НИКИТКА
Уже чуть более часа Никитка стоял на коленках на приставленном к тёплой радиаторной батарее стуле, то сложив руки на подоконнике, то подперев кулачками подбородок. Коленки от стояния на жёстком венском стуле уже начали побаливать, и Никитка сообразил, что нужно что-то подложить на сиденье стула, чтобы коленкам стало помягче. Сбегав в зал, он сначала принёс думку – небольшую подушечку, но на ней оказалось неудобно стоять коленками – думка неустойчиво шаталась, и тогда Никитка заменил её на плед с дивана. Постаравшись аккуратно свернуть большой клетчатый плед в несколько слоёв, он уложил его на сидушку. «Вот теперь стало мягко и хорошо!» – удовлетворённо подумал мальчик, и вновь продолжил высматривать в окно момент приезда своих родных. А приехать на сегодняшний праздник должны кроме папы, мамы, и бабушки Тани, ещё и малюсенький братик Данилка.
Своего братика Данилку Никитка видел всего один раз в жизни – позавчера мама показала им с папой из окна родильного дома братишку, завёрнутого в одеяльце, из которого выглядывало маленькое, как у куклы, красное личико. И вот, наконец-то, сегодня маму и Данилку выписывают из роддома домой! Папа договорился с соседом дядей Валерой, и они поехали на соседской машине в роддом в центр города, а Никита остался за хозяина дома один дожидаться их возвращения. Почему его не взяли? Всё очень просто: у дяди Валеры в старенький «Москвич» много народу не войдёт: кроме мамы с Данилкой на заднем сиденье из роддома поедет ещё и бабушка, которая живёт на другом конце города в однокомнатной квартире, (сегодня по такому случаю, она специально подъедет на автобусе к роддому ко времени выписки), а Никита в свои почти семь лет по сравнению со своими сверстниками вырос довольно-таки крупным мальчиком, и осенью он пойдёт в первый класс (портфель ему уже купили).
Ничего страшного, что его сегодня не взяли, что придётся побыть какое-то время одному! Никитке, если честно, уже не впервой оставаться дома одному. Бывало, что в детском саду объявлялся карантин, и Никита на целый день оставался дома один (такое случалось всего два раза, но ведь было же!), либо его забирала к себе баба Таня – мамина мама. А вот у папы родителей не было – он воспитывался в детдоме… Сегодня папа, по-раньше забрав Никитку из детского сада, попросил сына быть взрослым, потерпеть дома одному часа два-три не больше, их всех дождаться и при этом постараться не шалить. Ещё папа напомнил, чтобы Никитка никому постороннему дверь квартиры не открывал. Хотя Никитка и так бы не открыл дверь, потому что ключа у него нету, а их входная дверь закрывается только ключом. У Никиты тоже скоро будет свой ключ от квартиры; когда он пойдёт в школу, ключ будет висеть на верёвочке и надеваться на шею, как у многих других ребятишек во дворе. Мама сказала, что верёвочка для ключа будет из атласной ленты красного цвета, чтобы её было видно, если ключ вдруг затеряется среди других вещей.
«Мама!.. Так хочется её обнять и прижаться к ней!.. Чтобы она погладила по голове и поцеловала в макушку… Чтобы именно она подстригла ножничками выросшие ногти, а не папа, у которого эта процедура проходит более болезненно. Моя мама – самая хорошая на свете!.. И папа – очень хороший! И бабушка тоже хорошая! А Данилка… Каким вырастет Данилка – ещё не знаю, но папа говорил, что из него обязательно должен получиться хороший человек…»
Никитка уже успел прочитать две книжки, поиграть в оловянных солдатиков и с заводной машинкой, выстроить высокую башню из кубиков (пусть её высоте подивится Данилка), а родные всё не возвращались. По телевизору в это время ничего интересного для детей «не кажут» (как говорит бабушка) – одни лишь передачи и постановки для взрослых, а начала детской телепередачи «Спокойной ночи, малыши!», в которой должны показать мультик, ждать ещё долго. Цветной телевизор «Фотон» с большим кинескопом в их семье появился недавно, и теперь стало очень интересно смотреть телек, не то, что по старому чёрно-белому телевизору «Аврора», в котором каналы переключались лишь с помощью плоскогубцев, так как ручка переключателя давно сломалась. По причине поломки переключателя каналов рядом с трансформатором, к которому подключался телек, постоянно лежали плоскогубцы. Но у Никиты плоскогубцами не получалось переключать каналы («Мало каши ел», как шутил папа), зато теперь к телевизору имеется специальная коробочка с кнопками – пульт дистанционного управления, который занял место полуржавых плоскогубцев, вернувшихся в отцовский деревянный ящик для инструментов, и Никитка может запросто самостоятельно посмотреть любой из трёх телеканалов, без усилий нажав на пульте нужную кнопку. С пультом один недостаток – в нём надо вовремя менять батарейку «Крона», которые почему-то не всегда бывают в магазинах… Никитка подбежал к двери зала – пульт лежал на своём месте; через пять секунд мальчик вновь занял свой наблюдательный пост у окна.
