Другие небеса
Облачко. Перекрестье перекрестков
Облачко с интересом смотрел на приближающихся к нему людей. Они подскакивали, бежали вприпрыжку, размахивали руками и возбужденно переговаривались. Было похоже на веселый танец.
А ещё, подумал он, похоже на стайки разных птиц, взлетавших над деревьями при звуке его голоса, и он радостно засмеялся навстречу своим приятелям, которые почему-то сразу, когда он еще только летел над ними к Источнику, вызвали у него такие доверие и симпатию. Откуда ему было знать, что вода Источника превратит их почти в детей, и только после этого станет ясно, что у них у всех чистые души, светлые намерения, и никто из них, как оказалось, не стоит на тропе зла. Если бы это было не так, то после того, как они пили воду из Драконьего Источника, регенерации не произошло бы, и трансформация была бы соответствующего направления, то есть, они бы, наоборот, начали стареть, болеть и даже умирать, по крайней мере, некоторые из них. И, действительно, Встреча, которая тут произошла, не могла быть случайной ни для них, ни для него, а, может, и для всего мира вообще. Ведь он же тоже почему-то оказался здесь именно тогда, когда и они именно сюда переместились из своего Провала.
Облачко уже несколько дней анализировал, какой из его Перекрестков создал для него это событие. То, какие их личные Перекрестки привели сюда каждого из этих людей, тоже важно, конечно – для того, чтобы у каждого из них могло возникнуть потенциальное обратное перемещение, необходимо было разрешение, выбор и выбор единственно верный.
Но смысл их общего попадания сюда был для юного дракона неясен. Он мог только предполагать, что какая-то ужасная флюктуация или чьи-то намерения в их грани является провозвестником еще одного, причем гигантского, Провала. И это событие, возможно, могло стать критическим для удерживаемого несколько трудных тысячелетий мирового равновесия. Поэтому, возможно, люди и появились именно здесь – пока непонятно, как и для чего, но у этого Перекрестка было много самых разных возможностей, в том числе, усиление тонких Миров и их влияния на более плотные грани и замедление Провалов, которые грозили разрушением всего.
Дело в том, что Провалы развиваются, расширяются и образованные ими Грани служат основанием всему Мирозданию. Однако новые Провалы появляются во все более плотных слоях, и плотность их увеличивается от Провала к Провалу, и созидательные энергии Творца здесь встречают больше препятствий и искажений замысла, чем в Изначальном мире. Возможно, что еще один Провал, появившийся за Донышком станет настолько искажающим все, что Тварный мир уподобится Хаосу.
И еще он думал про то, что этот Перекресток стоял на пересечении путей разных Перекрестков.
Веселая решительная Маня вела к нему бывших пассажиров автобуса, почти детей – людей самых разных возрастов, превратившихся в подростков лет около шестнадцати-семнадцати. Они кричали и галдели, обсуждая между собой возможные смыслы своего невероятного приключения, в котором все они продолжали чудесным образом существовать уже около месяца. Они хотели обсудить, что же теперь делать, раз такой чудесный день сегодня, и такие возможности в нем могут открыться.
Брызги разнообразных эмоций – от возмущения и негодования до смеха, удивления, интереса и надежды окутывали эту приближавшуюся к нему компанию видимым юным драконом на глаз большим искрящимся облаком. Колокольчики драконьего смеха в головах немного приглушили это оживление, люди вспомнили, что положение и место, в котором они находятся – не курорт. И речь, вообще-то идет о том, как им вообще выжить и возможно ли для них светлое будущее, и вообще какое-нибудь. И если возможно – то где.
Придется им остаться в этом мире, с драконами и эльфами или все же удастся вернуться домой. Маня подумала о том, что дома ей, в принципе, не так уж обязательно быть, в отличие, очевидно, от остальных. Отцу Андрею нужно ставить на ноги пятерых детей, Ольгу с Даней ждут муж и дочь, они же отец и сестра, Жукова – тоже жена и двое теперь уже деток... Ее не ждет никто. Ну, может быть, кошки – но они как-нибудь приспособятся. Квартира достанется братцу, который этому только – а особенно его супруга – очень обрадуется.
