мы не пойдем, — нараспев произнесла Лида, — вода больно жгучая, ещё не теплая.
— Тогда в кино, — не унимался он, — сегодня новый фильм привезли, дюже хороший.
— И в кино мы пока не пойдем, жарко очень, — произнесла Инна, лукаво поглядывая на паренька.
— Какие — то вы странные, не угодить вам никак, — обиделся ухажер: -—Купаться они не будут, вода холодная. В кино не пойдут, — жарко очень.
Девочки, выслушав его слова, весело переглянулись между собой и, не выдержав, вновь рассмеялись.
— Вы чего? – не понял Володя. – Что я вам такого сказал?
Обиженно воскликнул он и, круто развернувшись, зашагал прочь.
— Да ладно тебе! – воскликнула Инна. – Не сердись! У нас просто хорошее настроение, а смеёмся мы не над тобой.
Но последние слова паренек уже не слышал.
— Смешной этот Вовка! – заметила Лида. Она была чуть ниже Инны. Её русые, чуть вьющиеся волосы до плеч и серые глаза её лице, покрытого лёгким загаром, выглядели особенно выразительно.
— С такой внешностью нельзя по улице даже засветло гулять, — часто повторял Мефодий, заглядываясь на красавицу Лиду.
— Это почему? – наивно переспрашивала Инна, пристально поглядывая на отца.
— Украдут, — отвечал Мефодий, поглаживая усы и бросая восхищенные взгляды на девчат.
Его слова приводили Лиду в такое сильное смущение, что она тут же замолкала на полуслове, а Мефодий, кряхтя и бормоча что-то себе под нос, исчезал со двора.
Вот и сейчас, заслышав разговор двух подруг, он погладил усы, пробормотал что-то невразумительное и, окинув придирчивым строгим взглядом младшую дочь, выкрикнул:
— А ты почему дома сидишь? Ждешь, когда женихи сами в дом полезут?
Римма недовольно взглянула на отца, молча покачала головой точно также как, как проделывал это он сам, и молча усмехнувшись, уставилась в книгу.
— Ишь! От горшка два вершка, а туда же, учить меня!
Неожиданно обиделся он.
— Мефодий! Ты чего? Ты что? Не видишь, дочь читает, ей не до тебя, — тихо заметила Арина и укоризненно покачала головой.
Мефодий смущенно посмотрел на жену, стыдясь своего взрыва, и тихо пробурчал:
— Ладно уж, чего там, видно весна в голову вдарила.
Ариша хитро посмотрела на мужа и, ухмыльнувшись, подумала:
— «Седина в бороду, а бес в ребро».
А между тем голоса на улице звучали все звонче и веселей. Казалось, что весь город собрался у калитки Беззубовых.
— Что там такое?
Не выдержал Мефодий и зыкнув на жену своими блестящими как уголь черными глазами, нетерпеливо произнёс:
— Пойди, посмотри!
— Чего смотреть-то, опять весь класс Инночки у нас собрался.
— А в другом месте они не могли собраться? – не сердито, а скорее с некоторой гордостью за своих дочерей, буркнул Мефодий, довольно кивая в сторону калитки.
— Нет, — как бы между прочим, негромко произнесла Арина: — у нас стены сладкими девичьими устами обмазаны, вот они и идут к нам.
— В этом ты права! — согласился Мефодий, поглядывая на молодежь зорким взглядом. А затем вдруг встрепенулся и, неожиданно подлетев к жене, подхватил её ласково, обнял и поцеловал.
— Мефодий…
Легонько отталкивая мужа, воскликнула Арина и звонко рассмеялась счастливым смехом….
Внезапно на пороге дома показалась знакомая фигура старшей дочери Анны:
— Мама, тату, здравствуйте! – произнесла она и неожиданно зардевшись, замолчала. На пороге дома показалась высокая фигура молодого человека. Он осторожно вошел в дом и, чуть смущаясь, улыбнулся.
Мефодий и Арина тут же отпрянули друг от друга и, зардевшись, уставились на вошедшую пару молодых людей.
— Здравствуйте, тату! Здравствуй, мама! – повторила Аня и строгим взглядом окинула родителей. Мефодий, еще более смутившись, невпопад ответил:
— Здравствуйте, коли не шутите.
А затем, сделав над собой неимоверное усилие, насупившись из-под густых бровей, поглядел на дочь и только потом перевел удивлённый взгляд на знакомого ему молодого человека: — А-аа, Виталий Александрович! Вы то зачем к нам пожаловали? Случилось ли что?
Н-нет! – замотал головой Виталий и почему-то вздохнул тяжело и тоскливо, а потом ещё и выдохнул протяжно, будто паровоз, отправлявшийся с длинным составом в далёкую Сибирь, и виноватым взглядом уставился на Анну. Она же, словно не замечая его растерянных глаз, тихонько переговаривалась с матерью.
—Дело в том, — дрожа от волнения всем телом, проговорил Виталий и, решительно взмахнув рукой так, будто пытался разрезать воздух перед собой, внезапно быстро, на одном дыхании произнёс: — Дело в том, Мефодий Саввич, что мы решили с Аннушкой пожениться, и я прошу у вас ее руки…
И замолчал, вытирая выступивший от волнения на лице пот.