…Большие детские глаза уже четвёртый час внимательно высматривали все редко проезжающие по двору автомашины, но, к большому сожалению Никитки, дяди Валериного «Москвича» оранжевого цвета всё не было и не было. По небу уже давно плыли тёмные тучи, гонимые сильным ветром. Туч становилось всё больше и больше; вскорости они заполонили всё небо, и пошёл дождь. «Эх! Папа говорил дяде Валере, что хорошо бы им обернуться до дождя, чтобы одеяльце малыша не промокло. Не успели!..» Редкие прохожие, кто – под зонтом, кто – без зонта, торопились, смешно перепрыгивая через лужи, к своим подъездам. Папа говорил, что сегодняшний дождь растопит последний снег, всё ещё местами лежащий в закоулках дворов, и уже скоро вылезет травка и деревья распустят листочки. Начнётся новая жизнь.
«И в нашей семье начнётся новая жизнь – у нас будет, как сказал папа, новый член семьи. Нас будет уже четверо. И я буду считаться старшим братом». Никитка обернулся на часы. Уже пятый час, а папы с мамой и с Данилкой всё нет и нет!.. «Так, наверное, у дяди Валеры как всегда машина сломалась по дороге. Она у него часто ломается, и он почти все выходные проводит в гараже за ремонтом своего «Москвичонка», – успокаивал себя Никитка. «У нас тоже скоро должна появиться своя машина – у папы на заводе уже очередь на неё подошла. Недавно папа получил водительские права. Вот заживём-то все вместе!..» Никитка мечтательно улыбнулся и показал язык ещё более усилившимуся дождю.
Голые ветви деревьев сильно раскачивались, а маленькие деревца так вообще пригибало к земле. «Не на шутку ветер разгулялся, как бы беды какой не случилось!» – так бы сейчас сказала баба Таня, глядя на это буйство природы… Дождь перешёл в косой ливень, а ветер усилился до ураганного. С балконов полетели различные вещи, оставленные без присмотра: сушившаяся на верёвках одежда, коробки, детские игрушки, а из помойного контейнера стало выдувать мусор, который разлетался по всему двору. Вот с крыши соседнего дома сорвало целый лист шифера, закрутило его как бумажный самолётик, и сбросило на чей-то гараж, где он разлетелся на куски. Даже о стёкла окна на четвёртом этаже, за которым стоял Никитка, постоянно стукался поднятый ветром мусор и поломанные прутья от деревьев. Несмотря на то, что Никите было жутко, он всё же не отходил от окна, продолжая смотреть на разбушевавшуюся природную стихию, боясь прозевать приезд родных.