Немощная подруга, которую очень напоминала Мане Несси (глядя на нее, Мане очень много стало видно, и она поняла – Та не пропадет), оседлает еще кого-нибудь, какую-нибудь новую простодушную альтруистку и будет дружить теперь с ней в одни ворота. А если и помрет – и что? Мы все помрем когда-то. Но зато Мане не придется тратить все свои душевные силы, получая взамен маты и унижения, оправдывая Ту тем, что она, мол, тяжело больна. Наверное, это и был ее Перекресток - не Мариин, а Той, но Мария тут при чем? Мария за такие мысли себя ругала. Для нее это было как будто она желала чьей-то смерти. Этого она не могла допустить.
Вообще, не все больные ведут себя по отношению к окружающим по-хамски. Но положение Марии было безвыходным. Она не могла выносить мат по отношению к себе, и Та это прекрасно знала. Мария вообще на мат, в отличие от многих, реагировала очень болезненно. Среди нее это не только было не принято, когда Маня слышала мат, психика ее организма вся встопорщивалась и у нее возникало желание подойти к источнику этой грязи и изо всех сил врезать. Это было очень опасно – потому что Мария понимала, матерятся обычно люди нехорошие и способные на все. Мария часто слышала – а что тут такого, да все матерятся? Там, где Мария заканчивала школу, такого не было в то время. Дома у нее в семье - тоже. Но многие из тех, к кому она относилась хорошо, позволяли себе эту очень противную для Марии манеру самовыражения. Маня терпела, но по отношению к этим людям у нее возникало нехорошее чувство, что-то вроде презрения. И чувствовала вину за то, что она их осуждает. Потому что она воспринимала эти выражения, как г*вно, которое лезет у них изо рта. Ладно, сами они эти – г*вноеды, пускай, это, вроде, их проблема... Но те, при ком это происходило, окружающие, вроде Марии, они за что должны страдать? И это говно пытаются засунуть тем, кто оказывается рядом, в уши, в рот, в нос, мажут лицо, волосы, руки и эта липкая вонь сопровождает теперь не только источник, но и пострадавших.
Мария много раз говорила Той об этом, даже плакала. Как-то даже, не выдержав, по морде давала, все бесполезно. Таким способом - доводя Марию до отрицательных эмоций и злого поведения, Та, наверное, энергетизировалась, что ли? У Марии возникло странное подозрение, что бесы, которые в Той, видно, сидят, этому только обрадовались.
Та ей человек совершенно посторонний и за помощь болящей Мария ничего не имела, тратя на нее свои силы, энергию, деньги, нервы. Внешне это казалось таким своеобразным вариантом дружбы. Эта как бы подруга угощала ее и Максика тем, что готовила из принесенных Марией продуктов, иногда Мария оставляла у той собаку, когда нужно было ехать куда-то. Пёс к ней привык. Как недавно Мария прочитала у одной своей знакомой, если в бочку мёда добавить ложку г*на, то возникнет бочка г*на. Поэтому все хорошее, что исходило от Той, как знаком умножения на ноль матом превращало это в ноль. Оставалась именно бочка г*на.
И, к тому же, на самом деле та еда, которой их потчевали, не обходилась без комментариев и приговаривания в режиме саморекламы - хотя Мария и так благодарила и хвалила Ту, ведь их действительно кормили - в большой мере была в основном тем, что Мария покупала на свои средства, потому что денег, которые ей давали на продукты и что-то еще, не хватало. И Мария делала вид, что она кушает здесь, а не ест дома отдельно, чтобы Та не стеснялась, что Мария приносит еду сюда. Такая получилась интересная игра. Она понравилась Максику, который радовался, что они с Марией не одни, а Та - как бы еще одна хозяйка. Хотя он очень переживал, когда Та ругалась, и Мария плакала.
