Что же с ней делать?

Николай Тарлев
Меня настигло печальное известие: скончался мой институтский сокурсник и приятель юности. Сообщение пришло письмом от юриста покойного, который должен был исполнить его последнюю волю.  Письмо пришло поздно, когда мой приятель был еже погребен. Юрист в письме сообщал, что я и несколько друзей покойного должны прибыть к нему в указанное место и время для исполнения последней воли усопшего, согласно завещанию.

Мы не общались с ним лет двадцать… или тридцать? Пути наши по окончании института разошлись, заела суета… Но я, не то чтобы никогда о нем не забывал, но частенько вспоминал наше общение в юности. Нарушить его последнюю волю было бы свинством с моей стороны.

Я встретился с остальными приятелями умершего друга юности, с некоторыми из которых я был знаком, возле кабинета юриста. Мы сразу договорились, что потом поедем на кладбище почтить память покойного.

Адвокат пригласил нас в кабинет и зачитал завещание покинувшего нас друга юности. Я и остальные, слушали невнимательно. Каждый вспоминал о своем. Как интересно было общаться с усопшим, когда он был жив и молод! Необыкновенно яркий был человек! И добрый… и отзывчивый… и бескорыстный… Да, что там говорить!

Мы расселись вокруг стола. Юрист достал из сейфа небольшие картонные коробочки без опознавательных знаков и расставил по одной перед каждым из присутствующих.

Что мог завещать мне старинный приятель? Эта мысль жгла не только меня, но и остальных его друзей. Не глядя по сторонам каждый дрожащими пальцами распаковывал свою коробочку.

В моей лежала… сепулька! Я сразу ее узнал, хотя никогда прежде не видел, а только читал о ней в бессмертном произведении великого Станислава Лема.

- Так вот ты какая…

- Да, я такая! – мысленно ответила мне сепулька голосом, похожим на звон бубенцов на морозе.

О боже! Как она попала в руки к моему приятелю? Сколько же ей лет? Почему он завещал ее именно мне?

Эти мысли быстро отхлынули и накатила волна воспоминаний. О том, как мы делились с тогда еще совсем не покойным впечатлениями о прочитанном. Лем был нашей общей литературной любовью. Не он один, несомненно, но в числе самых любимых.

На моих глазах выступили слезы. Как он мог угадать, что именно это окажется для меня самым дорогим его посмертным подарком?

Я сделал глубокий вдох и, сосредоточившись, решил обдумать это позднее. Оглядевшись по сторонам, я увидел заплаканные лица приятелей покойного. Перед каждым из них лежала на столе коробочка с… сепулькой.

На кладбище мы, естественно, слегка выпили. Языки развязались.

- И что с ней мне теперь делать? – Печально сказал один. – Его-то уже нет… Зарою ее, пожалуй, рядом с его могилой.

- Нет! Так не пойдет! – Возражал другой. – Не для этого он нам оставил это сокровище!

- И что теперь? – Продолжал третий, - Доставать ее раз в год и проливать над ней слезы?

И тут меня осенило…

- Погодите, ребята! Я понял! Доставать можно и почаще, чем раз в год, и слезы проливать не каждый раз. Мы должны поступить также, как поступил он – завещать эти сепульки своим потомкам!

Никто не стал со мной спорить.