«Ну где же вы, дорогие мои?! Почему не едете? Я же вас жду! Я вас очень-очень жду! И очень-очень люблю!.. Мама, мне страшно!..» – на глазах у мальчика появились слёзы. Шмыгнув носом, он вытер рукавом рубашки слёзы. И тут его осенило: «Так машина, скорее всего, стоит себе где-нибудь в укромном месте и пережидает ураган…» Улыбнувшись своим успокоительным мыслям, мальчик мужественно продолжил наблюдение. «Я вас дождусь! Я вас обязательно дождусь, даже если вы поздно приедете!..» – произнёс он вслух, посмотрев на семейную фотографию, висящую над его кроватью. На фотографии, сделанной прошлым летом в фотосалоне, их было четверо: мама, папа, бабушка, специально одетые в нарядные одежды, и Никитка – в матроске, чёрных брюках с белым солдатским ремнём (оставшимся у папы с армии) с пистолетом, засунутым под ремень, но так, чтобы его было видно на снимке; все взрослые – с весёлыми лицами, и лишь у Никитки запечатлелся на снимке напряжённый взгляд в ожидании, когда же из деревянного ящика фотокамеры, над которым колдует фотограф, вылетит птичка. После фотографирования они зашли в кафе, где ели мороженное и пили вкусный молочный коктейль… Вспомнив про мороженное и коктейль, Никитка тягостно вздохнул и подумал: «Уже кушать, ой, как хочется! Папа приготовил праздничный стол (он накрыт белой скатертью), а в холодильнике дожидается своего часа десерт – большой красивый торт с безе и цветочками, заказанный папой в кафе-кондитерской; но трогать торт даже пальчиком пока нельзя – папа запретил до их приезда портить такую красоту. Будет ведь некрасиво на стол подавать объедки! Мы же – воспитанные люди!..»
Вновь пристально вглядываясь в окно, Никитка вспомнил, как вчера вечером он сидел на надёжных коленках большого, доброго и часто весёлого отца, как они разговаривали и мечтали о будущем, что Никитка с Данилкой, когда вырастут красивыми, сильными и умными, станут русскими богатырями, что у них появятся свои семьи, и что они всегда будут приезжать из своих квартир на праздники и на дни рождения к родителям, к своим папе и маме. Мама!.. За те шесть дней, что она была в родильном доме, Никитка успел по ней сильно соскучиться, по её ласкам и по сказкам перед сном, и даже по её строгому голосу, если Никитка вдруг сильно расшалится… «Теперь уже скоро они приедут! Теперь уже – скоро!..» Никитка обернулся на часы – пошёл седьмой час вечера. На улице уже стемнело, и даже ливень прекратился, лишь слегка накрапывал отставший от ливня лёгкий дождик, а дорогих, милых и любимых родных до сих пор не было…
Откуда было знать Никитке, что шесть часов назад, ещё задолго до дождя, гружённый щебнем самосвал «МАЗ» на крутом повороте прямиком врезался в оранжевый «Москвич», ехавший по своей полосе навстречу. В жуткой автокатастрофе мгновенно погибли все пассажиры «Москвича»: папа, мама, братик Данилка, бабушка Таня и сосед дядя Валера… Лишь на следующий день дверь квартиры, где в голос ревел перепуганный Никитка, была взломана сантехником ЖЭКа в присутствии участкового инспектора милиции и тётеньки в милицейской форме… Круглый сирота Никитка, у которого на свете больше не осталось родственников, был определён в детский дом… Торт в холодильнике так и остался нетронутым… Фотографии родных никто из взрослых так и не догадался подсказать ставшему враз одиноким мальчику взять с собой…
* * * * * * *
Почти не мигая, Никита сидел и смотрел в окно, за которым на небе сгущались сизые тучи. Вспоминая своё счастливое детство, когда он ещё жил с родителями, а также безрадостные годы, проведённые в детском доме, где он практически не получил ни любви, ни ласки, Никита лишь краем уха слушал монотонный равнодушный голос судьи, облачённой в дурацкую чёрную мантию (раньше такие мантии судьи не надевали). А зачем его слушать-то, голос этот? Ведь он и так прекрасно знал за своё ближайшее будущее: третья «ходка» за кражу, признание его судом особо-опасным рецидивистом и, соответственно – колония строгого режима минимум на пять лет… Зато ему будут обеспечены крыша над головой, казённая одежда, постель и какая-никакая, но жратва!...