Мария постоянно, покупая что-то кроме минимума, который получался бы на ту пенсию, что Та получала, слышала комментарии типа: «Кто-то разбогател, что ли?» Но, хотя это произносилось как будто с осуждающими интонациями, но, тем не менее, всё принесенное спокойно и с удовольствием использовалось. И это у них было правилом - все, что принесено в дом, уже принадлежит хозяйке. И она милостиво угощала этим гостей.
Иногда после того, как Мария приносила эти продукты, купленные на ее последние деньги - доходы у нее самой тоже были очень небольшими, они ссорились, и все припасы оставались, естественно, у Той. Причем, когда у самой Марии заканчивались ее средства, и она занимала у Той, умевшей ловко экономить, о занятых деньгах всегда помнили и напоминали. И порицали за транжирство. Вообще, Та всячески демонстрировала, что она умнее и может научить Марию уму-разуму, а Мария совсем не приспособлена вообще ни к чему. Часто это происходило в грубой форме.
Причем и хамство, и осуждение и унижение были только односторонним – Мария себе никогда этого не позволяла, только доведенная до кипения она плакала и по-детски, глупо и беспомощно кричала: «Гадина! Тварь! За что ты меня так?!» Она пыталась уходить, но ее возвращало ее дурное воспитание - собственное чувство долга и милосердие. Либо возникали, либо та сама придумывала какие-то совершенно критичные ситуации, когда ее снова надо было спасать. Причем спасать реально. Уже три раза, как минимум, Мария помогала ей вернуться с почти того света (Маня в последнее время думала - может, зря? и ругала себя за это), добиваясь, иногда настаивая не только по отношению к нынешней медицине, но и по отношению к самой Той, врачебной помощи: на операции в последний момент она настояла, Та сопротивлялась. Менингиома, инфаркт, гипертонический криз - постоянная Мариина бескорыстная служба добровольным соцработником - и дома, и в больницах. Она вела себя, как будто была по меньшей мере сестрой Той.
Но внутренняя ситуация в конце концов у Марии накалилась до крайности. Она и терпеть такого больше не могла, и бросить беспомощную на грани жизни и смерти, тоже – хоть самой помирай, настолько все для Марии было безвыходно, безнадежно.
Последний раз она выписывала Ту из больницы, куда Мария, как обычно, помогла ей снова лечь по скорой. Не успела Та выписаться после того, как достаточно долго отлежала в больнице после инфаркта, буквально через пару дней Мария положила ее снова по скорой. Бегала за лекарствами, к лечащему врачу в отделение за консультаций, ходила чинить тонометр, прибегала днем или ночью мерить давление... Свои дела Мария делать просто никак не успевала, дома даже убираться было некогда, не написаны были две важные статьи, пролетал замечательный проект по соцзащите. Мария, бросив все дела, по звонку Той приехала в больницу с утра - чтобы успеть днем сделать свои дела, и потом еще раз.
Приехав второй раз, Мария разговаривала хоть по телефону с женщиной из департамента Образования по поводу писем поддержки для проекта, который она надеялась успеть доделать, в палате, пока ее «сестра» собирала вещи – хотя с вечера знала, что ее завтра выписывают, но у нее были другие важные заботы, и поэтому она с чувством, с толком, с расстановкой занималась этим в данный момент. Мария ей мешала. Она зло попросила Марию выйти из палаты, но Мария уже заканчивала свой важный разговор, но еще около минуты закруглялась. Это так взбесило ее больную, что она грубо послала ее матом, как уже не раз делала. Это как всегда неожиданное для Марии прилюдное ни за что ни про что унижение Мария не могла вынести – ведь вроде и по роже не дашь тяжелобольной наглой сволочи, и, как ее как бы подруга прекрасно знала, мат вызывал у Марии желание взять стул и снести Той башку. У нее ужасно заболела голова, как это часто бывало при общении с Той.