— Так вот оно в чем тут дело, — подумал Мефодий, мельком бросая лукавый взгляд на Аню. — Ишь, хитрюга! Вся в меня, — восхищенно заметил он и, довольный действиями дочери, погладил свои усы.
Всё это время Виталий Александрович мучился, не понимая столь долгого молчания будущего тестя.
— Неужели, отказ? – разочарованно подумал он и с такой тоской взглянул на свою возлюбленную, что Арине, перехватившей взгляд Виталия, стало жаль юношу, и она, сделав чуть заметный знак дочери, тихонько подошла к мужу и прошептала: — Мефодий, не заставляй лишний раз волноваться детей. Скажи что-нибудь.
Мефодий, словно очнувшись от своих дум, неожиданно произнёс: — Ариша, у нас праздник. Аннушка и Виталий Александрович хотят жениться.
И заметив восхищенный взгляд Виталия поверх его плеча в сторону музыкальных инструментов, обрадовался ещё сильнее. Ведь к нему явился не только будущий зять, но и музыкант, о котором ходила большая молва в школьных учреждениях.
— Так ты еще и музыкант! – похвалил он.
— Он, тату, и певец прекрасный! – заметила Аня и подмигнула Виталию.
— Да, ну?
Наигранно удивился Мефодий:
— Спой, а я подыграю, — тут же предложил он.
«… Дивлюсь я на небо,
И думу гадаю.
Чего я не сокол?
Чего не летаю?...»
Внезапно раздался сильный, красивый баритон. Он заполнил всю комнату, весь дом и казалось, что вся округа затихла, слушая его пение.
— Молодец! Ой, молодец!
Восхитился Мефодий, слушая пение Виталия.
… Что, отец! Понравился тебе будущий зять?
Поздно вечером раздался чуть слышный шепот Ариши.
— Неплохой, неплохой, — тихо заметил Мефодий и, взглянув на жену, неожиданно зыркнул смеющимися глазами в её сторону и воскликнул:
— А что, Ариша, скоро ли наша мечта исполнится, и мы поедем отдыхать на Черное море?
— Скоро, скоро, — ответила она, улыбаясь.
8.
Шел тяжелый 1937 год, при котором понятия свобода, равенство и право навсегда были вычеркнуты из сознания миллионов людей, незаслуженно названных врагами народа страны Советов.
Этот год оказался страшным для всей большой семьи Саввы Кирьяновича и Елены Аверьяновны Беззубовых.
Одним из первых потерял свободу Мефодий Саввич.
Дело было так.
На перемене в учительской зашел разговор не только об успеваемости, но и трудной Советской жизни, при которой постоянно ощущалась нехватка продуктов в магазинах и их дороговизна на рынках.
Неожиданно вошедший в учительскую Мефодий, заметив кислые лица коллег, несмотря на всю серьезность обстановки, экспромтом продекламировал известные слова И. В. Сталина:
— Жить стало лучше, жить стало веселей!
Это фраза прозвучала как гром среди ясного неба. Учителя переглянулись между собой и притихли, смущенно опустив глаза. В учительской стало так тихо, что было слышно, как муха кружится над лампой, которая висела под самым потолком.
Арина, узнав о произошедшем в школе, была возмущена до предела. Встретив мужа после работы, она поволокла его домой. И только там, где были закрыты все окна и двери, она с возмущением накинулась на Мефодия:
-— Ты в своем уме?
Притихшие девочки сидели на своей половине и, затаив дыхание, прислушивались к разговору родителей. Такой взволнованной мать, они еще никогда не видели:
— Я повторяю, ты был в своем уме?
Кричала она.
— Ты что забыл прошлые годы и первый твой арест? Сейчас каждого второго забирают, а семьи разоряют.
Ты что не понимаешь? Собака и та может облаять, и завтра будет всем нам конец.
— Ну, что ты, что ты…
Ласково пытался остановить гнев жены Мефодий:
— Не все же люди враги?
— Вот именно, что теперь не поймешь, кто враг, а кто друг.
Огрызнулась она и молча отвернулась, скрывая слезы отчаянья.
Мефодий попробовал ее успокоить, приголубить, но она не принимала его ласк. Она переживала большой страх за мужа и девочек, которые только-только начинали свою жизнь.
Прошло два тревожных дня.
Дома было необычно тихо, родители почти не разговаривали и только мельком переглядывались взглядами полных любви и надежды, что все обойдется..
Еще одна неделя пролетела, и вся семья уже стала забывать этот неприятный инцидент, как вдруг под вечер к ним в дом нагрянули работники НКВД.
Мефодий был арестован.
С тех пор его никто никогда не видел. И только в 1953 году после смерти И. Сталина его средняя дочь получила ответ из Министерства Внутренних дел, в котором были пропечатаны известные многим миллионам гражданам нашей страны слова:
«Сообщаем Вам, что сфабрикованное дело… над вашим отцом Беззубовым Мефодием Савичем было незаконно».
— Но судьбу то не изменишь?
Хотелось тогда выкрикнуть на весь белый свет Инне:
— Кто ответит за его смерть? За нашу растоптанную юность? За несбывшиеся мечты мамы?
Кто ответит за судьбу всей страны?
— Никто, — просвистел балтийский ветер, — никто ни за что не отвечает.
Такая вот страна!