После выпуска из детского дома без какого-либо подъёмного пособия, Никита уже почти в семнадцать лет «загремел» на три года за кражу сначала на «малолетку», откуда позже был переведён в колонию для взрослых, где и отсидел оставшийся срок «от звонка до звонка». И ведь «залетел-то» он по-глупому: возвращаясь от товарища по детскому дому поздно вечером в общежитие завода, на который он устроился десять дней тому назад (ему выделили койко-место), Никита вдруг увидел, что дверь павильона-магазинчика, который местные жители прозвали «шайба», открыта настежь. Подойдя к двери, Никита крикнул: «Эй, кто тут?» Никто ему не ответил. Заглянув в проём двери, в темноте он сумел разгядеть, что тут явно поработали грабители: продукты были разбросаны по всему полу. До первой зарплаты было ещё четыре дня, а под выплату аванса он не попал, опоздав с трудоустройством, и Никита решил поживиться на халяву: он взял стоявшую у входа пустую коробку из-под конфет, и сложил туда продукты: несколько шоколадок, около килограмма ирисок, килограмовую коробочку сахара-рафинада, банку варенья и банку маринованных огурцов, по палке копченной колбасы и колбасного сыра, трёхгранный пакет молока, а также две буханки белого и чёрного хлеба, не забыв бросить и пять пачек папирос «Беломор» с двумя коробками спичек, но на выходе из магазина был задержан с поличным прибывшим нарядом милиции… Оказалось, что в эту же ночь был ограблен ещё один такой же павильон-магазинчик, тоже находящийся на отшибе в другом районе города. Обе кражи-висяка ему пришлось взять на себя, так как весомым аргументом послужил чувствительный удар по печени, полученный от полупьяного работника уголовного розыска, пообещавшего «в случае отказа отбить сосунку печёнку». Вступиться за молодого парнишку-сироту было просто некому…
Через два месяца свободы – новая судимость за кражу, и ещё – три года «зоны». Никита всю свою жизнь помнил адрес родительской квартиры, где на шкафу хранились их семейные фотографии. Именно фотографии привели его к двери своей бывшей квартиры. Но новые жильцы даже не пустили его за порог, отрезав: «Никаких чужих шмоток здесь вообще нет – всё забрали ещё до нашего сюда вселения. Где искать концы – знать не знаем, ведать не ведаем». Что-то подсказало Никите, что новые хозяева ему просто соврали, и в ближайший пятничный вечер, увидев, что в окнах квартиры не горит свет, так как хозяева торжественно выезжали на своей машине на дачу (их отъезд Никита наблюдал, прячась за деревьями), он вскрыл обычным кухонным ножом замок двери… Семейные фотографии лежали в знакомом до боли кожаном фотоальбоме с красивой металлической застёжкой сбоку. А сам альбом ожидаемо возлежал там же, на высоченном старом шкафу, в запылившемся полиэтиленовом мешке. Никита по своей неопытности не обратил внимания, что квартира хозяевами предусмотрительно поставлена на сигнализацию с выводом на пульт вневедомственной охраны. С фотоальбомом под мышкой при выходе из квартиры он вновь был задержан прибывшим нарядом милиции. Новые хозяева (глава семьи оказался каким-то отвественным работником райкома партии) почему-то заявили в милиции, что у них ещё пропали триста двадцать пять рублей, хранившихся в конверте как раз на шкафу, которых вор-неудачник на самом деле и видеть не видел…
Прошло всего лишь три недели между освобождением после отбывания второго срока наказания и новым задержанием Никиты за кражу двух пирожков и двухсот обесценивающихся рублей у отвернувшейся торгашки, расположившей свои продукты на картонке прямо на земле вблизи автобусной остановки… Никита не был отъявленным профессиональным вором или клептоманом. Просто ему, как и всем другим людям, очень хотелось хоть как-то где-то жить и что-то есть. Жениться в свои молодые годы он пока что не успел. Да что там – жениться! Он и с девушкой ещё ни разу по-настоящему не целовался, если не считать одну двенадцатилетнюю сверстницу в детском доме, да и то там это было при всех в форме игры в фантики...