Мария молча вышла, села в автобус и проехала остановку. Села на скамейку и заплакала. Зазвонил телефон, нужно было сгруппироваться – звонили клиенты, по делу. В это время мимо ее скамейки проходила ее знакомая пара. Женщина молча протянула ей букетик лесных ландышей. Маня кивнула и начала успокаиваться. Она зашла в газетный киоск у остановки, где как раз утром покупала газету для своей подопечной и подарила цветы их общей знакомой, хозяйке киоска, потому что нужно было ехать в город, в департамент, и везти полупомятые цветы с собой в кулаке было бы не очень уместно. А тут они были кстати – можно поставить кусочек леса в какую-нибудь баночку и до конца рабочего дня любоваться ими. Мария немного пожаловалась на поведение Той, ей стало немного легче, и она пошла на остановку, чтобы ехать в город по делам. Тут позвонила ее подопечная и заявила, что она сама не сможет войти домой в квартиру – вещей много. Мастер манипуляции!
Мария по пути дозвонилась до департамента и узнала, что нужное ей лицо сейчас как раз в отпуске. Решила записаться туда на прием, как только этот отпуск кончиться и все же съездила, привезла болящую домой. Та победила! Недели две Мария безуспешно пыталась добиться нормального к себе отношения, но, в конце концов узнала, что Та в своем мате не раскаивается – ее, видите ли, довели. Поэтому в эту самую маршрутку номер Двадцать Шесть А Мария села, находясь в расстроенных чувствах уже больше недели и не видя никакого выхода. Она хотела сходить в церковь и исповедоваться в грехе уныния, но как-то не получалось.
А сейчас Маню переполняла энергия и радость. Она пробежалась и сделала колесо – уже много лет такого не было. Тут же у нее возникло было желание сделать следом рандат и фляк, но она себя остановила – хотя ее тело и помнило эти действия, но очень давно не было тренировки. Она обратилась к Облачку: «Как ты думаешь, эти мои ужасные отношения – она быстро прокрутила сцены своего взаимодействия с Той и свои переживания на эту тему – могут быть моим Перекрестком?»
- Очень похоже на то, - задумчиво отозвался дракон, - но тебе нужно не только понять, что именно это – Перекресток, но и решить, в какую сторону ты идёшь. И начать жить так, как ты решишь. Уже тут, сразу.
- Спасибо, - воскликнула Маня, - я тебе очень благодарна. Ты просто замечательный! Как нам повезло, что мы с тобой встретились!
- Ну, ты же сама поняла про свой Перекресток, - смущенно ответил Облачко, - я только говорю, что этого мало, это только первый шаг. А вот я еще думаю.
- И ты? – удивилась Маня.
- Конечно. Нам всем нужно про это срочно думать. И не только про личный, а про всё. Ты, кстати, можешь нам помочь – я знаю, ты как раз дома тем и занималась, что помогала другим понимать.
- Мне очень стыдно, Облачко. Я психолог, а вот сама в такую ловушку попала.
- Да, это твой главный урок с этим Перекрестком, - подсказал ей юный дракон, - то, что ты забыла о себе. Это очень нехорошо. Я тебе об этом говорю, чтобы ты быстрее решила свою задачу, чтобы не во вред себе опять помогать другим. Нам.
- Хорошо, Облачко, я буду думать, как это сделать, - согласилась с ним Маня. Она потому и была неплохим практиком, потому что понимала, что она – инструмент своей работы и поэтому для нее очень нужно быть в хорошей форме и она должна постараться побыстрее придти в нормальное состояние. Но теперь Облачко показывал ей важность того, что она – не только инструмент. И есть шанс использовать не только опыт своей жизни, но и то, что она сейчас живая юная Маня.