На работу его со справкой о судимости нигде не брали; жить ему, кроме как временно перекантоваться у бывших солагерников, было негде. Своей хаты у круглого сироты, понятное дело, больше не было – их семейную квартиру, как и квартиру бабушки Тани, вовремя и заботливо прибрало к своим рукам щедрое государство, взамен не предоставив малолетнему сироте ничего. С распадом Советского Союза в стране начались массовые закрытия производств и организаций: фабрик, заводов, различных научно-исследовательских институтов, детских садов и пр... Коммунизм в стране с развитым социализмом так и не наступил, в результате чего в магазинах забесплатно никому ничего так и не давали, наоборот – цены на все продукты и товары только повышались, в то же время рыночные отношения повсеместно привели к толком необъяснимым длительным задержкам по выплатам зарплат. В первой половине девяностых годов двадцатого века на российском рынке труда появилось множество свободных дипломированных и профессиональных рабочих рук, и тут уже с Никитиными судимостями ему ловить в это мутно-смутное для страны время было нечего – кому он нужен, дважды судимый за кражи, без знакомств и связей?!.. Но жить-то всё равно на что-то надо!..
…За окном зала судебного заседания полыхнула молния, ярким зигзагом прочертив тёмно-лиловые тучи; через несколько секунд громыхнуло так, будто прямо во дворе здания суда взорвался «автозак»… Первый майский гром! Весна по полной вступила в права. Когда Никиту утром привезли на «автозаке» из следственного изолятора к зданию суда, по дороге от машины до подъезда он успел заметить появившуюся на газонах молодую сочную зелёную травку и зазеленевшие кусты акаций. Сидя на скамье подсудимых, Никита горестно, и даже со стоном, вздохнул: «Там, за окном, на свободе начинается новая жизнь!..»
Прения сторон закончились. Прокурор уже своё обвинитильное слово сказал… Выступила и девушка-адвокат – недавняя выпускница юридического факультета университета. Она долго, целых три месяца, пока шло следствие по преступлению и ожидание даты судебного заседания, терпеливо подыскивала психологические ключики к душе давно уже замкнувшегося в себе Никиты, и всё-таки на одном из последних свиданий в СИЗО ей удалось разговорить его, вызвать на откровенность. Впервые парень поведал постороннему для него человеку за свою горькую жизнь, о которой только что, сидя за решёткой на скамье подсудимых, опять вспоминал…
При вынесении приговора судьёй всем присутствующим в зале суда положено вставать. Никита не являлся по складу своего характера бунтарём или беспредельщиком. Надо, значит надо! Стоя, волей-неволей (вот уж – игра слов) ему приходилось выслушивать вердикт по уголовному делу, оглашаемый судьёй.
…Монотонный голос судьи вдруг перестал быть таковым, и в зале заседания прозвенело решение: «Прекратить уголовное дело за малозначительностью уголовного деяния, и освободить подсудимого из-под стражи в зале суда».
«Не понял! Меня?!.. Освободить?!.. А так бывает?!.. Ёлы-палы!.. Всё, теперь точно ни одной кражи больше не совершу! Руку себе отрублю, если ещё хоть раз что-то у кого-то стырю. Лучше завербуюсь куда-нибудь на Север или в Сибирь, и буду честно работать. Там мне хоть койко-место дадут. Таких, как я, там много, и большинству из них не хочется возвращаться в тюрягу, а хочется нормальной человеческой жизни».
Никита перевёл взгляд со строгой, но, как оказалось, справедливой судьи, прижавшей к груди уголовное дело, глазами и кивками молчаливо спорившей с прокурором о вынесенном ею решении, на свою защитницу: оба глаза девушки-адвоката весело подмигнули ему, и тут Никита в ответ этим глазам впервые за последние годы по-доброму широко улыбнулся, а не осклабился. «Ах, какая же у него, оказывается, красивая улыбка!» – адвокатесса уже более заинтересованно и пристально взглянула на молодого высокого и симпатичного парня – самостоятельно первого её подзащитного, который возрастом был не на много её старше…
Дождь за окном прекратился разом, будто невидимый сантехник перекрыл кран, и тут же сквозь поредевшие рванные тучки проглянуло яркое солнышко, осветившее зал судебного заседания… Несмотря ни на что, жизнь продолжается!.. И чего только в этой жизни не случается!..
31.05.2019г.